Почему именно ты?

***

Влад сомневался, что кто-то в этом мире правда мог найти своего соулмейта, ведь условия для этого были какими-то слишком уж глупыми и нереалистичными, нет, серьезно — общая боль? Серьезно? Морок всегда считал это просто детской выдумкой, потому что всю свою жизнь он не чувствовал абсолютно никакой боли, которая не являлась бы его собственной. Вероятно он был настолько отвратительным человеком, что судьба ему даже родственной души не послала… Хотя, может это и к лучшему. Он все равно никому такой не нужен — грязный, тираничный, ужасный правитель и воин, ничего не может, даже ту крупицу магии, что была у него не удержал. Моральная боль сдавливает его сердце слишком сильно, а Влад вцепляется непослушными, трясущимися пальцами в свои черные, грязные волосы руками, оттягивая их, желая избавиться от всех этих мыслей. Бумаги под его локтями сминаются, кажется даже падает чернильница и перо, которыми он так любил эстетически подписывать контракты, но Владу нет до этого дела. Его сердце стучит словно бешеное и он очень надеется, что с его раскрасневшегося и горящего лица не скатываются слезы по щекам, потому что теперь Влад не может быть ни в чем уверен. Ему кажется, что за всеми предметами в его кабинете прячутся тени, которые насмехаются над ним, а он может лишь сильнее забиваться в угол роскошного мягкого кресла, которое ему так заботливо выбрали, когда они обустраивали свое небольшое поместье. Влад не слышит, как кто-то весело и задорно разговаривает с охраной за дверьми, он видит перед собой лишь расплывающиеся буквы и тьму, в которую погружен его кабинет, его трясущиеся руки совершенно не помогают ситуации и даже не отвлекают на себя внимание. Несмотря на то, что вообще-то дверь на балкон приоткрыта, и оттуда постоянно доносятся потоки свежего и прохладного воздуха, которые вроде как должны успокаивать, это не так. Влада словно до костей пробирает ужас и холод, от которого он не может избавиться даже тогда, когда словно в каких-то ужастиках ошалелым взглядом наблюдает за тем, как полоска света из приоткрытой двери растекается по темному полу. Задорный смех совершенно не помогает и даже знакомый голос успокаивает не сразу, Влад не может перестать смотреть холодным и напуганным взглядом на своего посетителя. — Господи, темень какая! — тут же задорно смеется знакомый голос и посетитель как ни в чем не бывало проходит дальше, совершенно не обращая внимания на темноту, лишь блестя в ней своими невероятными глазами, что похожи на разгоревшийся пожар. — Хэй, Влад, ты там еще не помер в одиночестве? — металлический поднос опускается на его стол слишком громко, а голос, такой звонкий и родной кажется таким уютным, пусть это и не заставляет панику и ненависть к себе отступить. Мальчишка, его посетитель в одиночестве, который пару мгновений назад возмущался на темень, видя, что картина меняться не собирается, вздыхает и пару раз хлопает в ладоши, после чего свечи в люстре загораются, словно по мановению руки умелого колдуна и Влад наконец видит перед собой того, кого из-за работы не видел уже третьи сутки. — Слушай там повар такие пирожные сделал, пальчики оближешь! Если это смерть за ним пришла, то это слишком уж вульгарная смерть, потому как негоже при таком то статусе ходить с едва ли не обнаженной грудью. Саша улыбается так ярко и так живо, пусть это и не умаляет душевной боли Влада, он сетует на то, что тут нечем дышать, не смотря на то, что балкон открыт, он ругается, что Влад выглядит неподобающе князю и шутит, зачем он вообще за него вышел. Его белая рубашка с рюшами полу расстёгнута, из-за чего видно его обнаженную грудь, да и Саша выглядит не сильно лучше него — у самого вон мешки под глазами залегли, наверняка точно также трое суток не спал, а рубашка вся мятая, как и брюки и даже то, что Саша постоянно мечется из одного угла кабинета в другой — не делает это более незаметным. — Ну укуси ты пирожное, Влад, чего на меня смотришь? — Саша оборачивается на него лишь после того, как полностью открывает дверь на балкон и позволяет свежему ночному воздуху потихоньку заполнять пространство, а Влад все не может оторвать от него взгляд. Это его галлюцинации? Почему Морок вообще не помнит о том, что о нем есть кому позаботиться? Почему из его усталого мозга совершенно напрочь была выбита мысль о том, что у него есть супруг? В подтверждении того, что это правда, он неловко находит тускло поблескивающее кольцо на пальце правой руки, на что получает фырканье. — Ну, Владик, ну ты чего? Хватит, ты не на работе женат, я просил тебя делать перерывы, тебе совсем плевать на мои слова? У Влада трясутся руки и Саша это замечает и может лишь грустно улыбнуться и подойти ближе, аккуратно садясь на подлокотник кресла, и прикладывая голову Морока к своей груди, чтобы начать аккуратно перебирать его волосы, пока Влад не придет в себя. Абрикосов привык к этому слишком быстро — он все понимает, ведь Влад точно такой же человек, как они все, только более травмированный. Саша знает, что по ночам ему часто снятся кошмары о прошлом, от которых он редко просыпается без крика или просто учащенного дыхания, которое будит Сашу с его-то чутким сном. Абрикосов знает, что Влад ненавидит себя, как бы шатен не твердил ему, как он прекрасен, он знает, насколько Влад недоволен абсолютно всем, что он делает и плевать, если это все ради общего блага, плевать, если он получает только положительный отклик от горожан и делает все гораздо лучше, плевать на то, что Влад пересмотрел свои методы правления — он не может перестать ненавидеть себя за свое прошлое. Саше остается его лишь поддерживать. — Милый, все хорошо, ты дома, в безопасности, — Саша начинает привычно ворковать, поглаживая супруга по голове, чувствуя лишь как тот напрягается, не зная, может ли и правда расслабиться в объятиях другого человека. И Саше страшно осознавать, насколько он привык к такой реакции. — Ты отлично справляешься, тебя все любят, дорогой. Ты устал, тебе нужно поесть и лечь спать. — рука в чужих волосах ни разу не остановилась, это настолько машинальное движение, что Саша иногда чуть ли не на собраниях начинал так делать, когда Влад нервничал слишком сильно. — Ой, а Перси-то тебя сколько не видела! — Саша резко дергается, хохоча и прижимая Влада к себе ближе. — Ты должен увидеть Перси, она будет без ума от тебя! Ты не представляешь как сильно она скучает по тебе, ты представляешь, насколько она умненькая? — Саша несет какой-то бред, но со временем этот бред начинает работать, Влад прислушивается к чужой восторженной болтовне, буравя взглядом разноцветные пирожные, которые так призывно стоят рядом на подносе с чашкой ароматного черного чая и чайником, и лишь сильнее обнимает супруга за талию, а тот продолжает болтать. — Она всегда приходит в коридор и смотрит на наши портреты и всегда так грустно лапкой проводит рядом с твоим и мяукает, словно зовет тебя! Владик, ты должен появиться перед ней при параде, правда, она потом все равно изомнет твой костюм, но это не важно! Ой, а еще Мила жалуется, насколько сложно убирать с белого ковра белую шерсть Перси, ты представляешь? — У Перси разве уже началась линька? — отстраненно отвечает Влад, слыша задорный смех и почему-то становится немного легче. Морок вдыхает ночной запах, слыша как за окном начинается дождь, чувствуя в волосах чужую руку, которая так заботливо и успокаивающе его гладит и тепло разливается в его груди. Он дома, все хорошо, а злые тени были разогнаны еще тогда, когда Саша весело хлопнул в ладоши, разгоняя тьму вокруг них. — Конечно! — смеется Саша и тянется за пирожным, которое раскрашено едва ли не всеми оттенками красного крема и, предложив Владу хотя бы укусить, но получив лишь неуверенный отрицательный кивок, сам откусил и продолжил объяснять Владу очевидные вещи, словно тот был ребенком, качая ногой. — Это же мейн-кун, у них каждый день — линька, Владик! — он спешно проглатывает откушенный кусочек пирожного, после чего продолжает. — Она уже едва ли не с меня ростом, — Саша специально опускает руку так, чтобы Влад мог видеть до какого примерно размера вымахала эта кошка и он лишь улыбается, потому что это невероятно мило. Перси милая и Саша, с таким восторгом рассказывающий про то, как она растет, словно о собственном дитя, тоже невероятно милый. Влад лишь в очередной раз убеждается в том, насколько он любит этого человека и что он сделал правильный выбор, предложив ему жить вместе. — Господи, когда мама привезла ее котенком, я не думал, что она так вырастит, — о, Влад еще помнит, каким милым двухмесячным котенком была Перси и как Саша верещал над его ухом, что они просто обязаны взять ее. Конечно, изначально Влад был не особо рад — они только переезжали в поместье и кошка там была ни к селу, ни к городу, да и не шибко-то она ему сразу приглянулась, а потом… Потом привык и полюбил ее всей душой и это было взаимно, даже Саша смеялся над ним за то, какой Влад лгун. — Господи, я ей покупаю уже четвертую лежанку, потому что из прошлых она вырастает. Такими темпами ей отдельные покои понадобятся и кровать большая с балдахином. — Влада позабавила эта мысль, он сразу представил эту вальяжную, гигантскую кошку, лежащую на большой кровати с балдахином, возле которой тут и там вертятся слуги, стараясь ей угодить. — И будет уже совсем как наша дочь. — усмехается Влад, чувствуя, как Саша перестает качать ногой и все же подсовывает ему несчастное пирожное, которое и правда оказывается на редкость вкусным и живот Морока сразу же начинает урчать от того, что это первая еда, не считая кофе и чая за последние двенадцать часов и Влад не видит, но почти на ментальном уровне чувствует, как Саша хмурится. — Пошли, моя княгиня, я вызволяю тебя из этой темницы! — слишком уж переигрывая, вырываясь из чужих объятий и спрыгивая на пол, учтиво кланяясь, как не делал почти никогда со времени их свадьбы, сказал Саша, протягивая руку, в которую Влад без раздумий вложил свою. И Владу совершенно необязательно знать о том, что всю его боль Саша всегда разделял с ним.