***
— Наконец-то ты порадовал меня чем-то, кроме переломов и ушибов. Как себя чувствуешь? Мисс Хэмстор встретила меня в медпункте с тёплой улыбкой, кажется, искренне обрадовавшись тому, что со мной произошло. Не очередной проигранной драке, в обращению. — Паршиво, – я осторожно лёг на кушетку, прикрывая глаза и ожидая, когда головокружение наконец пройдёт. После резкого выброса адреналина в кровь от обращения, силы пропали полностью, и лишний раз даже не хотелось говорить, не то что шевелиться. — Удивлю тебя своим ответом, но это нормально, – Джуди усмехнулась: обычно на любую мою травму и ее долгое заживание она говорила совсем обратное. – А вот теперь не удивлю: тебе нужно… — Правильное питание, да, знаю, – не открывая глаза, произнёс я, слегка повернув голову в сторону врача. – И мой ответ все тот же: я не хочу есть людей. На несколько секунд повисла тишина, после чего последовал разочарованный вздох Джуди. Такой диалог у нас происходил каждый раз, когда я заходил к ней за помощью, и каждый раз по одному и тому же сценарию. После этого обычно мисс Хэмстор произносила что-то вроде «не понимаю, как ты до сих пор остаёшься на ногах» или «удивительно, как это все ещё не принесло непоправимых бед». Врач наклонилась ко мне поближе. — Поверни чуть голову, – неожиданно сказав другое, ласково попросила она, кладя руки мне на щёки и осторожно поворачивая голову на бок. Она внимательно осмотрела мой затылок, иногда нажимая на кожу головы и спрашивая, где именно у меня болит. После она отпустила меня и отошла к стенду с лекарствами. – Сильно тошнит? — Уже меньше. Меня больше позвоночник тревожит, я ничего там не сломал? — Нет, – мисс Хэмстор издала лёгкий смешок. – Поверь, если бы ты сломал позвоночник, ты вряд ли бы так бодро ко мне прискакал. — Я бы не назвал своё состояние «бодрым», – я тоже слегка улыбнулся, все-таки садясь на постели и пытаясь потянуться. Джуди тут же подлетела ко мне. — Ну куда встал? – она надавила мне на плечи, помогая осторожно лечь обратно, а после поднесла ко мне ватку. По запаху, она была в спирту. – Не думаю, что у тебя есть сотрясение, но ушиб достаточно сильный получил, шишка будет точно. В твоих условиях… дня два-три проведёшь тут без физических нагрузок, – Джуди снова подвернула мою голову, прикладывая ватку к затылку. Я зашипел от боли. – Ну а что ты хотел? Раз на тебе так все долго заживает, приходится такими вот методами пользоваться. Лежи и не мешай мне. Мисс Хэмстор очень аккуратно обрабатывала рану на затылке, напевая себе что-то под нос. У неё были очень тёплые и мягкие руки, которыми она часто гладила меня по голове, будто маленького ребёнка. Рядом с ней всегда возникало ощущение тепла и уюта, какой-то материнской заботы, почти что забытой с годами приюта. Мисс Хэмстор мне нравилась, она была из тех людей, которых можно назвать солнечными. Я никогда не видел ее в плохом настроении, она никогда не повышала голоса и не ругала, скорее стараясь помочь советами и делом. Удивительно, как такой человек решил примкнуть к монстрам. Или она тоже ничего не решала сама? — Джуди? – та вопросительно промычала, сосредоточенно отмывая от слипшихся волос кровь. – А как вы стали вималиумом? Рука врача замерла, она перевела на меня задумчивый взгляд, как-то отстранённо рассматривая мое лицо, а после тепло, но как-то грустно улыбаясь. — Ничего особенного в этой истории нет. Я долгое время лечилась у врача, и все было безрезультатно. Я хоть и врач, но в то время я сильно отчаялась вообще когда-нибудь обрести здоровье. Я ходила по разным врачам, использовала традиционную и нетрадиционную медицину, даже обращалась к шаманам и знахарям… а потом случайно встретила одного вималиума, – Джуди отсела от меня, откладывая грязную ватку и задумчиво начав крутить в пальцах ручку. – Проще говоря, мне предложили сделку. Как врач, я оказалась очень нужна тем людям, с которыми мне предстояло работать. Позже я, конечно, узнала, что это вовсе не люди, – она коротко рассмеялась. – Мне предложили работу за возможность когда-нибудь выздороветь. И я на неё согласилась. — Вы не знали всех условий этой сделки? — Знала, – мисс Хэмстор вздохнула, переводя взгляд на окно и откладывая ручку. – Конечно, мне не сразу рассказали обо всем. Но к моменту обращения я знала достаточно о вималиумах. — Простите за бестактность, но… – я задумался, стараясь подобрать слова так, чтобы они не звучали грубо. – Что может случиться в жизни человека такого, чтобы можно было захотеть стать людоедом? — Бесплодие, – голос Джуди не поменялся, зато взгляд как-то опустел. На ее лице все ещё оставалась улыбка, но губы дрогнули, будто она нарочно держала ее. Я закусил губу и отвёл взгляд, чувствуя себя теперь ещё большим идиотом, который полез не туда. — Простите, – я почти прошептал, а самому хотелось сквозь землю провалиться. – Я совсем не… — Не переживай, я не была обязана тебе отвечать, – Джуди махнула рукой, поднимаясь и снова подходя ко мне с нарочито бодрой улыбкой. Попросив меня снять свитер, она внимательно начала осматривать мое тело на новые повреждения. – Ты все не так понимаешь. Смотришь на ситуацию в целом не под тем углом. Скорее всего, я бы согласилась на это предложение и без гарантий своего лечения, просто потому что вималиумы требуют изучения. Это открывает множество перспектив, и даёт гораздо больше плюсов, чем минусов. Я задумчиво уставился на ее руки, неосознанно следя за ее движениями. Бросить всю свою жизнь только на гарантию лечения? Неужели для неё материнство было настолько важным? — Но если вы сейчас здесь круглыми сутками, то… – я забегал глазами, понимая, что вопрос прозвучит ещё бестактнее, чем прошлый. – Я о том, что вы уделяете время только нам, и… — Джастин, спроси уже прямо, – мисс Хэмстор отошла к своему столу и села за него, что-то быстро записывая. – Нет, у меня нет детей. Не смотри на меня так, – она подняла глаза и столкнулась со мной взглядом, когда я нахмурился. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но это не так. Меня не обманывали, сыграв на больной теме, мне действительно никто не давал гарантий, только возможность, что это можно исправить. И я ещё раз тебе это скажу: бесплодие не было единственной причиной, я рада возможности изучать вималиумов. Это гораздо важнее большинства тем, открывает столько перспектив. — И все же я не понимаю, почему все так воодушевлены этой темой… – договорить я не успел, услышав, как в конце коридора раздались быстрые шаги, а после в помещение вошли Сэмюэль и Амелия, быстро и приветливо поздоровавшись с Джуди. — День будет не день, если ты не вытворишь очередной прикол, – усмехнулся Сэм, а Ами укоризненно пихнула его в бок, но тоже чуть улыбнулась. – Ну как ты? После первого обращения обычно бывает плохо даже подготовленным. Чувство, которое преследовало меня весь этот час, мучившее изнутри, от разговоров на отвлеченную тему немного отпустившее, снова болезненно сжало внутренности, а в горле появился ком. Все правильно, я попал сюда не столько из-за драки, сколько из-за обращения. Теперь у меня точно не получится отвертеться от того, что я стал монстром. Друзья продолжали молча наблюдать за мной, пока я тяжело дышал, пытаясь успокоить неожиданно проснувшееся быстрое сердцебиение. Кончики пальцев онемели и стали чуть колоть, а я молча смотрел в пол, пытаясь избавиться от мерзкого чувства от того, что я испытывал, пока был в форме вималиума. — Ну эй, Джастин, – Сэм сел рядом и потрепал меня по плечу несильно. – Давай, выходи из ступора, только что же был совсем нормальным. — Я… – слова застряли в горле, потому я неопределенно кивнул. – Да, я в норме. Все в порядке. Почему это произошло именно сейчас? — Обращение в принципе происходит в эмоциональные моменты, – снова прозвучал голос врача. – Обычно отследить состояние перед принятием формы гораздо проще: сильные скачки настроения, искажённое восприятие реальности, слабость в теле и жжение в районе метки. Но с тобой гораздо сложнее это было определить, ты в таком состоянии двадцать четыре на семь. Удивительно, что при таком стрессе ты обратился так поздно. — А, по-моему, ничего странного, – Сэм хитро улыбнулся. – Конечно, у такого тормоза все долго происходит. — Если бы я не был сейчас без сил, я бы тебе врезал, – с легкой улыбкой произнёс я, на что Сэмюэль только засмеялся. — Потише, машина для убийств, вон, Акире уже попытался накостылять. Я перестал улыбаться, снова переводя взгляд в потолок. Акира раздражал меня все время нахождения здесь, но это скорее были нейтралитет и безразличие, чем живые чувства. Сейчас же он действительно бесил своим поведением и попытками задеть, притом я так и не понял, почему он прикопался именно ко мне, что я ему сделал? У меня вообще впервые была ситуация, когда кто-то напрямую агрессировал в мою сторону, даже в приюте такого никогда не было. Я сжал кулак, собираясь что-то сказать, но тут же разжал его, шикнув от боли в руке. — Самодовольный придурок. Ну что ему вечно от меня надо? Я же не трогаю его, в чем проблема? Чего он меня крайним делает постоянно? Сэмюэль молча смотрел на меня, то ли думая над ответом, то ли рассуждая о чём-то своём. Он положил руку на волосы, чуть их встрепав, а после кинув взгляд на Амелию, которая за весь разговор не проронила ни слова. — Я думаю, что он видит в тебе угрозу, – я вопросительно поднял бровь. – Ну или видел до этого. Помнишь, все думали, что с появлением твоей метки Андор тебя в помощники вместо него возьмет? А ведь Акира зубами готов был драться за это место, не хочет сидеть в кураторах или простых смертных, – Сэмюэль хмыкнул, скрещивая руки на груди. — Но Андор не сделал меня помощником, – как бы между прочим напомнил я, снова переводя взгляд на метку, которая все еще жгла, но местами отливала синим венозным оттенком. Правда, с чего все решили, что Андор решит сделать меня своим помощником? — Не сделал, но и Акира не задирает тебя в последнее время, – я поднял голову, чтобы прокомментировать это, как Сэм выставил руку вперёд, как бы прерывая. – Сегодня была случайность. И, честно говоря, ты первый стал агрессировать. — Значит, я плохой? – я нахмурил брови, отчего висок неприятно заныл. Видимо, там тоже была ранка. Сэмюэль сделал глубокий вдох. — Я не говорил этого, Джастин. Просто сам знаешь, какой в последние дни ты заведённый. Он не заметил тебя, ты не заметил его, банальная случайность. Не стоит на все так реагировать, это делает только хуже. В помещении повисло молчание, я перевёл взгляд на Ами, которая делала что угодно в этот момент, только не смотрела на меня. Я ведь так и не извинился перед ней за срыв вчера вечером, до сих пор не объяснился. Ситуация осложнялась тем, что Сэмюэль сказал о ее влюблённости, которую я раньше не замечал. Я и сейчас ее не очень замечаю, но, припоминая прошлые дни, уверен, что такое вполне могло быть. Сэм молча перевёл взгляд на девушку, а после снова на меня. В один прыжок преодолев расстояние от меня до стола врача, Сэм улыбнулся мисс Хэмстор, наклоняясь к ее столу. — Джуди, вы мне обещали рассказать то, что узнали о действии спирта на организм вималиума, – его голос прозвучал неожиданно бодро, а врач подняла на него удивленный взгляд, растерянно касаясь пальцами переносицы, будто поправляя воображаемые очки. Сэмюэль обошёл стол, протягивая к ней руку и легко беря под локоть, отчего Джуди поднялась на ноги вслед за ним, так же удивленно откладывая ручку в сторону. Но Сэм настойчиво тянул ее к выходу, продолжая что-то увлечённо говорить о том, как он готов даже на опыты над собой. Оказавшись в дверях, он обернулся ко мне корпусом, тыкая пальцем в Ами и сильно открывая рот, беззвучно произнося слова. Что именно он пытался сказать, я не понял, но суть мне была ясна. — Я пойду, – раздался голос Амелии, она остановилась спиной ко мне и повернула лицо в профиль. – Выздоравливай, Джастин. — Ами, – мой голос дрогнул, я и не ожидал, что это получится сказать так тихо и нескладно. Девушка остановилась, но ничего не сказала. В комнате повисло напряженное молчание. Я все открывал и закрывал рот, пытаясь сказать что-то в извинение, но каждая новая фраза казалась мне слишком пафосной, слишком киношной и наигранной. Я не знал, как передать то, что происходит в моей голове, как мне действительно жаль, что я нагрубил ей, и как мне хочется все исправить. — Когда мне было тринадцать лет, я четко поняла, что хочу быть флористом, – неожиданно заговорила Ами. Я поднял на неё взгляд. – Я всегда хотела открыть свой цветочный магазин и создавать самые прекрасные букеты на разные праздники, чтобы радовать людей. Я изучала растения последние семь лет, мне всегда нравилось ухаживать за цветами. Мне нравилось создавать букеты, которые будут для каждого человека особенными, и смысл каждого цветка отражал его душу, – она повернулась ко мне уже всем телом и слегка улыбнулась. – Я готова была всю жизнь посвятить цветам, но родители скорее считали это хобби, чем настоящей профессией. Им все было важнее, чтобы я получила образование, диплом, строила стабильную и тихую жизнь. Сейчас я понимаю, что они хотели, чтобы я была просто послушной и, в случае чего, не позорила родителей несбывшимися мечтами, – я молчал, приоткрыв рот, но боясь сказать хоть слово и сбить ее с мысли. – У меня всегда была стабильная жизнь. Универ, учеба, дом, никаких вечеринок, никаких прогулок. И, что не удивительно от этого, никаких друзей, – она замолчала, подойдя к столу врача и опершись о него поясницей. Амелия смотрела себе под ноги, слегка хмуря брови или улыбаясь, а я не мог вымолвить ни слова. — А потом появился ты, – Ами подняла на меня взгляд и слабо улыбнулась. На щеках появились милые ямочки, о которых мне сказал Сэм, а я, кажется, впервые в жизни их заметил. – Мы с тобой познакомились в библиотеке, помнишь? — Я пролил на твой учебник воду, – все же подал я голос, чуть улыбнувшись ей в ответ от воспоминаний. Ами тихо засмеялась. — И потом я судорожно вытирала своим рукавом остатки воды со стола, чтобы библиотекарь не выгнала нас за вандализм с ее столами, – мы оба засмеялись, вспоминая тот день. Кажется, это было вечность назад. – Ты тогда был первым, с кем я действительно подружилась. С кем интересно было просто поболтать ни о чем, провести время. Мы очень редко общались, но знаешь, это общение для меня действительно было особенным. А потом меня обратили. Я чуть нахмурил брови, взглянув в глаза Амелии, которая так резко сменила тему. Кажется, даже настроение поменялось от этих слов, но после Ами заговорила тем же прежним голосом. — Моя жизнь поделилась на «до» и «после», буквально. В тот вечер, когда меня похитили, я успела, кажется, переосмыслить всю свою жизнь, понять, что я где-то не дожила, где-то не догуляла, где-то не долюбила. И мне так обидно было, что я вот так вот умру. Тихо и для всех незаметно. И никто кроме родителей этого вовсе не заметит, – ее губы чуть дрогнули, и она закусила нижнюю, смотря на свои скрещённые пальцы. – И когда я разобралась, что тут происходит, я решила, что это мой второй шанс. И знаешь, так и оказалось. Здесь я стала чувствовать себя частью чего-то большего. У меня появились настоящие друзья, я больше не чувствую себя такой потерянной и одинокой. В любом существовании можно найти минусы, но гораздо важнее найти то, ради чего стоит жить в новом обличии. — А как же мечта стать флористом? – Ами посмотрела мне в глаза и хмыкнула. — А кто помешает мне им стать? Когда все это закончится, и мы вернёмся домой, я не стану возвращать старую жизнь. Скорее всего, вернусь в универ, но я не буду больше забивать на свои мечты ради какого-то призрачного будущего. Жизнь оказалась слишком короткой, чтобы тратить ее только на самокопание и учебу. Слова Амелии заставили меня снова замолчать. Я и не думал рассматривать своё новое существование как вторую попытку на жизнь. Да, я знал, что моя жизнь изменилась, но вот что с ней можно сделать что-то важное… — Думаешь, все тут обращены для второго шанса? — Думаю, что раз нам дали такой шанс, то не стоит его терять, – улыбка вновь появилась на ее лице. – И думаю, что это все не случайно, что у каждого из нас есть особая роль в этом деле, которая может все действительно изменить. — И какая роль у Акиры? – я нервно усмехнулся. – Доводить меня до дёрганий глаз из-за каких-то его домыслов и желаний? Ами глубоко вздохнула, что было очень похоже на то, как на эти слова отреагировал Сэм. Забавно. — Он не специально налетел, Джей. Я сама видела. Они с Оливией устроили бой, и она, кажется, смогла его уделать. Он просто не удержал равновесия и завалился на тебя, а дальше сам все помнишь. Если кто и виноват в этой ситуации, то именно Оливия, – ее имя из уст Ами звучало особенно грубо и скомкано, будто она пыталась произнести его как можно быстрее. — Я бы не стал винить Лив в том, что у Акиры проблемы с координацией, – я хмыкнул, а Амелия обняла себя руками, как-то неловко замолчав. Я снова почувствовал, как эта тишина давит на меня. – Прости меня, – она молча подняла на меня взгляд. – За вчерашнее. На и не только за вчерашнее, вообще за все те дни, когда я вёл себя, как полный придурок. Я слишком сильно погрузился в свои собственные проблемы, забыв, что окружающие меня тоже что-то чувствуют. Я ужасный эгоист, и когда ко мне стали проявлять так много заботы, я посчитал это скорее угрозой, чем попыткой помочь. Мне не стоило так резко реагировать на то, что за меня просто переживают. И тем более уж не следовало заставлять такого хорошего друга париться из-за своей жизни, – Ами как-то резко дернула головой и посмотрела мне в глаза. Кажется, она услышала то, что я вкладывал не только во все слова, но и в последнюю фразу. – Я очень рад, что подружился с тобой тогда в библиотеке. И я хочу всегда быть твоим другом. Вне зависимости от места, времени и моей придурковатости, – Ами усмехнулась, снова появились ямочки на щеках. Но вот только глаза не улыбались, я это точно видел. – Друзья? – я протянул к ней руку в надежде, что она всё-таки поймёт все правильно. Амелия перевела взгляд на мои пальцы и кротко вздохнула. Несколько секунд не отвечала, теребя прядь волос, выпавших из хвоста после тренировки. Она медленно протянула ко мне руку, сжимая мои пальцы своими крепко и уверенно и подняла взгляд, улыбаясь уже гораздо легче. Ами притянула меня к себе, крепко обнимая, но не отпуская руки, и, отстранившись, доверительно и негромко ответила: — Друзья.***
Я никогда не задумывался о времени столько, сколько думаю об этом сейчас. Бывает, что часы сводятся к одной минуте, и совершенно не замечаешь, куда делось солнце за окном, почему начинают слипаться глаза от усталости и урчать в животе, когда буквально только поел. Такое случалось редко, в основном, когда мы с Кайлом решали устроить марафон фильмов или забалтывались до раннего утра, когда внезапный рассвет напоминает о будильнике, заведённом на шесть утра. И такого совсем не случалось, когда проходили пары по социологии, на которой профессор монотонным голосом убаюкивал даже самых стойких и дисциплинированных студентов; тогда я делал все, чтобы ускорить время, но оно, будто злая шутка, растягивалось так, будто пара длилась целые сутки. И никакие переписки с Кайлом, попытки вникнуть в бубнеж преподавателя, рисование никак не веселящих загогулин на полях тетради не помогало времени двигаться быстрее. С момента, как я стал вималиумом, время вообще сошло с ума: секунды тренировок длились вечность, зато часы сна превращались в мгновение, которое никак нельзя продлить. Обычно я мог вздремнуть буквально час днём, когда нас не трогают с тренировками, где-нибудь в совсем неудобной позе и с тревогой на сердце от того, что кто-то из тренеров может это заметить. Сейчас у меня выдался целый свободный день в медицинском кабинете, но именно в этот момент мою голову не покидали совершенно разные мысли, а тело непрерывно болело, мешая отдохнуть. Полтора месяца. Как бы для меня ни тянулось время здесь, как бы я не мучился недосыпами, постоянным голодом и болью, сейчас мне кажется, будто время действительно прошло незаметно. Удивительно, что каких-то два месяца назад я и подумать не мог, что окажусь в такой ситуации, в таком месте. Для меня жизнь была относительно стабильной, я знал, что мне делать каждый день, у меня была учеба, дом, человеческая жизнь. Здесь у меня вроде как появились друзья, но присутствие одного Кайла в моей жизни меня всегда устраивало. В этой части крыла было достаточно тихо. Жилое помещение было почти что в начале коридора, после шли только душевые с туалетами, кабинеты, в которых мы появлялись изредка, когда тренерам надо было что-то рассказать, а дальше разветвления на другие коридоры, по которым только изредка кто-то приходил. Недолго со мной сидела мисс Хэмстор, заполняя какие-то бумаги, развлекая меня разговорами и создавая хотя бы небольшое, но тёплое ощущение присутствия. Сейчас же, когда вечером врач ушла на ужин, а я успел вздремнуть, после пробуждения тишину помещения нарушало только тиканье часов на стене, к которому я невольно стал прислушиваться. Сейчас, когда заняться действительно было нечем, а подниматься с койки из-за боли в затылке не хотелось и не имело смысла, я вглядывался в бетонный потолок, на котором каким-то совершенно невероятным способом были прикреплены несколько ламп, дающих неплохое освещение днём. Если начать считать секунды, то время замедляется максимально. Иначе я не могу объяснить, как за пройденные сто счетов могло пройти меньше двух минут. Когда секундная стрелка доходила до цифры шесть, тиканье почти что прекращалось, отдаваясь у меня в голове, и снова возобновлялось при пересечении цифры десять. Я развлекал себя тем, что пытался не смотреть на часы, при этом угадать расположение секундной стрелки на циферблате. И на такое развлечение меня хватило не больше пятнадцати минут. На ночь Джуди посоветовала остаться мне здесь же, мотивируя это возможностью хорошенько выспаться после обращения, да и просто не шататься по зданию в моем-то состоянии. После отбоя мисс Хэмстор ещё раз уточнила у меня, нормально ли я себя чувствую (а в моей ситуации даже неплохо себя чувствовать было тяжело), оставив меня на ночь в своём кабинете и удалившись в свою комнату. И вот на протяжении последнего часа я не могу найти себе место, уснуть и выкинуть из головы все посторонние мысли, хотя и думать уже не осталось никаких сил. За последние дни очень сильно похолодало. Погода стала пасмурной, иногда срывался снег, но достаточно быстро превращался в воду и смешивался с грязью, отчего обстановка вне стен здания была такой же унылой, как и внутри. Тренеры пытались исправить эту ситуацию, нам притащили откуда-то дополнительные генераторы, а к ним подключили переносные небольшие обогреватели. Тепла они давали не так много, но в здании хотя бы можно было передвигаться, не стуча зубами от холода. Того обогревателя, который сейчас был со мной в помещении, мне казалось катастрофически мало, даже когда я максимально придвинул его к койке, теплее телу не становилось. Так к утру и окоченеть можно, и если я и не заболею от этого холода, то точно надолго заработаю себе проблем со здоровьем, которое уже стало справляться с болезнями ещё хуже, чем когда я был человеком. Чисто технически, в общей комнате была моя сумка, в которой был ещё один свитер и тот шарф, который я так и не отдал Кайлу. Если сходить в комнату и взять их, то я смогу не замёрзнуть сильнее, а, может, даже остаться в общей комнате. Проблема в том, что мне нельзя было попадаться на глаза, иначе всем будет плевать на мое состояние, меня обязательно накажут каким-нибудь очередным бесчеловечным способом. Тихо поднявшись с койки, я подошёл к двери и прислушался. В коридоре была полнейшая тишина, только слышался шуршащий шорох извне, как будто начал моросить дождь по крыше и стенам. Стараясь не скрипеть дверью, я приоткрыл ее, тут же замирая от громкого скрежета, который она все-таки умудрилась издать. Удивительно, что днём звук не казался таким оглушительным, как сейчас. Я остановился и даже перестал дышать, боясь услышать тяжелые шаги Андора или кого-то другого, но в коридоре все ещё была тишина, и даже часы перестали тикать, будто время и правда остановилось. Отмер я только тогда, когда снова услышал мерное движение секундной стрелки, и решил, что нет времени вот так вот тормозить, надо быстрее сходить и вернуться. Дверь я открывать сильнее не стал, ровно как и закрывать ее после себя, только протиснулся осторожно в появившийся проем и медленными шагами направился по коридору в сторону мужских комнат. Я достаточно успешно проходил весь коридор так, чтобы шаги были бесшумными, и я не наступал ни на какой мусор, который мог бы тоже привлечь внимание. Каждые несколько метров я останавливался и прислушивался к звукам, но тех не было ровно до двери, за которой обычно нам рассказывали очередные стратегические планы; дверь была закрыта, но под ней проходила полоска света, и были слышны негромкие голоса, в которых несложно было определить тренеров и Ардена. Здесь задерживаться мне хотелось меньше всего, мало ли они захотят открыть дверь и выйти, потому я быстрыми, но такими же тихими шагами, молясь чтобы этого было не слышно, проскочил дверь и двинулся быстрее к спальне. Если тренеры все в той комнате, и я встречу кого-то из старших вималиумов, которые за нами присматривали, с ними, возможно, будет проще договориться. Чувство тревоги отпустило меня уже у двери в комнату. Открыв ее достаточно бесшумно, я зашёл внутрь и пробежался глазами по спящим, думая, как пройти до своего спальника и не наступить на чью-нибудь руку или голову. Скакать с болящим телом было проблематично, и нога поднывала, потому я осторожно пошёл у стены, медленно переступая всех. Достаточно быстро я оказался у своего места, откуда и достал все же свитер, который сразу же натянул на себя и вновь надел куртку, и обмотал шею шарфом, чувствуя едва уловимый запах парфюма Кайла, который не выветрился за столько времени. Я старался как можно реже доставать шарф из сумки, чтобы не растрепать его, и вот сейчас меня снова кольнуло чувство тоски по дому и другу. Оставаться здесь я передумал. Это не так заметно, когда находишься в комнате изначально, но после входа в спальню понимаешь, насколько сильный здесь спертый воздух, неприятный запах пыли и пота, да к тому же ещё и достаточно громкий храп, который точно не поможет мне уснуть этой ночью. Решив, что добраться до комнаты тем же путём будет не так уж и сложно, я вышел в коридор и плотно прикрыл дверь. Дорога обратно показалась мне легче, а, может, я просто немного успокоился. До двери медкабинета оставалось уже не так много, и снова у двери комнаты с тренерами я замедлился, стараясь не привлечь к себе внимание ещё и сейчас. Я почти прошёл мимо двери, как вздрогнул от громкого стука в комнате, после которого рычащий низкий голос Андора заставил меня совсем поежиться: — И это весь план? Серьезно? — Андор, сядь, – голос главнокомандующего звучал спокойно, но я почувствовал непривычный холод в голосе любимого певца. Послышался звук отодвигаемого стула, а после его тихий скрип, после чего все опять стало тихо. Я помедлил, кинув взгляд на дверь медкабинета и уже собравшись уйти, но ноги как будто отказывались идти. Любопытство распирало меня, и я мысленно влепил себе пощечину за решение послушать разговор. В конце концов, если они обсуждают какой-то план, то в ближайшие дни нам его расскажут, так какая разница? Я бесшумно подошёл к стене у стороны двери так, чтобы если она откроется, я оказался за ней. Прижавшись спиной, я прикрыл глаза и осторожно приблизился головой к проему, чтобы лучше услышать тихие голоса. — …недовольство, но сам должен понимать, что это очень важно. Мы перевезем их без проблем, если будем действовать по плану. — А если не все будет идти по плану? – Андор говорил на порядок громче Раймонда, но приглушенно, будто прикрывая рукой рот. — На этот случай у нас есть целый арсенал оружия. Никто не посмеет перечить. Я побледнел, чувствуя, как приобретённое только тепло вновь исчезло, и пальцы стали сильно мерзнуть. О чем они говорили? Кого они собрались перевозить? Зачем оружие и кто может посметь перечить? Я замер, вслушиваясь в разговор, но сквозь шум в голове это делать было тяжелее. — Всегда найдутся те, кто будут перечить. — Значит придётся обходиться жертвами. Но нам нужно выполнить задание, даже если от этого придётся погибнуть парочке вималиумов. На несколько секунд повисла полнейшая тишина, а я прикрыл глаза, облокотившись о стену. Мысль о том, что речь сейчас шла о нас, сбивала с ног. То есть, они хотят перевезти нас куда-то, а тех, кто будет сопротивляться, пристрелить? Так что ли? Они действительно пойдут на это? И раз эти жертвы чего-то стоят, куда и для какой цели они хотят нас перевезти? — Там будет много людей, – подал голос Мартин. – Что если гражданские попадутся? — Ты знаешь ответ. Зачем снова это повторять? — Нам нужны чёткие команды, – Карел кашлянула, прочистив горло от долгого молчания. – Мы не сможем никем управлять, если сами не будем понимать. Раздался громкий вдох. После повисла тишина, отчего я прижался ухом к двери сильнее, чтобы точно не пропустить ни слова. — Любое сопротивление должно быть подавлено. Если вы понимаете, что человек может доставить много проблем, вы обязаны его устранить. Я отодвинулся от двери и тяжело прошёл несколько шагов, чувствуя, как быстро бьющееся сердце мешает мне нормально дышать. Какого черта сейчас произошло? Они серьезно обсуждают убийства? Те, кто доказывают, что для людей они не опасны? Что у них за новый идиотский план, к чему они нас теперь принудят? Но ещё больше меня волновало то, что они серьезно собирались напасть на город. Может, не напасть, но сделать что-то, что не понравится людям, и тогда убить их. Они хотят начать войну? Захватить город? Что им вообще надо? За дверью послышались шаги, и я, забив на все попытки конспирации, рванул к двери медкабинета, замирая у неё и берясь за ручку. Городу угрожает опасность. Не знаю, какая точно, но когда ты четко слышишь намерения об убийстве, уже плевать на тонкости. Невинные люди могут пострадать из-за этих монстров, и они даже не знают, что сейчас тут происходит. Как их предупредить? Я зашёл в кабинет и сел на койку. Терпения мне не хватило, я вскочил, расхаживая взад и вперёд у рабочего стола Джуди. Может, разбудить всех и рассказать про этот план, который я только услышал? Да меня на смех поднимут и не поверят. И, скорее всего, потом пристрелят. Рассказать только друзьям? Они тоже могут не поверить, сказать, что я не так все понял и вообще опять нагнетаю атмосферу. Я ведь проиграю в этом споре, никто не станет обращать на меня внимания. Дождаться, пока нас начнут перевозить, и уже в городе поднять шум? Обычно же они дают нам инструкции к действиям, когда что-то планируют натворить. Тогда я буду готов и смогу сбежать, а позже поднять столько шума, что люди откажутся выйти из дома. И никто не пострадает, да? Только как я подниму весь этот шум? И кто вообще даст мне бунтовать? «У нас целый арсенал оружия», так Арден сказал? Пристрелит и не заметит, он это тоже четко обозначил. Да что же делать? Я стал беспомощно открывать и закрывать ящики стола, а после и другие шкафы, непонятно что пытаясь найти. Все вокруг казалось жутко бесполезным и совсем не наталкивало на мысли о том, что делать дальше. Я устало кинул бинты обратно на полку, отворачиваясь от неё и запуская пальцы в волосы, в надежде что-то придумать. Сквозь грязное окно мутно, но было видно огни города, который ещё не спал, вдали. Моросящий дождь уже перешёл в сильный, и границы свечения размывались. И почему бы им не помыть окна, раз тут живут, не видно же ниче… …го. Я замер, всматриваясь в дождь и стараясь поймать ту мысль, которая мелькнула в голове и спешила испариться. А если сбежать сейчас, когда представился такой хороший шанс? Меня не хватятся до утра, думая, что я нахожусь здесь; тренеры заняты составлением каких-то особенно жутких планов, им не до меня; погода плохая, но мне это на руку: помёрзну, зато вряд ли кто обратит на меня внимание в такой момент. «У каждого из нас есть особая роль в этом деле, которая может все изменить», – прозвучал у меня в голове голос Ами, которая буквально несколько часов назад говорила это мне. А если это и есть моя особая роль? Если то, что меня обратили, я так долго обращался и именно сегодня оказался здесь и услышал разговор – ничто иное, как подготовка к тому, что я смогу спасти чьи-то жизни? Иначе как ещё объяснить то, как идеально складывались все события сейчас для моего побега? А нет, не идеально. С каждым планированием побега я забывал об одной очень важной детали: я не могу перепрыгнуть через яму у входа, и с обращением это стало совершенно невозможным из-за отсутствия сил. Как мне выбраться? Других выходов я не видел, разбить стекло нельзя, я только привлеку внимание шумом; на второй этаж подниматься нельзя, там комнаты старших, точно поймают. Технически, здесь есть подвал, но проверять его сейчас очень опасно: я не знаю, находится ли там кто-нибудь, куда идти и можно ли оттуда вообще выбраться. Я беспомощно пнул ногой стол, отчего послышался глухой удар, и я поморщился от боли в ноге. Конечно, Джастин, привлеки к себе ещё внимания, да покалечь себя побольше. Это же точно поможет выбраться. А если выход есть по ту сторону заваленного коридора, в котором мы разговаривали с Сэмюэлем вчера? В здании же в любом случае есть всегда несколько выходов, так почему бы там ему не быть? Даже если его там и нет, вряд ли ту часть здания они пытались восстановить, может, там есть разбитые оконные проемы или хоть какая-то возможность выбраться? Это же гораздо проще: забраться на обваленную стену, чем перепрыгнуть яму? Я нетерпеливо дёрнул пальцами левой руки, почувствовав очередное жжение в руке, которое не проходило весь день после обращения. Нет, другого шанса мне может просто не представиться, и даже если я умру где-нибудь по пути в город от холода, усталости или чего-то ещё, я хотя бы попытался. Надеюсь, до смерти не дойдёт; от одной мысли о ней меня перевернуло, и я нахмурил брови, пытаясь отогнать неприятные мысли. Засунув концы шарфа в куртку так, чтобы они случайно не помешали мне перебираться, я осмотрел себя ещё раз на предмет того, что бы ещё нужно было поправить. Стрелки часов вновь замолчали, и я прикрыл глаза, делая глубокие вдохи и медленные выдохи, отсчитывая про себя двадцать секунд. Как только со счетом «двадцать один» тишину комнаты снова нарушило тиканье, я открыл глаза, чувствуя себя уже необыкновенно спокойно и собранно, и, осторожно выйдя из кабинета, направился в сторону прохода. Хладнокровие я сохранял не так уж и долго: уже через пару минут медленных передвижений по пустому зданию стали отдаваться тревожным стуком сердца. Я медленно и осторожно дышал через рот, стараясь не издавать лишних звуков, и, остановившись у стены, внимательно осмотрел ее еще раз. Внешне вся эта обвалившаяся конструкция не внушала мне особого доверия. Если оно обвалилось, значит, оно уже недостаточно крепкое, как должно быть. Если неправильно взяться за какой-либо лежащий камень, он может с грохотом упасть и привлечь к себе внимание, потому надо как-то пробраться так, чтобы становиться только на уплотнённые части бетона. По логике, если я буду наступать только на сам потолок, конструкция меня должна выдержать. — Только если этот самый потолок не решил поехать по мелким камням, – шепотом мрачно пробурчал я, вновь окидывая взглядом завал и все же решаясь. Первым делом я залез на ту плиту, которая вчера послужила мне местом для сидения. Осторожно касаясь пальцами стены, я проверял прочность удержания частей обвала между собой, и только после этого прилагал силу, становясь на конструкцию и ища пальцами новую опору. Сердце тревожно билось в груди, и мне казалось, что любой, кто прошёл бы мимо этого коридора, скорее бы услышал его стук, нежели мои попытки перебраться через стену. Мысленно я поблагодарил Карел за качественные тренировки, на которых я научился достаточно хорошо управлять своим телом, и даже в нынешнем состоянии, когда двигаться совсем не хотелось, а руки дрожали то от от усталости, то ли от страха, я продолжал крепко сжимать пальцами выступающие крупные плиты бетона и обвалившиеся балки. Уже на середине подъема я подумал о том, что потолки здесь, должно быть, были не меньше четырёх метров, а раз тот ещё и обвалился на несколько этажей вниз, то лезть приходилось и того выше. Я не оборачивался назад, боясь потерять равновесие из-за высоты, только замирал иногда, прислушиваясь к звукам в другом конце коридора, где продолжало все быть достаточно тихо. Ближе к вершине обвала плита лежала почти что параллельно полу, выступая на полметра от всего остального обвала. Чтобы забраться на неё, надо было буквально прыгнуть назад, теряя опору руками, чтобы схватиться за край и уже подтянуться вверх, что сейчас для меня, уставшего и с трясущимися руками, было сделать гораздо сложнее. Я прижался к стене, стараясь расслабить максимально руки и дать им отдохнуть, но от общего стресса те только начало сильнее потряхивать. Осторожно я прошёл по выступу до самой близкой ко мне части обвала и вытянул назад руку, понимая, что мне не хватает буквально нескольких сантиметров, чтобы ухватиться за край. Для этого мне было необходимо отпустить второй рукой стену и хорошенько оттолкнуться ногами, и тогда, не потеряй я равновесие, смог бы повиснуть на краю и последнем препятствии, отделяющем меня от свободы. Глубокий вдох. Медленный выдох. Оттолкнуться ногами, схватиться одной рукой и зацепиться второй. Подтянуться, несмотря на боль в плече и руке. Лечь грудью на поверхность и подтянуть ноги. Отодвинуться ближе к центру обвала, чтобы случайно не спровоцировать ещё один. Все просто. Один глубокий вдох. Один медленный выдох. Рывком разгибаю ноги и отталкиваюсь от стены, тут же хватаясь правой рукой за нужный выступ без промаха, левую ставлю чуть подальше. Под собой слышу грохот, который эхом разносится по коридору, что заставляет меня зажмуриться и ждать падения. Но его не происходит, все быстро затихает, и я понимаю, что звук был не настолько громким. Скорее всего, от толчка ногами я выбил какой-то неустойчивый камень, который полетел вниз, но, к счастью, цепной реакции не последовало. Сердце готово было взорваться от страха и жжения в руках, которым было уже очень тяжело держать все остальное тело. С первого раза подтянуться не получается. Со второго – тоже. Мышцы уже неслабо жгут от перенапряжения, пальцы готовы либо промять бетон, либо сломаться сами. Я, лихорадочно думая и стараясь как можно быстрее найти решение, закрутил головой по сторонам, и решение пришло раньше, чем я мог ожидать от себя в таком состоянии. Перебирая руками, я стал по выступу переползать правее, чтобы ногами можно было упереться в боковую крепкую стену. Найдя в ней опору ногами, я стал «подниматься» по ней вверх, усиленно напрягая мышцы рук и подтягивая себя вверх. Наконец мне удалось лечь телом на выступ, и к этому моменту я уже загнанно дышал, чувствуя, как тяжёлые капли пота стекают по лбу и вискам, а руки трясёт, как от тремора, и вот абсолютно плевать на то, что под моим весом может нарушиться вся конструкция. Я уткнулся лбом в холодный шершавый бетон, слыша только сердцебиение в ушах и пульсирующую боль в висках. Если кто-то сейчас здесь появится, я явно не услышу этого. Не знаю, сколько прошло времени после того, как я вот так лёг и не шевелился, только когда я наконец смог сквозь гул в ушах прислушаться к внешним звукам, я понял, что вокруг продолжает стоять такая же гробовая тишина, как и до этого. Значит, я смог никого не разбудить? Неужели у меня получилось незаметно попасть на другую сторону? Конечно, «на другую сторону» – это слишком сказано. По сути, я лежал на середине пути, и мне предстояло ещё спуститься вниз, но это не пугало меня так сильно, как подъем. До пола в другой стороне обвала добраться было куда проще, и я достаточно быстро спустился, не обрушив больше ничего; единственным шумом были только мои тяжёлые приземления, которые, однако, были достаточно тихими, и в случае чего их можно было принять за естественные шумы старого полуразвалившегося здания. Здесь и правда никто не пытался облагородить территорию, видимо, посчитав, что той половины здания будет достаточно. На этой стороне было гораздо темнее, и лунный свет вообще не проникал сквозь грязные окна, и передвигаться мне приходилось буквально на ощупь, проверяя заранее наличие пола под ногами. Честно говоря, я даже не знал, куда именно шёл, искренне веря что там, куда я иду, будет дверь. Я прикрыл глаза и прислушался, замирая так на минуту, и это принесло свои плоды: со стороны я услышал особый пищащий звук, будто сквозняк проходит через небольшое отверстие. Передвигаясь по стене, я направился в ту сторону, аккуратно минуя углы, обвалы в подвал и строительный мусор, которого здесь было до жути много. Стена, которой я придерживался все это время, резко сменилась с бетонной на металлическую: я облегченно выдохнул и прошёл ещё пару метров, натыкаясь на дверь. Обыскав пальцами все пространство вокруг, я удовлетворенно понял, что оказался прав, и звук идёт из выбитого пространства, где должна располагаться ручка, но по какой-то причине ещё не установленная или уже выломанная. Несколько раз несильно толкнув дверь, я понял, что та гораздо плотнее сидит в проеме, и приложил уже гораздо больше силы, вжавшись в неё всем телом и толкая в районе ручки. Когда я уже было отчаялся ее открыть, с громким хрустом (более громким, чем того хотелось бы) и скрипом дверь поддалась, немного отъехав в сторону. В лицо тут же ударил морозный ветер, и моросящий дождь, который за это время усилился, неприятно бил по коже и колол ее. Но меня это уже не волновало, ведь это дверь была открыта! Я еле подавил в себе желание радостно воскликнуть, боясь тем самым в последний момент привлечь к себе внимание. Во мне будто открылось второе дыхание. Выйдя за пределы здания, я сделал несколько неуверенных шагов в сторону города, а после все ускорялся и ускорялся, пока не перешёл на бег. Для того, чтобы попасть в город, нужно было оббежать заброшку и оказаться перед тем самым оврагом, который был направлен лицом к городу. Я пробегал вдоль стены, пригибаясь на всякий случай у окон, и после бежал вперёд, к невысокому забору, который ограждал здание от всего остального города. Как только я выйду за его пределы, меня физически не смогут увидеть, и погода мне в этом поможет. Не замедляя бега, я стянул с шеи шарф и повязал его так, чтобы тот прикрывал ещё и голову с шеей от этого омерзительного ветра с кристалликами льда. Земля вокруг неприятно хлюпала, и очень скоро моя обувь промокла насквозь, а ноги замёрзли, как и пальцы рук, которые я тщетно пытался согреть в карманах. — Какого…? – донеслось до меня с ветром, и я, кажется, побледнел ещё сильнее, оборачиваясь и пытаясь разглядеть, был ли кто-то за мной, кто мог произнести это, или же разыгралась моя паранойя. Я нервно продолжал идти вперёд спиной, всматриваясь в темноту, и уже было подумал, что мне всё-таки показалось, как я уловил в метрах ста от себя движение, а потом и силуэт. Не собираясь разбираться дальше, кто это и как быстро меня смогут догнать, я развернулся и со всех ног бросился к забору, продолжая слышать уже более четко «стоять!», летящее мне в спину. Нет, все не могло закончиться так тупо, не так близко к свободе, не дамся! Я бежал, игнорируя лужи, бежал так, будто от этой скорости зависела вся моя жизнь, и сбившееся обжигающее дыхание уже не так тревожило меня, как то, что с каждой секундой звук шагов был все ближе и ближе. — Джастин, не глупи, остановись! – наряду с ещё одним чертыханием я услышал ещё один приближающийся голос, который принадлежал Мартину. – Тебя все равно поймают если не сейчас, то у города! Да черта с два я остановлюсь! Я не хочу возвращаться, я не хочу снова быть там, я не хочу принимать участия в убийствах! Почувствовав сильный удар в спину чьим-то телом, я не смог удержаться на ногах и больно упал на землю, сдирая о камень кожу на ладони и ударяясь коленями. Руки тут же заломили за спину, и я охнул, падая лицом в землю и пытаясь отбрыкиваться. Вималиум, который держал меня, неслабо так приложил меня головой о землю, наверное, пытаясь вырубить, и я обмяк на несколько секунд. — Джастин, вставай и идём обратно, – подбежавший следом Мартин говорил негромко, в голосе не было злости, но он явно был недоволен. Он взял меня за локоть, потянув наверх, и хватка на моих руках другого вималиума ослабла, чем я и воспользовался, брыкнувшись и ударив Мартина по колену со всей силы. Тот, видимо, не ожидав от меня сопротивления, от удара не ушёл и со стоном отпустил мою руку, и я вовремя увернулся от попытавшийся схватить меня руки вималиума, снова пытаясь убежать. Через несколько секунд я снова почувствовал, что меня схватили, но с силой стал брыкаться, как заведённый повторяя чуть ли не в истерике «не хочу». Хватка не ослабла, и, обернувшись, я увидел, как Мартин, медленно поднимаясь с земли, уже с довольно злым выражением лица идёт к нам, подтягивая за собой неестественно выгнутую ногу. Это конец, теперь меня точно убьют, и тогда абсолютно все для меня закончится. Все. Я забрыкался с удвоенной силой, пытаясь отпихнуть держащего меня вималиума и вырваться, отчего я без разбору стал махать руками и бить ногами куда попало, лишь бы освободиться. — Никсен, стоять! – за спиной Мартина раздался низкий, но свирепый голос Андора, и я почувствовал, как тело стало обмякать от страха. Тело будто резко лишилось всей той силы, которая в нем оставалось последнее время. Руки безвольно повисли вдоль тела, ноги будто приклеились к земле, и легкое движение в повороте держащего меня вималиума без затруднений снесло меня в сторону. Я непонимающе поднял глаза на Андора, пытаясь понять, что со мной произошло, и в темноте при свете Луны, вышедшей из-за облаков, я увидел тренера в обличие вималиума, подходящего все ближе и ближе, но не быстрыми шагами, а скорее угрожающими и не предвещающими ничего хорошего. Метку на руке полоснуло болью с новой силой, от которой хотелось закричать, но я продолжал молча, чувствуя себя беспомощным кроликом перед удавом, смотреть на приближающегося Андора. Тот на секунду задержался около Мартина и, после его кивка, подошёл ближе, с силой ударяя меня в грудь кулаком, а после буквально выдирая меня из рук держащего, за шею подтягивая ближе и грубо кидая на землю. Не в силах пошевелиться, я безвольным мешком упал. Дыхание сбилось, и теперь вдохнуть оказалось гораздо сложнее. Сердце в истерике билось так, что я чувствовал пульсацию по всему телу, и самый сильный комок боли скапливался в метке, которая будто разъездала руку. В голове билась только одна мысль: «бежать! Как можно быстрее бежать!», только тело не слушалось совершенно. Будто во сне, я пытался сделать хоть что-то, и мое тело отказывалось двигаться вслед за мыслью. И как бы я ни рвался, у меня буквально не получалось подняться. Одним грубым рывком за ту же шею Андор поставил меня на ноги, до боли сжав волосы пальцами и холодно смотря мне в глаза. Его радужка не светилась и не блестела, как я обычно видел у других вималиумов, она была чёрной, полностью заполняющей тьмой глаз, и оставалась мертвой и неподвижной, внушающей страх. Я отвел взгляд, стараясь восстановить дыхание и не заскулить от боли в выдираемых волосах, а в глазах все неприятно поплыло и защипало, и щеки обожгли горячие слёзы, которые тоже отказывались меня слушаться. — Марш. В. Здание, – тихо, слишком медленно и угрожающе произнёс Андор, заставляя меня снова поднять голову и посмотреть на него, но я продолжал отводить взгляд, чувствуя необъяснимый животный страх внутри. – И только попробуй что-нибудь ещё вытворить, – он, не отпуская моей шеи, толкнул меня вперёд, и ноги наконец зашевелились, медленными заплетающимися шагами двигаясь в сторону здания. Я порывался несколько раз повернуться, ударить, сделать хоть что-то, что дало бы мне шанс снова сбежать, но тело, будто оно вовсе не было моим, продолжало послушно идти вперёд, руки — безвольно висеть, а взгляд – трусливо опускаться вниз. Я медленно шёл, от каждого шага чуть морщась, и не понимал, почему резко вся воля пропала из меня. «Теперь у тебя есть собственный послушный щенок?» – всплыли у меня в голове издевательские слова Мартина в тот день, когда у меня только проявилась метка, и я смог скосить глаза на свою руку, которая безвольно качалась от каждого шага. Неужели это правда то подавление, о котором они тогда говорили? Неужели это подчинение выглядит вот так, что я не могу сдвинуться с места от одного только приказа? Напряжение в районе шеи усилилось, и Андор грубо сжал ее сильнее. Я осторожно глянул назад, понимая, что делаю это не для того, чтобы попытаться снова сбежать, а потому что пытаюсь найти взглядом Мартина, который при поддержке другого вималиума медленно хромал в сторону здания. Андор перевёл на меня взгляд и посмотрел на Мартина, замечая то, как виновато я на того смотрю. — Если бы ты сделал так мне, я бы потом тебе ноги переломал так, что в жизни бы не восстановились, – сурово прорычал он, и я понял, что он точно не шутит сейчас. У ямы мы остановились, и я замешкался, зная, что перепрыгнуть не смогу. Неприятная мысль сразу мелькнула в голове: вдруг он меня сейчас швырнёт на ту сторону? Или заставит прыгать, пока не допрыгну или не умру, проткнутый кольями? Внутри все похолодело; я ведь даже сопротивляться его воле не могу. Просто бездушная марионетка, которая и прыгнет в яму добровольно, если он прикажет. От страха снова стало мутить. Рука Андора дёрнулась, и я испуганно зажмурился, ожидая удара, но его не последовало: тренер быстрым и грубым движением перехватил меня поперёк пояса, поднимая и грубым голосом приказывая: «Подожми ноги», чему сопротивляться было тоже невозможно. Сделав пружинящий шаг назад, Андор рывком дернулся вперёд, отталкиваясь от земли и перепрыгивая яму так легко, будто мой вес ничего не значил. Он поставил меня обратно на землю и, так же грубо сжав шею, толкнул входную дверь. Неужели я создал столько шума на территории, что это всех разбудило? Я в шоке уставился на сонных вималиумов, заполнивших коридор и пытающихся выяснить друг у друга, что произошло, но, только стоило нам появиться, все стихло, и десятки сонных и удивленных глаз направились на нас. Где-то послышалось негромкое перешептывание, а после несдержанные смешки, на которые я старался не обращать внимание; опустив глаза в пол, я молча шёл вперёд, направляемый рукой Андора за шею. Вопрос, куда меня ведут, возник только тогда, когда мы прошли общую мужскую комнату и пошли по коридору дальше, но задать его я так и не решился. Все внимание переключилось на вернувшегося Мартина. Конечно, куда уж интереснее: среди ночи только что обратившегося вималиума под конвоем ведут трое, и у одного из тренеров сломана нога. Я бы тоже задался вопросом. В животе неприятно скрутило все от мысли, что вообще будет дальше. А если он всё-таки убить собирается? Я ведь даже сопротивляться не смогу этому. По спине пробежал холодок, и все тело тревожно задрожало. Вдруг он прикажет съесть мне человечье мясо? Или откажется кормить вообще? Лучше второе, так хотя бы честнее получится. Из размышлений меня выдернула рука Андора, что резко потянула мою шею в сторону, и я охнул от неприятного ощущения, поворачиваясь и непонимающе смотря на него. Тренер открыл одну из дверей, заталкивая меня в темноту и приказывая идти дальше. Стараясь сдержать дрожь в руках, я пошёл вперёд, но чуть не упал, когда под ногами резко начались ступеньки. Шею снова сдавили грубые пальцы. — Да что ж ты за наказание такое, Никсен, – недовольно рыкнул Андор, продолжая толкать меня так, что я снова чуть не пропустил ступеньку. На шее определенно останутся синяки, если после этой ночи я выживу вообще. Глаза немного привыкли к темноте, и когда мы спустились вниз и повернули за угол, оказались в узком длинном помещении; Андор нажал на выключатель. С потолков свисали редкие лампочки, которые тускло мерцали, но немного освещали подвальное помещение; пахло сыростью и застоявшимся воздухом, сделать нормальный вдох не получалось, и от запаха начало только сильнее мутить. Андор подвёл меня к одной из первых дверей, открывая ее и запихивая уже в маленькую комнатку в несколько квадратов. Внутри меня что-то обмерло. К стене, справа от двери, были прибиты цепи с кандалами, и больше ничего не было, кроме обшарпанных полов, и даже тусклый свет из коридора сюда почти что не проникал. Сердце забилось сильнее от страха, я начал дёргаться изо всех сил, пытаясь вырваться и снова убежать, пытался закричать или сделать хоть что-то, и от напряжения голова закружилась, а ноги задрожали; однако тело даже не дёрнулось от этого, продолжая послушно стоять и ждать приказа. Да какого черта?! Андор подтолкнул меня к стене и отпустил. Повернув спиной к стене, он молча посмотрел мне в глаза, и в темноте помещения мне казалось, что они совершенно чёрные. Он продолжал какое-то время молча смотреть на меня, будто чего-то ожидая или думая, и я не знал, что вообще делать, только чувствуя сильное напряжение во всем теле, которое и не собиралось исчезать. Тренер поднял одну из цепей с крупными оковами, поднося их… подождите, к шее? Он что, правда хочет нацепить на меня ошейник, как собаку? Может, мне ещё и полаять тогда?! — Посидишь тут, раз по-хорошему не понимаешь просьб и отказываешься с нами ладить. Я не дам тебе своей распущенностью рушить наши планы. И так долго тебе потакали в твоих желаниях. Либо ты научишься ответственности, либо придётся гнить тут, – он затянул ошейник так, между ним и шеей с трудом можно было просунуть мизинец, и холодный металл неприятно обжег тёплую кожу шеи; я сглотнул. – Свободен, – Андор вышел, хлопнув дверью, и я почувствовал, как резко из тела ушли все силы, будто выключили всю энергию. Я мог пошевелиться, но сил на это просто не было; тело громко шлепнулось на пол, отчего цепи загремели, а голова больно встретилась затылком со стеной, и перед глазами все ещё сильнее поплыло. Только сейчас я понял, как сильно замёрз, и что вся одежда промокла от мерзкого дождя. Стянув с шеи шарф, который больно прижимал металлический ошейник к подбородку, я обмотался им поверх и уставился в единственный тусклый пучок света, проникающий в мою персональную камеру. Эхом отдавались шаги Андора по лестнице, и вот с хлопком ещё одной двери наверху все стихло.