×××
— Я ощущаю тепло солнечного света, вижу, как растут деревья, чувствую запах полевых цветов. Это так красиво. И никогда не смогу забыть о том, где нахожусь. Мэди поднимает голову вверх. Воздух мягко перебирает её распущенные волосы, пока снизу доносится приглушенный шум и копошение. Она загадочно улыбается, точно зная, кто за дверью, но делает вид, что чересчур занята, и продолжает писать: — Более двухсот лет назад ядерная катастрофа уничтожила все живое на Земле, превратив ее в радиоактивную пустыню. К счастью, некоторым удалось уцелеть. Несколько раз выжившие теряли своих близких, своих друзей, себя. Но затем… «Тшш!» — шипит кто-то снаружи, но будто опомнившись, запоздало замолкает. Мэди хмыкает, дописывая то, как всегда хотела закончить книгу. — Преодолев путь через всю вселенную и обратно, человечество вернулось домой, обратно на Землю, и это больше не мечта, это реальность. Наша прекрасная реальность. Она откладывает в сторону шариковую ручку и, вдохнув полной грудью, несдержанно прижимает к себе солидного объёма книгу. Прежде, чем сюда ворвётся орава непослушных детей, Мэди успевает поймать минуту обретенного покоя. Она наконец-то закончила то, что так долго и скурпулёзно обдумывала, о чём спрашивала остальных, и вот — результат прямо в её руках. С истертыми рёбрами её ладоней страницами, мятыми уголками и даже одной наполовину залитой чернилами страницей (за малышом Чарли никто не может уследить, он суёт свой нос всюду, где посчитает нужным, особенно в её работы, но кто осудит? перед его очарованием невозможно устоять! даже Мерфи не может). — Так долго, — конючит Лу неожиданно громко, её отдергивает Август: «Будь терпеливее!». Мэди оборачивается, вновь подумав, что эта рассудительность у него от матери и кричит: «Входите». Минутная заминка, наверняка неверящие переглядки, а потом комнату и балкон наполняет смех, потрясенные вздохи и нетерпеливые вскрики. Чарли вьётся вокруг малышки Алекс, и присутствие щенка заметно помогает ей чувствовать себя увереннее в компании остальных детей, а потом Лу тянет её к себе, зацепившись за ладошку, и Мэди переводит взгляд на брата. Август шаркает ногой, но не торопит, хотя неприкрытый энтузиазм, сверкающий в его глазах, говорит об обратном. — Ты закончила? Скажи, что да, — пытается перекричать остальных маленький Генри, выглядывая из-за плеч Шарлотты и Кевина. — Рассаживайтесь поудобнее, — она садит к себе на колени Аврору, копию Октавии, пока остальные занимают места на её кровати. — Итак с чего начнём? Август, пока дети наперебой спорят о том, с чего начать, шепчет, поднявшись на носках, ей в ухо: «Не думай, что тобой гордятся только мама и папа. Я тоже горжусь, и Лу гордится, но она малявка, ещё не понимает». Мэди смотрит на его веснушчатое лицо, она больше не сердится на его вчерашнюю выходку с этой книгой. Слова Беллами обретают смысл: Август просто боялся, что написание истории станет для неё выше семьи. Выше него. Но это никогда не было так, впрочем её вина в том, что она не смогла ему этого показать, но сейчас Мэди отвечает, приобняв его за плечо, пока Лу любопытно глядит на них. — Ты же помнишь: мой брат… Он перебивает, всем сердцем желая доказать, что он больше не обижается, что всё в порядке. — Ты тоже моя ответственность. И Лу. И Ро тётушки Октавии и дяди Левитта, и… Он глотает побольше воздуха, чтобы, очевидно, перечислить всех присутствующих и не только, но Мэди мягко кивает. — Я знаю. Садись с нами.***
— Боже, я уверена, что видела, что Мерфи почти прослезился, когда ты, Мэди, сказала… — Кларк, взмахнув вилкой в воздухе, хмурится, припоминая, — как же? Лу! Девчушка смеётся, пародируя маму, которая смешно рассекает воздух вилкой, Кларк закатывает глаза, поняв, что сама совершила оплошность, когда Беллами с нажимом прокашливается. И что-то шепчет Лу на ухо, отчего та становится прилежной и самой послушной дочерью на свете. — Беллами, клянусь, если ты разрешил ей заполнить комнату теми бабочками из леса, нас ждёт серьёзный разговор, — напоминает Кларк. — Да, Кларк нас ждёт серьёзный разговор, — кивает он. Октавия хмыкает, перекладывая салат для Ро, которая яростно мотает ногами в воздухе, а Левитт о чем-то говорит с Августом. — Мерфи всегда был сентиментальным, особенно, когда дело касалось детей. — Ты назвала её «Дом Хаоса», помнится, этого названия не было в списке потенциальных, — интересуется Беллами, усадив егозу дочь на колени. — Расскажешь? — Ах, это, — Мэди загорается с новой силой, и Беллами с Кларк переглядываются, как гордые родители, — ты рассказывал, что хаос изначально имеет древнегреческие корни. Что это беспорядочная стихия, существовавшая в мировом пространстве до образования известного человеку мира. И я подумала, что это неплохая метафора. Когда вы впервые преземлились на Землю, то хаос стал жить в каждом из вас, и вы пронесли его сквозь тысячи световых лет, а потом… Потом вы обрели дом. И он, соответственно, тоже. — Мне нравится, — улыбается ей Октавия. — В этом так много души. Ро, не тащи, пожалуйста, в рот этот цветок, ладно? Левитт, куда ты смотришь? — Кстати о Мерфи и Рейвен. Итак, почему же новоиспеченного семейства нет с нами? — О, думаю, они очень заняты. Друг другом. Компания понимающе улыбается. Когда Кларк аккуратно прикрывает дверь в детскую, то Беллами привлекает её к себе сзади, уткнувшись в макушку, а потом, тихо шепча, мажет губами по её шее и щеке. — Настало время для серьёзного разговора, не правда ли, моя дорогая? — Имей совесть, мой дорогой, — она изворачивается в его объятьях, успев перехватить четыре кратких поцелуя, и шепчет в ответ, нарочно касаясь губами того места за ухом, где вьются, даже спустя столько лет, непослушные волосы. — Они только уснули. — Мэди? — Она с Люком, — вздыхает Кларк, зная, что это вызовет его тяжёлый, раздраженный вздох. — Ей двадцать, мистер Блейк, ты не можешь вечно её опекать. — Я знаю. Знаю, но… Чёрт, что творишь, мисисс Блейк? — Отвлекаю тебя от раздражительных мыслей. — Моя вечность с тобой идеальнее, чем я мог себе представить.