Лежа на полу, я услышала твое сердцебиение и закричала: Пожалуйста, не оставляй меня одну — ты так нужна мне.
* * *
Настоящее. Каждое Рождество в Короне зажигали свечи с фиолетовым воском вдоль стен каждого коридора дворца. Помещение заполнялось светом и сияло круглые сутки до тех пор, пока не настанет февраль и не закончится официальный месяц каникул. Арианна и Фредерик праздновали с большим нежеланием. Они устраивали масштабный праздник на улице для местных жителей и целый день проводили с ними, общаясь и отвечая на вопросы ради одного — лишь бы не задумываться о том, что их пропавшая дочь в один из самых семейных праздников в году где-то там, далеко, а они даже не знают где и вынуждены веселиться так, будто ничего не произошло. Но два года назад Рождество изменилось. Оно изменилось для всей Короны. Оно изменилось для меня. Рапунцель ворвалась в жизнь каждого. Я хорошо помнила, в каком восторге она была от гигантской ели в тронном зале. Она светилась так ярко. И, вспоминая, мне тяжело понять, что именно светилось так ярко — Рапс или Рождественская ель. Наверное, они обе. У меня теплело в душе тогда. Я впервые полюбила Рождество искренне. В это Рождество я чувствовала то, что не чувствовала никогда, и не думала ни о чем. Как и в следующее. Мы провели с Рапунцель два незабываемых Рождества вместе, наслаждаясь теплом комнат, красно-зеленого постельного белья, запахом тающего воска в разноцветных свечах и друг друга. Для нас в тот период не существовало ничего. Глядя на то, как Арианна и Фредерик принимают Юджина, я воображала, словно в один день мы с Рапунцель сможем рассказать о наших чувствах и стать законной парой. Я воображала, как родители Рапс принимают меня и мы обсуждаем свадьбу за круглым столом. Боже, свадьба — это ведь такая глупость. Но мне хотелось ощутить эту глупость. Хотелось ощутить, что Рапунцель только моя и наши чувства — не порок. Хотелось любить ее не только в закрытой комнате среди ночи не дольше отведенных часов. Хотелось, но я знала, что это — несбыточное желание. Оно умрет вместе со мной. В ту ночь в лесу, лежа на холодной земле со связанными руками за спиной, я думала: а вдруг то Рождество было последним? Вдруг больше не буду смотреть на снег за окном, касаясь руками рук Рапунцель, пока она щебечет о новых красках, которые ей подарил кто-то из местных жителей к празднику? Вдруг это правда конец? Меня вытащил из пучины помутнения и пробегающих перед глазами картинок с последнего Рождества громкий голос Рапунцель: — Юджин, я не знаю, что... — Рапунцель, — лицо Юджина я увидела над собой. Он опустился на одно колено рядом и отодвинул руку Рапунцель, лежащую у меня на ребрах, — она теряет слишком много крови. Слишком много. — И что нам делать? Что мне делать? Надо вытащить нож... Я ощутила, как к горлу подошел сильный кашель, а после на языке осели капли крови. Взгляд в прошлое постепенно сошел на нет, и я окончательно вернулась, ощутив на себе всецело реальность происходящего. В груди застыла острая боль. Она приникала будто глубже, но на самом деле оставалась на месте. И из-за того, насколько она неожиданно вернулась, я не сдержала громкий выдох. Он вырвался из легких горячим потоком воздуха, и нож, плотно застрявший в теле, дернулся, прорезая лезвием будто все больше ткани внутри. Я словно была чертовым мешком с зерном, в который воткнули толстую иглу и боятся достать, потому что это приведет к высыпке зерна. Только из меня высыпятся внутренние органы. И от этого преувеличения у меня чуть не вырвался хриплый смех. — Кэсс, — у Рапунцель побежала новая слеза, она согнала ее, растирая по коже кровь с моего тела. Она прижимала меня к себе и гладила по щеке, панически моргая огромными от ужаса глазами. — Что мне сделать? Я не знаю... Я перевела взгляд на Юджина, который явно понимал не намного больше Рапунцель или же просто не мог отойти от шока. Помимо того, что сейчас мне нужно было понять, где именно меня прирезали, у меня зарылось странное чувство дикого любопытства: какого черта вообще Юджин делал рядом со мной и почему Рапунцель не связана. Но, как только я увидела, как много вокруг моей собственной крови, осознала, что этот интерес вообще сейчас не к месту. — Мне тяжело опустить голову, — я процедила сквозь зубы, стараясь игнорировать кровь на языке. — Где нож? — Что? — Юджин, включи мозги. Скажи мне: в какой части груди застрял нож? — Не знаю. Где-то... — ...на уровне четвертого грудного позвонка, — перебила его Рапунцель. Я считала, что она не сможет думать и говорить, находясь в предистерическом состоянии, поэтому готова была полагаться на Юджина, но все случилось наоборот: Рапс в который раз за сегодняшнюю ночь поразила своей выдержкой, и мне так хотелось сказать вновь, что это моя девочка. Моя чертовски выносливая и способная на что угодно девочка. От чувства гордости я смогла словить мысль: может быть, сейчас Фицерберт увидит, насколько та, кого он любит, отважная, и вовсе не та стеклянная леди, над которой нужно трястись. — И на уровне четвертого поясничного. Я читала книги по медицине в башне. Что делать дальше? — Черт, — но приятное ошеломление силой духа Рапс сменилось осознанием того, что, несмотря на ту скрипучую боль, которую я старалась подавлять и хотя бы не обращать на нее внимание, то, что произошло со мной — серьезнее. — Это аорта. — Но ведь... Аорта — это самый большой сосуд в теле человека? — Рапунцель посмотрела на Юджина, и тот кивнул, вновь взглянув на меня. Я сглотнула не то слюну, не то еще больше подступившую кровь. У меня затряслись ноги. Я чувствовала, что теряю с каждым мгновением все больше крови, но ничего не могу с этим поделать: ни вынуть нож, ни перекрыть рану. Я знала, что это значит. В области четвертого грудного позвонка находится аорта. Если проткнешь ее — ткань разорвется. Кровь вытечет быстрее, чем тебе успеют помочь. Никто из известных мне лекарей в Короне не мог спасти от разрыва аорты. Никто. А солдаты гвардии с таким ранением умирали часто, и некоторые из них на моих глазах. Мне было шестнадцать, когда я увидела первую смерть от такой травмы — куча крови и из раны, и изо рта и невыносимая боль. Больно было. — Кэсс, — Рапунцель посмотрела на мою рану и вновь на меня, — что дальше? — Ничего, Рапс, — я положила свою руку поверх ее. Кожа на кисти уже побелела и похолодела. Я ощущала, как пробегает покалывание в подушечках. К груди подступала нервная тошнота, а за ней и усиливалось головокружение. — Ничего страшного. — О чем ты? — Рапунцель свела жалобно брови к переносице и подавила накативший всхлип, громко втянув воздух через ноздри. Конечно, она понимала, к чему я веду. Иначе бы вдруг не сдалась и не расплакалась, сжимая в ответ мою руку. — Кассандра, что ты говоришь? Что ничего страшного? Что мне дальше делать? Как помочь тебе? Юджин, скажи что-нибудь. — Милая, — заговорил он, морща нос. Он попытался коснуться плеча девушки, но она не отреагировала, впиваясь взглядом в мои глаза. — Рапс, прости меня, пожалуйста, — это было так глупо. Так глупо было осознать, что ошиблась и решила раскаяться за это перед самой смертью. Я не думала никогда, что я бессмертная, но жила так, словно никогда не собиралась умереть. Люди редко задумываются о том, что жизнь на самом деле короче, чем им кажется. И я никогда не задумывалась. Конечно. Зачем, если можно просто жить? Но я не жила. Я почти не жила до встречи с Рапунцель, потому что видела лишь негласную службу у отца и официальную работу во дворце. Я жила в полном неведении, не зная, что в мире существует что-то, кроме формы солдата караула, и не думая, будто мне нужно что-то еще. Оказалось, мне нужно было что-то еще. Мне нужна была Рапунцель. И, будучи в шаге от смерти, я даже не могла поцеловать ее. Она вдруг плотно сомкнула глаза и спрятала лицо у меня в шее, тяжело дыша горячим дыханием в кожу. Я прикрыла глаза, растягивая тяжелую улыбку на лице. Все происходило слишком быстро. Слишком странно. И оттого на душе скреблось катастрофически дикое чувство отвращения. — Знаешь, Блонди, Фридборг взбивает подушки не хуже меня, — произнесла тихо я. Язык занемел. — Кэсс, и ты прости меня, — проговорила она, будто не слышала меня. — Прости, что не доверяла тебе. — Нет, не извиняйся. Ты в праве принимать те решения, которые считаешь нужными. — Я знаю. Но еще я знаю, что должна считаться с тобой, ведь я тебя... — и она вдруг замолчала. Мне казалось, что она вот-вот произнесет те самые идиотские три слова, от которых у меня внутри разливался жар, но вместо этого она схватила себя за пряди волос, и мягко опустила мое тело, которое придерживала, на землю. — Что там сказал Вэриан? Я закашляла, вызвав больший приток крови. Но в глазах Рапс загорелся огонек. — О чем ты? — переспросил ее Юджин. — Вэриан сказал, что заклинания лунного камня принимают противоположный эффект, если их произносит тот, кто обладает солнечным цветком. Значит... — ...темное заклинание исцеляет. Тогда почему в прошлый раз оно сожгло руку Кассандре? — Может быть из-за того, что оно использовалось для другого и Кассандра коснулась меня слишком резко? Я не знаю, Юджин. Это не имеет значения, если это единственный шанс. — Рапунцель, — я перебила ее, — нет. Не смей. Прошу тебя. А вдруг что-то случится? — Это неважно. Я спасу тебя. — Нет! — Даже не пытайся мешать мне не дать тебе умереть, Кэсс. Ты мне нужна. Я тебя... я тебя не отпущу. Когда она обматывала мою рану волосами, у меня уже темнело в глазах, и я чувствовала холодок приближающейся кончины. И лучше бы я умерла — клянусь. Лучше умереть, чем быть причиной, по которой Рапунцель использует темное заклинание снова. — Рапс, прошу тебя. — Кэсс, прости меня за то, что не могу принять твою защиту, но твоя жизнь для меня важнее. Все накроет тьма на твоем пути...* * *
Прошлое. Два года назад, Корона. — Фридборг, ты бы могла пошевелиться, — я обогнала молчаливую Фридборг, которая напряженно смотрела вперед и не моргала. — Почему я должна перевозить всю еду в тронный зал одна? Ускоряйся. Свечерело поздней весной после половины девятого. Сумерки опустились на королевство практически полностью. На горизонте еще светились полосы пурпурного и янтарного оттенка, переходя в черный с россыпью мелких звезд над головой. Из-за огней города рассмотреть больше на небе не удавалось, поэтому Арианна и Фредерик несколько раз в неделю до возвращения Рапунцель поднимались на склон горы в лесу и несколько часов выискивали в звездах ответ на свою тоску. Гвардия всегда наблюдала за их безопасностью, и однажды отец взял меня с собой. Мне было четырнадцать или пятнадцать, но той ночью я впервые ощутила восхищение от вида небесных светил. Меня вообще-то никогда не вдохновляло ничего, кроме подготовки к службе или нового оружия, и я даже не думала, что может быть что-то лучше, но ошиблась. Звезды были тогда настолько прекрасны, что я полюбила Корону всем сердцем, будто это она была причастна к их красоте. Прошло приличное количество времени с тех пор, и я даже не думала о том дне до сегодня. Я остановилась на пару секунд у окна. Той ночью никто еще не знал, где потерянная принцесса, а теперь она бродит по замку босиком и пищит от восторга, глядя буквально на все. Мне никогда не казалось, что мы можем подружиться с Рапунцель. Это было невозможно. Дружба между принцессой и фрейлиной — шанс один на миллион. Я даже сказала ей это. В то время я все еще была зла, что меня приставили к взбалмошной девчонке, за действиями которой нужно следить, чтобы она не влипла в неприятности или вновь не пропала, как боялся Фредерик. А теперь... А теперь у меня впервые краснели щеки не от напряжения в бою, а от чувств, которые испытывала к принцессе. Мне было стыдно, что я влюбилась в Рапунцель. Она была человеком другого круга. У нас не было ничего общего. И она все равно продолжала бороться за нашу дружбу. Не зная, что для меня это уже не дружба. Не зная, что для меня она больше, чем подруга. Что мои чувства сильнее, чем дружеские. Сказать об этом ей было страшно. Мне. Было. Страшно. За большими дверьми в тронный зал раздался приветственный гул труб, и я поняла, что вечер в честь восхождения Рапунцель на трон начался. Она должна была прийти в сопровождении родителей со стороны их покоев, поэтому, зайдя в помещение, пропитанное запахом дорогих одежд гостей из других королевств и еды с королевской кухни, я скрылась за большой шторой. Фрейлины королевы собрались с другой стороны и сдержано выпрямили спины. Как же они гордились своим положением. Пока Фредерик представлял гостям свою дочь, я не могла отвести от нее глаз. Эти линии светло-розового платья, облегающие талию. Эти босые ноги, которые я раньше не понимала. Эта широкая улыбка, абсолютно открытая миру. Эти сверкающие изумрудные глаза. Эти забавные веснушки. У меня заныло сердце, и я сжала кулаки за спиной, напрягая мышцы от нервов. Господи, Кассандра, какая же ты дура. — Уф, — напряженный голос Юджина выдохнул мне почти в ухо, и я бросила на него небрежный взгляд. — Я уж думал, что опоздаю. Портной не хотел отпускать меня, пока символ Короны не будет смотреться достаточно блестящим на фраке. Рапунцель такая красивая, верно? Не то слово. — Но ты бы не узнал об этом, если бы еще лишние пару часов полюбовался собой в зеркале. — Я же сказал, что не я сам себя задержал, а портной. Я шикнула на него, когда фрейлины Арианны строго оценили меня и Фицерберта взглядом. Конечно он сказал, что вина не его, а портного, но это лишь подкрепило мою совсем не объективную мысль, что он и близко не достоин любви Рапунцель. Обычный нахлебник. Таких воров, которым только дай шанс пробраться в королевские покои, хватает, а один из них круглые сутки шастает по замку, словно вынюхивает что-то. Будь моя воля, давно бы словила его на какой-нибудь краже и отослала гнить в темницу, как минимум. От него все равно толку, что от снега среди жаркого лета. — Эй, Кэсс, — он пихнул меня в бок, и я сжала губы, лишь бы не повысить голос на него. — Можно тебя спросить? — Юджин, ты уже это сделал, поэтому просто спрашивай и не трать время зря. Фицерберт закивал, стал искать что-то по карманам и заулыбался, будто увидел корону, которую можно прикарманить себе и срубить куш. Хотя, кажется, именно это и случилось с короной Рапунцель. Может, он только из-за нее и притворяется, будто любит Рапс? Эти сомнения заскребли у меня внутри, и этот процесс уже было не остановить. Поэтому я бесшумно вздохнула, ожидая, когда же Юджин найдет нечто. И вот Рапунцель заговорила. Я слово в слово знала ее речь. Мы ведь репетировали ее вместе. Но лишь первые пару слов были похожи на наш общий текст. После Рапс замолчала на мгновение, рассмеялась детским смехом и стала говорить от сердца. — Мне кажется или текст был другим? — странно прошептал мне Фицерберт, и я кивнула ему. Неужели он не знал заранее, что Рапунцель все равно сделает по-своему? Даже я, будучи с ней знакома меньше его, знала гораздо лучше, как она будет действовать дальше и к какому решению придет. — Ладно, смотри, — он вытащил мелкую кожаную коробку с золотистым замочком и показал мне. — Что скажешь? — верхняя крышка открылась, и у меня выступили капельки пота на лбу. — Красиво? Мне кажется, ей понравится. — Ты собираешься сделать Рапунцель предложение? — я произнесла это с совершенно расслабленным лицом и холодной интонацией, но мне казалось, что внутри у меня в ребрах проросли мышцы и проткнули сердце острыми концами, а затем вынырнули наружу. — Да. Кольцо было крошечным. Даже меньше, чем палец Рапс примерно на размер или полтора. Белое золото, какое найти только в Короне. Мелкая корона обрамляла крупный сверкающий изумруд. Я рассматривала изделие, не в силах выдать что-то адекватное. — И что ты хочешь от меня услышать? — Сказать, понравится ли Рапунцель. — Юджин, я похожа на Рапунцель? Как я могу говорить за нее? Он хотел ответить мне, но не успел. Фредерик пригласил его произнести речь о том, как именно он спас Рапунцель. В такой момент я забыла вообще, что там было в его речи. Да и мне было чертовски не важно. Пусть говорит, что хочет. Или не говорит. Я бы предпочла, чтобы он вообще вышел отсюда, причем не важно — в окно или в дверь. Куда душа лежит. Сейчас его существование вызывало во мне приступ паники и злости одновременно, что я не знала, смогу ли выдержать и не уйти бить тренировочные чучела в отделении гвардии. Мне оставалось только смотреть, как Рапунцель согласится выйти замуж за Юджина. Он закончил пересказывать в общих чертах, как спас Рапунцель, подшучивая, а затем наконец произнес те слова, которые я надеялась, что он не произнесет. Почему он решил сделать ей предложение именно сейчас? — Но, Рапунцель, — он посмотрел на нее. Почему-то мне казалось, что она выглядит... расстроенной. Улыбка была, но не такая, как когда она говорила с народом и гостями, — ты — любовь всей моей жизни. И я хочу, чтобы ты разделила со мной будущее, — он встал на колено, раскрыл свою дурацкую коробку, и окружающие сразу поняли, к чему это, но никак не отреагировали. Лишь открыли рты. — Ты станешь моей женой? Я следила за каждой эмоцией девушки. Но в ее глазах было сомнение. Или я хотела, чтобы оно было? Ее губы дернулись, а улыбка медленно сползла. Она нервно хихикнула и посмотрела в зал, рассматривая присутствующих спешно, а, встретившись со мной взглядом, я поняла, что она искала меня. Она смотрела в мои глаза и пыталась найти поддержку. Но не поддержку в согласии. В чем-то другом. Я не смогла ей улыбнуться. Лишь сглотнула накопившуюся слюну, чувствуя, как больше не контролирую дыхание, и грудь уже вздымается в беспокойстве. — Юджин, я... Она не была готова. Я поняла это по тому, как ее босая нога сделала шаг назад, а руки задрожали. Мне хотелось вдруг подойти к ней и просто оказаться рядом. — Я не могу. Это слишком быстро. Прости. Рапунцель сделала несколько мелких шагов в сторону и быстро скрылась из тронного зала через запасную дверь рядом с троном Фредерика. Ни один из родителей не стал останавливать девушку, а по залу прошелся нейтральный шепот. Кто-то мямлил в толпе о том, что неэтично делать публичные предложения, не зная, согласится женщина или нет. Эту знать интересовало только то, насколько красива будет картинка происходящего. Они не задумывались о том, что все происходит в реальности, где каждый человек испытывает чувства. Юджин застыл в том же положении: стоя на колене с протянутой коробкой. Кольцо сверкало от света свечей по всему пространству зала. Арианна мягко коснулась его плеча и что-то произнесла ему на ухо, пока Фредерик прокашлялся и продолжил, как ни в чем не бывало. Я не поняла, почему вообще стою на месте и продолжаю наблюдать за происходящим, если все, что меня на самом деле интересует — самочувствие Рапс. Причина ее отказа, огорчения, тревоги. В конце концов, такого незамедлительного исчезновения из помещения. Убегать от ситуации было не в ее характере. Но только если случившееся не задело ее еще глубже, чем она показала. Я отправилась за Рапунцель, проскользнув в ту же дверь. Юджин обернулся и хотел пойти тоже, но я оценила его строгим взглядом и шикнула: — Тебе мало, Фицерберт? Когда я оказалась в коридоре, услышала, как вечер продолжился. Люди уже забыли обо всем и стали громко смеяться. Вскоре заиграла музыка. Наверняка король и королева банально хотели сгладить углы, но остальные? Остальные продолжили жить так, будто Рапунцель и не было в зале. Будто она не говорила такие теплые слова любви к каждому. Будто это мероприятие изначально было посвящено не ей. Я нашла девушку, сидящей на подоконнике в ее с Юджином покоях. Она не услышала, как я вошла, поэтому мне пришлось постучать по двери, обращая на себя внимание. — Не против, если я присоединюсь? — Конечно. Конечно, Кэсс, я не против, — она тепло улыбнулась, а затем вновь развернула лицо к окну, вглядываясь в звезды. — Я думала всем фрейлинам обязательно быть на празднике. — Но я фрейлина принцессы, которой на этом празднике нет. Какой смысл мне там оставаться? Рапунцель закивала. — Да, я просто... просто подводила к тому, что, может, тебе стоит вернуться? Наверняка там будет весело, а ты все пропустишь. — Тоска, а не праздник, — я присела на подоконник рядом с девушкой и сняла белый головной убор, высвобождая волосы. Они тут же подпрыгнули, а челка слезла на глаза. Я по привычке сбросила ее в сторону, но она вернулась на место. — Я имею в виду, что это важное мероприятие. Ты должна была познакомиться с принцессами и принцами других королевств, которые друг друга знали давно. — Тебя попросили вернуть меня? — Нет, точно нет, — я решила не упоминать, что вообще-то гости забыли о своей принцессе, стоило ей уйти и заиграть музыкантам, поэтому лишь присмотрелась к лицу девушки. — Мне показалось, что ты не захочешь оставаться сейчас одна. И тебе понадобится друг. Если не хочешь говорить о том, что случилось, я не стану спрашивать. Тем более, ответить я вряд ли что-то смогу. — Я помню, что тебе некомфортно говорить о чувствах, — Рапунцель зачесала за ухо короткие пряди и подняла на меня взгляд, больше не пряча лицо в поджатых коленях. Она слегка приподняла уголки губ, изображая улыбку. — Все в порядке. Спасибо, что пришла. Я правда не хотела бы остаться одна. Обычно в такие моменты со мной Юджин, но сейчас его компания будет мне... Не кстати. Понимаешь? Я знаю, что так нельзя говорить, ведь он меня любит и это может его задеть... — Ты имеешь право чувствовать то, что чувствуешь. — Это так. Но я не знаю, что чувствую. Все стало сложнее, чем мне казалось. И его предложение сбило меня с толку. Я столько лет была заперта в башне, что я не хочу вновь оказаться в четырех стенах замка, скованная браком. Есть еще вещи, которые я просто не могу объяснить, и они, возможно, важнее, чем мое желание побыть на свободе хоть немного. Она шумно выдохнула. Я не видела никогда, чтобы ее голос не подпрыгивал. Сейчас она была такой спокойной и огорченной, что на уровне живота возникло чувство: все идет не так. Мне хотелось развеять эту печаль, тоску и весь тот негатив, которые принесло кольцо Юджина. И на эмоциях я вдруг положила свою руку поверх руки Рапс. Она не оттолкнула меня, а наоборот сжала в ответ. Ее улыбка стала чуть шире. Чуть искренней, и я сама вдруг улыбнулась, осознав, как же хорошо быть с ней здесь. Она не отводила взгляд от меня, смущенно сводя брови к переносице, и мне показалось, будто мои чувства могут быть взаимны. Глупость. Какая глупость. — Я не дам тебя ему в обиду. Рапунцель по-доброму рассмеялась, но ничего не ответила. Она наклонила голову и погладила тыльную сторону моей кисти большим пальцем, а затем еще сильнее сжала, вновь обращаясь к звездам. — Твоя башня была в лесу, да? — Да. А что? — Я видела, как ты рисуешь звезды. Они часто элемент других рисунков. В Короне они не такие яркие, как в лесу. — Башня была вроде бы моей тюрьмой, но еще она была моим домом. Я не скучаю по ней, но я скучаю по звездам. Отец не разрешает мне покидать территорию Короны, ты знаешь. Я не виню его. Он заботится обо мне, но теперь я не знаю, когда вообще увижу не то звезды, не то лес, не то диких животных. Мне в голову пришла безумная идея, за которую я могла бы получить серьезный выговор и отстранение от принцессы и королевского двора, но сейчас, глядя на то, как Рапунцель подавлена, это было не важно. — Рапс, ты доверяешь мне? — Разумеется. — Тогда надень что-нибудь удобное и идем со мной. — Куда? — Я проведу тебя за стены Короны. — Правда? — Рапунцель раскрыла глаза и, когда я встала с места, собираясь уйти сменить форму фрейлины на практичные вещи, схватила меня за предплечье. — У тебя не будет проблем? — Это неважно, Рапс. Мне нужно переодеться. Встретимся через пару минут около моей комнаты? Выйдем через кухню.* * *
Горизонт потемнел, и на Корону опустился пробирающий до дрожи холод. Я осмотрела Рапунцель взглядом и поняла, что ее накидка была гораздо прохладнее, чем располагала погода. Тем более, что в лесной глуши и вблизи озера температура заметно упадет на градус или два. Но Рапс и плечом не повела, продолжая держать уверенно за поводья Макса. — Ты скажешь, куда везешь меня? — посмеялась она, как только мы пересекли границы домов местных жителей. Большинство были на празднике со стороны королевского сада. Там для народа устроили отдельные угощения и пир. Король и Королева собирались выйти к ним и представить принцессу еще раз, но, очевидно, этот план уже накрылся. Я понимала, что об отсутствии Рапунцель буду отчитываться я, и только я: как фрейлина и как ее потенциальная защитница, о чем знал мой отец, рекомендуя меня как единственную, кто сможет позаботиться о принцессе Короны. Возможно, только сейчас я осознала, насколько его решение было серьезным: на моем месте могла оказаться любая более опытная фрейлина, но так не случилось. Может быть, прибирай я все еще на кухне и в коридорах замка, не зная, как точнее произносить имя принцессы, у меня не возникли бы к ней настолько странные чувства. — Или это будет секретом? — Есть несколько мест, которые я бы хотела тебе показать. Но сегодня начнем с малого, — я быстро улыбнулась ей. — Скажи, если станет холодно. — Брось, Кэсс. Погода просто прекрасная. Я хотела показать Рапунцель то самое место, на котором рос солнечный цветок, а сейчас там образовались черные камни, но пока не решалась. Мне казалось, будто сегодня точно не лучшая ночь для этого. Отвлечься загадкой королевства от нежелательного предложения руки и сердца? Отличная идея. Но я не хотела отвлечь Рапунцель. Я не хотела, чтобы она была увлечена несколько минут, а потом снова вернулась в реальность и будто окуналась в ледяную воду. Моя идея была в том, чтобы подбодрить ее. Показать, что я рядом, если не могу это передать так же красноречиво, как она. Раскрыть ей ту часть меня, которую не знал никто. Мы проехали на лошадях в неспешном темпе несколько лесных опушек. Ветер поднимался несильный, и со временем я действительно поняла, что погода лучше, чем я о ней думала: холодно было не настолько. — Кэсс, — Рапунцель взглянула на меня незнакомым мне прежде взглядом: заговорческим, и я нахмурилась, — тебя ведь обучал верховой езде в королевской гвардии отец? — Разумеется. — Тогда догоняй! Она дернула поводья, недоуздок на морде Макса натянулся, и он вдруг сорвался с места, поскакав вперед. У меня вырвался смешок. Соревноваться с Рапунцель мне никогда не хотелось. Особенно после случая на играх на выживание в период, когда наша дружба только начиналась. Но это было не такое соревнование, и я почувствовала, насколько внутри от него становится приятнее. — Ладно, Рапс, — я бурно почесала за ухом Фиделлы, буквально ощущая, как она вся напряглась, поняв, что ее ждет дальше. — Покажем ей, Фиделла? Лошадь заржала громче Макса, и я на мгновение почувствовала тревогу: вдруг кто-то услышит ржание в лесу, и решит проверить. Наткнется на принцессу и поднимет панику. Но тревога исчезла сама собой, когда Фиделла двинулась с места и понеслась, поднимая за собой клубы пыли. Топот нескольких пар копыт раздавался среди стволов и крон деревьев. Картинки сменялись одна за другой. Я была сосредоточена только на скачущем утонченным бегом Максе и развивающихся линиях сиреневого платья Рапунцель. Ее смех я услышала только тогда, когда практически поравнялась с ней. Она подняла голову кверху, плотно зажмурив глаза и неловко присвистнула. У меня улыбка на лице лишь расширилась. Мне стало на душе так легко от мысли, что сейчас Рапс больше не выглядит такой подавленной, как в замке, и я не смогла контролировать движение Фиделлы — она уже скакала сама, нагоняя Макса. Эта поездка, полная адреналина, азарта и ветра в волосах, уже была соревнованием для лошадей, а не для нас с Рапунцель. Мы обе потеряли как счет времени, так и собственным ощущениям, отдаваясь мгновению. Возможно, мы завтра умрем. Возможно, сейчас разобьемся. Возможно, никогда не вернемся в замок. А возможно, отпразднуем вместе следующее Рождество. Это не важно. Абсолютно не важно, ведь никогда не знаешь, что случится в будущем. Есть только сейчас. И сейчас мне было хорошо. Нам было хорошо. Пролетев на полной скорости поворот, я вдруг захлопала слезящимися от ветра глазами и сжала поводья. — Рапунцель, мы проехали. Тормози. Девушка среагировала быстро, и вскоре мы обе уже возвращались назад рысью. Мы спустились с лошадей рядом с густыми кустами. — Фиделла и Макс не смогут там пройти. Есть другой путь для них, но объезжать еще с полчаса, а времени не так много. Главное вернуться не слишком поздно, чтобы никто не заметил, что тебя нет ни в одной части замка. — Макс, будешь хорошим мальчиком и побудешь здесь, верно? — от прикосновения мягкой руки Рапунцель конь потопал передними копытами. — Не переживай, Макс, Фиделла не даст тебя в обиду, — я отшутилась. — Тут неподалеку есть яблони. Рапунцель поправила взъерошенные волосы и, пока я раздвигала плотные ветви кустов, вдруг провела рукой по моим. Я вздрогнула, вдруг покраснев. — Прости, у тебя волосы встали дыбом, — бодрый голос Рапс однозначно стоил того, чтобы сбежать из дворца. Определенно. Бесспорно. Потому что, готова поклясться, что, если Юджин влюблен в нее не меньше моего, он бы, как и я, прямо сейчас ощутил, как сердце опустилось в пятки, а затем вернулось в грудь вновь от этого сверкающего взгляда зеленых глаз. — Конечно. Когда кусты закончились, мы оказались на небольшой поляне, окруженной фруктовыми деревьями. Небольшое озеро скопилось где-то посередине, а через него можно было пройти по сломленному дубу, пересекающему его вдоль. Над водой сияли светлячки, освещая пробивающиеся края осоки и тростника. От шороха наших шагов по траве, утки отплыли от краев озера в другую сторону. Я замерла на месте, уперев руки в бока и переводя дыхание. — Что это за место? — мечтательно спросила Рапс, проходя дальше меня. Она осматривала все так, будто видит впервые. Будто никогда не ступала по траве. Будто никогда не чуяла запах воды. — Это место я нашла, когда гналась за очередным вором в четырнадцать. — Ты гналась за вором, когда тебе было четырнадцать? — Да. Отец всегда считал, что я не готова вступить в ряды королевской гвардии, но прекрасно знал, что я в сотню раз лучше любого его бойца, потому что он сам тренировал меня. И в тот день, когда вблизи от места, куда меня отправила королевская кухня искать ягоды для традиционного праздника Короны, пробежал вор, я погналась за ним. Он попытался скрыться в этом месте, но не успел. — И что случилось с этим вором? — Я метнула в него небольшой нож. Лезвие застряло в его ягодице, и бежать он дальше не смог. Вора заперли в темнице, отец в очередной раз отругал меня, будто я провалилась, и я показала эмоции. Никогда нельзя показывать эмоции капитану гвардии, частью которой мечтаешь стать. Тогда я сбежала. Но не знала, куда бежать, если нигде не чувствовала себя, как дома. Поэтому пришла в то место, где словила первого своего преступника. Это место стало моим. Тем, куда я приходила. И о котором никто не знал. Теперь о нем знаешь ты. Пока мы говорили, поднялись по широкому стволу дуба, дошли до середины озера и осели на него. Рапунцель слушала меня, не перебивая — глядя прямо в глаза, но я не могла ответить ей тем же. — А, если меня переполняли эмоции, я прыгала в озеро. Рапунцель вдруг взяла меня за руку и молча прикусила нижнюю губу. — Я не знала этого о тебе, — произнесла она так тихо, будто переходя на более глубокий уровень нашего диалога. Она наклонилась чуть ближе. — Спасибо, что рассказала мне об этом. Я представляю, как тебе нелегко говорить о собственных чувствах, но помни — я понимаю это. И это не изменит никогда того, что я тебя... — она вдруг осеклась. Ее глаза расширились от удивления. Мне показалось, что она увидела кого-то позади, но она смотрела прямо на меня. Она удивилась тому, что почти сказала, а я больше не удивлялась тому, что у меня сжимается все тело от ее прикосновений, слов. — Что я тебя люблю. Ведь ты моя подруга. Это прозвучало так ненатурально, что ее рука, по-прежнему сжимающая мою, погорячела. Точно так же, как и моя. — И я тебя. Потому что ты моя подруга. — Мне нужно поплавать. Прямо сейчас. — Вода наверняка слишком холодная. Ты можешь простудиться. — Не важно. Мне стало слишком... — Мне тоже слишком жарко. Я не поняла, что произошло только что. Диалог, реакции. Все было слишком быстрым. Настолько, что я отключила рассудок и сиганула в воду за Рапунцель. Все равно здесь слишком мелко для того, чтобы опасаться чего-то, кроме температуры воды. И прохлада действительно накрыла меня с головой. Буквально. По телу прошлись мурашки, но я не смогла понять от чего: оттого, что мое тело мгновенно стало замерзать или оттого, что под водой Рапунцель схватила меня за руку, а второй притянула к себе ближе за талию. У меня остановилось сердце. Клянусь, у меня остановилось сердце. То, что было до этого — это все цветочки. То, что происходило сейчас — полное ошеломление, выбившее бы у меня землю из под ног, не будь я под холодной темной водой, прижатая телом к телу девушки, ставшей моей первой искренней любовью. Я раскрыла глаза, несмотря на то, что вода буквально резала их, но Рапс продолжала держать свои сжатыми, а затем вдруг поддалась вперед. Ее горячие губы накрыли мои. Это был поцелуй, напоминающий тот самый момент, когда у тебя сдают нервы и ты делаешь все то, что не решался сделать. Это был тот самый поцелуй, после которого дрожат колени. Это был тот самый поцелуй, который я никогда не думала, что сбудется. Руки Рапс схватили меня за лицо. Мы поднялись на воздух в таком положении и отстранились друг от друга только для того, чтобы схватить порцию воздуха. Рапунцель шумно выдохнула и вновь вздохнула. Она соприкоснулась лбом с моим лбом. Я быстро убрала мокрые пряди волос с ее лица, и мы, не открывая глаз, вновь слились в поцелуе. Не знаю, кто в этот раз агитировал его, но какая разница. Какая разница, где мы, как мы, что мы, если это поцелуй. Если это Рапунцель. И мне казалось, что я готова совершить даже преступление и быть сожженной на костре, лишь бы она никогда не отпускала меня. Поцелуй был резким, полным эмоций и жара тел. Рапс вновь на мгновение отстранилась и тяжело задышала. Она потерлась своим носом о мой и плотнее сжала мои щеки в раскрытых ладонях. Она свела брови к переносице, и мне показалось, что она заплакала. — Рапс? — Пожалуйста, Кэсс. Пожалуйста прости меня. Я знаю, что ты посчитаешь меня неправильной. Знаю, что со мной что-то не так. Знаю, но не могу справиться с тем, что чувствую. Прости меня. — Ты что-то чувствуешь ко мне? — Да, Кэсс, да. Прости. Прости меня, пожалуйста. Я поняла ту самую идиотскую вещь — в то время как я считала, что Рапунцель отвергнет меня и сочтет душевнобольной за любовь к такой же женщине, как и я, она считала точно так же. И это вызвало у меня смех. Я в ту же секунду стерла катящуюся по веснушчатой щеке слезу и коснулась шеи принцессы. Моей милой принцессы. Не верилось, что она испытывала то же самое. Не верилось настолько, что мне не хватало слов. — Я влюблена в тебя, — выпалила я вдруг и подалась вперед. Не помню, как мы выбрались на сушу. Не помню, как оказались обнимающимися на земле. Ни черта не помню. Рапунцель была со мной прямо сейчас, и это было намного важнее, чем все остальное. Мой язык скользнул сначала по небу рта девушки, а затем она наклонила мою голову в сторону, делая наш поцелуй прерывистым. Господи, я даже не знала, что она так умеет. Кто бы вообще мог знать, что девушка, которая восемнадцать лет провела в изоляции, может целоваться так, что срывает крышу. — Что бы ни произошло дальше, — она приподнялась на локтях, — пообещай, что не оставишь меня. — Я всегда буду рядом. Я никогда не брошу тебя. Что бы ни случилось. Клянусь тебе, — я не знала, что вообще несла, но знала, что уверена в своих словах и не посмею от них отказаться. — Я клянусь, что всегда буду любить тебя. Рапунцель блаженно улыбнулась и перевернула меня на спину, нависая сверху. Ее руки были будто повсюду. И у меня внутри все переворачивалось. Значит вот, что ощущаешь, когда тебя целует тот, к кому ты испытываешь искренние чувства?* * *
Настоящее. — Она скоро проснется? — Не знаю, милая. Джули сделала все, что могла. — А вдруг... — Рапунцель, с ней все будет хорошо. Ты же видела. Глухие голоса доносились из другой комнаты. Они становились все четче. Я возвращалась из путешествия по далеким уголкам воспоминаний обратно в свое тело. В ту секунду, когда мне удалось медленно разлепить глаза и тяжелые веки приподнялись, я уже решила, что умерла. Под спиной протекало мягкое тепло. Под головой будто облако. Мне было тепло и уютно, несмотря на то, что по лицу проходило минимальное покалывание прохлады. На губах еще оставалось ощущение первого поцелуя Рапунцель, который мне приснился. Комната вокруг была сделана из дерева. На стенах висели шкуры убитых животных. Левее от меня — широкое окно. За ним по сильным порывам ветра развивались ветви плетущегося винограда. Было темно. Неприступная темная ночь. В паре шагов у стены горящий старый камин. От него шел жар. Он растекался приятной истомой по телу. Я попыталась привстать, но поняла, что все тело затекло. Свеча на столе поблизости отбивала танец, пуская черный дым от себя. Я насупилась, чувствуя, как в области груди протекает болезненный скрип, и протянула руку к металлической кружке. В ней на дне еще было немного воды. Я сделала жадный глоток, но мне этого не хватило. Голоса затихли. В полумраке тяжелая дверь заныла и приоткрылась, царапая краями пол. Тень незнакомой девушки сделала шаг. Половицы под ногами затрещали в такт огню. Я, придерживая собственное тело на локтях, машинально потянулась под широкую подушку в поисках кинжала, но ничего не обнаружила там, отчего на мгновение почувствовала себя в опасности. Вдруг это сестра Эндрю Лилит пришла связать меня и вытащить в соседнее помещение, чтобы вновь манипулировать Рапунцель? — Ты проснулась! — голос Рапунцель вдруг смог расслабить каждую мышцу. Это была она. Она — цела и невредима. Она в порядке. — Рапс. Как ты? Все хорошо? Она закрыла за собой и подошла ближе, садясь на край кровати. Ее глаза были опухшими и красными от слез. Я не знала, что происходит, и чувствовала, что может произойти что-то непоправимо страшное. У меня затряслись руки, и мне никак не удавалось унять эти непроизвольные движения. Все, что я смогла сделать: резко обнять Рапс, прижимая ее к себе так сильно, что стало больно. Она всхлипнула, уткнувшись мне в плечо. — Я думала, что Вэриан тебя ранит. — Кэсс, все в порядке. Я боялась, что ты не проснешься. Она провела пальцами по моим волосам, зарылась в них и глубоко вдохнула запах моего тела, заставляя ощутить себя сейчас такой нужной. Не было важно ничего. Только она. Только Рапунцель, обнимающая меня в ответ. — Что произошло? Где мы? — я стала задавать вопросы спешно, как только Рапунцель отстранилась от меня и продолжила уже касаться моих оголенных плеч ладонями. — Эндрю прирезал тебя, — вдруг очень прямо и уверенно ответила она. — Он попал ножом в аорту. Ты теряла кровь слишком быстро, и я решила рискнуть: воспользоваться темным заклинанием. Оно исцелило рану, она была больше не смертельной, но... — Рапс осторожно убрала часть одеяла. Моя грудь была перевязана льняной тканью, — на том месте, где твоего тела касались мои волосы, кожа обожжена, как и твоя рука. Мне жаль. — Это не страшно. — Вэриан отвез нас дальше, чем мы были. Неподалеку была деревня, в которой жила воспитательница Юджина, Джули, из его приюта. Нам нужно было найти укрытие и чистую ткань для твоих ожогов. Джули оказалась местным лекарем и согласилась осмотреть твои травмы. Она помогла промыть ожоги, обработать их и перевязать, но днем у тебя был сильный жар. Я не могла больше использовать темное заклинание, потому что, исцеляя одно, оно ранит другое. — Сколько дней прошло? — Два. Два дня ты провела без сознания. — Но как вы спаслись от Вэриана? — Юджин смог на мгновение ударить Лилит и вырваться из веревок. Затем стянул амулет с Ланса, и дальше с ним уже никому не получилось справиться. Вэриан и Эндрю сбежали. Что стало с Лилит — мы не знаем. Знаем только, что она должна была отвезти Юджина куда-то, если бы твое ранение не повлияло на мое решение. — Не могу поверить. Рапунцель выглядела не такой, как в ту ночь, когда меня попытались убить. Она стала заметно увереннее. Это проявлялось в том, как именно она держала спину. Как осматривала меня взглядом, касаясь холодными руками плеч. Да. Ее руки были неожиданно холодными, несмотря на то, что комната заливалась с каждой секундой все большим теплом. Я слегка насупилась, но Рапс положила раскрытую ладонь мне на щеку и притянула к себе, попытавшись поцеловать, но я отшатнулась, вызвав у нее недовольный выдох. — Рапс, я слышала голос Юджина до того, как ты зашла. А если он увидит? Она рассмеялась, подняв глаза вверх. Это был недобрый смех. Он был раскатистым и возбужденным. Рапунцель вновь посмотрела на меня, приоткрыла рот и наклонила мою голову в сторону, прикусывая зубами скулу. — К черту Юджина. Я чуть не потеряла тебя, — она была полна серьезности и тяжелого дыхания. Я прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться на ее зубах, приятно щекочущих лицо. — Два дня назад я держала тебя на своих руках, и ты умирала. Я боялась, что больше никогда не смогу поцеловать. Что ты больше не ответишь мне на поцелуй. Что мы больше не заснем в объятиях друг друга, — ее нос потерся о мой, и я попыталась словить ее губы, но не смогла. Девушка насмешливо отстранилась, а затем вновь приблизилась, выбивая у меня из груди сбитый с толку хрип. — Что я не смогу опуститься ниже уровня живота. — Рапс... — К тому же Юджин ушел с Лансом за дровами для печи Джули. — А как же сама Джули? — Старуха с плохим слухом проводит все время на улице, разговаривая с котом. Я удивилась тому, как Рапунцель отозвалась о женщине. Где ее бывалое добро? Где эта отзывчивость? И я почти обратила на это внимание, но она будто почуяла разговор, не связанный с тем, к чему она подталкивала меня, и все же поцеловала. Резко, страстно, горячо, запуская свой язык мне в рот. Она рисовала по моим щекам контуры, и я выдохнула ей прямо в губы, чувствуя, как по телу разливается трясущееся желание. Она была права: той ночью она чуть не потеряла меня, а я чуть не потеряла ее. — Как ты после заклинания? Я же просила его не использовать, — но, какой бы манящей и горячей мне не казалась Рапс, я не получила ответы на все вопросы и просто не могла переспать с ней, не зная, как она, повлияло ли на нее это глупое темное заклинание. — Кассандра, — она положила мне руку на оголенный бок и приятно сжала кожу в пальцах, слегка царапая ногтями, нетерпеливо кусая нижнюю губу, — прошу тебя, заткнись. Мы можем обсудить и темное заклинание, и Юджина, и Вэриана, и что угодно, но потом. Я скучала по тебе. Пожалуйста. Возможно, это была ошибка. Возможно, мне стоило настоять на своем. Возможно, я должна была иначе определить приоритеты, но не смогла. Просто не смогла. У нас была целая комната, полная тепла и мягкого постельного белья. За последние месяцы это были лучшие условия из множества, в которых мы могли остаться вместе и не бояться касаться друг друга. И эта мысль вызывала такую же приятную тревогу, как и мысль о том, что Рапунцель сейчас передо мной с растрепанными волосами и покрасневшими губами. Я не сдержалась, обхватила руками лицо девушки и впилась в ее губы, жадно целуя и ощущая каждую линию, каждую складку. Она ответила, обнимая меня за талию и на мгновение задевая бинты, из-за чего мне пришлось насупиться сквозь поцелуй. — Наверное, сегодня я буду менее активной, — улыбнулась я. — Наверное, — Рапунцель заговорчески хмыкнула и надавила на мое плечо, резко опрокидывая на спину. Мягкая кровать под спиной скрипнула и прогнулась, а у меня, будто выбили воздух из легких. Рапс отдернула одеяло в сторону, подхватила меня за ноги и развела их в сторону, устраиваясь между. — А еще, наверное, сверху буду я. Ее голос был томным. Она дышала мне прямо на ухо, касаясь бедер. Господи, не знаю, была ли когда-нибудь она настолько открытой и доминирующей с Юджином, но, когда она отключала наивность и детскую невинность, грубо хватала за волосы и доводила до сумасшествия своими действиями, клянусь — у меня срывало крышу. Если бы она была Дьяволом, я бы продала ей душу, не задумываясь, за то, чтобы она не останавливалась. Мне нравилось, когда она берет все в свои руки. Мне нравилась ее решительность и сексуальность. Мне нравилось, что она оказывается сверху, сжимает кожу до покраснений и командует. Не сомневаюсь, что со стороны она выглядит так, будто по ночам молится на коленях в церкви, но кто бы знал, что по ночам на самом деле она превращается в демонессу, испытывающую на прочность свою любовницу. И это меня возбуждало. Возбуждало быть полностью под властью и телом своей любви. — Я буду осторожна, — произнесла она трепетно, проводя мягкими движениями по бинтам. — Не будем их снимать, ладно? Не хочу повредить ожог. Обещаю, что тебе понравится и так. — Мы впервые настолько рядом с Юджином. Он ведь может вернуться в любую минуту. — Мне так все равно. Я безумно скучала по тебе. И еще я безумно хочу тебя. Хочу услышать, как ты тяжело дышишь. Как ты вскрикиваешь мое имя. Ее пальцы провели по моим губам, спустились к шее и несильно сжали трахею. Я плотно обвила ноги вокруг тонкой талии Рапунцель, прижимая ее ближе к себе, и она в ту же секунду подалась вперед, поведя бедрами; ответила, целуя отрывисто, как она делала только тогда, когда совсем не могла держать себя в руках. Это та сторона принцессы Короны, которую знала только я. Это та сторона ее, которая получает неописуемое наслаждение, когда оказывается сверху и контролирует положение, позу, движения, поцелуи. Это та сторона ее, которая одним взглядом доведет до дрожи. И мне хотелось быть единственной, кто знает ее. Кто унесет с собой в могилу детали этой дьяволицы. Вряд ли кто-то поверит, если я скажу, что та самая милая девчушка в розовом платье среди ночи хватает свою фрейлину за бедро, шепчет на ухо грязные слова и дарит незабываемые ощущения. — Как только заживет ожог, — я прохрипела это сквозь накатывающие волны возбуждения, отрываясь от мокрых поцелуев, — ты окажешься подо мной и будешь кричать уже мое имя. — Обещаешь? — Клянусь. Это была своеобразная игра, в которой мы переходили границы и начинали бороться за то, кто этой ночью ведет и берет инициативу на себя. Это не было ссорой или серьезным соревнованием. Это была игра. Это была игра. И нам эта игра чертовски нравилась, потому что Рапунцель нравилось, что со мной она может побыть немного плохой девочкой, а мне нравилось, что с ней я могу отдаться ощущениям и позволить ей управлять мной. В реальной жизни на людях мы занимали противоположные позиции, и секс помогал все изменить. Я запустила пальцы в волосы Рапунцель, освобождая их от лент и цветов. Украшения полетели на пол, а лепестки некоторых ромашек разлетелись по постели. Один из них спал на мой глаз, и Рапс засмеялась, зубами подхватывая его и убирая в сторону. Ее пшеничные локоны спали, закрывая вид на веснушчатые плечи. Я перебросила их на другую сторону, спустила с кровати и потянула за обнажившуюся шею, заставляя девушку опуститься ко мне. Мы встретились в воздухе, как только я приподняла голову. Поцелуй был тягучим, виртуозным. Отстраняясь, а потом вновь приближаясь, Рапунцель несильно закусывала мою нижнюю губу и оттягивала. С тех пор, как начались наши тайные отношения и встречи по ночам, я и стала появляться с раскусанными губами. Это была та привычка, которую я пыталась побороть еще в подростковом возрасте, а теперь она вернулась, но в лице моей возлюбленной. Мои губы кусала лишь она, и однажды я еле сдержалась от того, чтобы не плюнуть в Юджина ядовитой фразой: «Эй, Фицерберт, видишь эти прокусы у меня на коже? Твоя невеста постаралась.» Я завела руки за спину Рапунцель, надавливая на корсет платья. Вот, где мне пригодилось мастерство за считанные секунды управляться со шнуровками на одежде. А когда-то я и не подозревала, что раздевание принцессы фрейлиной может доставлять удовольствие. Я поддела пальцем одну ленту на ее спине, потянула за другую и практически развязала до конца, но руки затряслись, и Рапс ухмыльнулась. — Я помогу, — проговорила она. Она вытянулась, словно тетива на одном из моих самых любимых луков, и я затаила дыхание. Ее спина несильно прогнулась, руки менее профессионально растянули вслепую шнурки, и корсет слегка спал. Дальше закончила я сама, потянув на себя рукава, затем юбку, оставляя Рапунцель обнаженной. Ее кожа покрылась мелкими мурашками. — Холодно, Блонди? — Ты слишком много болтаешь. — Что? Ничего не подобного. Мы усмехнулись обе. Рапунцель провела ладонями по моим бедрам, задержалась на тазовых костях и блаженно надавила, прослеживая за собственными прикосновениями и как мое тело реагировало на них. Она оттянула пояс, удерживающий широкие лосины, уж точно принадлежавшие не мне, и придержала его, очерчивая коротким ногтем невидимые круги вокруг пупка, превращая их в герб Короны. Я задышала тяжелее, предвкушая, что она сделает дальше. — Помнишь, когда мы впервые переспали? — вдруг спросила она, подняв на меня голову. Ее пальцы продолжили спускать ниже остатки моей одежды. — И кто из нас слишком много болтает? — Просто скажи мне: помнишь? Я приподнялась на локтях, жалея, что не могу сорвать с себя эти идиотские бинты. Но зато мне удалось сорвать с Рапунцель всю ее одежду, и, даже в полумраке, ее тело заставляло меня забыть, о чем она спрашивала. Ее грудь вздымалась, плечи держались широко расправленными, и, готова поклясться, сейчас ее спина выглядит еще более сногсшибательно со сведенными лопатками. — Я помню. — Я тоже. Потому что в ту ночь я поняла, что готова навсегда стать изгоем королевства, лишиться трона или быть казненной за связь с женщиной, лишь бы знать, что я навсегда останусь с тобой. Я сглотнула слюну и напряглась всем телом. То, что она сказала, не было похоже на все наши предыдущие разговоры. Мы никогда серьезно не обсуждали наше будущее, но из того, как Рапс заботится о Короне и готовится стать однажды королевой, я понимала, что нашего будущего не существует. Существует лишь ее будущее и мое. Я боялась спросить прямо, потому что не хотела почувствовать укор боли. Не хотела слышать, что Рапунцель выйдет замуж за Юджина, несмотря на любовь ко мне. Ей придется спать с ним. Придется родить ребенка, а может, нескольких, чтобы у королевства были наследники престола. Я задумалась об этом, и у меня закружилась голова. Дети Рапс не будут никогда знать, что их мать не любит их отца. Что их мать на самом деле спит с фрейлиной. А может, к тому моменту я буду уже не фрейлиной, а настоящим членом королевской гвардии, и придется думать, что любовница королевы — воительница. — Правда? — переспросила я. — Разумеется. Ты ведь чувствуешь то же самое. — Да, но ты будущая королева. Ты не можешь так говорить. — Я устала прятаться, Кэсси, — она наконец вновь вернулась к тому, с чего начала и, как только моя одежда глухо спала на деревянный пол, наклонилась к моей ключице, проводя по выпирающим костям языком. Я продолжила держать себя на локтях, и лишь слегка отклонила голову, позволяя Рапс захватить все пространство кожи. — Не хочу проснуться в один день и осознать, что придется лечь под Юджина снова. Родить ему, — она буквально прочла мои мысли. — Хочу просыпаться с тобой. Видеть тебя рядом и целовать тебя. Хочу, чтобы у Короны не было короля. Хочу, чтобы у нее были две королевы. — За такие речи и лечиться отправить могут, — я коротко усмехнулась, но сжала губы, когда лицо Рапунцель стало опускаться ниже. Она пропустила участок с бинтами, из-за чего приближение к тому, что вызывало жар, стало еще более близким. — Ты хочешь об этом говорить сейчас? Ты же сама сказала, что все потом. — Думала, что тебя подбодрит то, что я сказала, — она выдохнула горячий поток воздуха в область лобка, и я напрягла живот, молясь справиться и не издать ни единого звука. — Не забывай — я принцесса. И сделаю все, чтобы мы были вместе. Чтобы ты была моей королевой. — Звучит это, конечно, просто... — я подняла задумчиво взгляд вверх, собираясь отшутиться тем, что ее желание невозможно, ибо народ ополчится против нашей связи вне зависимости ни от чего, но не смогла закончить: язык девушки опустился на уровень половых губ, и я громко выдохнула в потолок, запрокидывая голову назад, — ...прекрасно. Так же прекрасно, как и ощущается. Не знаю, в какой момент забыла, насколько невероятно быть предельно близко с Рапунцель. Наверное, тогда, когда мы начали выяснять отношения: не то обожженная рука, не то доверие, не то еще что-то. Мы ругались. Я обижалась. Она не могла справиться с тем, как я на все реагирую. Но сейчас это все казалось такой глупостью. Как мы вообще могли чуть не довести наши отношения до грани разрушения после всего того времени, что провели вместе? Почему нужно было оказаться почти при смерти, чтобы осознать ценность друг друга? Я изогнулась всем телом, как только скольжение языка девушки перешло все возможные границы дозволенного. Мне казалось, что я вот-вот сдамся, но держалась, сжимая в руках простынь под собой. Рапс провела пальцем в области клитора, и у меня свело челюсть. Она посмотрела на мое лицо исподлобья и заулыбалась. Я знала, что покраснела так, что кровь билась в висках. Хотелось сжать ноги от возбуждения, но вместо этого я развела их шире и подалась бедрам навстречу движениям пальцев. Они погрузились полностью, изгибаясь внутри, и заставляя изгибаться меня снаружи, раскрывая рот в немом вскрике. Я повернула голову в сторону, надеясь, что смогу скрыть вырывающиеся звуки в подушке. — Только представь, — Рапунцель стимулировала чувствительные точки, двигалась внутри то ускоряясь, то замедляясь, не позволяя дойти до пика так быстро, как хотелось, — что ни тебе, ни мне не придется глотать стоны, кусать углы подушки, когда мы станем королевами. Не придется прятаться. У нас будут свои собственные покои. — Рапс, — я тяжело выдохнула и окончательно упала на лопатки. У меня сводило каждую мышцу. Рапунцель прибавила к указательному пальцу средний и мягко проникла глубже, надавливая большим пальцем. Она медленно приподнялась на уровне моего лица, не прекращая лишать рассудка. Ее свободная рука сжала мои щеки. Губы всосались в мои требовательным поцелуем. Ноги тяжелели от приближающегося финала, и я выгнула шею, не сдерживаясь. Я простонала в мокрый поцелуй, а, когда Рапс отстранилась на мгновение, хватая воздух, пустая комната отразила эхом мой возглас от резкого наступления разрядки. Сил закрыть самой себе рот не было, поэтому я зарылась лицом в подушку. Тело сотряслось и застыло в одном положении. Каждая мышца напряглась, растягивая оргазм на несколько лишних секунд. — Господи, — Рапунцель уткнулась мне в шею, оставляя на ней засос и укус. — Ты, блядь, так прекрасна, Кассандра. Ты знала, что твое имя означает сиять? Когда ты так хмуришь брови, закрываешь глаза и стонешь, ты не представляешь, как же ты сияешь. — Ты такая сегодня разговорчивая, — я не могла перевести дыхание, но смогла вновь посмотреть на Рапс. У нее горели глаза адским огнем, а щеки порозовели. Она мягко придерживала меня за ягодицы, оставляя на них короткие царапины. — Ты знаешь немецкий? Она покачала головой. — А я немного знаю. На немецком твое имя означает целебное растение. И ты исцеляешь любого своим взглядом, — я осторожно коснулась ее щеки, ощущая прилив нежности. — И ты исцелила меня. — Не похоже, что у меня это получилось, раз ты все еще в бинтах. Я сжала губы и резко надавила ей на плечи, переворачивая нас. Рапунцель оказалась подо мной. От неожиданности она рассмеялась, вытягивая шею. — Будешь умничать, зацелую до смерти. — А говорила, что сегодня будешь не такой активной. Смотрю, тебе полегчало. — Исцеляющее растение, Блонди. Я наклонилась к ней, вовлекая ее в осторожный и долгий поцелуй. Рапс тут же стала его углублять. Пользуясь моментом такой податливости ее тела, я устроилась между ее ног, проводя ногтем бесцветную полосу от ее шеи до пупка. Загорелая кожа покрылась россыпью мурашек, которая мешалась с веснушками. — Кэсс, — Рапунцель обняла меня за шею одной рукой, а вторую опустила мне на лопатки, контролируя то, насколько я близко телом к ее телу, — я хочу тебя. — Не терпится? — Пожалуйста. — Я даже не начала. — Ты еще не начала, а я уже хочу закончить. Поцелуи сливались. Мне казалось, что мы становимся одним человеком, и я забываю, где заканчивается мое тело и начинается ее. Мы понимали друг друга. Ощущали, чего хочет одна из нас или не хочет. Эта связь помогала укрепить отношения и превратить секс не просто в получение физического удовлетворения, а в искусство. Я никогда не спрашивала, была ли у Рапс такая же связь с Юджином и получала ли она с ним такое наслаждение, но догадывалась, какой услышу ответ. И мои догадки меня полностью устраивали, потому что я была с ними солидарна. Когда мы поругались с Рапунцель впервые и она решила бросить меня, я помню, что начала встречаться с Эндрю назло ей. Он был последним мужчиной, с которым у меня случилась интимная связь, потому что сразу после этого я осознала, что, как бы я не отрицала, мне нравились только женщины. В обществе, в котором мы жили, однополые отношения считались страшным грехом. Я пыталась приспособиться и заставить себя думать, будто хочу того же, что и окружающие меня женщины. Но, пока я притворялась, будто хочу мужчин, мое сознание знало правду. А Рапунцель стала спусковым механизмом. Я касалась ее груди, сжимая в ладонях. Доводила до исступления пальцами. И Рапс, в отличие от меня, не стеснялась приоткрывать губы и стонать, стараясь получить как можно больше удовольствия, но я растягивала его, глядя на каждую мелкую перемену на лице. Она царапала мне спину, притягивала за шею, тянула за короткие пряди волос и металась по постели. — Кэсс, — ее очередной возглас превратился в мое имя, когда я ускорила движения по ее клитору и остановилась, ощутив, как она дернулась. Ее ногти впились мне в лопатки, буквально сдирая верхний слой кожи. Я сжала губы, поцеловала ее в нос, и она издала последний стон на высоких тонах. — Ого. Она перевернула меня, укладывая набок рядом. Ее поцелуй. Пьянящий последний поцелуй, завершивший нашу ночь. Я чувствовала, как бьется ее сердце в груди со мной в такт. Говорить ничего особенного не хотелось. Мы поняли все. Поняли, что обе были неправы, ругаясь. Мы поняли и этот секс переступил через ту черную полосу отношений. — Я люблю тебя, — проговорила я сквозь слепую улыбку. — И я тебя люблю, — ответила незамедлительно Рапунцель, — Ваше Величество. — Что? — Ты станешь однажды моей королевой. Королевой Короны. Будешь часто слышать такие обращения. Привыкай. Я готова была рассмеяться, хотя все эти фразы были так нехарактерны для Рапунцель и стоило напрячься. Мы забыли обо всем на свете вместе и не заметили, как дверь медленно распахнулась и ударилась об стену. Я поднялась на локтях и... — Юджин? — Что происходит? — Фицерберт остановился посреди комнаты, ошеломленно глядя на постель. Мне хотелось проговорить: это не то, чем кажется. Но это было бы невероятно глупо. Две обнаженные девушки со спутанными волосами и красными лицами лежат в одной постели — чем это еще может показаться? Чем это может быть еще? Какое оправдание подойдет? У Юджина забегали зрачки. Он смотрел то на меня, то на Рапунцель, не шевелясь. — Я боюсь спросить, но это то, о чем я подумал? — Нет, — в панике проговорила я, боясь, что правда может навредить Рапунцель. Я ненавидела притворяться дурой, но сейчас придется, чтобы выпутаться из ситуации. Но я не имела ни малейшего понятия как. — Да, — слова Рапунцель разбили все. Я посмотрела на нее, раскрыв в шоке глаза. Она лежала на большой подушке расслабленно, будто ничего не произошло, и я не понимала, как она может быть так спокойна, если все это время мы не поднимали тему ее измены, чтобы не вывести ее на слезы? Какого черта? — Это то, о чем ты подумал, Фицерберт. Я сплю с Кассандрой. У Юджина брови свелись к переносице. Я вспомнила, как он был счастлив, собираясь сделать предложение Рапунцель. Вспомнила, как жужжал о своей любви к ней. Вспомнила, как он отзывался тепло о ней. Вспомнила и увидела, что, кажется, сейчас у него на глазах навернулись слезы, но он лишь покачал головой, испуганно выдохнул и быстро вышел из комнаты. Я готова была идти за ним, поражаясь тому, что Рапунцель не проявила ни долю эмоций. — Я не хотела, чтобы он узнал о нас так, — монотонно начала она, встав с постели. Она подошла к окну, проводя пальцем по запотевшему стеклу. — Хотя нет. Я хотела. Проще показать ему, чем сказать. — Рапунцель... И тут до меня дошло. Какой же я идиоткой была, не додумавшись сразу. Все то время, что мы были вместе сегодня, она подавала явные признаки того, что с ней что-то не так, но я игнорировала их. — Кто ты? — я встала с места за ней и резко оттолкнула к стене, хватая ее за горло. — Ты не Рапунцель. Она бы никогда так не поступила с Юджином, несмотря на то, что не любит его. Она бы не готова была пожертвовать своим королевством ради меня. — Уверена? — она рассмеялась, не боясь меня. — Я думала, что придется долго тебя обрабатывать. — Кто ты, черт возьми, такая, и где Рапунцель? Ты тот зазеркальный демон из дома завтрашнего вчера? Отвечай. — Подумай лучше, Кэсси. Я помолчала, а затем правда ударила по мозгам. — Все накроет тьма. — Нет. — На твоем пути. — Остановись. — Путы развяжи. — Рапунцель! — И дух освободи. От корней светлых волос разошлись темные полосы и окрасили пряди в смоляной оттенок. Как и тогда. Как и в тот день, когда она использовала заклинание разрушения впервые. Она слабо прикрыла глаза. Ресницы задрожали. — Не могу поверить. — Поверь, Кассандра. Поверь. Она подняла веки. Ее зрачки светились зеленым ядом. У меня свело скулы от боли. — Теперь ты стала мне уделять больше времени, Кэсси.