Turn the page I need to see something new, For now my innocence is torn. We cannot linger on this stunted view Like rabid dogs of war. I will let the memory heal, I’ll remember you and me on that field. Poets of the fall - War
С заходом луны за край кратера на искореженную взрывами землю опускается настоящая темнота: сырая, теплая, какая и должна стоять самой обычной летней ночью. В ней звёзды разгораются в полную силу и мерцают алмазной бесчисленной россыпью на бездонном полотне неба. Какаши лежит на спине, проваливается в него взглядом, растворяется в туманностях и созвездиях. Иногда цепляется вниманием за редкий росчерк летящей в пустоту звезды. Сакура уже не спит – примерно с тех пор, как повернулась к нему лицом и прижалась щекой к его груди. Из них двоих только ей удалось ухватить пару часов сна, свернувшись теплым клубком под боком Какаши и используя его левую руку как подушку. Теперь, проснувшись, она тоже смотрит вверх. Точно знает, что и он не спит, но не спешит нарушать тлеющую лаской тишину – и тишина теплится между ними, безболезненная, лёгкая. Разливается в груди странным оглушительным послевкусием того, что они натворили. Еще какое-то время – будь то минуты или часы, сложно сказать - оба продолжают лежать в мирном, убаюкивающем молчании под сияющим небом. Пока то не начинает меркнуть, а затем не подсвечивается первой предрассветной дымкой с самых краёв. Тогда Сакура сонным, неточным движением садится. Заносит над ним руки, из которых льётся зеленоватый поток ирьёнидзюцу. И по-прежнему ничего не говорит. Боги, Какаши так боится увидеть в её глазах сожаление. С трудом заставляет себя посмотреть и удивлённо выдыхает, обнаружив, что Сакура улыбается. Устало, нервно, даже робко, но абсолютно точно искренне. - Ваша взяла, - говорит чуть хрипло, отдавая ему накопленный за часы отдыха запас живительной чакры. – Пойдёмте поищем этих идиотов. Закончив, поднимается на ноги и протягивает ему руку, чтобы помочь встать. Пока Какаши повязывает хитаи-атэ, снимает его жилетку, неловко протягивает ему назад: - Спасибо, - умудряется в одном коротком слове уместить огромный ворох неопределяемых эмоций. Оба на мгновение замирают, вспоминая один и тот же момент: как в темноте Какаши накидывает жилет на её плечи поверх изодранной формы, почти укутывает им, настолько тот велик. На слабые попытки сопротивляться, сообщает низким обжигающим шёпотом, что не позволит ей спать на земле. - Можешь оставить, если хочешь, - Какаши отгоняет воспоминание, успокаивающе накрывает её пальцы своими, на что Сакура только качает головой, снова улыбаясь: - Я в порядке, - видя его недоверчивый внимательный взгляд, мягко добавляет, – правда. Остается только принять её ответ. Одежда еще хранит её запах и тепло, отчего сердце вдруг бьётся чуть чаще, но ему удаётся сохранить внешнюю невозмутимость. Не до того сейчас - тело как будто позабыло, что принадлежит джонину, и нормально двигаться отказывается, несмотря на полученное лечение. Прихрамывая, Какаши делает несколько пробных шатких шагов в сторону леса, быстро понимая, что так далеко не уйдет. Не говоря уже об ограниченной скорости передвижения. Поворачивается, чтобы отправить Сакуру вперед, но чувствует мягкий рывок – она подныривает ему под правую руку, перенося часть его веса на себя. - Даже не думайте, - цедит сквозь зубы немного раздраженно, - что я вас тут оставлю. Зелёные глаза упрямо смотрят вперёд. Сверкают знакомой решимостью, спорить с которой бесполезно – только время зря терять. На рассвете они выдвигаются в путь. Лес вбирает их в себя бархатистой сумрачной свежестью, обилием звуков и запахов, следов всевозможных форм жизни, что обитают в нём. В нём все идёт своим чередом, словно и не было войны. Словно мир, к которому они привыкли, не завис на волоске на самом краю. Здешний лес стоит нетронутый, прежний, тот же самый, через который они не раз ходили на миссии. Словно ничего не менялось. Они несутся среди деревьев, привычно приземляясь с ветки на ветку, и Какаши чувствует, как в такт их летучим шагам бьётся её сердце. Сосредоточенный взгляд куноичи устремлён вперед, и что-то чужое есть в нем, новое, совсем не типичное для Харуно Сакуры. Это что-то очень уж смущает его. - Сакура, - зовёт Какаши, стараясь звучать как можно спокойнее, - если ты захочешь поговорить.. - Я в порядке, - её лишённый эмоций голос только усугубляет его беспокойство. Несколько минут они продолжают продвигаться вперед в повисшем молчании. Наконец, Сакура всё же поворачивается к нему и заявляет преувеличенно бодро: - Если никто не проснётся, у нас будет всё время на свете, чтобы наговориться. А потом улыбается так, как научилась на этой войне. В первый раз он увидел эту улыбку, когда она признавалась в любви Наруто, чтобы тот отказался от данного ей обещания. Второй – когда Саске встал на их сторону в битве с Мадарой, и Сай резонно спросил, какие у того цели. Тогда Сакура улыбнулась ему также – широко и ярко, жизнерадостно-обнадеживающе, даже слишком. Сегодня Какаши видит эту улыбку на её лице в третий раз и, наконец, находит определение тому, что скрывается за ней, будто под тонким слоем искусной маскировки. Он угадывает подлог интуитивно, ведь носит её в себе много лет, сам прячет за улыбками, праздным безразличием и темным куском ткани: Обречённость. И по тому, как напрягаются плечи Сакуры, как заостряются скулы на её щеках, ему понятно – она знает, что он знает. Но не хочет обсуждать. Поэтому Какаши выбирает промолчать, полагая, что они поговорят позднее. И в этом он ошибается. Потому что они находят Наруто и Саске живыми. Оказавшись на краю обрыва, замирают, потрясенные увиденным. Сакура втягивает сквозь зубы воздух, обессиленно цепляется за него, словно ноги на мгновение перестают держать её. Какаши чудится сдавленный всхлип, поэтому он шепчет успокаивающе, одними губами: - Никто не узнает. Не бойся. Отпуская руку, она мажет лихорадочным взглядом по его лицу, потом снова закрывается, отворачиваясь. И спрыгивает вниз. Приземляясь, заносит обе руки с чакрой - по одной на каждую отсутствующую конечность. Какаши обращается в слух, пытаясь различить, что происходит внизу сквозь шум воды. - Не меня.. – пытается возражать Учиха, но она только рычит грубо, удивляя всех их: - Заткнись. Мне надо сосредоточиться. Саске просит у неё прощения, выглядит при этом даже искренним, но её реакция не меняется. Холодно Сакура спрашивает его, за что тот извиняется. Когда её плечи всё же начинают дрожать от слёз, Какаши чувствует острое желание спуститься вниз и закончить начатое Наруто, свернув шею последнему Учиха собственными руками. - Чертов ты идиот, - восклицает она, и на фоне характеристик, что крутятся в данный момент в его голове, можно сказать, что Сакура просто читает молитвы. Узумаки садится первым, его лицо сияет улыбкой, а рот не закрывается. Сын Минато выглядит действительно счастливым. Саске не выказывает признаков былой агрессии и кажется более умиротворённым, чем когда-либо прежде, и потому сердце всё же сжимается в подобии родительской радости за них обоих. - Наконец вернулся, - выдыхает Какаши. И почти чувствует облегчение – ровно до тех пор, пока не оказывается внизу, поравнявшись с ними. Сидящая в ногах у Саске, Сакура поднимает заплаканные глаза и смотрит на него один короткий миг, но и этого достаточно. - Всё закончилось, сэнсэй, - улыбается так ослепительно, будто бьет его с ноги в солнечное сплетение. – Мы победили. Кажется, Какаши еще никогда не видел столь идеально замаскированную обреченность... Do you remember standing on a broken field? White crippled wings beating the sky, The harbingers of war with their nature revealed all our chances flowing by.
fin