Тот, кто образует пробел

      Оставшаяся часть октября проходит в привычном темпе. Так или иначе.       Лео возвращается в школу в понедельник после выходного, и Трент не поджидает его, на самом деле, нигде. Лео на всякий случай ходит, оглядываясь всю следующую неделю и вплоть до конца месяца, но в итоге успокаивается. Конечно, Лео интересно, с чего Трент решил действительно послушать Адама и не трогать его, и действительно ли это так, но также Лео не собирается пугать подарок судьбы глупыми вопросами. В очередной раз.       С того воскресенья напоминанием остается только несколько царапин на руках и коленях Лео, но эти следы исчезают меньше чем через неделю, как и — действительно серьезные — раны Адама и Чейза. В остальном, есть репортаж, сделанный мамой, обсуждения в социальных сетях и многозначительные неуклюжие взаимодействия с семьей тут и там на протяжении всей недели. Потом случаются новые трагедии, и все забывают про поезд, мир не останавливается, и люди живут дальше. На самом деле это даже нельзя назвать трагедией, ведь, в итоге, Веркервиль спасен, а экзистенциальный кризис только внутри головы Лео.       По возвращении с миссии Лео не наказывают. Конечно, папа делает ему выговор, позже, отведя в сторону. Папа упрекает его в обмане, безответственном подвергании свою жизнь опасности, но как только он становится конкретным, и фраза «что бы подумала твоя мама» произносится, что ж, Лео нужно только предложить в самом деле пойти и спросить, что она думает. Папа отпускает его. Лео рад отсутствию наказания, но все же он хотел бы быть честным. В этой ситуации. Лео чувствует немного разочарования в отношении поступков папы, но он понимает, что на это есть какая-то причина. Должна быть.       Так или иначе мама определенно замечает, что что-то происходит. Ей нужно время, но никто в доме не скрывает, или, такое чувство, не умеет скрывать вещи. Лео склоняется ко второму варианту. Он узнал о супер-секретных-подвальных-биовещах через несколько часов после того, как впервые зашел в дом. Конечно, он верит, что все здесь могут хранить секреты. Смешно.       Итак, мама начинает догадываться в воскресенье. Лео не знает точно, но мама умная, а объяснение: «Я упал», — худшее, что мог сказать Чейз, чтобы оправдать свою модную бандану из бинтов. Технически это не ложь, и был шанс, что мама поверит. Но, когда мама спрашивает: «Где?», — Чейз собирается ответить, запинается и слишком очевидно смотрит на папу, а затем еще более очевидно, но невозмутимо, врет — «На лестнице».       Лео внутри истерически смеется от такого клише ботаника, которого избивают хулиганы.       Мама, судя по всему, тоже замечает взгляд Чейза на папу и делает свои выводы.       Это не первый раз, когда кто-то из них появляется с травмами, и не первый раз, когда они ранятся по неосторожности. Обычно это, конечно, Лео или Чейз, и обычно объяснения не настолько очевидно лживые, но, видимо, Чейз все еще уставший — могло ли у него быть сотрясение мозга, которое мистер Кент не определил по телефону, потому что как бы это вообще можно было сделать — и не может выдать лучше, чем это.       Адам объясняет свое растяжение отсутствием разминки перед подъемом тяжестей и легко уводит разговор, начиная болтать. Позже Лео восхитится навыком Адама довольно виртуозно съезжать с темы. Адам посмотрит на Лео с вопросом: «Что я сделал?». Типично. Адам скажет, что ему не нравиться говорить о плохих вещах, заставляющих людей грустить или злиться, поэтому он инстинктивно начинает говорить о том, что делает его счастливым, чтобы люди вокруг тоже стали счастливыми. Конечно, Адам не знает слово «инстинктивно», но Лео использует его в своей голове. В любом случае, Лео мысленно аплодирует навыку Адама сгладить даже такую ситуацию.       Итак, Адам и Чейз временно отпускаются. У Бри нет каких-то обличающих ее обстоятельств, у Эдди мама никогда не спросит что-либо, папа, вероятно, получит разговор позже вечером, так что остается только Лео, видимые царапины на его руках и незаметные на коленях. Лео абсолютно доволен скопировать Чейза, вплоть до монотонности. Мама хмурится, но ничего не говорит.       В понедельник, после школьного дня, одинокого и унылого — конечно, в школе говорили о Веркервиле, он достаточно близко, у кого-то в классе там даже живут родственники, так что новости распространяются быстро, но эти разговоры не делали день менее унылым — и выполнения домашнего задания был ужин, заполненный в основном болтовней Адама, перескакивающего с темы на тему, когда диалог с одним членом семьи затухал, и никто больше не пытался включиться и поддержать разговор. Лео валял оставшуюся маринованную морковь по тарелке и наблюдал. Это было просто грустно. Но, стоило отдать должное, Адам каким-то образом воссоздавал привычную атмосферу за столом, и если бы Лео изначально не ждал от ужина катастрофы, то он бы не заметил.       Итак, это был понедельник. День семейного собрания.       На самом деле, они не делали что-то серьезное. Все отключали электронику — но не Эдди — мама доставала печенье, сок или что-то вроде того, и они говорили. Просто планировали дела на неделю; сверяли графики; мама принимала предложения для экспериментов с готовкой; папа почти всегда просто присутствовал, не участвуя и позволяя маме вести; они договаривались о разных мелочах, а затем обсуждали, как прошла неделя и все, что угодно.       Для семейных собраний были правила, и все их, конечно, знали. Никаких телефонов. Никакого вранья. Все должны высказаться. Из-за того, что подразумевали правила, Лео ожидал, что вся ложь с поездом разрешится в первый же понедельник.       Никаких отвлекающих факторов, хотя бы раз в неделю каждый может отложить свои гаджеты и уделить все свое внимание семье. Это безопасное место, так что вам не нужно врать, от этого не будет пользы, однако от честно высказанных чувств вам может стать легче, и мы сможем вместе поработать над тем, как вам помочь. Сложно сразу много говорить о своих чувствах, но понемногу вы можете научиться, начните с малого, начните с того, как прошел ваш день, скажите, что произошло, а со временем вы начнете понимать, что чувствовали.       Папа упомянул поезд как разочаровывающий и убыточный проект. Умно. Мама, конечно, уже знала, какая компания стояла за «сбежавшим поездом», так что было бы странно, если бы папа избегал его упоминать даже сейчас. Бри, как обычно, рассказала про некоторые события из начала недели — без деталей, потому что кто-то уже получил все сочные подробности, Лео, это был Лео — а затем подробно прошлась по опыту школьных танцев и тому, какой Итан невероятно потрясающий. Адам выглядел уставшим и зевал, так что он рассказал о медленно продвигающемся ремонте машины, и на середине обсуждения проблемы, судя по напряженному выражению лица Адама, довольно серьезной, мама принесла ему подушку; остаток истории Адам так и не закончил.       Лео тут же прокомментировал, что не собирается травмировать себя, пытаясь дотащить Адама в подвал. Адам смеялся над ним, даже засыпая. О, Лео собирался наслаждаться состоянием его плеча завтра с утра.       Мама рассказала о репортаже, который, не смотря на технические проблемы — мама морщится, говоря это, и затем, вздохнув, уточняет, что поезд было трудно заснять из-за того, что: оператор навел камеру на другой путь; затем пришлось объезжать ограждения, и поезд уехал из зоны съемки; также не пойми откуда появился торнадо — вышел отличным, в конце концов, удалось заснять взрывающийся торнадо, а это было самым зрелищным.       Лео с одной стороны заинтересован взрывающимся торнадо, но с другой стороны, когда Лео думает, что он был внутри взрыва, он не хочет видеть репортаж.       Лео не ждет, скажет ли что-то Чейз. Он всегда говорит либо первым, либо последним, это одна из его повторяющихся фишек, также как фишка мамы резать яблоко на три дольки, также как фишка папы делать эту ковбойскую штуку пальцами, также как фишка Адама быть непосредственным и разряжать любую ситуацию, также как фишка Бри в ее увлечении всеми стереотипно «девчачьими» вещами.       В любом случае, Лео рассказывает о Даниель. Это дерьмово, и мама знает всю предысторию, и, когда мама идет обнять его, ее объятья ощущаются теплее, и Лео уже подумал, что отпустил Даниель и ее сучью личность, но вот он снова плачет в объятьях мамы из-за какой-то глупости, когда буквально вчера он мог буквально умереть. Отличная работа.       Неудивительно, что он засыпает в объятьях, не услышав, о чем планировал сказать и умолчать Чейз.       На удивление, вторник идет плавно.       Как и ожидалось, у Адама болит плечо. У Лео же все отлично, кто-то донес его в комнату вечером, и у Лео все замечательно.       Мама приносит ему завтрак в постель и предлагает пропустить день или, по крайней мере, первый урок. Лео чувствует себя странно со всей этой заботой. Он благодарен. Но его проблема с Даниель действительно настолько значительна и заслуживает подобного утешения? Лео вспоминает о очень важной несуществующей контрольной, и мама знает об этом — конечно знает, она смотрит в электронный журнал — но ничего не говорит, только продолжает обеспокоенно смотреть и отпускает ему это.       На этом плюсы вторника заканчиваются. Как, впрочем, и минусы.       Лео идет в школу — был повтор репортажа, а также на Ютубе люди выложили ролики, где очевидцы снимали поезд и взрывающийся ураган, к счастью, Лео не состоит в постоянной группе, так что ему не нужно поддерживать разговор или смотреть видео, чтобы не отставать. Вокруг все еще висят украшения и, из-за приближающегося Хэллоуина и ежегодной экономии на смене декораций, спортзал занят, что означает внезапные занятия на улице. Лео не любит физкультуру в целом, так что это не хуже, но и не лучше.       Остальное расписание проходит без изменений. Кроме того, что на ланч мама сделала полноценный гамбургер, выглядящий съедобно, но также она положила денег с запиской-просьбой: «Купи что-то вкусное. Люблю тебя <3». Обычно Лео получает либо ланч, либо деньги, либо, что стало редкостью, ничего — сейчас это значит, что Лео приходиться довольствоваться школьной едой. Но даже с новым положением еще не было такого, чтобы он получил все сразу. Конечно, Лео может легко догадаться, «почему» сейчас. В перерыв Лео покупает на все деньги чипсов, газировку и упаковку клубничных эклеров, и если он довозит закуски до дома и молча отдает Чейзу, Бри и Адаму, то никому не нужно задавать глупых вопросов из разряда «почему».       Ужин проходит также, как и в понедельник. Адам, как обычно, громкий, но вынужденно громкий, искусственно заполняющий тишину и сглаживающий неловкость. Папа погружен в размышления и в основном молчит, он пока что может использовать отговорку «разбираюсь с катастрофой поезда». Лео думает, что это даже не ложь. Бри все еще дуется на Чейза, но Лео не уверен, объявила ли она бойкот снова. Так или иначе, Чейз поступил довольно грубо, исключив Бри, и в этот раз Лео чувствует желание поддержать сестру. Чейз всегда молчит во время ужина, если только к нему не обращаются напрямую, так что его поведение типично. Лео откусывает от куриной отбивной кусок, потому что ножи придуманы, чтобы производить впечатление, а зубы, чтобы разрывать плоть. Он говорит свои мысли вслух, и мама с весельем закатывает на него глаза.       День заканчивается тем, что Лео читает комиксы в своей комнате, и он мог бы пойти спать или продолжить читать, но вместо этого он открывает — все еще одолженный — ноутбук папы и легко находит репортаж о сбежавшем поезде. Лео не смотрит сам репортаж, вместо этого Лео прокручивает страницу вниз и открывает короткие видео, залитые очевидцами. Самое популярное длится не больше минуты.       Камера слегка трясется и, Лео делает предположение, что это типичная съемка с рук. Лео видит часть горы и несколько машин на дороге, стоящих у заграждения, а затем камера фокусируется рядом с рельсами, в низине образуются завихрения, и поднимается пыль. На фоне слышны обеспокоенные голоса, кто-то предлагает убираться, и слышны звуки заводящихся машин. Ракурс не изменяется, видимо, оператор остается на месте, продолжая съемку. Затем кто-то говорит: «Дерьмо», — и это верно. Издалека появляется поезд, а завихрения превращаются в полноценное торнадо, когда поезд въезжает внутрь песчаного прикрытия. Проходят секунды, когда торнадо начинает успокаиваться. Очень близко падает дерево, а затем — и Лео почти забыл — торнадо взрывается. Торнадо полностью разрушается, заметны летящие куски чего-то, и чего-то горящего, все, что не упало раньше, теперь точно на земле. Конечно, человека, что снимал, отбрасывает, так что видео заканчивается. Взрыв со стороны впечатляющий, даже красивый и не такой ужасающий, как Лео успел представить.       У Лео включено автовоспроизведение, так что он по инерции, пока обдумывает свои мысли, смотрит еще несколько коротких видео. С разных ракурсов снимают или сам поезд, или взрыв, или торнадо. Но ни одно не имеет настолько полноценного обзора ситуации и лучшего ракурса, как у первого. Даже в репортаже мамы есть только сам взрыв, без зарождения торнадо.       Итак, вторник заканчивается объективным выводом. Человек, что снял то первое видео, не имеет чувства самосохранения. Лео пишет именно такой комментарий и ставит лайк. В конце концов, Лео не собирается быть лицемерным. Он может быть честным с собой и признаться, что каждый поступок Лео Дули-Девенпорта, не смотря ни на что, продвигает отсутствие самосохранения.       С этой мыслью для Лео наступает среда.       Мимо проходит четверг.       А также пятница.       И наконец в субботу кое-что происходит.       Когда Лео идет к машине после школы, его встречает не только привычно саркастичный голос Эдди, но также мама и куча заполненных мешков для стирки. Стирка.       Если бы бабушка была здесь, она бы высказала маме насчет всей нынешней жизненной ситуации и преимуществах ручной стирки пару длинных спичей. На удивление, бабушка все еще не появилась, проводя стандартное расследование и попутно критикуя все вокруг. Лео собирался остановить свои мысли, не желая сглазить. Он любил бабушку, но иногда она была слишком подавляющей, даже не смотря на то, что основную часть принимала на себя мама, Лео тоже чувствовал это на себе. И, если бы бабушка, действительно, появилась прямо сейчас из-за угла — или из-под земли — Лео бы не был удивлен. Это не значит, что он бы не завизжал.       Пока Лео стоит посреди прачечной, наблюдая как крутятся барабаны стиральных машинок, мама выбирает этот момент, чтобы спросить, куда пропала его любимая фиолетовая пижама, та, что с супер-злодеем — и, нет, мам, он супер-антагонист — а также пара белых носков.       Лео думает, что мог бы оправдать исчезновение носков. Все-таки со стиркой такого количества одежды неизбежно один или два ускользнет. Лео думает, что мог бы запутать маму насчет нижней части комплекта. Штаны совершенно обычные темно-фиолетовые, и Лео видел похожие в одежде, выбранной Чейзом. Лео думает, что мог бы соврать что-нибудь по поводу его любимой пижамы. Но он не хотел.       По правде, его не просили врать, не просили скрывать всю ситуацию от мамы. Хотя, это подразумевалось, судя по всему. Лео не нравится подобная политика, но он понимает, что у папы, должно быть, есть какая-то причина для нее. Так что, когда мама спросила, куда пропала его любимая фиолетовая пижама, Лео не рассказал: «Она окровавлена и порвана, так что, наверное, в мусоре. Я не слишком следил, больше беспокоился, что Чейз, Адам и я чуть не умерли в том поезде», Лео не врал: «Адам случайно порвал ее в клочья, так что она похоронена под грудой отходов. Светлая память», но Лео недоговорил: «Вероятно, в мусорке, но тебе следует спросить детали у кого-то другого. Когда я засыпал в гостевой миссис Кент, она все еще была на мне».       Оставшееся время стирки Лео тратит, чтобы рассказать все, что узнал о семейном враче мистере Кенте и его семье своей маме. Лео уклоняется от ответов, настаивая, что маме, действительно, стоит спросить у кого-то другого; мама лучшая и дает ему место, отпуская уже во второй раз. Информации не слишком много, так что потом они сидят молча. Не считая Эдди, который жалуется на все подряд, находясь в телефоне Лео. В основном, он жалуется на медленное развитие событий, отсутствие прогресса, бессмысленные действия, которые можно было бы и не выполнять, автоматизировав, и скуку в целом. Даже Лео не совсем уверен, Эдди тонко тролит, говоря метафорами, или, действительно, настолько ненавидит стирку. Зная Эдди, вполне вероятно и то, и другое.       В любом случае, они успешно заканчивают со стиркой, как и с субботой, а на все воскресенье и утро понедельника Лео сбегает к Санде. Лео не стыдится этого. Отчасти, он надеется, что, когда вернется, вся напряженная атмосфера растворится, будто ее и не было, но он также хочет услышать весь разоблачающий разговор. Так или иначе. Мы проигрываем, мы выигрываем.

***

      Итак, это был понедельник. День семейного собрания.       Лео был уверен, что мама поняла, что что-то происходит еще в первое воскресенье, но сейчас, вернувшись из школы домой, Лео убедился, что мама была уверена, и сегодня она давала последнюю возможность рассказать все мирно. Это было единственное объяснение незапланированной вечеринки с пиццей. Устроить максимально комфортную обстановку для добровольного раскрытия — излюбленный прием мамы.       Лео вернулся позднее обычного, и, возможно, поэтому он застал почти всю семью в сборе. Адам облизывался на пиццу, и, как только Лео вошел, предоставив эффективное отвлечение мамы, Адам засунул ближайший кусочек в рот и незаметно закрыл коробку. Бри незаинтересованно уткнулась в телевизор, потягивая какой-то желтый напиток. Мама, в основном, следила, чтобы Адам не съел всю еду до прихода всей семьи. Не было только папы и Чейза. Лео рискнул бы предположить, что они оба были в подвале или кабинете папы.       — Милый, с возвращением!       Мама, улыбаясь, подошла к нему на встречу с объятьями. Лео обнял в ответ, но простонал в плечо для хорошей драмы.       — Ма-ам, мы не виделись два дня!       — И я уже соскучилась!       — Да, я тоже.       Лео улыбнулся, понижая голос так, чтобы только мама — и, возможно, некоторые бионические братья, которые могут или не могут читать мысли — могли услышать.       Затем Лео оторвался от объятий и ему открылся обзор на Адама, испытывающего все положительные эмоции, которые существуют, во время поедания куска пиццы. Бри, поддавшаяся примеру Адама, рядом пережевывала свой кусок очень сосредоточенно, будто она пыталась разложить кусок пиццы на молекулы и составить гистограмму вкуса. Бри медленно взяла салфетку и выплюнула то, что так сосредоточенно жевала, а затем оторвала корочку пиццы и с удовлетворением на лице продолжила есть. Только корочку.       Лео возмущенно завизжал, указывая руками на, морщащуюся от громкого звука, Бри.       Как только он перестал, абсолютно обоснованно, пищать и смог, не задыхаясь, формулировать слова, Лео сказал.       — Бри. Какого черта?!       Лео представил разочарованное в выборе лексики лицо мамы, хоть и не видел его. Все внимание было на недоумевающей Бри, доедающей корочку от пиццы.       — Кто, по-твоему, ест пиццу таким образом? Ты только что совершила преступление против человечества!       — В самом деле?       Бри испуганно смотрит на Лео, а затем отбрасывает остатки несъеденной корочки пиццы в одну из коробок. Бри поспешно встает, спиной пятясь в сторону кухни, едва не спотыкаясь о подлокотник дивана.       Это отрезвляет Лео.       — Нет, Бри. Я… не буквально.       Бри замирает. Ее лицо из испуганного переходит в раздраженное, Бри складывает руки на груди. Лео как можно быстрее пытается объясниться.       — Прости, это одна из тех шуток, которые не думаешь, что надо объяснять. На самом деле, ты можешь есть пиццу или другую еду так, как тебе нравиться, тут нет каких-то правил или законов, которые можно нарушить. Но помнишь, я говорил, что люди любят спорить о бесполезных вещах. То, каким способом лучше и правильнее есть — это один из таких споров. Большинство считает, что пиццу нужно съедать полностью, а кто-то может не есть корочки или выковыривать часть начинки. Твой способ супер необычный. На самом деле, поэтому я так закричал. Это не плохо, просто…       Лео начинает блуждать, а взгляд Бри, наконец, окончательно смягчается. Бри закатывает глаза и прерывает.       — Я поняла, Лео, не паникуй. Отдай мне свои бортики, и ты прощен.       Лео облегченно смеется — отчасти над тем, как Бри назвала корочки — и подбегает для быстрых объятий, Бри взъерошивает ему волосы и обнимает одной рукой, прежде чем легко толкнуть.       — Я пойду, подберу папу и Чейза.       — О! Не торопись, Бри, мне нужно забросить вещи!       Бри показывает «класс» и медленно выходит за дверь.       — Все в порядке?       Мама кладет руку на плечо Лео, рука нежная, заземляющая. Адам дергает его за низ куртки, безмолвно предлагая кусок, кажется, мясной пиццы. Лео коротко нервно смеется и качает головой, ни на что конкретно, просто, чтобы отогнать мысли.       — В последнее время не слишком думал о подборе слов. Думаю, я потерял хватку.       — Возможно, тебе не нужно подбирать слова. Иначе люди вокруг тебя могут привыкнуть.       Лео пожимает плечами, и рука мамы соскальзывает после небольшого похлопывания. Лео жалеет об этом, но, в любом случае, как и сказал, он должен забросить свои вещи и, может, помыть руки.       Именно это Лео и делает.       Рюкзак лежит на полу комнаты Лео, а верхняя одежда сменилась желтой толстовкой с рисунком барсука, простыми черными штанами и носками с принтом маленьких бананов. Лео моет руки и возвращается в гостиную, где уже сидит вся семья. Адам и Бри на тех же местах на диване, но Адам теперь в открытую уплетает пиццу, отдавая Бри корочки. Папа на полу заглядывает в еще неоткрытые коробки, видимо, в поисках определенной начинки. Мама ест свою «Пеперони», единственный вид пиццы, который она признает. Чейз притащил два стула и, сидя в одном — во второй садится папа — найдя какую-то пиццу с, судя по запаху, чем-то морским, осторожно и очень сосредоточенно пробует «Четыре сыра»; Лео надеется, что Чейз не будет таким же, как Бри. К счастью, он ест нормально, но также он не выглядит впечатленным или каким-либо еще. Типичный Чейз, никогда не меняется.       Итак, на диване есть свободное место, и Лео сдает свой телефон ко всем остальным, а затем садиться между Адамом и Бри, тут же забирая последний кусок мясной пиццы из-под носа Адама, и, не забывая отдать корочки Бри, засовывает его в рот.       Вечеринка с пиццей являлась зловещим предзнаменованием, тонкой манипулятивной уловкой или обычным поводом собраться вместе и восстановить семейные узы? Так или иначе, никто не мешал Лео наслаждаться составляющими.