Преподаватель

Олег.

      «Она какая-то странная сегодня», – подумал я, глядя на Олесю.       Та без особого энтузиазма записывала в тетрадь конспект лекции. В студентке что-то изменилось, но никак не удавалось понять, что именно. Пауза затянулась, несколько пар глаз с передних мест смотрели ожидающе. Она же, кажется, теперь рисовала каракули на полях.       – Так вот, зрительные вызванные потенциалы регистрируются в ситуации предъявления зрительной стимуляции, то есть вспышек или каких-либо структурированных изображений. Геометрических или предметных.       «И всё-таки, что изменилось?» – взгляд снова невольно скользнул к малышке.       Хорошо, что сегодняшняя тема была отлично мною изучена, и, несмотря на то, что я то и дело отвлекался на оленёнка, её одногруппники вряд ли могли это заметить, так как речь оставалась лаконичной и логичной, словно учитель математики зачитывал по памяти таблицу умножения.       Впервые за всё время, Леся не смотрела на меня щенячьими глазками, не ловила каждое движение моих рук, не надеялась пересечься взглядом.       Наверное, она и не подозревала, что это так очевидно, что я всегда замечал повышенный интерес и неравнодушие. Опыт, наблюдательность и эмпатия всё-таки редко подводили.       Справедливости ради, стоит заметить, что в группе осталось только две моих… поклонницы. Раньше было веселее. На прежнем месте их было больше.       Рубинова, поймав мой взгляд, наигранно скромно улыбнулась и стала накручивать на палец прядь каштановых волос. Если бы не самообладание, точно улыбнулся бы в ответ, но не потому что её флирт сработал, а потому что это выглядело забавно. Хоть Марина и очень красивая, умная девушка, она совсем не в моем вкусе. Услышала бы это бывшая – посмеялась… Она же почти что её копия.       А обе они – противоположность грустному милому оленёнку, который, видимо, снова пропустил мимо ушей мои слова и теперь заглядывал в тетрадь соседки, чтобы переписать последнее определение.       – Для тех, кто не успел, повторяю. Слуховым потенциалом мозга называют комплекс из восьми волн, развивающийся в интервале до пятнадцати миллисекунд после стимула, амплитудой ноль целых одна десятая – ноль целых пять десятых милливатт, максимально выраженный в вертексе.       Вообще-то, обычно я так не делал, не повторял, если отдельно никто не просил. Сложно сказать, что в этот момент мною двигало: желание помочь Олесе или надежда, что она впервые за пару поднимет взгляд.       Взгляд она не подняла.       На перерыве малышка болтала с Алёной, и всё это время вокруг них вился Семёнов. К огромному сожалению, моя девочка активно поддерживала диалог с этим неудачником и широко ему улыбалась. Даже посмеялась над тупейшей шуткой. Подперев голову рукой, я почему-то продолжал наблюдать за ними, в какой-то момент подумал: «а не мне ли назло? Не из-за попытки вызвать ревность это происходит?».       Чёрт, кажется, кто-то случайно повелся на подобие эмоциональных качелей. То за тобой бегают, смотрят большими влюбленными глазками, а то игнорируют существование. Конечно, блин, это цепляет. Хотя, с другой стороны, меня радовало, что студентка не плачет в уголочке, не умоляет дать ей шанс, а просто живет дальше, может, тихо ненавидит, но это неважно, лишь бы не плакала.       В памяти всплыло воспоминание, как в самом начале совместных пар она расстроилась и со слезами убежала на лестницу. Я тогда не мог не пойти за ней. Какой нормальный мужчина бросит девушку в такой ситуации?       Впрочем, любой: и нормальный, и не слишком, преподаватель не побежит успокаивать плачущую студентку, если равнодушен к ней.       Именно тогда на лестнице, когда оленёнок рыдала на моём плече из-за какой-то ерунды, я понял, что малышка действительно окончательно зацепила.       Игриво стукнув Димку по плечу, Олеся закатила глаза и назвала его дураком. Вот тут в точку. Я не ревновал, просто не хотел, чтобы она вдруг начала встречаться именно с этим… дураком, да.       Девочка хихикала, улыбалась, но глаза оставались грустные. А еще черты лица будто стали более резкими, во взгляде пропали искры, их заменила какая-то жесткость. Да и движения стали более уверенные и менее плавные, осторожные. Вот, наверное, те самые изменения. Сходств с милым диснеевским персонажем сразу стало меньше.       Отвернувшись, я взял телефон. Сергей сообщил, что мы потеряли клиента. Плохо и несвоевременно. Несмотря на интеллигентную профессию, в голове возникла пара нецензурных выражений.       Настроение окончательно испортилось, не повезет какому-то студенту, если сейчас под руку попадется. Впрочем, главное, чтобы это оказалась не Леся.       Черт.       Черт.       Черт.       Как убрать эту мелкую девчонку из сознания? Свалилась, блин, проблема, откуда не ждали.       Просто было немного обидно, что в силу обстоятельств пришлось отвергнуть человека такого типа, с которым я еще никогда не встречался, но хотел бы попробовать.       Да, самоуверенные пафосные стервочки – это забавно и поначалу интересно. Но от этого устаёшь. Иногда хочется, чтобы на тебя смотрели щенячьими глазками, чтобы проявляли нежность, чтобы нуждались в твоей защите, а не только деньгах, сексе и статусе. Помнится, одна из девушек как-то сказала: «дорогой, надеюсь, ты сможешь перенести встречу? Я не могу пойти на День Рождения Кати одна, во-первых, меня просто не поймут, а, во-вторых, если я приду еще и с таким красавцем, все те гадины от зависти сдохнут или слюнями захлебнутся». Ничего такого, если бы это использование моей «полезности» совмещалось бы еще с её любовью и подобием заботы.       Последняя бывшая девушка, тоже студентка, любила. Вот только нам не по пути оказалось.       Леся была милой, немного наивной, но разумной девочкой. То детское, что в ней оставалось, неплохо бы дополнило недостаток этого детского во мне. Я рано повзрослел.       Думаю, через пару лет из оленёнка могла бы выйти хорошая, любящая, заботливая жена. Хотелось бы, что не только её избраннику повезло с ней, но и ей с избранником.       «Поэтому свали-ка, Димка, с горизонта», – мысленно произнес я, снова глянув на святую троицу. – «Ладно, помогу тебе».       – Давайте-ка рассаживайтесь по местам, сейчас задам пару вопросов, а потом начнем новую тему.       – У нас же только был опрос, – простонал Щеглов с последней парты.       – Вы плохо его написали, Антон, есть шанс реабилитироваться.       Раздражение явно проскакивало в моем голосе.       – Хоть бы предупредили, – пробубнил студент.       – Антон, учить надо всегда, а не только перед опросом. – Я глубоко вздохнул, пытаясь держать иррациональный гнев под контролем. – Ладно, хватит пустых разговоров. Олесь, вопрос к вам.       Малышка наконец-то подняла на меня взгляд. Сначала он был испуганный и удивленный, но через пару секунд загрубел. Но спросить я её не успел, отвлёк звонок мобильного, на экране высветилось слово «охрана».       – Извините, ребят, одну секунду, – обратился я к группе, и поднёс телефон к уху. – Да?       – Олег Сергеевич, тут Вам посылку принесли, – весело сообщила жещина-охранник.       – Что? Какую?       – Парнишка какой-то передал пакет, сказал, Вам отдать. Я предложила занести в аудиторию, но он сказал, что его попросили через охрану передать. Подойдёте?       Вообще-то, у меня шла пара, в иной ситуации я бы спустился после неё, на перерыве, но всё это было так странно, что из-за возникшей заинтригованности решил забрать неизвестную посылку сиюминутно.       – От кого это, Олег Сергеевич? – улыбаясь, спросила Мария Леонидовна, местная охранница.       Может, меня просто избаловало женское внимание, но временами реально казалось, что эта женщина неровно ко мне дышит. Она была лет на десять, если не больше, старше, невысокого роста, полненькая, с короткой стрижкой, не слишком симпатичная, но довольно милая в общении. С другими преподавателями Мария Леонидовна разговаривала сдержанно, не улыбалась им, в диалоги лишний раз не вступала, на меня же реакция оказывалась абсолютно противоположной.       – Сам не знаю, – задумчиво произнес я, заглядывая в фиолетовый плотный пакет.       Внутри оказалось что-то плоское, прямоугольной формы, завернутое в крафтовую бумагу.       – А что там?       – Не знаю, потом открою, студенты ждут. Спасибо Вам, хорошего дня.       – И Вам хорошего дня, Олег Сергеевич, обращайтесь, если что-то понадобится!       – Непременно, спасибо, – с натянутым дружелюбием сказал я и поспешил вернуться на пару.       Таинственный сверток не давал покоя, словно превратив меня обратно в любопытного ребенка, пытающегося найти дома спрятанные подарки в канун Нового года.       Косясь на него, я обратился к ребятам с относительно радостной для них новостью:       – Я передумал насчет опроса, – в конце ряда кто-то расслабленно выдохнул, – проведем его в другой форме, – кажется, Щеглов сказал «ну блин», – возьмите любую тему, в которой разбираетесь, естественно в рамках предмета, и письменно её раскройте. Даю вам двадцать минут.       В аудитории зашептались, послышался шелест выдираемых из тетрадей листочков. Опустившись на своё место, я придвинул пакет и достал коричневый сверток. Леся на пару секунд подняла на меня округлившиеся глаза, боковым зрением это удалось заметить, но в следующее мгновение склонилась над листочком, закусив кончик ручки зубами.       Подцепив пальцами краешек обертки, я с шумом порвал крафтовую бумагу, открывая своему взору белую рамку формата А4, часть студентов отвлеклась от работы, с интересом поглядывая на это.       Внутри рамки оказался мой портрет, выполненный, если не ошибаюсь, акварельными красками. Рисунок вышел очень красивым и узнаваемым. В немом шоке я рассматривал его, или же себя, какое-то время, а затем покрутил рамку в поиске подписи, но её не обнаружилось. Внутри упаковочной бумаги и в пакете тоже не было никакой записки. Видимо, автор решил остаться анонимом.       – Смотрите, какая красота, – развернув портрет к группе, я пробежался глазами по студентам, выискивая того, кто сам себя нечаянно выдаст.       Естественно, главным «подозреваемым» являлась Олеся, но девушка лишь мельком глянула на рисунок и продолжила выполнять задание, выражение её лица оставалось беспристрастным.       – Это кто нарисовал? – вытянув шею и чуть сощурившись, спросил Щеглов.       – Тут не подписано, не знаю, – я пожал плечами, продолжая наблюдать за реакцией ребят.       Конечно, не факт, что автором данного творчества был один из студентов именно этой группы, но всё же.       – Олег Сергеевич, – пискнула Марина и потеребила рукав своей кофточки, – это… ну, – она замялась, – это я нарисовала.       В глазах девушки мелькнули искры, но не было понятно, какие чувства они выражают.       – Правда? – приподняв одну бровь, уточнил я, Рубинова кивнула. – Что ж, спасибо, мне приятно. Очень красиво. – Лицо студентки озарила улыбка, она в миг повеселела.       – Я очень рада!       – А чего ж не подписали?       – Не знаю, – Марина по-детски надула накрашенные губы и развела руками.       Лесёнок сосредоточенно исписывала уже вторую сторону листочка, кажется, на её лице застыла злость. Нахмуренные брови, сжатые челюсти, тонкие длинные пальчики излишне сильно вцепились в ручку, скребя ею по бумаге.       Тогда, в деканате, эти изящные пальчики держали меня так, словно я был спасательным кругом в океане. От воспоминаний по телу пробежал холодок. Возникло дикое желание выгнать всех из аудитории, прижать Олесю к стене и…       «Шефер, мать твою, прекрати это немедленно», – одернул себя я, осознав, что слишком долго пялюсь на девочку, и что мысли ползут уже совсем не в том направлении.       – Заканчивайте потихоньку, минут через пять соберу работы.       Избегая Маринку, которая наверняка начала бы виться вокруг меня лисой, я быстро собрал вещи и, прихватив портрет, ретировался из кабинета. Почему-то не верилось, что анонимным художником действительно была Рубинова, хотя кто знает, какие у неё таланты. Заскочив в деканат, я надел куртку и поспешил удалиться из университета, попутно закинув ключ на охрану. Теперь на месте Марии Леонидовны сидел её сменщик. Странный мужчина, на самом деле, угрюмый, с тяжелым, подозревающим взглядом.       Олеся и Алёна стояли рядом с курящим за воротами Димкой. Оленёнок с нотками агрессии что-то рассказывала друзьям, активно жестикулируя руками, но, заметив меня, замолчала.       – До свидания, – почти в один голос произнесла троица, когда мы поравнялись.       – Всего доброго, – отозвался я, задержав взгляд на девушке.       Она смотрела вниз, скребя краешком ботинка утоптанный снег.