Олег.
– Олег, твою ж…, – Сергей резко наклонил вбок голову, идеально уложенные светлые пряди не шелохнулись, – я всё понимаю, но включись уже, – он пощелкал пальцами перед моим лицом, – у нас тут полнейшая, как говорят наши друзья, perses, а ты в облаках снова летаешь? Зажмурив глаза, я потер их пальцами. – Извини, я слушаю тебя. И слезь. Давит. Лавров встал с края моего стола и, почесывая рукой затылок, стал ходить туда-сюда по кабинету, лакированные ботинки поскрипывали на каждом повороте, скользя по гладкому полу. Зимнее, негреющее солнце освещало офис. Какой-нибудь поэт, если бы описывал состояние моей души сейчас, наверное, сравнил бы его как раз с такой погодой: вроде светло, но холодно до жути. – Кто из нас поедет в командировку? – Ты, – тут же заявил я, медленно крутясь на стуле. – Почему я? – Сергей сложил руки на груди. – У меня дети, скоро зачетная неделя будет. – Шефер, ты знаешь, я уважаю твою преподавательскую деятельность, но она стала слишком часто мешать, что сейчас вообще не вовремя. – Да чего ты бубнишь, я всё делаю, что не нравится-то, не пойму? – поднявшись на ноги я отзеркалил позу партнера. Возникла игра в гляделки, продлившаяся несколько секунд, в конце концов, победа осталась за мной, Лавров отвел глаза первым. – Ты у нас отвечаешь за переоформление, не я, Олег. – Вот тут ты прекрасно справишься, а зачеты за меня принять вряд ли сможешь. – Ты сто раз успеешь вернуться до своих зачетов. Глянув на часы, я подавил зевок и снова потёр глаза. – Ладно, поеду я. Потом решим с командировкой. – Олег, что с тобой? Серёжа смотрел с любопытством, озадаченностью и сочувствием. Знакомые часто говорили, что мы с ним одновременно очень похожи и, при этом, очень разные. Оба молодые, высокие, подтянутые, из-за долгого плотного общения манера разговора стала чем-то схожей, вот только он открытый, дружелюбный, веселый, слегка импульсивный человек, со светло-русыми волосами и зелеными глазами. Я же был холоднее, спокойнее, более резкий и менее многословный. Его девушка, на данный момент тоже бывшая, как-то сказала, что мы как Солнце и Луна. – Да просто не выспался, – протянув руку, я поднял с пола портфель и, не оборачиваясь на Лаврова, вышел из кабинета. Я не соврал, когда сказал другу, что не выспался. Прошлая ночь выдалась бурной. Один старый знакомый, Колян, неплохой парень из круга общения Ваньки, впервые после трагедии убедил меня выйти развеяться. Последнее время вся моя жизнь состояла из работы, дома и другой работы. Всё. Даже к семье не выбирался. Раньше мы частенько зависали где-то с Ваней и его друзьями, нередко в компании девушек, а после аварии я окончательно забыл, что всё еще молод, превратился в хмурого, вечно занятого мужика. Коля затащил меня в бар, мы выпили, потом подтянулась еще парочка парней из прошлой компании и несколько девчонок. С одной из них я и уехал. Рита была высокой, длинноногой красоткой, с роскошными каштановыми волосами до поясницы и заметно выраженным бюстом. Когда я расстался с бывшей девушкой-студенткой, то случайно познакомился с ней через Коляна, пару раз у нас что-то было, но в серьёзные отношения не переросло. Рите я нравился, это казалось очевидным для любого, она тоже была в моем вкусе: умная, независимая, взрослая, всего на год младше, и, опять же, красивая. Но душа к ней почему-то не лежала. Девушку я предупредил, что кроме секса и, возможно, редких свиданий, предложить большего не могу. Это обговаривалось сразу, и обоих, кажется, устроило. Она не вешалась мне на шею, не заваливала сообщениями, не названивала. Однако в компании, когда удавалось пересечься, глаз от меня не отрывала и с радостью соглашалась на всё, что предлагал. Впрочем, её взрослость и опытность проявлялась еще и в постели, что, конечно же, не могло не нравиться. Да простят нас соседи. Утром, когда я уезжал на работу, Рита еще спала. Будить девушку не стал, оставил ей ключи, в глубине души надеясь, что дожидаться меня она не будет. Но, к сожалению, ошибся.***
Я видел, что она поднималась на эскалаторе всего на пару ступеней выше, и всю дорогу шел за ней на расстоянии не больше метра, но ни заговорить, ни поздороваться первым так и не решился. Олеся совершенно меня не замечала, малышка сначала залипала в телефоне прям на ходу, а когда очищенный асфальт стал местами скользким ото льда, сосредоточилась на дороге, явно боясь упасть. Несмотря на мороз, дурочка снова была без шапки, впрочем, как и я. Редкий снежок оседал на её темных, чуть взлохмаченных волосах и искусственном мехе на капюшоне черной куртки. Очень хотелось обнять девушку, заглянуть в испуганно-смущенные большие глазки, коснуться губ. Я резко встряхнул головой, словно желая избавиться от снега, но на самом деле просто попытался таким образом прогнать эти неуместные мысли. Девчонка буквально околдовала меня, наверное, впервые совершенно не удавалось контролировать свои чувства. Сначала дважды поцеловал её в порыве, теперь же мысленно постоянно возвращался к ней. Несмотря на это, я всё еще был твердо убежден, что мне нужна сформировавшаяся, независимая молодая женщина, вроде Риты, которая стала слишком часто бывать в моем доме, но дикое желание защитить маленького оленёнка от всего мира не покидало, стоило лишь подумать об Олесе, ну, или увидеть её. Вспомнилось, как она пришла в деканат, когда я узнал о смерти Вани. В тот момент, когда девушка дотронулась ладошкой до моей щеки, меня словно током ударило, смешались два сильнейших чувства: невыносимое горе от гибели ближайшего друга и сильнейшее желание больше не отпускать её от себя ни на минуту. Тогда поразило то, сколько от Олеси исходит тепла, света и любви, казалось, что можно физически почувствовать от неё эти волны. Мы зашли на территорию университета, расстояние между нами сокращалось, снег под подошвами скрипел, и, хоть девушка скорее всего это слышала, все равно так ни разу и не обернулась. Зимнее утро. Еще темно. Синее небо, белые сугробы. И слишком мало времени, редкие студенты приезжают в вуз в такую рань. От этой картины во мне проснулся романтик, что стало удивлением для себя же самого, сердце забилось чуть быстрее, захотелось догнать Олесю, развернуть к себе и прильнуть к такими манящим губам. Вот в кого она меня превратила? В парня, которым я когда-то был. Когда был моложе. Когда обстоятельства, жизнь, еще не заставили повзрослеть и зачерстветь. Через пару мгновений, студентка оказалась в моих руках. Это произошло быстро и на автомате: малышка поскользнулась, а я, не задумываясь, подскочил к ней и успел подхватить, не давав упасть. От Леси вкусно пахло легким свежим парфюмом, точно также, как тогда в деканате и у меня дома. Поставив её обратно на ноги, я не спешил убирать руки, а зачем-то, повинуясь лишь внутреннему желанию, развернул девушку к себе лицом. Большие, напуганные глаза уставились на меня, заставив на секунду потерять дар речи. Вот только что-то в знакомом взгляде неуловимо изменилось. – Осторожней, Белокрылова, – хрипло произнес я, не разрывая зрительного контакта. – Это какое-то проклятье, – прошептала она, не пытаясь освободиться от моих объятий. Две ладошки без перчаток легли на мою грудь. Её носик и щечки чуть покраснели, должно быть, от холода, это было видно даже через косметику. – А может, наоборот? Взгляд невольно скользнул к её губам. – Вряд ли. О нет, нет, нет, нет. Это всё снова грозилось зайти куда-то не туда. Я отпустил девушку и, бросив холодное: «будьте аккуратней», зашагал дальше ко входу.***
На протяжении обеих лекций Леся снова не поднимала на меня глаз. Кажется, ей удалось отпустить меня, что не могло не радовать. Я видел, как после пар, она шла со своими подругами и с Димкой под ручку к метро, весело смеясь и что-то им рассказывая. Я был рад, что она в порядке. Не рад, что с Семёновым, но рад, что в порядке.***
Рита уже давно уснула, а я продолжал пялиться в потолок. Сначала всё было нормально, правильно и логично: мысли терзала работа, сейчас был переломный момент в судьбе компании: либо всё будет прекрасно, просто превосходно, либо мы всё потеряем. А потом в голову снова вернулась Леся. Вздохнув, я тихонько встал с кровати, и, прихватив рамку с портретом, ушел на кухню. Не верилось, что этот рисунок сделала Марина, просто не верилось. Налив воды в прозрачный стакан, я присел на стул и достал картинку из рамки. Рука со стаканом замерла на полпути ко рту, когда, развернув портрет, я увидел снизу еле заметную надпись, сделанную карандашом: «Олегу Сергеевичу на память, ведь я Вас никогда не смогу забыть». Чуть ниже, справа под надписью, было еще одно слово: «Олеся».