Олеся
Олег прислал мне сообщение, когда я была в магазине недалеко от его дома и выбирала вполне обычные, банальные продукты вроде хлеба и молока. Олег: Родная, ты сейчас где? Несмотря на то, что он почти всегда называл меня какими-то милыми словами или в уменьшительно-ласкательной форме, приятно было каждый раз, когда слышала или читала подобное. А ведь когда-то казалось, что такие “розовые сопли” не для меня. Олеся: В магазине, а что такое? Ответ пришел сразу же. Олег: Рядом с моим домом? Олеся: Да, мы же договорились, что сегодня я у тебя. Олег: Отлично! Пожалуйста, можешь взять на письменном столе черную папку с серыми узорами и принести ее к пяти часам на остановку со стороны движения к центру? Я уже еду. Олеся: Да, конечно. Олег: Спасибо, родная. Я буду очень сильно спешить, поэтому, пожалуйста, приди лучше заранее, только не опаздывай, нет ни одной лишней минуты, а если одна и есть, то она точно уйдет на какой-нибудь долбанный светофор. Олеся: Хорошо, милый. До пяти еще было время, так что я спокойно купила еду и поднялась в квартиру. Сразу же найдя нужную папку, положила ее в коридоре на тумбу, и поставила чайник – решила быстренько выпить кофе. От квартиры, с учетом спуска на первый этаж, до остановки идти минут пятнадцать, не больше, а в моем запасе было еще полчаса. Внезапно зазвонил телефон, решив, что это Олег, поспешила взять трубку, но на экране светилось имя Маши. — Да, Маш? — ответила я, поднеся мобильный к уху. По всхлипываниям и тяжелому дыханию подруги сразу стало ясно, что произошло что-то нехорошее. — Лесь, ты дома? — убитым голосом произнесла девушка. — Я так больше не могу. Послышался сдавленный плач, почти беззвучный. — Блин, я у Олега сейчас. Что случилось? — Черт... — Маша, что такое? Что случилось? — снова повторила я, уже серьезно заволновавшись. — Да мой придурок устроил скандал снова. Захотелось закатить глаза, но из уважения к лучшей подруге пришлось сдержать этот порыв. — Маш... — Нет, погоди, я... — она прерывисто вздохнула, — я знаю, что ты скажешь. Все было нормально, мы гуляли с Ярославом, нас, наверное, кто-то из друзей Артёма увидел, ну и сказал ему. — Она замолчала, судя по подрагиванию голоса на последних словах, пыталась сдержать слезы. — Артём... он... он избил Ярика. — О, Боже... — покачав головой, я прижала ладонь к губам. С другого конца линии доносились всхлипы. Очень хотелось поддержать подругу, но нужных слов не находилось. — И самое ужасное, Лесь, что я не возненавидела его. Даже глядя на разбитое лицо Ярослава не возненавидела, понимаешь? Ярик в ответ этому придурку тоже вмазал, губу разбил, и первым желанием было броситься к Тёме, а не к нему! — Снова плач. — Лесь, я такая ужасная. — Маша, ты не ужасная. Просто Артём посадил тебя на эмоциональные качели, ты к нему привязана, вы долго встречались, это нормально. Она ничего не ответила, продолжила молча давиться слезами. — Когда приеду, мы поговорим об этой ситуации. Тебе надо уже сделать окончательный выбор, солнце... Но не думай сейчас об этом. Попробуй отвлечься на что-то. — Я не знаю, куда деться, мне так плохо, Лесь! Мне одиноко, и страшно, и я запуталась. Артем еще продолжает в этот стремный квест играть, мне так страшно за него... Я хочу его забыть, хочу с ним расстаться и быть с Яриком, но не могу, не получается. А теперь они оба... они... — Тише-тише, я рядом. Ты не одна, Маш. Я рядом. — Лесь, только не вешай трубку, пожалуйста, — Маша начала рыдать в голос, видимо, больше не могла сдерживать эмоции. — Маша, солнце... Губы изогнулись в обратной улыбке, из груди вырвался тяжелый вздох. Подруга продолжала плакать, говорить слова ненависти к себе и жаловаться на жизнь, а я искренне, сочувствующе пыталась ее поддержать. Во всяком случае, главным было донести, что она – не одна. В сложных и тяжелых ситуациях у Маши иногда вырывались суицидальные высказывания. Конечно, именно суицидальных намерений никогда у неё не наблюдалось, это скорее была просто просьба о помощи и попытка выразить словами, как ей плохо и тяжело... Но не рисковать же жизнью. Мало ли? Когда телефон у уха начал яростно вибрировать, мое сердце упало в пятки. Попросив подругу подождать немного, я глянула на экран. Без двух минут пять. Догадаться, что было в сообщениях, приходящих одно за одним, не составило труда. Олег: Олесь, ты где? Олег: Я на остановке в машине. Олег: Ты далеко? Олег: Пожалуйста, быстрее, времени вообще нет. Олег: Лесь??? Олег: Скажи, что ты уже подходишь... — Маш, прости, тут форс-мажор, я скоро перезвоню. Держись, — протараторила я, побежав в коридор. Поспешно запихнула ноги в кроссовки, схватила куртку и папку и выскочила на лестницу. Уже сбегая по ступенькам, набрала ответ. Олеся: Прости, пожалуйста, я лечу! Олег написал моментально. Олег: Где? Далеко? Олеся: Выбежала из подъезда. На самом деле, в этот момент я все еще спускалась по лестнице. Олег: Какого черта, Олеся? Олеся: Прости, я всё объясню! Прижимая вещи к груди, я бежала к остановке со всех ног. Дважды чуть не поскользнулась на грязи и один раз с прыжка наступила прямо в небольшую лужу. Брызги разлетелись в стороны, проходящая мимо женщина недовольно выругалась, хотя вряд ли на неё что-то попало. — Сумасшедшая что ли? Идиотка! — крикнула она вслед. Телефон снова завибрировал, но терять время не хотелось, так что я продолжила лететь вперед. Чувство стыда и страха пекло изнутри. Вспомнилось, как бабушка орала и ругалась за разные оплошности, начало слегка потрясывать. Снова вибрация и звук уведомления, но почему-то я решила, что это от Маши. Или Олег пишет гневные сообщения. Иномарка стояла припаркованная с краю на остановке, что, вообще-то, запрещено правилами, сам Шефер ходил туда-сюда, но, заметив меня, быстрыми шагами направился навстречу. Стоило увидеть его лицо, как сразу захотелось развернуться и побежать обратно. — Твою мать, Олеся! — Олег был просто в ярости. От его бешеного взгляда и активного дыхание стало прям жутко, тело моментально сжалось в комочек. — Прости! Я всё объясню. Он выхватил папку у меня из рук. — Попросил же! У человека поезд! — дальше последовали фразы, которые мужчине уважаемой профессии произносить было не принято. — Еще и сообщения не читала, я бы хоть навстречу побежал, а не стоял бы тут, как идиот. Преподаватель пошел к машине, а я последовала за ним, пытаясь успеть хоть как-то оправдаться: — Там просто Маша позвонила, у неё... — но меня перебили. — Маша? — обернувшись, зло воскликнул Шефер. — Да лучше бы ты ничего сейчас не говорила! Всё. Вечером. Некогда. Он запрыгнул в салон и сразу же, сорвавшись с места, умчался. Я осталась стоять на остановке, глядя вслед быстро удаляющемуся автомобилю, глаза начало щипать.***
Трясясь всем телом, со слезами, стекающими по щекам, в просто ужасном настроении, я вернулась в квартиру. Казалось, что это – конец света, что произошло что-то ужасное и непоправимое. Чувство вины и уязвимости продолжало жечь все внутри. Но я быстро взяла себя в руки. Ничего страшного не произошло. Все пары иногда ссорятся, все люди совершают ошибки и лажают. Успокаивая себя тем, что всё спокойно объясню, извинюсь, Олег меня обязательно простит, и всё у нас будет хорошо, я начала готовить вкусный и несложный ужин. Это и так было в планах, но теперь могло стать еще одним инструментом для выражения извинений. Подумав немного, решила быстренько сбегать в душ и нанести очень вкусно пахнущий мист для тела – еще один вариант, как заставить любимого сменить гнев на милость, сбросив злость и стресс через постель. Я не была уверена в правильности такого плана, но на всякий случай решила подготовиться ко всему. Поставив на стол крепкий алкоголь, бокал для него и две тарелки, села на стул и, поглядывая за едой на плите, написала Маше. Минуты в ожидании возвращения Шефера тянулись еле-еле, на душе оставался неприятный осадок, да и волнение никуда не делось. — Хоть бы он уже остыл... — прошептала я, ни к кому конкретно не обращаясь. Меня пугало, когда люди ругались и повышали тон. Меня очень пугало, когда это делали мужчины. Меня ужасно пугало, когда так делал Олег по отношению ко мне. В том, что он рано или поздно перестанет злиться, сомнений-то не было, но вопрос, сколько продлится напряжение между нами, условно говоря – ссора, волновал. Уже по тому, как Шефер открыл дверь, точнее, по тому, с какой силой ее захлопнул, стало ясно, что он пока еще зол. Олег не поздоровался, ничего мне не сказал, просто молча проскочил из коридора в комнату. Нерешительно подойдя ко входу в нее, я заглянула внутрь. Он переодевался. Всё также молча. Каждое движение было резким и дерганым. — Не успел? — шепотом спросила я, со всей силы вцепившись пальцами в дверной косяк. — Нет, — чуть ли не рявкнул он. — Спасибо тебе большое. Эти слова резанули прямо по сердцу, столько в них было злобы и яда... И все из-за такой, по сути, мелочи. Я же не специально... Он даже не выслушал. — Олег, пожалуйста, прости, — голос звучал еле слышно и дрожал от страха. — Какой смысл от твоих чертовых извинений, Олеся? — Шефер посмотрел прямо в глаза, от такого взгляда хотелось забиться в угол. — Человек уехал! Всё! Он сейчас в поезде на пути в Питер, а папка у меня в машине. Спасибо, твою мать! — Пожалуйста, можно я всё объясню... — Ну. Скрестив руки на груди и широко расставив ноги, Олег внимательно и выжидающе на меня уставился. Чувствуя себя провинившейся школьницей, я смотрела в пол и нервно перебирала пальцами краешек футболки, набрав в грудь воздуха, начала тараторить, чтобы он меня не перебил: — Позвонила Маша, она рыдала в трубку, я испугалась, начала спрашивать, что случилось. Она рассказывала, плакала и просила быть с ней. Из-за этого я не уследила за временем. Мне безумно жаль, правда. Прости, пожалуйста. Шефер молчал. Я подняла на него вопросительный взгляд. — Это всё? — Д-да. — Чудесно. Он отвернулся и принялся складывать вещи. Сердце бешено колотилось в груди, хотелось и просто разреветься от бессилия и обиды, и закричать на всю квартиру о том, как мне жаль, и как несправедливо он поступает. — Там ужин готов, — наконец жалко промямлила я, видя, что мое существование игнорируется. Мерзкое, мерзотнейшее чувство, уже знакомое, благодаря Паше. И вот снова. — Не хочу есть. — Там еще виски. И коньяк. В ответ тишина. — Налить тебе? — Нет. Сидя на кровати, Олег не вылезал из телефона. Подойти к нему я не могла, что-то мешало. Решила оставить его на какое-то время в покое, скрылась на кухне и сидела там тихо, как мышка. Слезы пока сдерживала. Минут через пятнадцать преподаватель вышел в коридор, сердечко тут же сжалось в предвкушении – наверное, остыл, сейчас поговорим. Но нет. Зашел в ванную, потом опять, даже не посмотрев в мою сторону, вернулся в комнату. — Олег, ну прости меня, пожалуйста, я не могу так больше, — снова попросила я, пойдя за ним следом. — Если тебе так нужно, чтобы я это сказал, то ок. Прощаю, — это было произнесено ужасно сухо. — Эгоистичное желание, конечно. Не зная, что делать, я разделась до красивого кружевного белья, которое успела надеть перед возвращением Шефера, и подошла ближе к кровати, на которой он лежал, все так же что-то листая в телефоне. Но Олег даже не глянул на меня. Тогда я протянула ему две сложенные руки, намекая на связывание их ремнем – он любил такое время от времени. — Я не хочу тебя. Что за идиотизм? Дыхание перехватило. Медленно отойдя на пару шагов и натянув на себя одежду, я, словно превратившись в робота, хотела уже опять уйти, но вдруг остановилась. Какой смысл уходить? Невозможно было выносить такую атмосферу больше ни минуты. Казалось, если что-то срочно не предпринять, то все разрушится, то Олег так и останется ледяной статуей навсегда. При этом, как ни странно, внутри начала зарождаться злость, но какая-то странная, нездоровая. — Знаешь, Олег, я понимаю, что ты злишься, понимаю, что испортила тебе все планы, но мне тоже очень больно сейчас от твоего такого поведения. Меня могло вообще дома не быть, что тогда? На кого бы тогда злился, что папку не успел отдать? — Если бы тебя не было дома, то я сразу бы подъехал к квартире и, возможно, успел бы. Но ты пообещала, что подойдешь к остановке. И не подошла. Потому что тупая легкомысленная подружка со своей вечной дешевой драмой оказалась важнее. Как же это ранило. Обида накрыла с такой силой, что сдерживать слезы уже не получалось. — Зачем ты так?.. — Да потому что бесит! — заорал он, заставив вздрогнуть. — Важные вопросы могли бы сейчас быстро решиться, и все, а теперь это затянется хрен знает насколько. И все из-за двух малолеток! — Я куплю билет на ближайший поезд и отвезу эту дурацкую папку твоему человеку в Питер. Олег пренебрежительно нахмурился. — Давай только без этой фигни и жертв. Не придумывай. И хватит плакать уже. Как же мерзко я себя чувствовала. Хотелось просто исчезнуть. Набрав побольше воздуха, стерев ладонями слезы и подавив всхлипывания, я собралась, чтобы сказать последнюю реплику, после чего уехать домой, а оттуда – в Питер. — Это не ерунда. Раз ты настолько зол, раз ты говоришь со мной в такой ужасной манере и оскорбляешь ближайшую подругу, значит, во всем этом действительно исключительно моя вина. Я чувствую себя сейчас просто каким-то мусором, если честно. Все можно исправить, только если я отвезу эти бумаги в Питер. Почему бы не сделать это? Не знаю, простишь ли ты меня тогда, но вдруг – да? Не уверена, что ты меня все еще любишь, но я тебя люблю, Олег. Дай мне папку и я поеду домой, пожалуйста. Не могу больше это выносить. Меня била мелкая дрожь, руки тряслись, но, к сожалению, достучаться все равно не получилось. — Манипуляции чувством вины отвратительны. Теперь мне должно быть стыдно, что я, такой плохой, во всем тебя виню, не люблю и вынуждаю ехать в Питер? Бред. Хватит драмы, не надо никуда ехать. Забудь, всё. Я его не узнавала, он вел себя просто отвратительно. Почему он так общался? Неужели реально из-за папки? Неужели я настолько его подставила? Хотелось поддаться чувствам и эмоциям, махнуть рукой, развернуться и уйти, но... Олег явно сейчас был не в состоянии как-то успокоиться и урегулировать конфликт, напомнив себе, что у нас с ним обычно все мирно и гладко, кроме пары эпизодов, что он меня любит, заботится, что наговорил все это не со зла, а просто снова эмоции взяли над ним верх, я заставила себя остаться и попробовать еще раз. Подойдя ближе, присела на край кровати и тяжело вздохнула. — Олег, я вижу, что у тебя сейчас очень сложный период на работе. Вижу, как много ты работаешь, как устаешь, как сильно нервничаешь. И мне правда ужасно жаль и стыдно, что вышла такая ситуация, что я тебя подставила. — Пока он молча слушал, не орал и не перебивал, уже неплохо, вроде как. — Я признаю свою вину и готова ее искупить, если подскажешь, как. Да, мне правда ужасно больно и неприятно от твоих слов, но я знаю, что ты не хочешь меня обидеть, просто сейчас очень зол. И ты имеешь право злиться. Пожалуйста, милый, я очень сильно тебя люблю, я не хочу вот так все разрушить. Я правда могу съездить в Питер, мне это не сложно, если для тебя эти бумаги так важны. Это не манипуляция. Я правда хочу, чтобы у тебя все было хорошо, потому что очень сильно люблю. Прошу, услышь меня. Мне так страшно сейчас... Я никого никогда так сильно не любила, как тебя. Прости меня, пожалуйста, Олег. По щекам снова покатились слезы. Шефер молчал, и я не решалась на него посмотреть. Вдруг на лице все еще равнодушие или гнев? Что тогда делать? Ждать, когда это все само собой разрешится? Окей, и сколько ждать? Все, что я сказала, я сказала абсолютно искренне, хотелось верить, что любимый меня услышал и сможет перебороть свои эмоции хоть как-то. — Прости, — тихо сказал Олег. Он держал руки у рта и смотрел в сторону. Пришло легкое облегчение – лёд тронулся. — Прости, Лесь, я был неправ. Я снова на тебя наорал, повел себя, как скотина, а теперь снова прошу прощения. Однажды ты меня не простишь, и будешь права. Мои глаза округлились. Такого резкого изменения настроения у него ну никак не ожидала. Такое чувство, будто кто-то щелкнул выключателем, и его эмоции резко полностью переключились. — Я прощаю тебя, конечно. Я же все понимаю. И вижу, что происходит. — Спасибо. — А ты меня... простил? Какой-то неловкий диалог. — Да, конечно, да. Все нормально. — Хорошо. — Теперь меня полностью отпустило, сразу накатила слабость и сонливость. — Что насчет Питера? Я правда могу съездить. — Не нужно, — уже спокойно ответил Олег. — Этот человек сегодня ночью уедет оттуда в Эстонию. Черт... Снова вернулся стыд. Любимый хоть вспылил и слишком сильно, но я-то реально здорово облажалась. — Мне правда жаль. — Всё, забудь эту историю, пожалуйста, — он стал нервно кусать нижнюю губу. — Я очень хочу ее забыть. — Хорошо, — шепотом ответила я, подползая к нему поближе и уже не отводя взгляда от губ. — Вы, я смотрю, так и работаете с эстонцами? — Ну, не совсем так, но что-то вроде того, — уклончиво отозвался Шефер. — Может, лучше я покусаю? Он тут же замер, наши глаза встретились. К счастью, лед окончательно растаял, теперь во взгляде преподавателя блестело все больше и больше игривых искорок. Наклонившись, я прильнула к его губам, но не позволила поспешить углубить поцелуй, а стала нежно и дразняще делать то, что предложила. Через пару секунд страсть взяла верх и наши языки переплелись. Ладони Шефера обхватили меня за талию, и уже через мгновение я сидела на нём. — Предложение насчет ужина всё ещё в силе. Он тянулся к моим губам, но, чуть наклоняясь, я снова выпрямлялась. Дразнить Олега – отдельный вид удовольствия. — А второе предложение? — низким голосом спросил он. — Да, конечно. Алкоголь по прежнему на столе. Шефер закатил глаза, а я не смогла удержаться от ухмылки. — Тогда третье. По правде говоря, на душе все еще было как-то гаденько. Если бы Олег чуть внимательней всмотрелся в мой взгляд, то кроме любви, нежности и страсти мог бы разглядеть еще и нотки грусти. Не было обиды или злости на него, даже разочарования не было. Уязвимость, беззащитность и потерянность – скорее, что-то такое. Самый близкий, самый родной и любимый человек поступил не самым приятным образом. Он был груб и резок, вспыльчив, категоричен, не хотел слушать, отнесся пренебрежительно. Накричал. Если он, моя каменная стена, смог повести себя так, то где я вообще могу чувствовать себя полностью защищенной, полностью спокойной, понятной и принятой? Наверное, эти переживания были глупыми. В каких-то моментах я повзрослела, но в каких-то еще оставалась маленькой и наивной девочкой. Все иногда ссорятся. К чему эти философские страдания? — Третье тоже в силе. После этих слов любимый резко снял меня с себя и кинул на спину, нависнув сверху. Он поставил колено между моих ног, собираясь их раздвинуть, но, уперевшись ладошками в его ключицы, я запротестовала, игриво ухмыляясь: — Нет уж, Олег Сергеевич, Вы же наверняка сегодня устали. Ложитесь обратно. Шефер нахмурился, явно не понимая, что это значит. Воспользовавшись его замешательством, я надавила на плечи и, уложив Олега в прежнее положение, быстро открыла тумбочку, достав оттуда все необходимое. Теперь он, кажется, все понял – на губах заиграла легкая сладкая улыбка. Уже через мгновение я снова сидела сверху, слегка двигаясь, чтобы раздразнить его, да и себя, еще сильней, и целовала выраженные скулы, постепенно спускаясь ниже, к шее. Любимый не брился уже пару дней, и щетина на его щеках начала колоться. Олег достаточно долго позволял мне делать то, чем обычно любил заниматься сам, его ладони спокойно лежали на талии и лишь слегка поглаживали спинку, но сдерживать себя ему становилось все сложнее. Стоило мне выпрямиться и снять с него майку – хотелось касаться кожи любимого, а не хлопковой ткани, как его пальцы тут же забрались под мою футболку и сразу скользнули к белью. Не прошло и нескольких секунд, как мы начали очень жарко целоваться, и вскоре одежды на нас не осталось совсем. Сначала все шло по плану – я была сверху, любимый сдавленно постанывал, не убирая рук с моей груди. Он то прикрывал глаза, то держал со мной зрительный контакт, что было очень горячо. Но в какой-то момент в Олеге, как обычно, проснулся доминант, и я оказалась под ним, прижатая лопатками к кровати. Может, он и правда смог так резко переключиться и отпустить всю эту ситуацию, а оставшиеся эмоции нашли выход в постели, может, все дело было в повышенном либидо, сложно сказать, чем именно объяснялась такая его страстность. Секс с ним почти всегда был довольно страстный и так, но сегодня... Он будто десять лет в отшельничестве провел. Вот только и я в этот раз была активней, чем обычно. Словно решила компенсировать все через секс, после того, как ощутила себя ненужной, нежеланной и жалкой. Пытаясь насытиться Олегом, его вниманием и столь сильным желанием, тоже вела себя так, как будто одичала. Когда все закончилось, сил не осталось вообще – еле-еле доползла до душа, а затем до кухни. Шефер все же решил поужинать. Первое время мы сидели в тишине, но довольно комфортной, потом он заговорил. — Ты очень хорошая. — Что? — Я не поняла, к чему он это сказал. — Ты понимающая, добрая, искренняя, — Олег смотрел вниз, на стол, на меня он взгляд не поднимал. — Умная и мудрая. «Ага, очень мудрая. Решила в разгар ссоры тупо раздеться, непонятно, на что надеясь. На то, что мужчина поведёт себя как дикое животное, увидев полуобнаженное тело, а потом, после секса, все как-то разрулится? О, да, очень мудрая», — пронеслось в голове. — Спасибо, Олег. Приятно слышать, что ты так считаешь, — прозвучало как-то странно, как реплика из спектакля. Но почему? Неужели не верила или не хотела принимать эти его слова? — Почему ты не наорала в ответ? Не развернулась и не ушла? Я же обидел тебя. — Наконец Шефер посмотрел на меня. — По глазам вижу, что до сих пор переживаешь и грустишь. Сначала хотелось начать отрицать последнее, но передумала. — Потому что люблю тебя и не хочу потерять. Ты в тот момент не мог успокоиться и выдохнуть, а я могла. Он задумчиво кивнул. — Ты же хотел забыть об этом, почему решил снова заговорить? — Не получается. Чувствую себя скотиной. Кажется, Олег сказал это действительно искренне. — Я не обижаюсь на тебя и не злюсь, просто немного грустно, нужно чуть-чуть времени, чтобы прошло. К утру уже точно все будет хорошо, — я накрыла его руку своей и слегка сжала. — Каждый из нас был в чем-то прав и в чем-то неправ. Давай правда забудем, но постараемся больше не ссориться? — Давай, — ответил Шефер, а потом, немного помолчав, добавил. — Знаешь, даже если бы мне не пришлось увольняться из университета из-за наших отношений, я бы все равно это сделал. Теперь это точно понимаю. Я не вывожу такую нагрузку. — Ну да, еще когда с основной работой полегче было, ты это говорил, а теперь оно и понятно. Ты же человек, не робот. Когда ты сможешь уйти, кстати? На самом деле, шумиха из-за романа преподавателя и студентки уже затихла, одногруппники и не вспоминали об этом особо, так, изредка прилетали разные реплики на парах, но все уже привыкли. В университете мы с Олегом старались лишний раз не пересекаться и не болтать, приди кто-нибудь новенький – не догадался бы, что между нами что-то есть. Даже Рубинова смирилась и больше не бегала за Шефером, хотя немного заигрываний в ее общении с ним все равно присутствовало. На меня же она смотрела волчонком, но в конфликты не лезла. С Димой и с Лерой мы друг друга ненавязчиво игнорировали, а вот Яна время от времени по непонятной причине пыталась со мной общаться. Странная девушка. — Либо когда замену найдут, либо летом, после сессии. — Отстойно. — Да, но они попросили... Не могу так подвести коллег, у вас все преподы очень классные, да и детей бросать не хочется. — Детей, — усмехнулась я. Олег хмыкнул и улыбнулся одной стороной рта. Было видно, что он переживает и расстроен, что активно о чем-то думает и вязнет все больше и больше в своих невеселых размышлениях. Очень хотелось его поддержать, найти нужные слова, обнять, но сейчас не было никаких ресурсов на это: ни сил, ни энергии, ничего. Спать мы легли достаточно рано, устроившись на широкой груди любимого, я медленно поглаживала подушечками пальцев его кубики пресса, ощущаемые через тонкую ткань ночной футболки. Несмотря на сонливость, отключиться не получалось, мысли скакали, как блохи. Казалось, что Олег уже уснул, но он вдруг крепко обнял меня, сильно прижав к себе, и очень тяжело вздохнул. «Мне безумно жаль, что тебе грустно и ты мучаешься, милый, но не могу я сейчас ничего для тебя сделать. Хочу, но не могу. Прости», — мысленно обратилась я к нему, но вслух ничего не сказала.