Преподаватель

Олеся

      Мы ехали в машине молча. Никто не проронил ни звука, и даже радио не включили. Это была просто ужасная, липкая, холодная тишина. Если бы она обладала запахом, то он бы походил на сырой запах с заброшки, от которой мы отъехали уже на значительное расстояние. Глянув на навигатор, я постаралась разглядеть, какой там адрес – моего дома или дома Олега, но сфокусировать зрение на таких мелких буквах не получалось.       — Можно я включу музыку?       — Только не эту твою русскоязычную фигню для нытиков.       Видимо, он говорил о “Нервах”. Неприятно. Желание включать что-либо пропало.       — Ты соврала мне, — сквозь зубы процедил Олег.       Он крепко держал руль обеими руками и не отводил ледяного взгляда от дороги. Манера вождения, ставшая действительно опасной, напрягала, мы пару раз чуть не зацепили чужую машину во время резких перестроений и поворотов. На последних меня еще и здорово швыряло вбок.       — Да, — полушепотом ответила я. — Прости…       — Прости? Это всё, что ты можешь сказать?       Шефер пытался говорить ровно, но его голос звенел от злости. Это навевало ассоциации, как с лязганьем друг о друга ударяются два огромных острых ножа.       — Я не знаю, что добавить. Да, я тебя обманула. Мне стыдно. Но а как я могла сказать правду?       Последний вопрос, буквально слетевший с языка, возможно был лишним, костяшки на руках Олега побелели от того, как сильно он сдавил пальцами несчастный руль.       — Как. Ты. Могла. Сказать. Правду? — каждое слово преподаватель произнес четко и раздельно. — Чего, твою мать?       Сердце металось в груди от страха. В ужас приводили просто догадки о том, какая сейчас начнется буря. Поначалу я хотела отмолчаться, ничего не говорить, не оправдываться, не спрашивать, не защищаться. Просто извиниться, потом вытерпеть его злость и всё. Но что – всё? Что потом? Внутри будто что-то надломилось. Набрав в грудь побольше воздуха и сжав руки в кулак так, что кожа запылала от впившихся в нее ногтей, я решила ответить Олегу.       — Маша попросила о помощи. Ехать я не хотела, но и бросить подругу одну не могла. Но и сказать тебе правду, особенно после последней ссоры, тоже казалось плохой идеей, так как предугадать твою реакцию, твои слова и поведение было несложно.       — Ну, конечно, опять Маша. Твои тупые отстойные друзья тянут тебя на дно, с которого сами никогда не выберутся. И ты выбираешь их, а не меня. Зная, как ты сама говоришь, мою реакцию, ты все равно прешься с этим отребьем! — не сдержавшись, почти что выкрикнул он. — Да еще и на какую-то поганую заброшку, чтобы тебя там изнасиловали и убили нахрен! И врешь. Нагло врешь мне. С бабушкой она дома… ага, как же.       От этих слов перехватило дыхание. Он снова меня ранил. Уже в который раз, и все за такой короткий период. Я старалась следить за словами, я делала все, чтобы отношения были нормальными, на многое закрывала глаза и молчала, а что теперь? Почему мой принц начал превращаться в чудовище?       Олег же не остановился, а решил продолжить:       — Я думал, что вступил в отношения со взрослой разумной девушкой, но нет, — скривив губы в обратной улыбке он покачал головой, — ты – ребенок. Вот и все. Ребенок с тупыми друзьями. Может, еще на вписку с ними поедешь? Пососешься там с каким-нибудь другом очередного парня твоей Маши?       Шефер совсем перестал видеть берега. Теперь уже мне стало не просто грустно и больно, теперь я и сама начала на него злиться. Какого черта он несет этот бред?       — Олег, тебе пора остановиться. Ты что говоришь вообще? Почему ты меня оскорбляешь и снова оскорбляешь моих друзей? Мою ближайшую подругу?       — Я не оскорблял тебя.       — Ты назвал меня ребенком. Хотя в последнее время не ясно, кто из нас больше ребенок. Да и не только в последнее…       Отвернувшись к окну, я стала смотреть на ночной город, потому что смотреть на этого человека совсем не хотелось.       — Что ты имеешь в виду, извини? — он уже просто кипел от злости.       Риск попасть в аварию возрастал с каждой минутой.       — Серьезно? Это надо объяснять?       — Будь уж так добра.       Устало вздохнув, я приготовилась высказать всё. Молчать дальше уже было нельзя.       — Наши отношения начались с долбанных качелей. С игры в ромашку. Любит или не любит? Поцелует или пошлет? Это поведение взрослого человека, Олег?       — Почему ты снова этим мне тыкаешь! — закричал он. — Уже сто раз обсуждали, уже сто раз извинился и все объяснил! Сколько можно?!       Тело била мелкая дрожь, в горле пересохло. Хотелось махнуть рукой, выйти из машины и просто убежать подальше, но я заставила себя продолжить.       — Ты постоянно сравниваешь меня со своей бывшей! Да, ты ходил или ходишь к психологу, но когда будет заметный результат? Сколько можно все списывать на травмы? И если сначала были какие-то изменения, то последнее время ты снова невыносим.       — Я много работаю и очень устаю, ты можешь это понять?! Ты понимаешь вообще, что такое работа?       Это сейчас был очередной камень в мой огород? Укор в том, что не работаю на полноценной работе?       — Ты взрослый мужик, контролируй себя. Я устала от этого, ты постоянно орешь и срываешься на меня. Да и толку от твоих извинений потом, если все равно это повторяется? Не думала я, что ты такой… Жесть просто.       Он снова вспылил, начал спорить и агрессивно оправдываться, но, если честно, слушала я всю эту деструктивную ерунду вполуха. Затем этот человек даже приплел случай с деканатом, обвинил меня в том, что я растрепала о наших отношениях, якобы, пытаясь самоутвердиться. С чего? К чему? О чем он вообще говорил?       — … и после последней ссоры, честно, Олеся, меня твое состояние вяленой рыбы просто выбешивало! Я закрывал глаза на это твое непонятное холодное состояние, а что еще делать? Но оно длилось и длилось. Я извинился, я все объяснил, а что толку? Только все начало налаживаться, и тут такой закидон! Ложь и снова эти друзья. Может, мне вообще тебя в покое навсегда оставить, раз я такой плохой?       — Может.       Хотелось ответить гораздо больше, прокомментировать каждый его довод, рассказать о своих чувствах, о том, как мне больно и неприятно. Но я не видела смысла в этом, да и сил не было. Зачем ломиться в бетонную стену?       — Что ты сказала? — кажется, ответ его шокировал и привел в еще большую ярость.       — Ты слышал.       И снова понеслось. Снова этот поток ругани, обвинений и оправданий. Я не выдержала.       — Хватит. Останови машину.       — Зачем?       — Я выйду.       — Не занимайся фигней, — отмахнулся Шефер.       — Я не хочу больше тебя слушать. Я хочу выйти. Останови машину.       — И куда ты ночью одна попрешься? Прекрати этот театр.       — Театр устраиваешь ты! — мои нервы сдали окончательно. — Ты меня достал, Олег! Ты мерзкий и невыносимый! Немедленно дай мне выйти, не твое долбанное дело, куда я пойду дальше. Пойду спать с друзьями моих отвратительных подруг, ты же такого обо мне мнения.       Было четко видно, как много всего он хочет сказать, точнее проорать. Но Олег молчал, а потом медленно и тихо произнес:       — Если ты сейчас выйдешь, ты не вернешься больше никогда.       — И наплевать, — в такой же манере ответила я.       Резко вывернув руль, он свернул к обочине и рывком остановил машину, меня здорово качнуло, ремень безопасности неприятно впился в грудную клетку.       — Последний раз предупреждаю, Белокрылова. Если ты сейчас выйдешь, мы расстанемся навсегда. И этой ночью я уже не буду один.       — Не сомневаюсь в тебе, — я отщелкнула ремень, — а свое отношение ко мне ты уже и так показал. — Дверь не открылась, он ее не разблокировал. — Открой.       — Вали к чертям.       Стоило мне выйти из машины, как Олег тут же сорвался с места и умчался в закат. Холодный сырой воздух пронизывал до костей, вязкая чернота улицы будто облепила тело. Начало подташнивать. Съежившись и бредя в случайном направлении, я, казалось, ни о чем не думала, но мыслей было очень много, просто они роились в голове, путались, и ни одна не могла четко сформулироваться. Потом стало приходить осознание. Мы расстались? Окончательно? Навсегда?       Глаза защипало, горячие слезы потекли по щекам. Я откашлялась, попытавшись избавиться от кома в горле, но не помогло. Одна часть меня не хотела отпускать Олега, терять его, она его любила. Другая же часть испытывала ужасное отвращение и нежелание его видеть. И обе эти части объединяла причиненная им боль.       Кажется, он все же не любил меня. Разве, когда ты любишь человека, ты сможешь наговорить ему столько обидных слов, да еще и в таком тоне? Разве ты сможешь вот так, в один миг, заявить о разрыве отношений? Вряд ли. Такое чувство, будто влюбленность прошла, а любовь для Шефера не наступила, и меня просто превратили в подушку для эмоционального битья и, иногда, секса.       Крепко скрестив руки на груди и присев на корточки, я беззвучно заорала, как бы внутрь себя. От боли и отчаяния разрывало, аж жить не хотелось.       Олег никогда не вернется, я никогда не полюблю никого другого и никому не смогу доверять. Одиночество сожрет меня, и я повторю судьбу матери. Вот итог.       Каждую клеточку тела, каждый дюйм сознания обволокло болью, безысходностью и отчаянием. Хотелось убежать куда-то очень далеко, но разве от себя убежишь?