Я хочу плакать и хочу любить,
Но все мои слезы уже были пролиты.
***
Он целует руку своей валиде, когда она улыбается. — Сынок, мой Мурад! Мой храбрый лев, — она напоминает ему ангела, чистого и нежного. — Мой падишах мира. — Матушка, — юноша улыбается в ответ, чуть отводя взгляд, — вы так сильно любите эти цветы? — Жасмины?! — Кёсем поворачивает голову, глядя на белые цветы. — Да. Это цветок моей юности. Моей жизни, — тянет султанша. — Когда-то они были привезены сюда по приказу твоего покойного отца. — Он очень любил вас, — с нескрываемым восхищением произнёс юноша. Люди слагали легенды о великой любви султана Ахмеда и Кёсем султан. Мурад слушал истории о матери с большим интересом. Если подумать, она была тем самым человеком, которым Мурад дорожил больше всего. Больше собственной жизни. Временами они ссорились, занимаясь государственными делами, ибо ни один из них не желал отступать от своего. Впрочем, стоило им оказаться в саду, Мурад и Кёсем переставали обсуждать подобного рода вопросы, позволяя себе быть просто матерью и сыном. — А знаешь, кого больше всех люблю я? Мурад мог бы предположить, что это старшая сестра Айше, так похожая на его ныне покойную тётушку. Или же Ибрагим, которого валиде оберегала больше других. — Тебя, Мурад мой. Он удивился, даже не поверил сперва. Его? Действительно? — Тебя, — повторила вновь. — Тебя одного всегда я брала в этот сад, скрытый от глаз посторонних. Тебе одному рассказывала о том, что неизвестно другим. На тебя злилась дольше остальных, но и любила сильнее. — Валиде… — Верно, я могла прежде не говорить этого вслух, но ты чувствовал. В глубине души. По этой же причине я пришла именно к тебе, — лицо Кёсем стало вдруг серьёзным. — Ты так и не смог отпустить меня, мой Мурад. Но это неправильно. Так быть не должно. — Матушка, о чём вы говорите? — Мурад искренне не понимал смысл сказанного. Отпустить? Неправильно? Не должно? — Ты ведь помнишь тот самый день, когда на меня было совершено нападение? — юноша кивнул. — Мы едва успели. Страшно представить, что было бы… — Уже представил, Мурад. Уже. — Валиде? — Моё тело уже давно покоится в земле. Пришло время и моей души уйти навсегда, — в голосе лёгкая грусть. — Что это значит, валиде? Почему вы так говорите? — кажется, Мурад сходит с ума. Нет, быть такого не может. Уйти навсегда? Нет, его валиде не может так поступить. Только не она. — Мой храбрый лев, — она берёт его лицо в свои ладони, смотрит с нежностью, — я всегда буду любить тебя. Всегда…***
Мурад проснулся. Странно, отдохнувшим он себя не чувствовал. Скорее уж, потерянным. Как иначе? Даже во сне его преследовал образ матери. Два года прошло, а её лицо, напоминавшее творение умелого скульптора, всегда было перед глазами. Будто он видел её только вчера. Видел живой. И почему его сны всегда полны горечи? Почему каждый раз он вновь и вновь теряет свою валиде? — ты так и не смог отпустить меня, мой Мурад. ты должен отпустить. я всегда буду любить тебя. — Я отпускаю, матушка. Отпускаю. А по щеке скатывается одинокая слеза. Слеза, о которой никто не узнает. А однажды и эта слеза не будет пролита. Высохнет на щеке. И ничего не останется. — Валиде…