Don't cry mercy... (Сборник Драбблов)

— Я… я-я… так б-б-больш-ш…е не буду. Гермиона сейчас сама на себя не похожа. Впрочем, именно такой, бледной и напуганной, она становится каждый раз, стоит отцу разозлиться. — П-пожалуйста… — Молчать! Секунду и она чувствует обжигающее касание. Всё происходящее отпечатывается в памяти, врезается. Хочется плакать, но девушка душит в себе это чувство. только не сейчас — Я знаю, что виновата, но… это вышло случайно. — Но? Ты ещё смеешь оправдываться?! Мерзкая дрянь. Дочь поганой шлю… — однако договорить мужчина не успевает. Двери распахиваются с характерным звуком. — Отец, — Гермиона набирает в лёгкие больше воздуха. Том в несколько шагов сокращает расстояние между ними. Он встаёт прямо перед родителем, закрывая девушку собой. Мистер Риддл хмуро глядит на сына, но не кричит. Всё же это не какая-то там дочь от ночной бабочки, с которой лишь раз был и тот — по великой ошибке. Сын. Любимый и единственный. Будущий наследник. Гордость. Это Гермиону можно бить и унижать, с Томом же так нельзя. Он-то рождён любимой женщиной. Той, что умерла, но чей образ всё ещё перед глазами. О ком память — в сердце. — Нам нужно поговорить, — продолжает Том, прежде чем собеседник успевает что-то сказать. Нет, сын хоть и любимый, а всё же… Томас неодобрительно головой качает. Однако же дочь отпускает. — Иди вон с глаз моих, — презрительно так, словно не живой человек. Мусор.

***

Том тихо совсем, словно боясь разбудить, проходит в комнату. Медленно подходит к кровати, девушка лежит, спиной повернувшись ко входу. Он лишь на мгновение протягивает руку, желая дотронуться, но передумал. Уже был ушёл, когда ощутил прикосновение чужих пальцев. не чужих, родных Он мысленно поправляет себя. Гермиона ведь ему роднее некуда. — Не спится? Гермиона садится в кровати, прежде чем включить ночник. В форме выдры. Она вообще считала этих животных милыми. Вот Том ей всё в подобном стиле и дарил. А она, сущий ребёнок, благодарить не уставала. Просто потому что был. И вот сейчас, когда Том лёг на свободную половину, позволив сестре обнять его, Гермиона была благодарна. — Спасибо. Спасибо, что… вернулся, — на выдохе. Кажется, каждое новое слово отдаётся тупой болью в районе груди. Это чувствует и Том. — Всё то время, что ты провёл в Штатах, я не уставала молиться. Просила Бога дать тебе сил. и мне — вот что слышится в голосе. Девушка тихо рассмеялась. Риддл улыбнулся, смех сестры всегда вызывал в нём бурю эмоций. К тому же, в Лондон юноша вернулся совсем недавно. И за эти несколько недель они толком не успели пообщаться. — Я скучала. Я так скучала… И он скучал. Только произнести такую, казалось бы, простую фразу, не может. Том другой. Ему чувства выражать тяжело. Каждое «люблю» даётся с трудом. Но отчего-то он уверен, что Гермиона всё же знает о его чувствах. Знает, что Том ею по-настоящему дорожит. Потому что всегда спасает. Даже гнев отца на себя берёт. Да, почти четыре годы они были в разлуке, но это ничего не поменяло. Том всё ещё любит Гермиону. Любит так, что это даже аморально. Потому что брат не должен смотреть так на сестру. Не должен. И старается так не делать. Изо всех сил. Хоть и трудно, покой сестры куда важнее. — Я так боялась, что ты не вернёшься. Не захочешь больше меня видеть, — наконец, Гермиона сдаётся, всхлипывает. Дышит тяжело и часто. Как же трудно ей было. — О чём ты? Откуда такие мысли? — негодует. — Но… я ведь дочь… дочь… моя мать… — шлюха так и не срывается с губ. Отец столько лет говорил об этом, внушал. — А ты… ты другой. Ты… лучше… всегда был таким. — Не говори так. Ты лучшее, что есть в моей жизни, — вновь слышится всхлип. По сердцу режет. — Сестра моя… любовь. Какая ирония! Гермиона даже, кажется, не подозревает, насколько сильно Том любит её. Да он и сам в чувствах сдержан, скрытная натура чаще всего выходит наружу. Том любит, но признаётся будто через силу. Не привык. — Просто будь рядом. Без тебя… я не смогу. «без тебя дышать не могу…» Между строк, а вместо с них — крепкие объятия, поцелуй в висок. — Я боюсь, Томми. Я очень боюсь. — Чего же? — Отца боюсь — он никого не щадит. Себя боюсь — слабая. Когда тётя умерла, я… я даже из комнаты не выходила. Боялась, что отец и со мной так поступит. — Ч-что? Что это всё значит? Как поступит отец? — он объятия размыкает, вглядывается в лицо сестры. Ту дрожь берёт. — Да н-ничего так… — Не ври мне! — сурово. Гермиона губу закусывает. Лишнего взболтнула. Но что уж теперь жалеть, Том ложь сразу раскусит. Смысла отпираться нет. — Говори, — медленно, не желая спугнуть лишний раз. — Ми, пожалуйста… — Дядя… пытался совершить покушение на отца. Тётя умоляла пощадить его, но… — девушка вздрогнула, вспомнив страшную картину из не столь уж далёкого прошлого. Мужчина умирал в муках. — Она что-то начала кричать, отец пришёл в ярость и… ударил. Не рассчитал силы, наверное. — Так вот оно что, — выдыхает. Они с тётей Беллой, конечно, были не особо близки, но всё же её смерть оставила свой след. Семья, чёрт возьми. Правда, Риддл-младший и не думал, что её гибель дело рук отца. И измена дяди. Официальная версия — авария. Водитель не справился с управлением. — Значит, он и родную сестру не пожалел. А ведь любил. — Прости, я не хотела… расстроить тебя. — Не думай об этом. Вообще больше о плохом не думай. — Как же не думать, если тьма так над нами и сгущается?! но я эту тьму отгоню — мысленно клятву приносит. Вновь к груди своей притягивает, запах родной вдыхает. Гермиона потихоньку успокаивается. — Я очень тебя люблю, Томми… — И я тебя, Ми… а ведь он даже не знает, что Гермиона притворяется. что лица у неё два. и вовсе она не из добрых. сердце чёрное. она страданиями чужими упивается, в слезах чужих счастье своё видит. Томас Риддл крупно ошибается. сын на него, конечно, похож, но дочь в себя темноту его впитала. Но Том не знает, что все беды в их семье — её рук дело. Что дядя и не замышлял ничего плохого, что тётка умерла не от удара отца. Не знает и однажды это его убьёт. Точнее, она убьёт. Но это уж потом, пока же Гермиона продолжает искусно играть свою роль. Ждёт, пока Том вконец от любви голову потеряет. Нет, когда одержимым станет. Так ей решать дела куда проще. — Я очень тебя люблю, Томми… он даже не замечает, насколько дьявольской выглядит её улыбка