secret songs of sirens

— А потом, представляешь, он позвонил мне и сказал, что я ему такой поломаный и больной не нужен, и мы расстаемся —Чанбин смеялся, будто рассказывал самую смешную на свете шутку. Его глаза не смотрели по-особенному грустно, голос не звучал по-особенному надломленно и хрипло, руки как всегда теребили заусенцы, а губы как обычно были искусаны вкровь. Он не отличался ничем от себя обычного. Только похудел еще сильнее. чаново худи, раньше казавшееся уютным и совсем немного большим, теперь висело мешком и оголяло выпирающие ключицы, обтянутые бледной кожей. Сгорбившись, чанбин сидел на полу балкона, подтянув к себе острые колени. На темном небе не видно ни одной звезды, как бы он не пытался выцепить хоть одну своим взглядом. — Представляешь себе такую картину? Я, облепленый трубками почти что труп, в бреду ору на всю палату какую-то чепухню, потому что меня бросил парень! — снова смех. Чанбин махал руками и вообще был слишком шумным для себя обычно. Будто пытался доказать, что чувствует радость. Что в душе не все выжженно, не все уничтожено и еще есть что-то кроме боли. — Что ты кричал? — Чан говорит тихо. шепотом, боясь спугнуть, потому что научен опытом: неловкое слово, раздражающий звук, неудачное движение – и Чанбин уйдет. Сошлется на важные дела, что, например, собирался зайти в кошачий приют, а уже поздно и скоро закроется, хотя на часах всего три часа дня и приют находится в двух шагах отсюда. Что мама попросила приготовить ужин, хотя после смерти чанбинова отца и сестры она больше никогда не готовила, только заказывала доставку. — Не помню. Медсестра сказала, что что-то вроде "только не вздумай плакать, только не вздумай плакать". В общем чушь. какой стыд. Ты только представь, это так смешно, обхохочешься — чанбин снова рассмеялся. чан сжал губы и промолчал. Чанбина выписали из больницы неделю назад. Выпустили из палаты с белыми стенами, пропахшими медицинским спиртом. Из палаты, в которую Чана не пустили. "По просьбе пациента" ответила Чану девушка за стойкой администрации и выпровадила вон. Когда Чанбин пришел к нему домой за минуту до полуночи, Чан даже не спросил, почему Чанбин не хотел, чтобы Чан приходил в больницу. "Не хотел, чтобы ты видел меня уродливым и страшным" сказал бы Чанбин. "Не хотел, чтобы я видел тебя слабым и сломаным" ответил бы Чан. И тогда Чанбин бы снова ушел и они бы сейчас не сидели на балконе и не искали бы на небе звезды. Удивительно, как может поменять в лучшую сторону ситуацию одно не сказанное слово. Сегодня вообще удивительный день. Сколько бы Чан не пытался вытащить из Чанбина что с ним происходит, тот только переводил стрелки и сбегал от разговора и от Чана. А сейчас сидит рядом и безумолку болтает, смеясь и шутя, как ни в чем не бывало. — Мне мама еще рассказала, что разговаривала со мной, пока я спал, спрашивала, зачем я снова это сделал, снова пытался себя убить. И знаешь что я ответил? — Чанбин улыбнулся. Из треснувшей губы потекла капелька крови. — Что? — Бог любит троицу, так что в следущий раз у меня точно получится. Представляешь! — Чанбин снова громко засмеялся, хлопая себя по колену, — А я этого не помню, я даже во сне остроумный. Круто! — капля крови скатилась на подбородок и чанбин смешно скосил на нее глаза. Стер пальцем, внимательно посмотрел на красную полосу на коже. Облизнул губы и посмотрел на Чана. — Знаешь, а я рад, что она знает только про два случая. Если бы не ты, Чан, она бы меня давно в дурку спровадила, а так она даже не замечает, что я не ем неделями. А еще, пока я лежал в больнице с отравлением, я неплохо похудел. Павда здорово? — Чанбин поёжился, глубже зарываясь в чаново худи, — Похолодало, что ли? — пробубнил он — Но нужно запомнить, что травиться таблетками не такая уж хорошая идея для того, чтобы умереть. — Пожалуста, перестань, — что-то разбилось. Внутри Чанбина? Внутри Чана? Может, у обоих? А может на кухне, Чан уверен, с этого момента их общей, потому что он не намерен больше оставлять Чанбина одного. Достаточно молчаливых посиделок, страха сказать что-то не так и запретных тем. Слишком много раз Чан выбирал пассивно ждать, когда Чанбин сам попросит о помощи. Своей вежливостью он помочь никогда не сможет. У парня напротив взгляд непонимающий только с виду. За ним плещется боль и обида. И Чан впервые её видит и понимает. Обида, что не спасли, не помогли и не вырвали из рук треклятое лезвие и не заставили съесть этот чертов ужин, когда всё только начиналось. Потому что теперь Чанбин сидит на холодном балконе, пока его жизнь катится по склону к пропасти, а чтобы остановить этот снежный ком ему не хватает сил. — Хватит! — Чан схватился за чанбиновы плечи и говорил серьезно и твердо, — Даже не смей больше заикаться об этом! Никаких следущих попыток не будет, ты меня понял? Запрещаю, тебе ясно? Я запрещаю тебе пытаться, и даже думать о том, чтобы попытаться! — Чан хорошенько встряхнул шокированоого Чанбина, — Ты меня понял? — неосознанно для себя чан перешел на крик, а из глаз стали капать слезы. — Да, — тихо произнес Чанбин. И Чан притянул его в объятья, устраивая на своей груди, крепко обнимая одной рукой за талию, другой зарываясь в отросшие волосы. — Я буду рядом. Теперь всегда. Я тебя больше не оставлю, больше никогда. Руки чанбина сжали в кулаках футболку на спине Чана. Раздались всхлипы, ткань стремительно намокала. Всхлипы перешли в крик и рыдания, пока Чан только обнимал ещё сильнее, гладил по спине и говорил какие-то утешения чанбину в макушку. — Ночевать сегодня будешь у меня, — произнес он, когда Чанбин пришел в себя, — А завтра отвезу тебя домой. Соберешь вещи и переберешься ко мне. Пока на несколько месяцев, а потом можешь остаться хоть навсегда, сам решишь. Не обсуждается, —отрезал Чан, хотя Чанбин даже не пытался возразить,— Тебе нужно восстанавливать режим питания, а это лучше делать под чьим-нибудь наблюдением. На следущей неделе сходим с тобой к врачу. Я больше не оставлю тебя одного, слышишь? — Не оставляй. — Не оставлю, обещаю. Я тебя люблю. — Правда? — Правда. — Давай уйдем отсюда. Здесь холодно. Покидая балкон, Чанбин краем глаза заметил в небе маленькую звездочку.