Чистокровная волшебница Гермиона Кассиопея Беллатрикс Блэк-Грейнджер

      Гермиона была одна из немногих совершеннолетних студентов в Хогвартсе, которые могли отправиться в Хогсмид в любой день недели.       Удивительно было, насколько другой была деревня, когда по ней не бродили толпы подростков. Заходя в паб «Три метлы», всегда можно было встретить разве что ребят, попивающих сливочное пиво и отдыхающих после тяжелых будней профессоров.       Вечер среды Гермиона проводила сидя за столиком, рядом с пожилой волшебницей. Она выглядела старше своего возраста лет на 30. Тому виной возможно были неудачные заклятия или тяжёлая жизнь, но Гермиона не спешила уточнять. Даже наоборот, она отодвигала эту тему всеми возможными способами, когда дама её поднимала, нарываясь ни то на лесть, ни то на вымученные комплименты.       Огневиски ударял в голову, и тогда Гермиона говорила о том, что думала. Без грубостей. Она хвалила потрепанную шаль волшебницы, что вышла из моды лет двадцать назад, слишком вульгарный для старухи макияж и даже приятную хрипотцу голоса.       Среди прочих разговоров они в один из вечеров заговорили о любви. Гермиона бесконечно жаловалась на Рона. Говорила, как искренне завидовала Джинни Уизли и тому, насколько романтичным был Гарри, что записывал все советы Джорджа. Тот в свою очередь перечислял приёмы Фреда, которые сам не спешил использовать — был чуть более застенчив, чем покойный брат.       Рону было всё равно. Не единожды он ей говорил, что он не романтик. «Мне не нужна романтика» — врала она ему каждый раз, а потом, сама не зная почему, тосковала. И совесть не позволяла искать романтику в другом месте, хотя даже Виктор Крам был более учтив с ней.       — Я была замужем три раза, — говорила пожилая волшебница. — Все три удачно, конечно. — после удачной шутки она всегда тянулась в карман своего пальто, который висел за ней на вешалке с ногой тролля у подножия, где уже несколько лет болтался чей-то забытый зонт, доставала маггловские сигареты и зажигала огонь одним лишь взглядом. Простой фокус, которому мог научиться любой курящий волшебник, если рак лёгких не настигнет его раньше. — В третий раз я была уверена, что навсегда. Так и вышло.       Она какое-то время выпускала дым вверх, где он уже копился в достаточном количестве, чтобы не разглядеть потолок, и потом заканчивала свою историю.       — О, мой Раймунд, — так звали её возлюбленного — стопроцентного сквиба, что не заработал и одного серебряного сикля в своей жизни, но читавшего ей стихи до самого утра каждый раз, как напивался огневиски. — Я бы умерла уже сейчас, чтобы только быть рядом с тобой.       Раймунд умер нелепой смертью, как Гермионе потом поведала мадам Розметта. Он свалился с метлы едва взлетев, а умер в итоге из-за больной печени.

***

      Гермиона вспоминала волшебницу ещё несколько месяцев, но она не помнила точно, куда подевалась миссис Раймунд, как они в один из вечеров расстались и что она сказала ей на прощание.       Девушка была уверена, что пожилая дама просто устала, вышла из запоя и уехала, например, в Лондон. Она приходила ещё несколько недель каждый день в паб, чтобы обнаружить женщину за тем самым столиком, за которым они болтали от силы раза три, но та не приходила, что Гермиона однажды сочла за предательство, но потом простила и решила завязать сама, не выпив и грамма до Рождества.       Тогда в почти опустевший Хогвартс пришла пугающая новость — в воющей хижине было обнаружено тело пожилой волшебницы.       Гермиона и не думала о своей собутыльнице: кто знал, какой тетке со старческим слабоумием пришло в голову забрести в печально известный дом и замёрзнуть там, умереть естественной смертью или же закончить как любой другой пьяница.       Она поняла, что это была за женщина только тогда, когда получила письмо из министерства, из которого следовало, что ей следует явиться в аврорат и дать показания — она единственный свидетель и главная подозреваемая.