● ƁỦֆẴ₦ ●
Сегодня день соревнований, Чимин до сих пор не может наступать на ногу, не чувствуя боли, а это бесит даже больше, чем табель успеваемости, который заметно понизился в баллах. Правда, сейчас ему уже не приходится так сильно об этом беспокоиться – никто его больше не контролирует. Ну почти. Чонгук все эти дни за ним пристально следит, никуда не отпускает одного и пытается донести, что пропущенное соревнование никак не отразится на деятельности танцора, он ничего не потеряет, если не пойдёт, напротив, риск ухудшить травму на льду будет значительно велик. Чимин вообще-то это и сам понимает. Его нога на лезвии будет неустойчива, если он даже на плоской подошве прихрамывает при напряжении, но Пак хотел просто завершить начатое, бросить, как обещал, лёд после выступления, оставить это вместе с прошлым, от которого освободился. Для него это больше, чем простое соревнование. Только другие этого не понимают, считая танцора упёртым. — Как тяжело, когда всё идёт не так, как мы хотим, — голос девушки заставляет синеволосого шумно вобрать в лёгкие воздуха, чтобы показать насколько этот разговор ему противен. — Каково это, потерять всё? Друга, авторитет, власть и деньги, м? — Даю тебе десять секунд, чтобы ты закрыла рот и съебалась отсюда, — Чимин совершенно не настроен сейчас слушать очередные провокации от одноклассницы, которая всё никак успокоиться не может. — Я больше не собираюсь разрушать идиллию нашего Чонгука, — Чжуо складывает руки и облокачивается на стену рядом с подоконником, на котором сидит танцор. — Просто хочу понять, одна ли я считаю, что их отношения ни к чему не приведут, и стоили ли все те жертвы этого. Ты ведь сам не в восторге? Ну кто бы мог подумать, что Чон покинет наше натуральное общество… Девушка даже не успевает среагировать, когда Чимин хватает её за завитые волосы и одним оборотом накручивает на кулак, заставляя ту нагнуться и зашипеть от боли. Ему вообще плевать, что все это видят, явно не одобряют подобное отношение к однокласснице, но Паку откровенно похуй – девушка или парень, это не защищает человека от наказания за его поступки. — Десять секунд прошли, Кан, или тебе так нравится выводить меня? — Чимин даже не ослабляет хватку, и вообще бы хотел покончить с ней раз и навсегда, вот только не опустится до её уровня. — Ты просто боишься признаться себе, что у тебя ничего не осталось, — Чжуо ещё умудряется усмехнуться в таком положении. — Парни из Дэгу лишили тебя всего, а ты просто сглатываешь всё это, будто так и должно быть! Что за жалкое зрелище… Лишили Чонгука – единственного человека, который небезразличен ему, места в школе, забрав половину, если не больше, внимания к себе, косвенно машины и денег, компании хоккеистов и авторитета? — Жалкое зрелище здесь только передо мной, — Пак разжимает ладонь и отпускает девушку. Чонгук всё ещё рядом, несмотря на то, что делит своё сердце уже на двоих, думает о старшем, заботится о нём, злится и переживает. Место в школе? Кем на самом деле был Чимин для всей этой массы? Просто богатеньким сыночком генерала. Машину и деньги забрал у него отец и то потому, что Тэхён освободил танцора от жизни, которую он не выбирал, про компанию вообще говорить не стоит, Чимин там только из-за Чонгука присутствовал. — Не спорю, — Чжуо выпрямляется и поправляет волосы, — унизительно знать, что тебя променяли на парня. — Может, тогда пора что-то менять? — голос одноклассника заставляет двоих перевести всё внимание на шатена, который на самом деле только подошёл, но понял, в чём дело. — Пол менять не собираюсь, — огрызается Чжуо, сканируя парня взглядом, а затем возвращается к Паку. — А ты ещё сам ко мне придёшь, вот увидишь. Тэхён спокойно обводит уходящую Кан взглядом, совсем не удивляется подобным словам, которые несут посыл, что проблема не в ней, и унизительно на самом деле двум парням встречаться. Он не чувствует язвительной боли, его никак не задевает тот факт, что общество в большем своём количестве не поддерживает подобных отношений. Когда ты любишь человека, тебе вообще становится без разницы, какого он пола. — Поговорим? — С братиком своим говори. — О нём и речь. Чимин недоверчиво поднимает бровь, потому что Тэхён не может подойти к нему, что бы за разговор ни был – они даже не друзья. Ким мог попросить сделать это Чонгука, которого Пак больше слушает, чем остальных, но всё равно пришёл к нему сам. — Совершенно не горит желание разговаривать ни о нём, ни с тобой, — Чимин хоть и помогает Тэхёну с его паническими атаками, но это ничего не значит, а статус парня Чонгука не предоставляет ему расширение границ его возможностей. — Вы уж слишком расслабились, наивно полагая, что я питаю к вам дружеские чувства. Если я молчу о поддельных документах, то это не значит, что делаю это ради тебя и твоего братика. Спустись на землю, фальшивка, ты всё ещё вызываешь желание отправить тебя обратно. Это правда, Пак не врёт сейчас, потому что ненавидит этого парня, не хочет принимать его, понимать и подпускать к себе. Их вдвоём. Если бы не вынужденное стечение обстоятельств, ничего бы между ними с первой встречи не изменилось. Никаких бы бутылок в его жизни не было. — Я в курсе, почему ты этого не делаешь, Америку не открываешь, — Тэхён мажет взглядом по Чонгуку, который останавливается на другом конце коридора, заметив их вдвоём. — Не знаю, что именно тебя так задело в бутылках с витаминами, но это не повод игнорировать остальных и заставлять Чонгука нервничать. — А дело не в витаминах, — Чимин поднимается с подоконника на ноги, делает шаг к шатену и касается указательным пальцем его груди, — дело в тебе. И пока ты рядом, ничего нормально не будет. — Тогда огорчу тебя сразу – в твоей жизни началась чёрная полоса, потому что я никуда уходить не собираюсь. Пак усмехается, возможно, удивился бы такому ответу, если бы не знал, что Тэхён таким был всегда. Они расходятся до того, как Чонгук доходит до Кима, и младший снова заверяет, что всё нормально, как всегда. Дело не в доверии, просто Тэхён не хочет напоминать о ненависти Чимина к себе, чтобы Чонгук с ним не ссорился, ведь сейчас танцор и так на нервах, не хватало ему ещё с родным человеком поругаться. Хотя до этого уже не так далеко, как кажется. Чон правда старается не затрагивать тему фигурного катания и сегодняшнего выступления, пытается оттянуть этот момент разговора, когда ему придётся столкнуться с упёртостью старшего, потому что тот по своей воле никогда не откажется. А значит в этом ему нужно помочь. Юнги стоит у чужого класса, облокотившись на стену спиной, и следит за каждым выходящим, ожидая лишь одного. И нет, это не Тэхён, который впервые за долгое время сегодня вернётся в художественную студию. Мин никогда не был силён во взаимоотношениях с людьми. Он всегда был прямолинейным, отчего это было схоже с грубостью и хладнокровием к окружающим, а Юнги просто терпеть не мог глупых людей и не видел причин скрывать своё пренебрежение к ним. Если ему что-то не нравилось, парень говорил это открыто, не пытался подлизываться к людям ради выгоды, вообще её не искал, полагался лишь на себя. И слишком рано позволил другому положиться на него. Та встреча с Тэхёном у кабинета директора что-то перевернула в Юнги. Наверное, он просто увидел в мальчишке те пластыри, которыми он сам был обклеен изнутри, а Ким ещё с ним поделился – неаккуратно открыл новый и налепил на руку Мину. С этой встречи у Юнги появились первые настоящие дружеские отношения, которые в скором времени переросли в братские. Мин ненамеренно взял на себя эту роль, понимал, что старшим братом он не годится, но не посмел бросить Тэхёна одного, когда они оба нуждались друг в друге. И всё же что-то Юнги ему дал. Вторые удачно сложившееся отношения пришлись на совсем позднее время, а именно при въезде в новую квартиру – Хосок и Намджун. Юнги сильно боялся, что правда о том, кто они такие и откуда сбежали, может раскрыться, её не примут, их не примут. Поэтому приходилось поначалу осторожно подходить ближе к парням, завоёвывать их расположение к себе. И слишком быстро в их лице Мин обрёл друзей. Чего нельзя было сказать о пусанских королях. Вся эта муть, что происходит на протяжении двух месяцев, перевернула в жизни парней из Дэгу всё. Они не думали, что смогут хотя бы подружиться с ними, не говоря о возникших чувствах. Юнги не думал, что сможет кого-то полюбить так же, как когда-то был влюблён в Тэхёна. Мин никогда не был силён во взаимоотношениях с людьми, и сейчас, хватая вышедшего из класса парня за руку, композитор понимает, что угробит все предыдущие попытки выстроить эти самые хорошие отношения с танцором. — Мне на глазах у всех тебе въебать или не позорить? — любезно интересуется Чимин, потому что его даже не пытаются отпустить, хотя он уже остановился. — У меня есть предложение: через два часа начнутся соревнования, и Чонгук тебя не пустит, а я могу сделать так, чтобы его не было в квартире на момент, когда тебе нужно будет уйти. Пак выгибает бровь, пытаясь найти в этих словах подвох, потому что Юнги сам недавно просил бросить лёд, а сейчас, даже при травме, готов помочь ему сбежать. — А что взамен? — Чимин скептически соглашается, потому что ему тоже известно, каким способом Мин может это всё провернуть. — Прощение. Танцор усмехается, даже не понимает, серьёзно всё это или просто такая убогая шутка из Дэгу, потому что никакой нормальный человек не потребует взамен прощения. Только дело в том, что Пак действительно расстроен, разочарован и не побрезгует даже применить такое слово, как обижен, на Юнги, поэтому на самом деле у них есть то, что нужно друг другу. — Хорошо, — соглашается Чимин и надавливает на чужую руку, чтобы освободить свою. — Прощаю, доволен? — Мне не сейчас оно понадобится, — неоднозначно говорит Мин и уходит, оставляя парня в лёгком недоумении. Чимин уходит в квартиру один, не дожидается ни Чонгука, ни тем более Юнги, который, кажется, домой особо не спешит. То, что у Мина есть способ отослать Чонгука, уже не секрет, потому что композитору достаточно просто попросить своего брата позвать вокалиста, которому Чон просто не сможет отказать. Так уже было, когда между Чимином и Тэхёном он выбрал второго. Тогда ещё Юнги впервые пришёл на лёд и принёс колонку. Юнги вообще слишком уж часто приходит к танцору для того, чтобы просто добиться лучшего отношения к Тэхёну, слишком много сил на это тратит. Неужели, он и правда считает, будто Пак способен всё угробить, поэтому из кожи вон лезет, забираясь в душу? Всё эти фразочки говорит: «посмотри в зеркало, там ты, а не твой отец», «посмотри на свои ошибки» или «ты боишься того, чего не понимаешь». Такое чувство, будто Юнги знает Чимина лучше, чем он сам. То, что композитор практически насквозь видит людей, показывает его раннее взросление и вход во взрослую жизнь. Он давно уже вошёл в это дерьмо, столкнулся со множеством людей, чтобы научиться их понимать, располагать к себе или избегать, поэтому ему не составляет особого труда делать то же самое с Чимином. Все эти его бутылки, толстовки, прикосновения – всё это часть манипуляции, думает Пак, всё ради изменений в сторону младшего братика. Потому что «Не нужен ты мне в постели. Всё, чего я хотел, лишь хорошего отношения к Тэхёну. Больше ничего от тебя мне не надо». Супер, тогда бы и не помогал, раз ничего не надо, не разговаривал и вообще существование танцора в своей жизни не замечал! Чимина это бесит, конкретно и сильно, из-за чего он даже не против вернуться в то время, когда они просто не переносили друг друга. Танцор заваливается на свою кровать, бросив рюкзак на пол, закидывает руку на глаза и выдыхает, слыша за стенкой смех Тэмина и Минхо. Он даже в команде танцоров ведёт себя отстранённо, несмотря на то, что с ними у него отношения куда лучше, чем были в школе с хоккеистами или вообще с кем-либо. Но на фоне вокалистов, танцоры заметно им уступают. Для начала Чимин вообще близок лишь с одним человеком, до других ему не было дела. Но, чёрт возьми, те парни за стенкой располагают к себе, им хочется доверять, не открыто, но Пак это делает. Конечно, он может оправдать это тем, что это только ради Чонгука, но ведь он на самом деле ощущает комфорт рядом с вокалистами, и ему дают это почувствовать. Юнги в особенности. Сколько бы Пак ни бесился, но этот человек заставляет других рядом с собой чувствовать заботу, пусть даже всё это лишь его трюки. И, если говорить честно, Чимин ничего не может с собой поделать, потому что не приходит к вокалистам именно из-за тех слов. Свободный час, который был дан танцору на размышления и отдых, уже подходит к концу. Чимину страшно принимать тот факт, что этот выход на лёд для него станет последним и не потому, что он бросает фигурное катание, а потому, что он не уверен в своих силах, кажется, впервые. Его выступление не отрепетировано до совершенства, а сейчас нестабильность его травмы только нагнетает обстановку – риск ухудшить своё положение слишком велик. И тогда можно распрощаться со своими крыльями. Чимина об этом медбрат предупредил, Чонгук, Юнги, Хосок с Намджуном, которые заметили его прихрамывание, и все танцоры, но он никого не хочет слушать. Никто не хочет понять, каково ему сейчас отказаться от своей цели, точки в первом своём пути, которая отделит его от прежней жизни. Для всех это легко – взял и не пошёл, от соревнований толку ноль на самом деле, только вот Чимин это для себя делает. Раздаётся хлопок входной двери, и звучит чуть хрипловатый голос композитора, несущий с собой вопрос, где Чимин, на что дружелюбные танцоры сдают направление его комнаты, позволяя блондину удачно найти пропажу. Юнги заходит без стука, чему в принципе не удивляется Пак, оставляет дверь открытой, что намекает точно не на приватный разговор, и выгибает бровь, замечая, что танцор вовсе никуда не собирается, хотя время уже выходить. — Идёшь? — А ты проводишь? — тут же отвечает танцор, скрывая все свои тяжёлые мысли за фальшивой усмешкой. Сколько уже это продолжается? Как показал их последний далеко не приятный разговор в тот вечер на кухне, у Юнги нет планов на Пака, и все их словесные перепалки – пустышки. — Я обещал не дать тебе упасть, — напоминает композитор, складывая руки, — поэтому я буду с тобой. А пустышки ли? Это было даже не обещание, а давнее предложение, но Мин до сих пор его помнит. Для чего? Зачем вообще всё это было? Чимин хочет знать ответы на свои вопросы так же сильно, как возненавидеть этого парня, только вместо этого поднимается с кровати, сумку свою спортивную на плечо закидывает и выходит следом за блондином, отвечая на пожелания удачи лишь взмахом ладони. Она не поможет. Выйдя в коридор здания, Юнги говорит о том, что забыл что-то в квартире, просит зайти и подождать, что Чимин и делает. Он знает, что Чонгука там нет, заходит и прислушивается к тишине – действительно никого. — Можешь пока бутылку взять, — кивает в сторону кухонного стола Мин, разуваясь и уходя в комнату. Пак цокает, сбрасывает сумку и проходит, думая о том, зачем было оставлять её так далеко, и почему он вообще за ней идёт. Оно ему сдалось вообще? Хотя Юнги старается непонятно зачем помочь ему попасть на соревнования… За что хочет получить прощение. Прощение за такое не просят. Чимин останавливается, не доходя до стола, и внезапно осознаёт простую истину – бутылка далеко стоит не просто так. И когда танцор оборачивается, то слышит, как поворачивается ключ в замочной скважине, а затем переводит взгляд в треугольные глаза композитора. Всё спланировано заранее. Чонгука не обманом Мин послал к Тэхёну, ведь вокалист знает об этом плане, в котором Юнги не выпустит Чимина на соревнования. Вот за это он и хотел получить прощение. — Ты уверен, что это хорошая идея? — танцор облизывает губы, невероятно стойко держится, несмотря на то, что готов взорваться. Ему эти братья Мин уже поперёк горла стоят. На самом деле это придумал не Чонгук. Юнги решил взять на себя всю ответственность, пресёк любую другую идею Чона, потому что лучше будет, если Чимин возненавидит его, а не единственного лучшего друга. — Ну вот прямо сейчас уже не уверен, — ровно отвечает композитор, убирая ключ в задний карман джинс. — Потому что не слышу, чтобы я был прощён. — Какой к чёрту договор, если ты не выполнил своё сраное условие? — Мы договорились, что я сделаю так, чтобы Чонгука не было в квартире в определённый промежуток времени, — уточняет Мин. — Я это сделал. Никто не обговаривал о возможности Чимина выйти на лёд, Юнги и правда говорил лишь о том, что именно Чонгук не остановит танцора, о нём самом и слова не было. — Мудак, — усмехается Чимин, толкаясь языком в щёку. — Ты хотел сказать «прощён»? — Тебе весело? — Когда ты злишься или когда я ломаю тебя? Чимин ничего не понимает: Юнги и правда осознаёт, что творит? Он понимает танцора? Только это ни черта не оправдывает его, потому что сейчас самое время уходить, через двадцать минут начнутся соревнования, благо, Чимин там выступает не первым, поэтому у него есть в запасе время на опоздание. — Либо ты по-хорошему открываешь эту чёртову дверь, либо за последствия придётся отвечать здоровыми конечностями, — предоставляет шанс Чимин, замечая, как композитор двинулся ближе. — Ты уже ответил, — Юнги останавливается в двух метрах, — тебе мало? — Ты правда решил окончательно всё угробить? — Пак облокачивается на кухонный стол позади. — У тебя почти вышло это два дня назад, только в этот раз шанса на прощение не будет. И всё-таки причина избегания квартиры вокалистов всецело заключена в Юнги и бутылках. — Тебя так задело, что я соврал насчёт афродизиака? — уточняет блондин. — Или гордость грызёт из-за витаминов? Вряд ли тебя так расстроило, что ты оказался не нужен мне в пост… Юнги не успевает договорить, но вовремя смог среагировать, когда в него полетела бутылка, что ранее стояла на столе за спиной Чимина. Мин приседает, избегает довольно сильного броска, который эхом раздаётся громким приземлением на полу позади, и снова выпрямляется. Это точка невозврата. — Время вышло, — Пак протягивает ладонь вперёд, — отдавай ключи. — Неужели и правда причина в постели? — искренне не понимает Юнги, хотя до этого ему всегда удавалось читать людей. Только в случае с Чимином всё иначе, просто такого быть не может, чтобы танцор начал испытывать к Мину какие-то чувства. И как назло Пак не отвечает сразу. Тишина в квартире слишком громкая, чтобы услышать чужие мысли, но ясно одно – Чимин пойдёт до конца, потому что в следующую секунду он отталкивается от стола, делает пару шагов и замахивается, только вместо ожидаемого удара от руки, Юнги получает пинок в колено. Не такой сильный, как мог бы быть, с травмой композитор не останется, да и танцевать ему особо не нужно, поэтому боль останется лишь синяком и воспоминанием удара, в который Чимин заложил неполную силу. Только пропустив первый удар, Мин пропускает и второй. Юнги опускает два пальца на свою переносицу, проверяя, не переломана ли она, потому что в этот раз Пак себя не сдерживает. Бьёт он явно не из-за ключей. — Не хочешь ли ты сказать, что поверил в афродизиак, — композитор встречается со взглядом Чимина, — потому что у тебя правда появились чувства… — Да сука, в Тэхёне причина! — Пак срывается, нервно проводит пятернёй по васильковым волосам и опускает взгляд на композитора, решая, куда придётся следующий удар. — Ты всё это делал ради того, чтобы я не трогал его, больше же ничего тебе от меня не надо! Нахуя было делать это таким способом?! Бутылочки свои ебаные приносить, одежду оставлять, в грозу за мной приходить, говорить все эти… Слова, пробирающиеся в душу и остающиеся там. Заставляющие верить в себя. Юнги не только в голову пробрался, а, кажется, глубже, и Чимин этого боится. — У тебя был шанс, — Пак даже не постесняется признаться, что это его остановило бы, — ты мог надавить, догадывался, что случилось четыре года назад, но не воспользовался этим и пошёл мудацким путём! Не надо держать меня на поводке, лишь бы только брата своего защитить! Чимин думает, что лучше бы это был афродизиак. Потому что свои чувства так оправдать намного проще. — Ты правда считаешь, что я бы стал делать всё это, был бы ты мне безразличен? — Юнги наконец понимает, в каких словах допустил ошибку. — Не нужен ты мне в постели. Пак это уже слышал, знает, что за этим последует, чувствует, как внутри пустота тянет его вниз, топит в себе. Когда он успел привыкнуть? Принять чужую заботу? Подпустить кого-то так близко к себе. Но то, что ожидает услышать Чимин, не звучит – это было лишь частичной правдой. — В сердце нужен, — Юнги говорил уже об этом, но тогда Пак его не слышал. — Больше ничего мне не надо. Кажется, Мин наконец понимает Чонгука. Когда ты по-настоящему влюбляешься, тебе ничего не нужно от этого человека, лишь бы быть рядом. Юнги успел об этом забыть, но сейчас снова дышит, снова любит. Он не побоится этого громкого слова, понимает его значение, осознаёт, к кому у него эти чувства, и сдаётся, потому что дерево слишком глубоко пустило свои корни. Оно цветёт. — Отдай чёртовы ключи, — с большим напряжением проговаривает Чимин, — или этим же вечером в дверь постучат органы опеки из Дэгу. Оба знают, что это запретная тема, болезненная, но тем не менее Пак не осторожничает, последний грязный козырь из рукава вынимает, кидает на стол, не имея больше ничего. Либо он проигрывает, либо уходит и заканчивает всё. — Мне повторить? — Юнги намеренно игнорирует, не верит просто, что Пак способен разбить столько жизней ради какого-то льда. — Я подсыпал тебе витамины после твоего обморока, потому что испугался. Ты же упёртый, мог продолжать не есть, Чонгук не может всегда за тобой следить, поэтому я стал носить тебе бутылки. Толстовку, думаешь, я тоже просто так забыл, когда погода испортилась? И пришёл я не потому, что просто был рядом, я всегда приходил к тебе. — Ключи, Мин. — Я влюбился в тебя, Пак Чимин. Кроет все козыри, кроет последнюю опору, за которую так старательно держался Чимин, потому что искренности в этих словах больше, чем парень получал за всю свою жизнь от людей. Они стоят слишком близко, и танцор надеется, что Юнги не слышит, как отчаянно бьётся внутри сердце, больше не выдерживает, почти сдаётся, признаёт, что на самом деле Чимину нужен Юнги ровно так же, просто рядом. — Поэтому я открою дверь, — Мин достаёт ключи, нарушает душащую тишину их звоном, — но если ты переступишь порог, я тоже уйду. Из твоей жизни. Юнги не намерен лгать, серьёзно озвучивает условие, при котором у Чимина не будет обратного пути. Ему предлагали не хорошее отношение к Тэхёну, а человека, который не дал бы ему упасть, и сейчас выбор только за ним. Пак смотрит, как композитор отпирает входную дверь, бросает ключи рядом и уходит в ванную, оставляя выбор за парнем. Холодная вода приводит в чувства лишь самую малость, потому что сердце так просто не успокоишь, мысли тоже. Юнги смотрит в зеркало на бегущие капли по его бледной коже, ещё раз прокручивает их диалоги, пытаясь найти, что он мог упустить. Но замирает, когда слышит удар входной двери, схожий с пропущенным ударом сердца. Выбор сделан.● ĐǺỄǤỦ ●
Большинство исследователей оценивает количество различаемых нами цветов примерно в миллион, исходя из того, что в глазу здорового человека три типа колбочек, каждый из которых способен различать около ста различных цветовых оттенков. Чонгук слышал об этом предположении, но как-то не придавал этому большого значения, пока не увидел картину Тэхёна. Брюнет внимательно следит за каждым плавным движением руки художника, смотрит, как из двух разных цветов получается совсем не такой, какой можно представить, и каждый раз их оттенки меняются. Цветное полотно зелёного поля получается ближе к травяному оттенку, насыщенному солнечным теплом и пыльцой распустившихся бутонов, когда как верхушки деревьев, колышущихся на ветру, пронизаны прохладой ветра и щебетом птиц. И, казалось бы, везде зелёный – но он разный. Чонгуку кажется, что он болен, потому что человек не может слышать написанную маслом природу, но он слышит. К щекочущему запаху растворителя вокалист уже привык, да это и не замечается как-то, пока наблюдаешь за искусством. И нет, речь не о картине, а о её создателе. После визита к психотерапевту Тэхён сильно удивился, когда Чонгук спросил разрешение пойти с ним в художественную студию, и не знал, что парень сможет так долго тихо просидеть. Нет, конечно, наблюдать за подобным интересно, первые тридцать минут, возможно, как раз, когда здесь были ещё две девочки, которые закончили работу раньше, но не полтора часа. Хотя сразу после ухода других художниц, Чонгук переместился с дальнего стула ближе, а сейчас даже лежит на плече Кима, глаза в палитру опустил и думает о том, как засохшие цвета на ней не сбивают с толку. Для Чонгука искусство хуже танцев, он ничего в нём не понимает. Лишь в одном его виде разбирается. — Тэхён. Ким отвлекается, застывает в одном положении, так и не коснувшись полотна с новым слоем масла, прислушивается к ровному дыханию на своём плече и чувствует, как руки на его талии слегка расслабляются. — Зачем ты носишь столько браслетов? Чонгук давно заприметил эту особенность, даже нашёл сходство, что у Юнги на запястье висит такой, как тот красный, что на правой руке у шатена. — Юнги мне их отдавал, — Тэхён даже помнит, откуда приносил их старший. — Браслеты лучше, чем обещания – их назад не забирают. Мин давал обещание лишь раз, и он его сдержал – они убежали из Дэгу вместе. Тэхён не верит словам, поэтому так долго не мог подпустить Чонгука, а его доверие сложно заслужить. Поэтому на правой руке у него пять разных верёвочек, возможно, когда-то было больше, но время их забрало с собой. — О чём ты думаешь, когда часами вот так сидишь? — Чон знает, о чём думают люди, когда остаются наедине с собой: ошибки своего прошлого, вероятность каких-то изменений, поступи они по-другому, несбывшиеся надежды, неопределённое будущее. — О тебе. Тэхён больше не скрывает своих чувств, полностью доверяет, хотя ещё два дня назад узнал то, что от него скрывали одну маленькую ложь, однако, причины для этого были. — О себе, — добавляет Ким, — о том, как Юнги и Чимин изменяют своим принципам ради нас. И что на самом деле всё держится на тонкой нити, которая легко может оборваться. — Но никакого риска возвращения в Дэгу больше нет, — Чонгук серьёзно смотрит на шатена, не находя для этого причин. — А я о твоей карьере. Что никто не взял в расчёт. Парни слишком закрутились в происходящем, для них то, что происходит, нормально, когда для других это будет выглядеть иначе. Мир не заканчивается на Кан Чжуо и хоккеистах, там намного больше ядовитых людей. А в мире музыкальной индустрии слишком жестоко, поэтому Тэхён уже как-то говорил, что ему нет места рядом с вокалистом. — Ты знаешь, сколько айдолов скрывают свои отношения? — голос Чонгука меняется, становится серьёзным, он не хочет, чтобы Тэхён сомневался, будет ли его будущее рядом с ним. — Или ты правда считаешь, как младшие школьницы, что их любимый певец всю карьеру в девственниках для них ходит? Даже если раскрывают пары, это можно уладить… — Но не когда ты встречаешься с парнем. Чонгук поверить не может, что Тэхён думает об этом. Сам вокалист за это не беспокоится, знает о последствиях, что даже школьные слухи в будущем могут стоить многого, но всё равно не допускает ни единой мысли о прекращении отношений. У них правда может не сложиться, никто не застрахован от ссор и расставаний, оба понимают, что они всего лишь поддаются на чувства, пусть даже мимолётные, но они живут ими сейчас и не будут жалеть потом. — Тогда нам просто нужно быть осторожней, — Чонгук снова подаётся ближе, — и на публике не делать так. Тэхён чувствует поцелуй на своей шее, чоновы губы не просто прикасаются, а целуют найденную родинку, после чего остаётся влажный след. — Или так, — вокалист запускает руки под толстовку младшего, проводит языком по линии челюсти, почти задевая мочку уха, — и уж тем более так. Чонгук наклоняется, сталкивается с Тэхёном губами, ярко демонстрируя, чего они должны избегать в общественных местах, лениво посасывает нижнюю, не торопясь давать жизненное предостережение. Весенний ветер щекочет прядками щёки, Чон толкается языком в рот младшего, улавливая, как падает из его руки кисть. Ему так нравится сводить Тэхёна с ума, упиваться его неподдельными, неиспорченными чувствами, слышать судорожные выдохи и подхватывать неумелые губы. Чонгук научит Тэхёна любить и быть любимым. Поцелуй затягивается, никто не хочет прерывать этот юности момент, потому что в будущем, возможно, у них этого не будет. Но из-за стука позади приходится остановиться, чтобы проверить, не было ли у их любви свидетелей, и Чонгук поворачивается первым, совершенно спокойно обводит взглядом пустую аудиторию и видимый коридор, никого не обнаружив. — И не оставлять двери открытыми, — заканчивает Тэхён, поставив точку на том, что они не должны делать на публике. Их отношения не для чужих глаз. Но всё хорошее когда-то заканчивается, и в данный момент сообщением от Юнги.● ƁỦֆẴ₦ ●
Чимин пропускает, наверное, пятый звонок от Чонгука, намеренно не отвечает – не маленький, не надо за ним бегать. Подумаешь, время к одиннадцати, а он до сих пор не появлялся в общежитии, Пак и до этого мог ночами не приходить. Только на экране открыт диалог с одним единственным сообщением: «приди?». Не то чтобы Чимин ждал именно от этого пользователя каких-то слов, просто надо кого-то испепелять взглядом, пока не закончится зарядка на телефоне и не придётся вернуться в квартиру. В голове крутится слишком громкое «я влюбился в тебя, Пак Чимин». Всё, что делал композитор, не было фальшью или попыткой этим добиться хорошего отношения к Тэхёну, и от этого становится паршиво, чем если бы было наоборот. Пак правда хочет, чтобы витамины волшебным образом фармацевт перепутал с афродизиаком, тогда думать было бы проще. Но он ушёл, принял данный выбор композитором, переступил порог, а значит, Юнги уйдёт из его жизни. Так ведь будет легче, верно? Чимину не нужны отношения, не нужен какой-то Сахарный, сбежавший с младшим братиком из Дэгу, талантливый, красивый, заботливый и отлично понимающий его. Последнее вообще никогда не было нужно танцору, он в этом не нуждался и не чувствует лёгкость, когда его всё же понимают. А теперь стоит убрать все «не», потому что обманывать себя слишком безнадёжное дело. Чимин даже не поднимает глаз, когда рядом с ним кто-то садится, потому что лишь один человек знает, куда склонен уходить танцор, когда не хочет никого видеть – берег реки, рядом с мостом, откуда виден большой стадион. — Три года прошло, — Чонгук заводит руки назад, опирается на них, чувствуя влажную от наступающей ночи траву, — как ты привёл меня сюда впервые. Чимин тогда дал Чону цель, вытаскивая его из разрушенного мира, сказал, чтобы он смотрел на этот стадион и шёл к нему, чтобы однажды его захватить, выступить там. Он свой путь начал именно отсюда. — Ты не был на соревнованиях, — Чонгук переводит взгляд на друга, который не спешит это подтверждать, потому что он и правда не пошёл. — Почему? У него было в запасе время, он мог доехать и успеть к своей очереди, но не поехал. Глупо отрицать, что разговор с композитором не задел его, да что там, просто сбил напрочь. Чимин теперь вообще не знает, что делать, признавать не хочет собственные чувства, которые ещё и взаимными оказываются. Сам факт этих чувств не хочет признавать. Пак будто потерялся, найти выход не может из бесконечного лабиринта сомнений, мыслей и чувств. — Нога болит, — говорит Чимин наиболее правдоподобную причину, — вот и не пошёл. — Заболела после разговора с Юнги? Блядский Чонгук, знающий танцора достаточно, чтобы не поверить, что из-за какой-то боли он отменит выступление. Чон и сам понимает, что в отстранённости Чимина виноват он сам. За последний месяц они отдалились друг от друга, меньше стали просто разговаривать, и причина в том, что они по-разному смотрели на Тэхёна. Чонгук не хотел выбирать между ними, когда Чимин не желал делить младшего с другими, из-за чего и появилась эта ненависть к Киму. — Я заебался. Чимин теперь чуточку понимает Тэхёна, когда последнее, на что его хватает, это признаться, что он устал. Не «мне плохо», не «у меня болит душа», а «я устал справляться с этим». Пак заебался ненавидеть Минов, идти к осознанию, что Чонгук не принадлежит ему одному, и чувствовать другое отношение к себе. О нём и раньше заботился младший, следил за ним, помогал, но это Чонгук – мальчишка, к которому у Чимина другие чувства, нежели к тому, кто без приглашения ворвался в жизнь танцора с «я не дам тебе упасть». Просто представьте, что вы всю жизнь пытаетесь быть лучшим, идеальным, а потом приходит человек и говорит, что любит тебя таким, какой ты есть. Чимин не просил любить его. — Может, — Чон встречается со взглядом друга, — тогда стоит принять чужую помощь? Юнги её безвозмездно предлагает, даже взаимности не просит, так почему Чимин так упёрто отказывается? Его в этом мире ничего не останавливало до этого момента, потому что сейчас на пути встало собственное противоречие. — Может быть… Этой ночью они возвращаются поздно, почти под утро, когда город ещё спит, и лишь кто-то один ждал чужого возвращения, оставив после себя никотиновый запах на кухне. Вокалисты встречают утро вместе с приятной неожиданностью в виде танцора в их квартире. Никто не спрашивает причины, разговор вообще идёт на отдалённую тему, и всё возвращается на прежнее место. Почти всё. Юнги, как и обещал, уходит из жизни танцора. Физически, конечно, это сделать до конца невозможно, но на протяжении дня он ни разу не подходит к Чимину, не говорит с ним, не протягивает ему бутылку с витаминами. Будто Пак для него перестал существовать. Танцор сначала лишь усмехается на это, не воспринимает серьёзно, пока подобное не затягивается на несколько дней. Казалось бы, Пак вообще ничего не потерял, но почему-то внутри появляется чувство опустошения, даже несмотря на то, что Чонгук снова находится рядом. А если закрыть глаза на это, то возникает другой вопрос: неужели человек, который признался в своих чувствах, так легко смог от них отказаться? Объяснение было одно – значит они не были такими уж и сильными. Чимин умеет маскировать свои эмоции, Юнги тоже. Только теперь по утрам на кухне запах сигарет остаётся чаще.● ƁỦֆẴ₦ ●
— Эй, Пак, — тут же привлекает внимание Тэмин, как только танцор выходит из душа, вытирая полотенцем выцветшие до светло-голубого волосы. — Как нога? Если совсем не болит, то пойдём пешком и выйдем через двадцать минут, тебе хватит? Чимин опускает взгляд на Тэхёна, который пришёл к ним, потому что Чонгук и Юнги давно ушли готовиться к выступлению на шоу, куда, собственно, и собирались все сейчас. — Я не пойду. — Слабовата ложь, — Тэхён сразу использует запрещённый приём, зная, что Чимин ни за что не пропустит первое не официальное, но выступление друга. — Раньше ты мог лучше. Между ними напряжение спало лишь немного, потому что Пак уже не так сильно ненавидит Кима, ведь причиной был не он. Только Тэхён не стал лучше относиться к танцору, не щадил его, выбрасывая фразы, которые не оставались без внимания. Специально это делает. Потому что Тэхёну надо привести Чимина на это выступление. Это Чонгук открыл секрет, какую песню они будут исполнять, а Тэхён, услышав, что её выбрал Юнги, понял всё сразу. — Не понимаю, почему ты не на работе. — Я отпросился, не переживай, — язвит Ким, выставляя всё так, будто Чимин к нему заботу проявляет. — Короче, идём пешком, — прерывает их Тэмин и делает это как никогда вовремя. — Пятнадцать минут, Пак, пошевеливайся! В ответ никакого согласия не звучит, но когда все собираются выходить, Чимин присоединяется уже собранным. Они доходят компанией до места, в котором снимается шоу, и их пропускают не столько для массовки зала, сколько по причине, что они тоже трейни, а когда обращаются к Тэхёну, Чимин быстрее остальных реагирует, избегая объяснений и заверяя «он со мной». Пак делает это во избежание лишних слов и только. Они занимают места в самом конце, подальше от приглашённых гостей и камер – выступление открывают две девушки, дебютирующие уже в следующем месяце. Пак невольно задумывается, как они все вскоре разбегутся, когда каждый окунётся в свою индустрию. Куда их разбросает? И почему он теряет время сейчас? Выступления проходят довольно скучно для Чимина, в отличие от Тэхёна, который, как ребёнок, которому мультфильм показывают, смотрит на выступления и удивляется вокалу. Танцор же всё это видел в агентстве, знает, почему подбирают именно такие песни, потому что они больше популярны, чем раскрывают особенности вокалистов, а популярность воспринимается у большинства положительными эмоциями, значит выступление уже заранее должно всем понравиться. Конечно, больше зависит от вокальных данных, сможет ли певец осилить эту популярную песню, но раз её выбрал, значит может. На середине, когда высокие баллы уже поставлены какому-то вокалисту, люди в зале считают, что его никто не сможет превзойти, поэтому не ожидают от дальнейших участников чего-то большего. Пока не раздаются тяжёлые ударные.5 Seconds of Summer – Tomorrow Never Dies
Зал заинтригован, свет прожекторов направляют на двух парней, один из которых держит электронную гитару. Чьё-то сердце бьётся быстрее. С первых же секунд звучит название композиции, гласящее о том, что в завтрашний день всегда есть дорога, и грубые пальцы от игры на струнах обхватывают микрофон, который разносит по помещению хрипловатый голос вокалиста.Life can be so hard to breathe Жизнь может быть настолько сложной, что порой трудно дышать, When you're trapped inside a box Когда ты заперт в своей клетке.
Чимин знает, кто выбирал песню, старается сосредоточиться на тексте, а не на том, как мурашки бегают по его рукам от этого голоса, надеясь, что на него не упадёт взгляд вокалиста, и стоит признать, выбор песни оправдывает человека, выбиравшего её. Это в стиле Шуги – про мечты, о том, что нельзя сдаваться, что есть ещё шанс всё исправить. Эта песня про их мечту. Следующие строчки подхватывает Чонгук, и зал вздыхает, потому что их голоса создают невероятный контраст, который вызывает желание слушать и слышать. Припев разбавляет гитара и высокая тональность, звучат одновременно два вокалиста, музыка будто становится громче, а ритм сердца подстраивается под ударные песни, говорящей, что завтра никогда не умрёт. И после небольшого проигрыша взгляд блондина устремляется прямо на задние ряды, пронизывает насквозь, когда сталкивается с одним-единственным, заставляя себя слушать. И Чимин не верит.It's hard to see the enemy Трудно видеть врага, When you're looking at yourself Когда смотришь на себя в зеркало. Maybe your reflection shows you А может, отражение – это ты сам, Screaming out for help? Кричащий о помощи?
Эта песня для Чимина. Мелкая дрожь пробирает тело танцора, когда он понимает смысл песни, а внутри что-то отчаянно кричит. Они покоряют публику. Он покоряет Чимина. Юнги не жалеет о выбранной песне, расслабляется на сцене, буквально озвучивая собственные мысли, стоя на сцене, откуда его покажут на экранах целой страны. Их голоса действительно неплохо сочетаются, и, если раньше Мин был против дуэта, то сейчас готов согласиться как-нибудь повторить это с Чонгуком. Он хорош, стоит признать. Только песня слишком быстро заканчивается, и среди восторженных аплодисментов Юнги ищет лишь один взгляд. То место уже опустело. Чонгук коротко бросает взгляд на композитора, который не выражает ни единой эмоции. Это последний шаг с его стороны, всё остальное зависит только от Чимина. За сценой их встречает менеджер, хвалит за чистые голоса, но говорит не обольщаться и не вестись на восторг публики, до профессионализма им далеко, чтобы не расслаблялись. Шоу продолжается, композиция и настроение меняются, а Юнги убирает гитару в чехол и направляется к автомату с напитками, предупредив Чонгука, чтобы они подождали его у выхода. Только не успев свернуть в нужный коридор, композитора немного грубо толкают в открытую пустую гримёрную, громко захлопывая за ними дверь, отчего снаружи раздаётся глухое эхо. — Какого хера сейчас было?! — Чимин иногда тупит, но не настолько, чтобы не понять, что песня выбрана специально, и, кажется, об этом знали все, кроме него. — Шоу, — слишком спокойно отвечает Мин, не прерывая зрительного контакта. — Не заметил? — Ты сказал, что уйдёшь из моей жизни… — А ты правда вышел из квартиры, чтобы я это сделал? Ты на самом деле хотел именно этого? Если бы только знали, как часто Юнги задавался этими вопросами, стоя ранними утрами на кухне в компании сигарет и не получая желанных ответов. Он не мазохист, но продолжал спрашивать себя, не понимая, где он ошибся, и как смог спутать чувства, которых, как оказалось, у танцора не было. Тэхён пытался ему помочь, он видел, как старший нагружен, а последние несколько дней вообще сидел с ним утрами на кухне, понимая, что никак не может помочь. Чувства – это не детали в машине, похожие детали не подберёшь, чтобы всё починить. — Тебе стало легче? Юнги хочет знать, один ли он действительно ощутил эту разницу. — Ты стал счастливым? Ощутило ли только сердце композитора пустоту, будто что-то важное у него забрали слишком резко. — Как тебе эти дни без меня? — Ты знаешь, что спрашивать об этом бесполезно, — Чимин сам подтверждает, что не признается. — Знаешь, что никакой «дороги в завтрашний день» нет, тогда для чего всё это? — А для чего вообще тогда жить? — на лице появляется фальшивая улыбка, Юнги правда не понимает, почему объясняет такие вещи ему. — Какой смысл каждое утро просыпаться, если знаешь, что только в этот день будет светить солнце, а завтра начнутся дожди? Может быть, для того, чтобы прожить этот день и взять от него всё? И почему ты сейчас пришёл сюда и разговариваешь со мной? — Потому что жестоко делать вид, что меня не существует, после того, как дал почувствовать себя нужным! Ты признался мне в собственных чувствах, а на следующий день сделал вид, что их вовсе нет! Ты просто вывалил это на меня и хотел, чтобы я остался после этого в квартире и пил с тобой чай? Ты блять мастер ставить условия! Очевидность их чувств слишком громкая, настолько, что где-то за стенами очередное выступление даже не слышится. — Хорошо, — соглашается Юнги, — перефразирую: я уйду из твоей жизни, если ты сейчас мне скажешь об этом прямо... Чимин закатывает глаза, вбирает шумно воздуха, даже не даёт блондину договорить, хватая его за футболку и притягивая к себе, и затыкает его лучшим способом из возможных, врезаясь в губы Мина. Давно надо было так сделать, никакие слова не показывают чувства ярче, и после этого никаких сомнений не останется. Возможно, это самая глупая ошибка Пака, но обратного пути нет уже давно. Потому что дождь не будет идти вечно. Завтрашнее утро может оказаться ясным.