The Worst Student Ever

      — Он прекрасен.       — Да.       Луи краснеет под пристальным взглядом мамы, которая тепло улыбается, наблюдая за эмоциями парня. Она отталкивается от столешницы, достаёт из духовки противень с пирогом и оставляет его на подставке, чтобы дать немного остыть перед разрезанием. Приятный ванильно-сладкий аромат начинает заполнять кухню, и шатен довольствуется этими уютными домашними минутами, потому что, скорее всего, пройдёт почти полгода, прежде чем он снова сможет почувствовать подобное. Через час они с Гарри выдвинутся, чтобы вернуться в Лондон, оставляя свои семьи в родных городках.       Энн с Десмондом и Джемс уехали двумя часами ранее в Чешир, потому что Джемме надо было успеть собрать свои вещи и отправиться на поезде в Манчестер к мужу (они все даже крепко обняли Луи на прощание), на котором оказались все заботы по дому вдобавок к изматывающей работе. Да и девушке самой было немного неловко перед родителями Криса за то, что им приходится круглосуточно нянчиться с их ребёнком (они же утверждали, что приглядывание за внуком их ни капли не утруждает). Теперь и Луи с Гарри нужно покинуть дом, который на пару дней смог стать очень большим семейным гнёздышком. Работа и учёба, к сожалению, ждать не будут.       — Правда. Берегите друг друга. Вы самая очаровательная парочка, что я когда-либо видела.       — Ма-ам, перестань.       Томлинсон уверен, что мама не лукавит: он и сам понимал, что они очень милые, и все их близкие так говорили, так что сомнений не оставалось. Но всё же слышать такое от матери — это какие-то иные чувства. Это даже больше, чем то, что сама судьба распорядилась, сделав Луи и Гарри родственными душами. Любовь и одобрение мамы важнее любых других факторов для парня. И даже если бы Стайлс остался всё таким же потрясающим мужчиной, даже если бы они так же были соулмейтами, но Джоанна сказала бы, что ей не нравится их союз, Луи бы задумался над этим. Потому что если его мама чувствует что-то неладное в человеке, она редко бывает неправа, к тому же она всегда желает своему сыну только лучшего.       Необычную для этого дома тишину, разбавляемую только звуком кипящей воды, прерывает звонок телефона Томлинсона. Он извиняется перед мамой и, прочитав имя контакта, удаляется в гостиную, где будет только он один и никто не будет подслушивать, о чём он говорит (кроме Клиффа, устроившегося на своей лежанке). А это для него действительно необходимо.       — Луи? Здравствуй, — слышится немного басистый голос, когда парень отвечает на звонок.       — Здравствуйте, миссис Элмерз, — Луи забирается на диван, сгибая ноги в коленях и обнимая их одной рукой.       — Как твои выходные?       — Замечательно, спасибо.       — Ты всё ещё находишься дома?       — Да, вместе с Гарри.       — Как у него дела? Кажется, он не спрашивал насчёт последнего сеанса.       — Оу, да... Я тогда сам поделился с ним всем, поэтому он решил не беспокоить Вас.       — Может быть, мне стоит исключить его из файла?       — Нет-нет. Я пока не совсем уверен, что готов постоянно ему всё рассказывать. Это был только один раз. Он заметил, что я плакал, и мне пришлось объяснить причину.       Это был день, когда его психолог смогла вытянуть из него информацию, связанную с тем, что у Луи нет отца. Гарри, безусловно, знал, как так получилось, потому что Томлинсон любит рассказывать о своей семье, о детстве; кудрявый знает множество интересных историй о старых друзьях парня, о том, как он учился в школе. Но Луи никогда не показывал своих эмоций, когда говорил о своём ушедшем из семьи отце, о том, как тот успешно игнорировал факт, что Джоанне нужны деньги на содержание детей, о своём отчиме, который стал его примером для подражания, и о том, как он умер спустя несколько месяцев после обнаружения рака крови, когда Луи было шестнадцать лет.       Стайлс мог видеть его ресницы, пытающиеся скрыть грустные глаза, но он не мог заставить возлюбленного открыть свою душу нараспашку, если тот сам боялся этого. Но в тот день Томлинсон рассказал миссис Элмерз о своей боли. Она спрашивала его о том, что он чувствовал, когда ему приходилось воспитывать своих младших сестёр за отца. И он вспоминал, как его маме часто приходилось вставать в 6 утра и ложиться только в 3 ночи, как он — восьмилетний мальчик — пытался готовить девочкам еду, когда Джоанна задерживалась на работе, и как у него ничего не получалось, поэтому им всем приходилось просто жевать бутерброды и консервы на ужин. Даже когда его маме удавалось получить выходной и она давала ему карманные деньги на отдых с друзьями, Луи оставался дома и помогал ей наводить порядок.       Ему пришлось рано повзрослеть, а потом, когда ему было уже двенадцать лет, в их жизни появился Марк — его отчим. Он был достаточно щедрым, обеспеченным мужчиной, поэтому Джоанна наконец смогла уволиться со второй работы и начать проводить время со своими детьми. Мама и отчим, которого Томлинсон с позволения того называл по имени, часто возили их в Шеффилд, чтобы походить по торговому центру с игровыми площадками или прокатиться на аттракционах в парке развлечений. Луи наконец мог гулять дни напролёт на каникулах и даже стал авторитетом в кругу своих друзей и знакомых. Он был достаточно умён, несмотря на неважные оценки в школе, и обладал качествами лидера, так что его уважали.       Марк был для него примером того, как любить свою вторую половинку, как вести хозяйство, как воспитывать детей. Так что Томлинсон очень быстро привязался к нему и к его присутствию в своей жизни. Когда Луи было пятнадцать, отчим стал жаловаться на периодическую ломоту в теле, на слабость и на боль в голове. Спустя несколько месяцев таких мучений и глотания таблеток, которые переставали помогать, они решили обратиться к врачу, хотя и стоило сделать это сразу. Новости, озвученные после получения результатов многочисленных анализов, были неутешительными.       Врачи пообещали, что Марк протянет ещё полгода, и это время, как по злой воле судьбы, летело гораздо быстрее, чем все прожитые до этого минуты. Терапии продлили бы его жизнь лишь на месяц-полтора, так что мужчина решил не мучать никого ожиданием. Когда его тело оказалось спрятанным за крышкой гроба и опущенным в землю, Луи почувствовал, как потерял огромную часть себя. Он плакал, с безысходностью ощущая, как все остальные пялятся на него. Он плакал, проворачивая на руке часы, подаренные Марком. Отчим смог дожить до его шестнадцатилетия и протянуть ещё чуть больше. Томлинсон был ему так благодарен за всё. За все светлые воспоминания, за его заботу, за то, что он смог подарить своей семье несколько лет по-настоящему спокойной и счастливой жизни.       И, сидя в кабинете у миссис Элмерз, он не мог сдерживать слёзы, когда приятные картинки из памяти сменялись всё ещё болезненными ощущениями от потери близкого человека. Женщина подавала ему бумажные салфетки, выслушивая обо всём, что накопилось у него внутри за множество... невероятное множество дней. Луи помнил слёзы матери, когда та чувствовала безысходность, оставшись с маленькими детьми на руках совсем одна. Он помнил её слёзы и тогда, когда у неё уже была достойная должность на работе и высокая зарплата, позволяющая обеспечить детей даже после смерти Марка. Ему всегда хотелось забрать хоть каплю её страданий себе, но это не было и никогда не будет возможно.       Луи почувствовал свободу, когда солёные дорожки из глаз помогли отпустить ранее невысказанные терзания, когда миссис Элмерз уверила его, что чувствовать грусть — это абсолютно нормально, и что он всегда будет чувствовать её, обращаясь к воспоминаниям о том, как он наблюдал за болезнью, стремительно забиравшей у него человека, который стал его опорой. И что это естественно — испытывать ненависть к тому, кто оставил его маму с маленькими детьми и обрёк их семью на бедное существование в течение четырёх лет. Потому что Луи — человек. У него, как у любого человека, есть чувства, какого бы происхождения они ни были. И он не должен быть разочарован в самом себе из-за всего этого.       — Хорошо, я тебя услышала. Мы ведь договорились встретиться послезавтра, верно?       Луи прокручивает в голове даты, чтобы не запутаться. Он отдалённо слышит, что вода на втором этаже в ванной комнате перестала течь, а это значит, что Гарри, скорее всего, скоро выйдет из душа и спустится вниз, подсушив свои кудри.       — Да, в четыре часа.       — Отлично, значит, всё в силе. Просто хотела убедиться, что у тебя всё в порядке. Мы сможем поговорить подробнее на сеансе, я посмотрю, как отдых с семьёй повлиял на тебя. А теперь до встречи.       — Больше спасибо, миссис Элмерз. До свидания.       Он отложил телефон, ненадолго поднимая взгляд к потолку. Томлинсон хорошо помнит все её успокаивающие слова, всю поддержку, и каждый раз он старается прокручивать у себя это в мыслях. Он не разочарование. Он не слабый. Он не недостойный любви. Он должен верить в себя и свои силы. Он должен верить, что заслуживает быть счастливым. И слёзы снова норовят выступить на глазах, но он сдерживается. Это слёзы облегчения, но ему не хочется снова объяснять Гарри причину их появления и тревожить его.       Луи чувствует, как диван прогибается рядом под чьим-то весом, а затем в его коленку утыкается мокрый нос, и, чуть вздрагивая, он опускает взгляд на Клиффа, беспокойно крутящегося вокруг. Пёс, словно почувствовав настроение хозяина, решает утешить его и плюхается прямо впритык с Томлинсоном, сейчас больше похожим на улитку, прячущуюся в свою раковину. Парень улыбается. «Животные порой гораздо более проницательны, чем люди».       — Мой мальчик, — он опускает руку, чтобы нежно погладить чёрную кучерявую шерсть. — Люблю тебя.       Лёгкий подбадривающий скулёж доносится в ответ, и Луи усмехается. Как же ему хочется забрать Клиффа в Лондон, и однажды он всё-таки обязательно сделает это. Но пока что такой возможности нет.       — Нашёл себе другого кудрявого парня?       Шаги больших ног в домашних тапочках слышатся на лестнице, и Томлинсон оборачивается, чтобы посмотреть на спускающегося Гарри, уже одетого в джинсы и пуловер, изумительно сидящие на его подтянутой фигуре.       — М-м... думаю, его кучеряшки куда привлекательнее твоих, — шатен ухмыляется, когда Стайлс подходит сзади и наклоняется, чтобы чмокнуть его в губы. — С лёгким паром.       — Спасибо, Лу.       Мужчина улыбается, взъерошивая волосы Луи и заслуживая за это слабый удар по руке. Он втискивается на диван по другую сторону от Томлинсона, но прижимаясь к нему так же, как и Клифф (и он совсем не ревнует, нет). Луи позволяет себе выпрямить ноги и разместить их поперёк коленей Гарри.       — Ты тут с кем-то говорил по телефону или мне показалось?       — Миссис Элмерз звонила, интересовалась моим состоянием и спрашивала про тебя. Она предложила убрать тебя из файла, но я объяснил, почему ты не звонил ей по поводу последнего сеанса перед каникулами.       — Хорошо, спасибо. Я хотел бы продолжать узнавать у неё о том, как всё проходит, раз ты не готов сам об этом рассказывать. Но если тебе некомфортно из-за этого, то я могу не спрашивать у миссис Элмерз о ваших встречах.       — Нет-нет, всё в порядке. Думаю, нам так, наоборот, проще и спокойнее, пока я пытаюсь прийти к тому, чтобы всё-таки говорить обо всём тебе без стороннего вмешательства.       — Я верю, что ты добьёшься этого.       Гарри оборачивает ладонь вокруг задней части шеи Томлинсона, задевая пальцами пушистые, слегка завивающиеся на концах волосы и щекоча кожу, и парень подаётся навстречу прикосновениям, прикрывая глаза. Стайлс тянется вперёд, чтобы оставить на его губах поцелуй, и Луи отвечает мягкими движениями, опираясь руками на бедро старшего, чтобы удержаться. Когда эти нежные прикосновения остаются лишь тёплым воздушным ощущением на душе, возлюбленные сталкиваются лбами, слабо улыбаясь друг другу. Томлинсон начинает шептать:       — Спасибо тебе за всё. Я уже и представить не могу свою жизнь без тебя.       — Тогда ты должен знать, что это взаимно. Я люблю тебя.       — Я люблю тебя тоже.       Они уже получили своё заслуженное счастье и умиротворение.       — Мальчики! Я знаю, что у вас там свои дела, но вы нужны мне на кухне.       Голос Джоанны доносится с кухни, и Клифф первым подрывается с дивана, как будто может своими лапами как-то услужить хозяйке; Луи, чуть покраснев, поднимается следом, и Гарри со смешком сползает вслед за ним, надувая губы от потери тепла с парнем. Его волосы всё ещё немного влажные, опускаются на плечи и начинают закручиваться в кудрявые рассыпчатые локоны, норовящие помешать обзору, залезая в глаза, и Стайлс сдувает их, пока движется за младшим на своих длинных модельных ногах.       — Мне нужно развесить вещи девочек, чтобы оно успело высохнуть на завтра, а вы пока наложите себе в контейнеры всего, что я наготовила. И чтоб доверху набили всё, а то останетесь там голодными.       Её наигранно строгий взгляд проходится сначала по сыну, потом по будущему зятю (она надеется), а затем женщина удаляется из кухни в сторону ванной на первом этаже. Луи и Гарри смотрят друг на друга и на стол, уставленный разными блюдами, тяжко, но счастливо вздыхая. Мамы — они такие мамы. И права отказаться от такой роскоши у влюблённых, конечно же, нет. Это значит, что в Лондоне им не придётся ничего самим готовить ещё дня три, как минимум. Ну, и, честно говоря, это было совсем неплохо, потому что после праздников ленивое и разнеженное настроение всё ещё будет их спутником.       Когда Гарри впервые вёз Луи в свою квартиру, и разговор шёл о их планах на Рождество, они не ожидали, что оно закончится именно так. Они вместе едут из родного Томлинсону Донкастера, увозя с собой сумки с одеждой, контейнеры с едой и частичку полученного от своих семей тепла. Всё-таки в их планах нашлось место друг для друга, и оба этому невероятны рады. Луи думает об этом, вспоминая, как тогда они говорили о детях, и улыбка сама по себе вылезает на губах, пока он осматривает салон автомобиля, будто пытаясь восстановить перед глазами все картинки того дня. Гарри на мгновение смотрит на него, тоже улыбаясь, и, кажется, он знает, какие мысли вертятся у младшего в голове, и ощущает ту же ностальгию по совсем недавним событиям.       Томлинсон чуть больше двух месяцев назад впервые получил разрешение называть своего преподавателя по имени и впервые побывал в квартире, которую сейчас уже считает своим третьим домом (нисколько не уступающим по важности Донни и его съёмной квартире). Потому что дом — это не просто место прописки, не просто место, где ты проводишь больше всего времени. Дом — это воспоминания и чувства, это комфорт и забота. Дом — это человек. Тот, с кем ты готов пойти хоть на край света, тот, ради кого ты готов совершать подвиги, тот, кто вдохновляет тебя меняться и менять свою жизнь к лучшему. Луи и Гарри стали друг для друга настоящим домом, где всегда можно получить любовь, ласку и понимание.       Теперь, когда шатен возвращается в Лондон, он не чувствует грусти и нервозности. Ему немного тоскливо, потому что тёплые объятия девочек всё ещё остаются на коже, их девичьи слёзы от расставания со своим братом успели впитаться в ткань его толстовки, а нежный одобрительный взгляд мамы хочется сохранить у себя в укромном местечке, чтобы, как драгоценность, иногда доставать и любоваться втихаря его сиянием и красотой. Но Луи просто никак не может грустить, ведь рядом Гарри, и его присутствие в жизни создаёт ощущение, будто семья всегда рядом с ним (потому что Стайлс — уже его семья). Он будет просто хотеть поскорее увидеться со своими родными снова, но постарается не падать духом.       Кудрявый вставляет в разъём на панели управления флэшку, быстро щёлкает на нужные кнопочки, и по машине начинает разноситься умиротворяющая мелодия. Луи еле сдерживает себя, чтобы не подпевать, потому что Гарри всё ещё не знает о его чересчур сильном увлечении музыкой, о том, что одинокими вечерами голубоглазый берёт гитару и раздражает соседей своими завываниями. Несмотря на то что пока Томлинсон скрывает это, мужчина догадался на его день рождения подарить ему виниловый проигрыватель и пластинку с альбомом The Fray под названием «How to Save a Life», и одноимённая песня сейчас доносится из магнитолы.       — Ты с ума сошёл?! Это наверняка стоит целое состояние! — ругался тогда шатен, распаковав тщательно завёрнутый подарок.       Его день рождения даже не успел наступить, потому что 24 декабря он бы был уже в Донкастере, а Гарри — в Холмс Чапел, и второй настаивал на том, чтобы не тянуть с подарком и вручить его до того, как они разъедутся на каникулы, тем более что его подарок был рассчитан и на Рождество.       — Боже, этому альбому хренова туча лет, как ты вообще смог найти пластинку?       — Ты говорил, что именно этот — твой любимый, так что я решил, что должен найти его ради тебя.       Луи неверяще пялился на такого искреннего, на такого очаровательного, на такого открытого и простого Гарри, который улыбался так, что в его ямочках можно было утонуть, и парень успешно справлялся с этой задачей прямо в те мгновения. Он держал в руках любимый альбом любимой группы, а на столе стоял новенький проигрыватель, который не терпелось опробовать — он о таком даже мечтать боялся. Шатен едва сдерживал слёзы, поглядывая на одни из самых лучших подарков в его жизни, к которым в придачу шла парочка проявленных и распечатанных фотографий с плёночной камеры, сделанных самим Стайлсом за время их отношений.       «Блять, всё же он такой хипстер...» — думал Луи, чувствуя, как все струны его души были задеты разом, пока он разглядывал самого себя на одном из снимков, сидящего на диване со своим ноутбуком и в очках, которые иногда надевал во время выполнения домашних работ, а также их с Гарри совместную фотографию с одного из тех вечеров, когда они позволяли себе растянуться на диване, а Иса забиралась к ним, напевая свои негромкие кошачьи песенки, разбавляя саундтреки фильма, идущего по телевизору. Он почти всегда видел, если Стайлс брал свою камеру и делал снимки, но он никогда не видел результат, и оказалось, что тот способен поразить до глубины сердца.       После такого сюрприза от мужчины сам Томлинсон намерен ответить ему не менее значимым подарком на его день рождения, который настанет уже через месяц. И Луи просто очень сильно надеется, что Гарри оценит его презент, потому что он вкладывает в его подготовку множество сил и эмоций, надеясь не просто удивить именинника, а передать все свои чувства. И с целью успеть всё организовать ему придётся реже оставаться у Стайлса ночевать, вместо этого отправляясь домой и уединяясь там, чтобы вложить свою любовь в строчки и ноты, кроме того, он должен не забывать о найденной недавно подработке в магазинчике детских игрушек. Но пока Томлинсона это не так уж волнует и заставляет нервничать, ведь они вместе возвращаются в Лондон, чтобы продолжить свои немного тайные отношения.       Они всё ещё преподаватель и студент, всё ещё прячутся от лишних глаз в университете, лишь изредка даря друг другу скромные поцелуи, когда остаются в тихой пустой аудитории после занятий (и не стоит упоминать, что рабочему столу Гарри однажды всё-таки выпала участь испытать на себе силу страсти, вырвавшейся в неподходящий момент из их сердец с такой мощью, как будто её там сдерживали годами). Луи всё ещё любит метать безумные взгляды, когда Митч пытается подлизаться к его мужчине во время пар, а Стайлс старается не хихикать, глядя на его нахмуренное в таких случаях лицо; и, как бы он ни хотел объяснить Роуленду, что его тёмные глаза никоим образом не определяют его баллы, ему нравится смотреть на то, как Зейну приходится одёргивать своего друга, чтобы тот не пытался убить наглого одногруппника взглядом.       Почти каждые выходные они с Лиамом и Зейном, а также Найлом, который на пару с Барбарой частенько вписывается в их компанию, собираются все вместе, чтобы посидеть у кого-нибудь на квартире либо сходить в бар или кино. Барбара так же, как и Малик, увлекается искусством, так что у них всегда находятся темы для разговоров, и остальные пытаются их поддерживать. Нередко они начинают обсуждать дела, происходящие в стенах университета, и Найл, как самый приближенный к студентам преподаватель, рассказывает выведанные сплетни. Например, как-то раз он, проходя в коридоре, услышал, что одной девушке со второго курса нравится Зейн. Пакистанец покраснел от таких новостей: не хотелось бы увидеть разочарованное лицо этой бедняжки, когда она узнает, что объект воздыхания уже занят прекрасным Лиамом.       Гарри чаще всего приглашает всех к себе, поэтому в ожидании перед посиделками они с Луи дурачатся на кухне, пока накладывают снеки в миски и достают стаканчики под алкоголь и другие напитки: Пейн зачастую предпочитает оставаться трезвым (никто и не думает уговаривать его выпить хоть одну греховную каплю, потому что, если честно, Лиам может хорошенько повеселиться и не под градусом). Томлинсон всегда помогает убраться после ухода парней, так как Найл — тот ещё грязнуля, и иногда даже кажется, что он специально оставляет за собой крошки, пока хрустит чипсами, но никто не жалуется, потому что Хоран — душа компании, да и ему хватает своей спутницы, которая осуждающе цокает, когда тот пытается говорить с набитым ртом.       Луи в некоторые моменты даже начинает казаться, что сам он давно погружен в долгий насыщенный сон. Что он просто попал в какую-то альтернативную вселенную, где всё идеально, где люди вокруг любят его, где его все ценят, где он, в конце концов, умеет пользоваться своей магией. Это всё зачастую кажется нереальным и априори невозможным. Затем Гарри оставляет губами тёплое прикосновение на его морщинках, собравшихся, как солнечные лучики, во внешних уголках глаз, и трепет, разгорающийся внутри, подсказывает, что всё по-настоящему. Стайлс всего одним простым действием способен развеять любые его сомнения, и это ли не истинная любовь?       По приезде в квартиру Гарри они оставляют сумки на проходе, сразу же следуя к одной из их милых соседок, которая на время каникул следила за всё ещё подрастающей Исой. Та, попав в руки своих хозяев, сначала счастливо облизывает лицо Луи, заливающегося смехом от ощущения шершавого языка на своей коже, а потом кошечка приветствует и Стайлса, который порой даже ревнует Ису к Луи и Луи к Исе, ведь они такая сладкая парочка, несмотря на то что именно кудрявый подобрал питомицу с улицы. В каком-то роде это чувствовалось как предательство, но Гарри старается всегда оставлять подобные мысли позади, когда осознаёт, насколько же ему повезло с парнем, которого обожает даже пушистая и усатая Изабель.       И всё-таки глаза Томлинсона и глаза Исы очень похожи, как когда-то случайно и заметил Стайлс в присутствии смущённого Луи. Он всё ещё поражается их красоте и тому, что за ними скрывается целая вселенная. Голубизна манит, заставляет окунуться в себя, и воды ни одного моря и ни одного океана никогда не смогут победить эти потрясающие глаза по нежности и уникальности оттенка. Гарри действительно навеки привязан к этим ясным содалитам.