***
Архидемоны, архангелы и те, кто находился в их непосредственном подчинении, разместились в замке, остальные разбили лагерь в лесу. Мальбонте и Вики заняли одну из лучше всего сохранившихся спален. В ней, как и в его предыдущей комнате, стоял камин и фортепиано. На полу у высокого платяного шкафа были разбросаны черно-белые фотографии и пожелтевшие обрывки газет. Вики ходила вдоль книжных полок и с любопытством листала покрытые пылью фолианты. Мальбонте задумчиво касался клавиш фортепиано, но скоро закрыл крышку – инструмент был расстроен. Тот, кого не принял ни ад, ни рай, подошел к окну и посмотрел на небо. Впервые за тысячи лет он не чувствовал себя его узником. Неожиданно за спиной раздался голос девушки. Она читала, и ее голос разрывал не тишину, но ту пустоту, с которой он жил. Она читала, и мир замедлялся, сжимаясь до точки, в которой существовали лишь двое: та, что переворачивала страницы, и тот, в тени чьих крыльев она искала свет. Вот так, сгорев от жгучей ласки, Ты всей душой, сквозь ночь и тишь, Легко, безумно, без опаски К волшебным небесам летишь, Чтоб с высоты, достигнув рая, Вкусив и грусть, и колдовство, Спуститься, — тая, замирая В глубинах сердца моего.* Он слушал, закрыв глаза, а когда она замолчала, ощутил прикосновения ее рук. Вики обнимала его, и в этот момент оба хотели лишь одного – чтобы время остановилось. Их пальцы сплелись, кожа светилась в лучах мягкого предзакатного солнца. - Любишь Бодлера? – спросил он. - Люблю тебя, - ответила она.***
В воздухе пахло снегом и жареными каштанами. Пленительный и чарующий, город с цветных открыток сиял рождественскими огнями, искрился брызгами шампанского, звучал сюитами Дебюсси и сонатами Шопена. Вики и Мальбонте гуляли по Латинскому кварталу, теряясь среди узких улиц и церковных шпилей. - Поверить не могу, это Сорбонна! – девушка радовалась, как ребенок. При жизни она так и не съездила в Париж, откладывая эту самую жизнь до более удобного момента, который так и не наступил. Они прошли мимо Нотр-Дама, с вершины которого на город смотрели каменные горгульи и химеры, и мимо квартала Маре, поднялись на Монмартр и сели на лестницу у подножия базилики Сакре-Кёр. Глядя вдаль, Мальбонте гладил Вики по волосам. Перед ними открывалась невероятная панорама города, который, казалось, можно было накрыть ладонью и забрать с собой – туда, где крылья ангелов и демонов взрезали облака. - Земля – это игрушечный мир, испорченное, но любимое детище Шепфа, черновик, место, куда отправляются в изгнание, чтобы умереть бескрылыми и бесправными, - небрежно произнёс Мальбонте, - люди считают, что ад ждет их после смерти, но истинный ад – здесь. Она покачала головой, не соглашаясь с ним. - Ты говоришь так, потому что этот игрушечный мир – не твой. Ты никогда не просыпался на берегу океана, босиком встречая первое утром нового года. Ты не слышал, как играют джаз на площадях Нового Орлеана – со всей страстью, будто в последний раз. Ты не знаешь, каким звездным может быть ночное небо в пустыне, когда Млечный путь лежит перед тобой, расчерченный мириадами созвездий. Ты не видел озаряющее ледники северное сияние… Мальбонте улыбнулся и, притянув девушку к себе, поцеловал. Его теплые губы, аромат замерзших роз и морозный воздух Парижа пробудили в ней полузабытое чувство счастья. - Ты права. Но есть и другие миры. Я подарю их тебе. Они продолжили бродить по Монмартру, минуя виноградники и ветряные мельницы, пока вновь не оказались на площади Тертр. Старый художник с трубкой во рту предложил написать портрет Вики, а когда закончил, девушка не узнала себя: с холста на нее смотрела худощавая брюнетка с острыми скулами и выразительными чертами лица. Такой ее видели на земле. - У нее твои глаза, - Мальбонте засмеялся, наблюдая за ее реакцией. Вики удивленно взглянула на него, но через секунду улыбнулась в ответ. - Иногда я забываю, что ты умеешь шутить, - она взяла его за руку, - идем, я покажу тебе, что такое настоящее искусство. Через час они стояли в Лувре напротив расписанной статуи из липового дерева, изображавшей обнаженную девушку. Ее наготу лишь частично прикрывали струящиеся по плечам и ниспадающие на грудь длинные волосы цвета червонного золота. - Она прекрасна… - прошептала Вики, стараясь не нарушить тишину пустого музейного зала. – Большинству интересна Мона Лиза или Венера Милосская, и они никогда не спускаются до нижних этажей, чтобы увидеть раскаявшуюся Марию Магдалину, которую ангелы пустили на небеса… - Раскаявшуюся? – дыхание Мальбонте обожгло шею девушки. – В чем же ее вина? В том, что она была любимой и лучшей ученицей Христа, а возможно, и женой? Он вдыхал запах ее волос, медленно гладил руки и плечи, дразнил, слегка касаясь кожи кончиками пальцев, заставляя вздрагивать от этих прикосновений и одновременно ждать их. - Сестра Лазаря или блудница, но ее единственный грех – любовь, - Мальбонте прижал Вики к себе, и в его руках она, как и всегда, забыла о том, чтó есть свет, а чтó есть тьма, - посмотри на ее лицо и улыбку, на эти ямочки на щеках… Она не стыдится того, что произошло. И она бы повторила это снова, позови он ее в свои объятия… Вики выдохнула и повернула голову к Мальбонте. Готовая вознестись или согрешить, стать святой или отступницей – в зависимости от того, кого он захочет сегодня, она теряла себя во власти его губ. Этому невозможно было противиться, да она и не хотела: слишком многим уже пришлось пожертвовать и на небе, и на земле, просто ради того, чтобы иметь возможность целовать его сейчас. Неожиданно Вики ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, она заметила у входа в зал неподвижно стоящую девушку. Незнакомка не была похожа на путешественницу или студентку из художественного колледжа, и внезапно Вики поняла: она знает, кто они. - Мальбонте… - в ее голосе зазвучала тревога. - Тише, всё хорошо, - мягко прервал он. - Кто она? – Вики не покидало смутное чувство беспокойства. Мальбонте успокаивающе сжал ее руку в своей. - Помнишь, я рассказывал тебе о детях, которых Шепфа отправил на землю еще младенцами? - Она… Такая же, как и ты?! – ахнула Вики. Она хотела еще раз взглянуть на девушку, но та уже исчезла. - Да, - он кивнул, - я нашел их. Я нашел их всех. И я помогу им вернуться домой.***
Люцифер издалека наблюдал за тем, как армия Мальбонте спешно снимается с места, а затем исчезает в воронке водоворота. Несмотря на запрет Ребекки приближаться к лагерю врага, он не мог оставаться в школе – так же, как сейчас не мог поверить в происходящее: тысячи отступников летели на землю в компании клыкастых тварей разных мастей, одно из которых чуть не убило Уокер. Их побег был настолько глупым и опрометчивым, что дьявол не сомневался: тот, кто забрал у него Вики, задумал что-то ужасное. Когда лагерь опустел, он направился к дому Мальбонте, надеясь найти хоть какую-то подсказку, которая поможет разгадать его план. Вместо этого он нашел стопку тетрадей, исписанных знакомым почерком. «Вчера я проснулась рано. Он еще спал. Его лицо казалось таким невинным, как у мальчика из башни… до того, как он стал собой. Мне бы хотелось, чтобы он полюбил меня, но способен ли он на любовь?» Люцифер сжал зубы, но продолжил читать, а в этот момент где-то на земле, в полуразрушенном французском замке, Вики танцевала для Мальбонте. Одетая в полупрозрачное красное платье, она смеялась и соблазнительно двигала бедрами. Он сидел на кресле и смотрел на нее: на рассыпавшиеся по плечам каштановые локоны, изящную татуировку, соблазнительно приоткрытые губы. Не в силах сдержать желание, он притянул ее к себе. «Иногда я вспоминаю Люцифера. Я до сих пор не разобралась в том, что чувствую к нему… Я уверена только в том, что он не должен пострадать в этой войне. Ничего не будет, как прежде, но я не предам то, что было между нами когда-то». Мальбонте встал, держа Вики, которая обхватывала ногами его поясницу. Она прерывисто дышала, проводя руками по его напряженным мышцам, широкой груди, темным прядям волос. Он с силой сжимал ее бедра, и девушка знала: утром появятся синяки. Это возбуждало еще больше. Она укусила его губу, а он дал ей пощечину, и она, как дикая кошка, вновь впилась в его губы жадным поцелуем, чувствуя на языке металлический привкус крови. «Когда он целует меня, я, как самоубийца, отзываюсь на его сокрушительную силу, в которой нет места нежности. И эта сила – во мне. Я испытываю на прочность границы нашего взаимного притяжения. Несколько раз я ощущала, как мы близки к тому, чтобы причинить друг другу настоящую боль. Но мне не страшно… пока он со мной». Прижав Вики к стене, он резко вошел в нее, и ее тело содрогнулось, а крылья раскрылись. Их тела сплелись, они стали одним целым: кожа к коже, жизнь к жизни. Его член двигался внутри, и с каждым толчком стоны девушки становились сильнее. Она шептала его имя, как одержимая, а он брал ее – ненасытный зверь, хищник, от которого не уйти, если он сам не разрешит это сделать. «Мне не нужно ничего, кроме его любви…» Зарычав, он кончил, а она закричала, и Люцифер вдруг вздрогнул, будто услышал этот полный отчаяния и страсти крик. Он разжег камин и бросил тетради в огонь. Неотрывно глядя на то, как листы бумаги превращаются в пепел, он мечтал, чтобы в пламени сгорели не только слова, но и его воспоминания. - Ничего не будет, как прежде… - повторил он строчки из дневника Вики и добавил, - я отпускаю тебя, непризнанная. Лети на свет, который так тебя манит, но не обожги свои крылья во тьме… *Отрывок из стихотворения Шарля Бодлера «Фонтан».