Забытый

О бездомной с чётками мало кто не знал: она была чем-то вроде городского духа. Никто не имел понятия, впрочем, как её зовут, но почти каждый был уверен, что через неё ангелы на мир смотрят. Маринетт тратила на поиски по три часа в день, иногда больше, всё зависело от заказов на работе. Таким образом, случайно, не совсем по своей воле, Маринетт обзавелась двойной жизнью: в одной она просто художник-иллюстратор и не самая хорошая дочь, а в другой… Нечто вроде продолжения воли Боги. Искажённое. Неправильное. Бог их тоже неправильный. Улыбается, как положено только лукавому. Но в существовании последнего Маринетт уже не уверена. Она теперь почти ни в чём не уверена. Найти Долорес выходит лишь на пятый день. В районе пригорода Сен-Дени, о котором ходила не самая добрая слава. Нищая молилась на площади перед крохотной церковью. Было пустынно, лихорадочным румянцем вызревал закат. Единственным свидетелем странной встречи стал молодой, рыжеволосый священник. Он кормил слетевшихся голубей крошками постного хлеба. Служитель одарил Дюпен-Чен любопытным взором, но тут же отвёл его, словно устыдившись. — Я знаю, кто хочет убить вас, — взволнованно проговорила Маринетт, оглядываясь по сторонам, словно за ней кто мог следить. — Встретимся в центре, на набережной, в пять часов утра, я могу вам помочь. А нищая глядела на неё испуганно, хотя глубоко внутри антрацитовых глаз что-то торжествовало, выплясывая победный танец. Блики на поверхности чёрных глаз — стальные, изогнутые ножи. А в руках с длинными изящными пальцами всё те же четки и грязный обрывок газетного листа (Маринетт даже не глядя, знает какая именно статья привлекла взгляд Долорес). — А я тебе говорила! — крикнула бездомная в спину Дюпен-Чен. Она даже не обернулась. Священник отряхнул руки, вытер их о рясу, и принялся насвистывать бодрую песенку. Разнеслось гнусавое биение колокола, и встревоженная стая голубей с шумом унеслась прочь. * — Дети вас полюбили, — заведующая приютом мадам Росси, произнесла это с особым придыханием, вынуждая Агреста ощутить неудобство. — Я рад, — он с трудом выдавил из себя улыбку, вспоминая далёкое прошлое, где подобным приходилось злоупотреблять. — Вы уж приходите почаще, — Росси поднялась одновременно вместе с Адрианом и протянула ему руку. — Ради детей, разумеется. Адриан коротко пожал её руку и устремился на выход, разом стирая с лица идиотское подобие доброжелательной улыбки. Он отчаянно завидовал Маринетт, что занималась поисками Долорес. Уж ей не нужно было строить из себя чёрт пойми кого. Его жизнь стала другой. Пропитанной ложью, сдобренной жадными взглядами и вспышками фотокамер папарацци, подкарауливающих у дома. Одно оставалось неизменным — Адриан ощущал себя лишним. Испорченным материалом, который бросают на переработку раз за разом. — Зато теперь газеты только о тебе и говорят, — пытался его успокоить Мартин, кидая стопку новостных изданий прямо на чёрно-белые клавиши. — Ты теперь самая таинственная, загадочная и обсуждаемая личность уходящей осени. — Плевать я хотел, — цедил сквозь зубы Адриан, мечтая просто покончить с Долорес и… А, собственно, что дальше? Вновь прозябать в тёмных углах особняка? Об этом он подумает позже. — Я так и не понял, зачем тебе понадобилась эта старуха, — поднял скользкую тему Агрест, неожиданно даже для самого себя. Мартин тут же помрачнел. — Божественные штуки, тебе пока рано знать, — раздражённо ответил он. Этим Агрест был сыт по горло. Но отчего-то больше не хотелось ни возражать, ни поднимать мятеж. «Потому что на этот раз ты не один», — шептало подсознание, от которого Адриан небрежно отмахивался, и то обиженно шипело в ответ, принимаясь ворошить неловкие воспоминания, пахнущие пачули и морским прибоем. Маринетт, с её маленькими руками и сапфировой крошкой на дне синих глаз… Она — это яркая вспышка, это случайный росчерк цветного карандаша поверх скучной страницы учебника, это короткий, но манящий взгляд салют на тёмном полотне неба. Адриан почти чувствовал себя целым, общаясь с ней, нормальным. — Не советую, — разнёсся дотошный голос Бога. — Что? — глухо переспросил Адриан, ловя себя на том, что уже долгое время не играет, а просто пялится на нотный стан. — Маринетт, — её имя из уст Бога звучит почти кощунственно. — Не советую тебе слишком увлекаться. Адриан деланно усмехнулся. Он развернулся, чтобы взглянуть на Мартина. — Мне твои советы не нужны, — заявил он равнодушно. Мартин будто и не слышал: взгляд его застыл где-то в пустоте. — Человеческая жизнь короткая и чрезвычайно, — тонкие губы растянулись в улыбке. — Хрупкая. Адриан нацепил на себя непринуждённый вид, хотя его так и подмывало ответить что-нибудь колючее, ядовитое, но все слова, достигающие языка, растворялись в досадном понимании: Мартин прав. — А что будет после? — Адриан спрашивает и чувствует себя пятилетним ребёнком, чьи маленькие ладони измазаны кровью дорогого человека. Бог непринуждённо пожал плечами. — Когда-нибудь и тебе отыщут место в пустоте. Адриан кивнул: на большее он никогда не рассчитывал. * В архиве к ней уже привыкли, здороваются или кивают головой, приветствуя, но ничего не спрашивают. Маринетт сама до конца не может понять: на кой ей сдались дела давно минувшие? «Но если бы не зверские убийства, родители никуда бы тебя не отсылали», — голосом Габриэля Агреста бормочет сознание и замолкает по первому требованию. Страницы под её пальцами сухие и чуть шершавые, буквы местами бледные, а смысл встречаемых выражений больше почти не пугает. Натали Санкёр, чей волос нашли на теле убитой журналистки, несколько раз выступала свидетелем, в делах связанных с погибшими детьми. Странным образом она оказывалась с Адрианом дважды на тех же самых детских площадках, с которых после исчезали дети. Маринетт не успела поразмыслить над полученной информацией как следует: изучаемое дело нагло закрыли прямо перед её носом. — Эй, — возмутилась полушёпотом Дюпен-Чен, поднимая взгляд на Мартина. — Тебе не надоело? — чуть наклонив голову, поинтересовался он. А глаза — тёплый янтарь, — прожигали холодом. — О чём ты? — с напускной небрежностью осведомилась Маринетт. — Об этом, — взгляд Бога осенним листом упал на груду сваленных материалов. — Что ты пытаешься откопать? — Откопать? — фыркнула Дюпен-Чен, откидываясь на спинку стула, глаза её весело блеснули. — Ничего. А вот найти, это да. Правду пытаюсь найти. Сердце её забилось быстрее, когда в глазах Мартина заворочалось что-то нехорошее, а уголки тонкого рта дрогнули. Раздался смешок, будто льдинки швырнули за шиворот. — Спрашивай, — заявил Бог и плюхнулся на стул напротив. Он поставил локти на стол и соединил кончики пальцев, нетерпеливо глядя на Маринетт. Она подозрительно прищурилась. — Я могу спросить о чём угодно? — невинно уточнила она и облизнула нижнюю губу, невольно выдавая волнение. Бог хмыкнул. — А иначе ведь ты не отвяжешься, так? Маринетт напряжённо улыбнулась. — Ты знаешь убийцу? — она красноречиво ткнула пальцем в одно из дел. — Кто был виновен? Мартин вздохнул. — Да, я знаю убийцу. А виновны были все. Например, Патрик, один из наших богов, как-то раз он решил, что связать наши миры это хорошая идея… — Так, — прервала его Дюпен-Чен и поморщилась. — Отвечай по существу. — Именно это я и делал, — бросив на неё недоумённый взгляд, ответил Бог. — Или, может, дело вовсе не в этом? Тебя волнует совсем другой вопрос. Маринетт покачала головой и предупреждающе нахмурилась. — Натали была убийцей, — лениво произнёс Мартин. — Видишь ли, после того, как её собственное дитя погибло по нелепой случайности, мадам Санкёр малость повредилась умом. — Что? — глухо переспросила Маринетт, испытывующе глядя Богу в лицо. — То есть, Адриан здесь не при чём? — Как ты могла так подумать про него? — притворно удивился Мартин и рассмеялся. — Адриан сам чуть не стал жертвой, к тому же начал бредить, оказывается, Натали каждое убийство совершила у него на глазах, ну и он решил, что сам всех этих ребят прикончил. Маринетт недоверчиво поджала губы. Ей казалось, что Бог разыгрывает её, пытается обхитрить. «Но с другой стороны, — подумала она, — разве это расходится с материалами дела?» Нет, всё сходилось. Решительно тряхнув головой, Маринетт начала собираться. На Мартина она старательно не обращала внимания; она кожей чувствовала, как он наблюдает за ней насмешливым, всезнающим взглядом. — Я нашла Долорес, — глухо проронила Дюпен-Чен, обматывая шею светло-розовым шарфом. Она мягко задвинула за собой стул и бросила на Бога быстрый взгляд. Он улыбался. — Я знаю, — ответил он. * Утро было молчаливым, как засыпающее дитя. Сумрачным, словно траурный бархат вдовы. Туман, тонко сотканной паутиной облепил окрестности, улёгся над рекой седеющим маревом, даже птицы решили хранить сонное молчание, будто в сговоре со всем сущим. Маринетт уловила шаркающие, неуверенные шаги за своей спиной, и медленно развернулась. Руки она спрятала в карманы, дрожащие пальцы обожгло металлом складного ножа. — Чудесное утро, — произнесла она, не сдвинувшись ни на шаг. Долорес глухо рассмеялась, вытаскивая из рукава замусоленную колоду гадальных карт. Дюпен-Чен наблюдала за ней с лёгким любопытством, она бы даже пошутила, в своём духе, но нервозность кислотой разъедала мысли. — Сегодня мне не суждено умереть, — через несколько мгновений произнесла бездомная и устремила взгляд своих терпких глаз на Дюпен-Чен. — Так кто он, мой убийца? Маринетт пожала плечами, одновременно сдвигая лезвие в сторону. — Карты обманули вас, — сказала она и двинулась навстречу Долорес. — Какая жалость. Чувствовала она себя неправильно. Словно явилась в дом для престарелых и начала исполнять стриптиз. — О чём ты? — с удивительным спокойствием уточнила бездомная. — Твой убийца это, — Маринетт высвободила руку из кармана, пальцы окаменело обняли гладкую рукоять ножа. — Я. От пафоса собственных слов ей хотелось фыркнуть или сразу прыгнуть в милосердные объятия Сены. На Маринетт в ответ глядела ночь, непроглядная, неистовая, вековая, лишённая дыхания ветра и всполохов молний. Беззвёздная темнота, молчаливая, опьяняюще горькая, на гранью со сладостью, как запах вереска. Страх был тугим, тягостным, будто скрученное жгутом бельё после стирки, Дюпен-Чен хотелось зажмуриться и убежать, лишь бы не видеть антрацитово-угольных глаз. Но будто по чужой воле пришла в движение рука, с зажатым в ней ножом, а ноги преодолели последнее расстояние… — Совсем сдурела? — раздался тяжёлый голос Агреста, его пальцы обхватили запястье Маринетт. Она застыла, не разворачиваясь, выдыхая будто от негодования, на самом деле от облегчения. Всё улеглось. Всё стало правильным, ещё не законченным, капельку нелепым, но страх, что подступал проволокой к горлу, растекся и смешался в крови до неузнаваемости. — Я должна сделать это, — прошипела Маринетт, вяло пытаясь высвободить руку, чувствуя как нож исчезает из хватки её пальцев. — Старайся быть убедительней, — прошептал Адриан едва слышно, обдавая затылок Дюпен-Чен дыханием. Маринетт дёрнулась сильнее. Её окутало миртовым дымом и ощущением сопричастности. Она слегка кивнула: условный знак, который Долорес ни за что не подметить. Между Маринетт и Агрестом разыгралась короткая и фальшивая борьба. Вот только укус, от которого пострадало запястье Адриана — был довольно настоящим. — Ну! Чего же вы уставились? Бегите! — выкрикнул Адриан, сумев «задержать» Маринетт на месте. Она рассмеялась, откровенно плохо пародируя опереточную злодейку. — Но я… — в голосе Долорес читалось замешательство. Маринетт посмотрела на неё, совершая очередной бесполезный и бессодержательный рывок. — Уносите ноги, — звенящим от напряжения голосом, бросил ей Агрест, и Долорес больше не стала мешкать. Она попятилась назад, будто не веря увиденному, но наконец развернулась и помчалась прочь, совсем не по-старчески. Маринетт дунула на прядь волос, упавшую на глаза. — Что ж, — выдохнул Адриан, тут же ослабляя хватку на её плечах, но не убирая рук. — Могло быть хуже. В руках Агреста было тепло. Маринетт прикрыла глаза, опрокидывая затылок ему на грудь. Она накрыла его руки своими, отыскала на ощупь запястье, то самое, что было ею укушено ради сомнительного спектакля. Кожа на ощупь оказалась гладкой, прохладной. Маринетт раскрыла глаза и обнаружила маленькие белые вмятины — следы её зубов. Неловкости она не почувствовала. — И всё равно вышло глупо, — сквозь улыбку, проговорила она, со вздохом отстраняясь от Агреста и поворачиваясь к нему лицом. Пронзительная зелень глаз встретила её, наполненная необъяснимым и нечитаемым. Глубина хвойного леса, дурман абсентовой горечи, хризалид с золотистыми прожилками. Маринетт должна была попятиться, перекреститься и не возвращаться к таинственной зелени… Вместо этого она застыла. — Всё глупо, — согласился Адриан, едва щурясь. — Мы глупые. И боги у нас глупые. Улыбка на губах Маринетт осыпалась маковыми лепестками. Слова Агреста — заточенные наконечники стрел. И Маринетт знает, знает, — ей не уйти целой. А туман рассеивался, уползал в трещинки на стенах домов, тонул в мрачной воде. Адриан медленно потянулся к руке Маринетт. Она позволила ему, молчаливо наблюдая, как Агрест опустил взгляд и оставил на тыльной стороне ладони поцелуй. Робко и неуклюже подбирался рассвет.