Забытый

Тени знают о нас всё. Маринетт старалась запомнить каждую секунду: шёлк медовых волос между своих пальцев, пряный аромат мирта, пробравшийся, кажется, прямо в её суть; бархат и режущая сталь поцелуя, отделяемая от реальности бесконечным мгновением. Тени застыли, ликуя и извиваясь, будто языки пламени. Маринетт не знала, как далеко может зайти и хочет ли, страсть не лучший помощник разуму. Тени источали злорадство. — Маринетт… Адриан отстранился первым, заставляя пожалеть о безрассудном порыве. — Нет, не надо ничего говорить, — Дюпен-Чен покачала головой, продолжая корить себя. — Сделаем вид, что ничего не было. Агрест застыл, словно ему требовалось время, чтобы правильно обдумать её слова. — Но… Маринетт прервала его: — К тому же это был всего лишь поцелуй. Адриан невесело усмехнулся. — Для меня, боюсь, это не так. — О чём ты? — раздражение в голосе Дюпен-Чен смутило Адриана. Его рот изогнулся в улыбке, но он прикусил губу, опуская взгляд. Он ответил не сразу, словно признавался в страшном грехе. — Это был мой первый поцелуй. Маринетт быстро справилась с выражением удивления, но не надолго. — И я не хочу делать вид, что этого не было, — тихо продолжил Адриан. — Ты мне нравишься. Слова потонули в тишине, но эхом продолжали звучать в голове Дюпен-Чен. На Агреста будто снизошло озарение. — Мне никто не нравился, понимаешь? — он запустил руку в волосы, блуждая взглядом по мрачным сводам потолка. — Я был никем. Ничем. Даже не могу с точностью сказать, жил ли я? А ты, Маринетт, с тобой я будто почти настоящий. Он замолчал, обречённо прислонился к стене и посмотрел на Дюпен-Чен через полуопущенные ресницы. Маринетт вздрогнула, когда сквозняк потревожил дверь, скрипнувшую на петлях. — Ты был одинок, — произнесла она, не ища подтверждения сказанному. Это было очевидно. — Мне жаль. — За что? — Адриан распахнул глаза. Маринетт ничего не ответила, только подошла ближе и заключила в объятия. Она боялась, что злорадные тени отнимут Агреста. Тени знают всё-всё, и никогда не спят. — Расскажи мне о том, как родители тебя бросили, — шёпотом попросила Маринетт. * Откровение номер три: люди бывают совершенно разные. Они встретились в Лондоне, где на удивление, не шёл дождь, а сыпал мягкий, похожий на крупу, снег. С крыши многоэтажки можно было увидеть кусочек Ватерлоу и серую воду Темзы. Мартин смотрел только на неё. Она была без шапки и снег жемчужинами застревал в тёмно-каштановых волосах. Изящные пальцы собрали винтовку, настроили прицел, и Мартин слышал, как где-то за много миль обрывается чья-то жизнь. На её лице царило удивительное спокойствие, даже когда она развернулась, поднялась, и увидела его. — Ты кто такой? — деловито поинтересовалась она, направляя на него дуло пистолета. — Мартин. — Мне плевать, — голос звучал ровно, но со штрихами лёгкой усталости. — Кто ты? — Не знаю. Мартин сказал чистую правду. Как и каждый, уважающий себя Бог, он переживал кризис личности. — Прости, парень, — она спустила курок, и пуля замерла в воздухе, не долетев жалкие три дюйма. Застыл и снегопад. Женщина тихонько присвистнула, оглядываясь вокруг, моргнула несколько раз и убрав оружие, смиренно сложила руки за спиной. На Бога она смотрела теперь выжидательно, с настороженностью. — Как тебя зовут? – Мартин задал вопрос безукоризненно вежливо, но интереса, проскользнувшего светлячком в голосе, скрывать не стал. — Натали, — всё тем же неумолимо спокойным тоном отозвалась снайперша. — Санкёр. Правительственный агент, код подразделения… — Стой-стой, — поморщился Бог, поднимая ладонь. — Это уже всё мелочи. Голубые глаза Натали хранили недоверие. Она не верила ни единому слову Мартина. И впервые в жизни Бог ощутил себя прозрачным, видимым насквозь. — Кто ты? — она повторила свой вопрос в третий раз, и Мартин сдался. И в отличии от других людей, которым доводилось слышать признание, Санкёр лишь кивнула примирительно. — Я с детства знала, что ты существуешь. Мартин с той секунды не сомневался в том, кто он. * С подростками бывает тяжело — эту фразу Адриан не то вычитал где-то, не то подслушал. Значение фразы ускользало. Всё происходит несколько иначе, когда ты чёртово орудие в руках Бога. Адриан не мог вспомнить, когда спал последний раз, когда ел или попросту уставал. Память о прежней жизни превратилась в нечто чужеродное и застывшее, оставленное на стороннее наблюдение. Своё пятнадцатилетие Агрест провёл вне дома. Он скитался по парижским улицам, чувствуя уже не редкую, но всё ещё сладкую на вкус свободу. Когда ничто не тревожило: стены дома не давили на голову, кожу не жгли вечно настороженные взгляды родителей, а внутри не вспарывал внутренности своим смехом Бог. Адриан пытался примерить личину обычного подростка: влился в какую-то загулявшую допоздна компанию, впервые попробовал марихуану, впервые не пытался быть идеальным. Лица новых знакомых утонули в луже кровавых воспоминаний, имена упорхнули пугливыми птичками. Осталось только поганое знание: он никогда не будет такими, как они. Те много лет назад, Мартин спас не три жизни, а всего две. Небольшой отрадой служило лишь представление о лицах родителей, когда они узнают, что их идеальный сын впервые сбежал из дома среди ночи. Но миновав почему-то распахнутые ворота и не затворённые двери, Адриан застал абсолютно пустой дом. На блестящем от чистоты полу валялась шпилька, переливаясь крохотной жемчужиной в лучах утреннего солнца. — Мам? — Адриан поднял шпильку и сжал крепко, почти прокалывая подушечки пальцев. — Папа? Лестница пронеслась перед глазами белой лентой, как и стены, всё слилось в одно. Адриан ворвался в спальню родителей и застыл, в недоумении осматривая учинённый бардак. Под ногами печально хрустнули обломки вазы, груда маминых платьев валялась на полу, вперемешку со скинутыми со стола журналами. За раскрытыми дверями, выходящими из спальни на балкон, беспощадно трещали птицы. Медленно развернувшись, Адриан вышел обратно в коридор и ощущая странную тяжесть во всём теле, отправился к кабинету отца. Дверь знакомо скрипнула, в нос ударил стойкий запах табачного дыма, словно кто-то всю ночь напролёт курил крепкие папиросы. Агрест несмело шагнул вглубь, по въевшейся привычке, двигаясь бесшумно, осторожно, словно совершая очередное преступление. Перемена бросилась в глаза отчаянной пустотой. С книжных полок поисчезали дорогие тома в вычурных обложках, со стола пропали бумаги, только тяжёлая металлическая пепельница хранила с десяток смятых бычков, да на стене остались детские каракули Адриана, где корявые человечки неправдобно улыбались ему с листа, словно издеваясь. Адриан вновь перевёл взгляд на пепельницу, и его сердце забилось быстрее: прямо под нею лежал листок бумаги.

Не ищи нас. Надеюсь, ты поймёшь Это решение далось нам нелегко, но оставаться с тобой, с вами… Равносильно суициду. Но я буду присылать деньги на твой счёт, и в случае проблем с законом, обязательно найму лучшего адвоката. Прощай, Адриан. И будь осторожен. ____ Твой отец Габриэль Агрест.

Адриан выпустил бумагу из резко ослабевших пальцев, лист выскользнул и с тихим шелестом плавно спланировал на пол. Всё сложилось, как элементы уравнения. «Твоей маме тяжело в последнее время, — тихо говорил ему отец, устало потирая переносицу. — постарайся обходиться без упоминаний о том, чем ты занимаешься после учёбы». Адриан ведь видел, как мама постоянно пила какие-то лекарства, и как дрожали её руки, стоило ему слишком неожиданно объявиться в комнате. Она боялась. — Ох, дружище… Голос Мартина, объявившегося за его спиной, прозвучал словно выстрел. — Они все ушли, — глухо и как-то надреснуто обронил Адриан. Он обернулся и застал Бога за чтением прощального письма. Возникло мимолётное желание выхватить письмо, не позволить Мартину запачкать собою и эту деталь его жизни, но сил у Адриана не осталось. — Вижу, — ответил Бог, и бумага испарилась в его пальцах. — Ни к чему хранить подобное, дурные вещи не требуют напоминания о себе, — пояснил он в ответ на красноречивый взгляд Агреста. — Наверное, теперь ты рад, — голос Адриана предательски задрожал. — У меня нет семьи, нет друзей... Я убил Натали. По лицу Бога пробежала тень, но через секунду вновь воцарилось привычное равнодушие. Только в глазах так и осталось что-то, будто гвоздик на пустой стене. — Но ты не убивал её, — медленно проговорил Мартин и обойдя Адриана, уселся на стол. — Память коварна. Адриан уставился на него, всем видом выражая сомнение. — Если не я, то кто? В дом никто не проникал. А в чушь про самоубийство, сочинённую полицейскими, я не верю. Адриан отвернулся, пытаясь сдержать поднявшуюся волну злобы. Мартин за его спиной тяжело вздохнул. — Не знаю, друг мой, не знаю. Но кто бы то ни был, это не человек, а настоящее чудовище. «Прямо как я», — подумал Адриан, прежде чем вылететь за дверь. — Мне жаль, что родители так поступили с тобой, — донеслось ему в спину. * — Значит, они не выдержали после смерти Натали? Маринетт, что выслушала часть правды, лишь крепче вцепилась в руку Адриана. Он видел, как эмоции по ходу рассказа сменялись на её лице, как в глазах словно отражалось услышанное. И Адриан думал: что было, если ему хватило бы духа открыть всю правду целиком? Агрест вздрогнул, вообразив себе это и мигом отрёкся от столь радикальной идеи. — Кем она была? — продолжила Маринетт. — Она… В первую очередь, помогала мне. Нанимала учителей, планировала занятия, следила за моей безопасностью, — Адриан хмыкнул, старательно отбиваясь от набежавших воспоминаний. — Но мне кажется, она была личным помощником у всей семьи. Не представляю, как у Натали хватало на всё нервов и времени. Воспоминания лезли всё навязчивей, и Агрест прикрыл глаза, словно это могло помочь. Лицо Санкёр казалось расплывчатым, единственное, что Адриан помнил точно, так это её яркие, небесно-голубые глаза, чей взгляд всегда был полон безграничного терпения. — И ты не пытался найти их? — тихо спросила Маринетт, опасливо взглянув на Агреста, словно опасаясь его реакции. — А зачем? — он пожал плечами. — Наверное, они сейчас счастливы и вспоминают обо мне только как о дурном сне. Маринетт закусила губу и покачала головой. — Это ужасно, поверить не могу, что они просто сбежали. Сердце Адриана сдавило чувство вины: если бы она знала всю правду, то понимала бы его родителей намного легче. «Мы потеряли сына», — вот что означал их внезапный уход. И Адриан почти не винил их за это. Уходят все. И люди, и боги, исключений не существует. Но боль в глазах Дюпен-Чен была неправильной. Агресту стало жутко совестно за её испорченное настроение. — Но в этом есть и плюсы, не так ли? – протянул Адриан, привлекая Маринетт к себе за талию. Она сдавленно хихикнула. — Какие же? — Я нашёл тебя. С этим Маринетт была не совсем согласна. — Это я тебя нашла, – высказалась она, прежде чем Адриан прильнул к её губам. Чувствуя горечь лесных ягод, расцветающую в поцелуях, Агрест становился кем-то другим. Смертным, ценящим каждую секунду, живым человеком, способным поселить в своём сердце другого, несравненно важного. Беззаботным и свободным от хитросплетений божьих игр. Адриан чувствовал себя целым. * Откровение четвёртое: люди бывают чертовски умны. Доверять Натали было легко. Всё равно что подставлять лицо лёгкому летнему ветру. Она не отличалась болтливостью, говорила лаконично и только тогда, когда без слов было никуда. Праздные беседы ни о чём – это ничуть не про Натали. — Так и зачем тебе это орудие? – поинтересовалась она, выслушав излияния Мартина. Вокруг них цвели липы, и раскинулся зеленым ковром лесной луг. Натали сдвинула соломенную шляпу на затылок и прищурилась, глядя Богу в лицо. Они расположились под одним из деревьев, подстелив под себя куртки. — Это сложно, – задумчиво отозвался Мартин, срывая цветок клевера. — Мы с матерью, понимаешь ли, не очень хорошо ладим. — И? — Я устрою войну, – Бог выбросил сорванное растение и с улыбкой встретил вопросительный взгляд Натали. — И мать наконец-то отвяжется от меня. — Ну не может же всё быть столь категорично? – миролюбиво уточнила Натали. — Выведи её на беседу. Просто поговорите, черт возьми! Мартин подавил рвущийся наружу смех. — А ты попробуй просто поговорить с тем, кто пытается тебя убить. Санкёр ничего не ответила, только медленно и понимающе кивнула. — А война, – Мартин зажмурился. — Всегда кончается чей-то смертью. — Почему? — Потому что мы воюем не ради земель или богатства, – пояснил снисходительно Бог, но Санкёр прервала его. — Почему она хочет убить тебя? — О, это совсем просто, – Мартин улыбнулся. — Моей матушке претит даже мысль о том, что кто-то может существовать с теми же силами, что и у неё. Когда она впервые увидела своего двойника, у неё, как это говорится у вас, чуть было инфаркт не случился. Я думал, выйдет отличная шутка, но с того времени лишь поселил ненависть в её сердце. Мартин намеренно скрыл тот факт, что поначалу его дорогая мать и вовсе забыла, что у неё есть дети, больно много времени провела в войнах. — Ты умеешь принимать чужие обличья? – впервые за всё время знакомства Натали показала удивление. В голубых глазах вспыхнуло любопытство. Санкёр огляделась вокруг и придвинулась к Богу ближе. — Покажи. — прошептала она, не сводя с него взгляда. Мартин не сдержался. И оно того стоило, Натали прижала ладони к губам, давя поражённый вздох, и заставляя сердце Бога наполняться теплом. — Это же... Вылитая копия меня. — О да, – Мартин вернулся к своему облику и широко улыбнулся. — Видела бы ты своё лицо! Натали прыснула. — А я видела. — И то верно. Мартин растянулся на траве, глядя в небо, раскинувшееся над головой бескрайним лазуритом. А потом всё исчезло, темнота пахла совсем как Натали. Мартин сдвинул с лица её шляпу и усмехнулся. — Я помогу тебе отыскать это орудие. Ты сказал, что это один из новорождённых, здесь в Париже? — Так точно, – Бог не скрывая изумления, медленно поднялся. Натали задумчиво провела пальцами по подбородку. — Мы найдём его, можешь не сомневаться. Откровение второе: некоторые люди совершеннее богов. * Пустота никогда не молчит. Всё принадлежит воле случая. Будет ли пустота переливаться музыкой ветрой или гудеть колокольным звоном. Пустота была воплощением полноты. Но умирала каждую секунду, пронзаемая мыслями богов. Мартин плохо понимал, чего от него хотят. Не позвали ли же его из недр забвения из-за Долорес: да кому она нужна? А пространство вокруг расцвело вишнями, под ногами выросли каменные мостики, перекинутые через чёрную гладь озера. Сборище расфуфыренных Богов глядело на него, воспарившее над водой. Мартин вздохнул. Пустота звучала лягушачьим кваканьем и тонким всплеском, словно в озеро кто-то кидал камни. — Ну и как тебе твой Паримж, братец? – спросил Дух, насмешливо скаля острые зубы в гротескной улыбке. — Ты туда вновь зачастил, и уже успел вляпаться. — Во-первых, не Паримж, а Париж, – поправил его Мартин и с удивлением заметил, что никто не стал кривиться и закатывать глаза. Привыкли. — Во-вторых, я никуда не вляпался. Если ты имеешь в виду Долорес... — На неё всем плевать, – поспешила заявить Сара, нетерпеливо поправив огненно-рыжие кудри. Она исполняла роль местной судьи. — Мы по поводу мальчика. Адриана. Мартин вновь вздохнул и развёл руки в стороны. — Вы же прекрасно знаете, что мы с ним связаны. — Да погоди ты, – Сара нахмурилась и с важным видом протянула ладонь, через миг на неё приземлился свиток. Мартин насторожился, но виду не подал, только приготовился закатывать глаза и отрицать всё, что только можно. — Кхм-кхм, – судья откашлялась и взмыла в воздух. — Исходя из единогласного решения совета, постановлено, в связи... Что? Святая пустота, какой умник это писал! В общем, – Сара бросила свиток и посмотрела на Мартина. — Адриан бессмертный, а это означает, что его место здесь. — Ха! –Дух хлопнул в ладоши и растворился облаком мыльных пузырей. Мартин прислонил ладонь ко лбу. Новость его ошарашила. План рушился, хотя казалось, что всё: вот он, какой никакой, но наиболее сносный конец. Адриан нашёл своё место, впервые за всю жизнь, и он бы точно отпустил своего надоевшего, глупого Бога на все четыре стороны, гарантировал бы ему забвение... — Значит, я должен привести его сюда, верно? — Верно, – подытожила Сара, опускаясь на землю. — С этим, надеюсь, проблем не возникнет? Мартин рассеянно покачал головой, глядя в серьёзное лицо судье. — Нет, совершенно никаких.