Забытый

Здесь всё менялось. Одни цивилизации приходили на место других, менялись методы познания и способы поиска пресловутой истины. Даже самое незыблемое веками ранее, было приговорено к разложению, на плодотворной почве которого возрастало нечто новое. Люди, осознав свою смертность, придумали жизнь. Играли в неё, меняя правила и кости на ходу. Игроки сменяли друг друга, а жизнь продолжала течь. В этом и отличие: скучающие, обременённые вечным сознанием Боги, явившиеся из пустоты, придуманные теми, кто явился ранее; не создали ничего лучше забвения. Вот только по законам пустоты всё оказалось не так просто. И тогда боги придумали войну. Наверное, подсмотрели у людей. У самых первых цивилизаций. Но больше всего в людях Мартина восхищали чувства. Они не порицались и о них не говорили, как о какой-то заразной болезни. Бог увидел всю несправедливость, всю абсурдность ситуации, когда сам начал чувствовать. И это было дорого, очень-очень ценно. Натали разливалась мягким теплом внутри, иногда заставляя усомниться в том, что она человек. Санкёр не просила ничего взамен. Она просто была. Другом, советчиком. Нитью, что соединяла Бога с человеческим мироощущением. Мартин иногда забывал что идёт война, которую он сам и развязал, что он Бог, а богам не положено привязываться к кому-либо. Тем более к смертным. Поздно. Мартин оглядел поле битвы: прислужники матери обращались в пепел, его союзники кружили вокруг, будто стервятники. Второсортные боги, прозябающие век за веком. Над ними раскинулось печальное лавандовое небо, напоминая, что пустота не проронит ни слезинки по своим убитым детям. — Куда направляешься, братец? — Дух из пузырей собрался перед ним, преграждая путь. — На Землю, — спокойно отозвался Мартин. — До добра тебя это не доведёт! Слышишь? Но Мартин только рассмеялся. Ему нужно было увидеть Натали. Откровение шестое: бессмертные умеют скучать. А Мартин скучал по Натали. Так, как умеют только Боги. * — Он пытался оштрафовать меня за слишком яркие украшения. За флажки! Хреновы кусочки ткани. Сначала музыка слишком громкая, теперь это. Честное слово, мсье Агрест, если бы не дети, я спустила бы этого наглого жандарма с трапа пинком под зад. — Но вы этого не сделали. Из-за детей? — За нападение на служивого штрафом не отделаешься. А муж, чёртов ублюдок, вчера окончательно съехал. Собрал свои шмотки и свинтил. Ему на детей плевать. А мне нет. Они же совсем ещё мелкие, сразу под опеку попадут. Габриэль сделал пару записей и дружелюбно улыбнулся. — Скажите, Анарка, вы продолжате принимать препараты, которые вам выписал доктор? Анарка Куффен кивнула. — Но злоба никуда не уходит, — призналась она тихо. — Стоит меня чуть завести, и я взрываюсь, как бочка с порохом. — Вы осознаёте проблему, это самое главное. — Толку-то! — Полицейского вы всё же за борт не скинули, и с мужем, я так понимаю, разошлись без драки. Анарка фыркнула, а потом покраснела. — Я бросила в него металлической статуэткой, почти попала. — Вы пробовали считать, как я говорил? — Нет… — Попробуйте. Когда Анарка ушла, Габриэль снял очки и закрыл лицо руками. У него получилось оградить Эмили от новостей, благо она сама никогда не была рьяной поклонницей неугомонных СМИ: всегда считала, что врут они бессовестно или нагоняют страху. А ей нельзя. У неё нервы. Но себя оградить не получилось. Все парижские новостные источники только и успевали обсуждать загадочного Адриана Агреста, виртуозно играющего на благотворительных вечерах, посещающего детские дома и больницы. Неуловимая тень музыканта, сбегающего от журналистов, вот кем стал Адриан. Габриэль честно пытался забыть о том, что у него есть сын. Ради Эмили, которая оставила всю память о Боге и всём ужасе, что он принёс с собой, у пустой могилы. А теперь, будто злой рок, Адриан напомнил о себе сам. Габриэль отвлёкся от вязких мыслей, заслышав протяжный звонок в дверь. — Мы ждём кого-то, Габри? — Эмили заглянула в кабинет с Нуаром на руках. Тот жмурил зелёные глаза и подставлял под ласковые пальцы шею. — Нет, на это время никто не записывался, — глянув на часы, рассеянно ответил Агрест. — Ты сиди, я сам открою. Наверное, мадам Куффен забыла что-нибудь спросить. Габриэль почти бегом спустился вниз и раскрыл дверь, готовясь увидеть Анарку. Его лицо уже приняло понимающее выражение, и оно так там и застыло. — Привет. Папа. Габриэль невольно отступил назад, наблюдая, как тут же на губах сына расцвела презрительная усмешка. — Я могу войти? Хочу задать несколько вопросов. Но не думаю, что разумно делать это на пороге. — Я… Кхм. Конечно, проходи, — Габриэль сделал приглашающий жест рукой. Появление сына настолько сбило его с толку, что он абсолютно забыл об Эмили, которая к этой встрече была совсем не готова. Он вспомнил, когда с лестницы, вопросительно мяукнув, спустился Нуар. Кот застыл, вперив взгляд огромных глаз в Адриана, чёрная шерсть встала дыбом. — Габриэль, кто там? Это не мадам Куффен… Следом показалась и Эмили. Габриэль неосознанно попытался загородить Адриана собой, но тот ловко увернулся и отправился матери навстречу. — Привет, мам. Адриан — сама невинность. Ангел во плоти. Габриэлю нутро холодом обдало, стоило задаться вопросом об истинных причинах столь неожиданного визита. — Ч-что… — Эмили побледнела, светло-оливковые глаза расширились от потрясения. — Господи… Что же это? — растерянный, болезненный взгляд метнулся к мужу. — Габриэль, что происходит? Агрест подскочил к супруге. Он заключил её трясущиеся руки в свои. — Это Адриан, Эмили. — Н-но… — Он жив. И в общем-то он не умирал. По щекам мадам Агрест покатились слёзы, она сокрушённо покачала головой. — Не говори так, — прошептала она. — Не надо. Адриан тихо приютился у противоположной стены, с могильным спокойствием наблюдая за происходящим. Габриэль бросил на него взгляд, и его посетило неприятное чувство, что он совершенно не знает этого человека. — Я всё объясню, Эмили, подожди, — тихо пообещал Агрест, осторожно отцепляя пальцы жены от своего пиджака. — И тебе Адриан. Вы оба заслуживаете знать правду. Адриан едва слышно хмыкнул, будто сомневаясь в искренности озвученного. — Думаю, мой кабинет намного больше подходит для подобных разговоров. * Он проснулся резко, словно кто-то толкнул его или сдёрнул одеяло. Сначала Габриэль увидел цифры электронных часов. Было без шести минут четыре. За окнами стояла ночь, растворяясь в комнате полумраком. Габриэль перевернулся на бок и увидел лишь скомканные простыни. Эмили не было. — Я сразу почувствовал неладное, — нахмурившись, произнёс Габриэль. — Я думаю, многие проходили через это. Интуиция? Предчувствие? — Дальше, — мрачно попросил Адриан, продолжая прохаживаться перед упрятанным в жалюзи окном. Габриэль прочистил горло. — Эмили пыталась свести счёты с жизнью, — сказал он и обеспокоенно взглянул на жену. Она не сводила напряжённого взгляда с Адриана, вцепившись пальцами в стакан с водой. Габриэль навсегда запомнил звук льющейся воды и тот всплеск, с которым она переливается через бортики. Иногда ему снится карминовое море, в ноздри даже сквозь сон заползает ржаво-соленый запах, а перед глазами встаёт умиротворённое, белое лицо Эмили. — Я не знал об этом, — резким, как стеклянный обломок, голосом, произнёс Адриан, прекращая своё хождение. — Почему ты мне не сказал? — Ну, у тебя и без этого хватало проблем, — неожиданно пристыженно произнёс Габриэль. — Мне не хотелось травмировать тебя ещё больше. — И как тебе удалось спасти её? Я не помню, чтобы маму забирали в больницу. Адриан окинул родителей подозрительным взглядом. Габриэль прикрыл рукой лицо, словно собираясь с мыслями. Когда он заговорил, его голос прозвучал глухо. — Мартин помог, он… Провернул эту свою фишку со временем, мы доставили Эмили в госпиталь. — Не знал, что он подрабатывает сестрой милосердия в свободное время, — усмехнулся Агрест. — Но я не помню, чтобы мама была в больнице, поверь, это я бы запомнил. — Но я была, — заверила Эмили и поражённо посмотрела на Адриана. — Я ещё тогда гадала, почему ты совсем не проявил интереса к тому, где я пропадала. Габриэль потёр переносицу. — Мартин притворялся всё это время тобой, — заявил он, глядя на Эмили. — Он просил не говорить тебе, взял с меня слово. — Господи, — мадам Агрест прислонила ладонь к губам, в зелёных глазах начало рождаться понимание. — Получается, тогда умер не Адриан… — Тогда никто не умер, — твёрдо отчеканил Габриэль и взглянул на сына. Адриан застыл, в его взгляде блекло отражался свет, тяжелела неозвученная мысль. — Почему? — прошептал он. По бледному лицу проползла судорога боли. Габриэль выпрямился в кресле. — Потому что твоей маме становилось хуже и хуже с каждым днём, — ясным тоном сказал он и продолжил. — Она теряла тебя каждый день. Ты изменился. Называл её «мадам Агрест», не помнишь? Адриан отрицательно качнул головой. — Странно, я думал, ты помнишь всё, — сухо подметил Агрест. — Я не мог дожидаться, что всё дойдёт до второй попытки. Я не мог позволить себе просто смотреть, как она умирает у меня на глазах. И тогда я понял, что выход один: Эмили должна навсегда попрощаться с тобой. — Но навсегда не вышло, — ухмыльнулся Адриан. — Значит, идея пришла в твою светлую голову? — Да, — Габриэль спокойно кивнул. — И я попросил Мартина о помощи. — Как? — встрепенулся Адриан. — Извини?.. — Мартин скачет по двум мирам, как ты попросил его о помощи? Просто позвонил в Пустоту? Провёл ритуал с сердцами младенцев? — Нет, — ничуть не задетый паясничанием Адриана, ответил Габриэль. — У нас с ним случались встречи. — До чего же любопытно! — всплеснул руками Адриан. — Это что ещё за встречи? — Габри! — ахнула Эмили. — А это уже касается только нас двоих, — отчеканил Габриэль. — Итак, Мартин притворился мёртвым в облике Адриана, чтобы разыграть сцену перед Эмили. Мы не устраивали похорон, потому что «покойник» растворился в воздухе. А потом появился Бог и долго, нудно извинялся, всё приводя в свою защиту какие-то законы пустоты. Я убедил Эмили покинуть особняк. Всё. В кабинете повисла неприятная, липкая тишина. Адриан холодно улыбался. Габриэль поднялся и следом за ним вскочила Эмили. На секунду Агресту показалось, что она его ударит. Её взгляд, обычно светлый и теплый, обжигал льдом. — Ты злишься, — рассудительно произнёс Габриэль. — Это абсолютно нормально, правда. Ты прошла через огромную боль… Договорить ему не дал пронзительный звук разбитого стекла. Эмили запустила стакан с водой в стену, оливковые глаза потемнели, полные губы превратились в тонкую линию. — Поверить не могу, — произнесла она, смакуя каждое слово. — Лучше бы я погибла в той ванной. — Эмили, — сохраняя остатки спокойствия, позвал её Габриэль. Он протянул к ней руки, но Эмили отшатнулась, будто от змеи. И ушла, хлопнув дверью так, словно в надежде, что это убьёт кого-нибудь. Габриэль осел обратно в кресло. Адриан тихо смеялся, закрывая лицо руками. Похлопав себя по карманам, Агрест достал папиросы. — Ничего смешного, — прошипел он, чиркая спичкой. — Абсолютно. Адриан резко прекратил смеяться, медленно отнял руки и растянул губы в пугающей, неправильной улыбке. Он в два шага приблизился к отцу и присел возле него, смеющимся взглядом пронизывая до самых костей. — А мне кажется, это очень смешно, — вкрадчиво произнёс Адриан, и в тоне его не было ни следа смеха. — Как там? Мы ответственны за тех, кого приручили? — он пожал плечами, неискренне улыбнувшись. — А вы с мамой были ужасно безответственны. * Первое, что ощутила Маринетт, войдя в свою комнату — табачный дым и уличный холод, мгновенно полоснувший кожу. — Бабушка? — она удивлённо застыла, опуская сумку на письменный стол. Джина стояла у раскрытого окна. Она затушила окурок о дно чашки и посмотрела на Маринетт. «Что-то не так», — тут же догадалась она, осторожно вглядываясь в лицо бабушки. Слишком серьёзное. — Не буду ходить вокруг да около, — начала Джина, она взяла свой рюкзак и вытащила стопку фотографий. — Родители обеспокоены. Обратились ко мне за помощью. — Тебя не было дома двое суток, Маринетт, в остальное время ты тоже не слишком часто появлялась дома. Маринетт злобно прищурилась. — Мама попросила тебя шпионить за мной? Джина кивнула. — Можно и так сказать, — она выложила снимки на стол. — Как ты собираешься объяснять это? Маринетт едва посмотрела на них. Всё было и так предельно ясно. — Я не собираюсь оправдываться и уж тем более что-то объяснять, — выпалила она и ткнула пальцем в снимки. — Это что, уже преступление? Джина укоризненно покачала головой. — Послушай, в любом другом случае я была бы только рада, — она улыбнулась и продолжила. — Любовь это прекрасно, я в неё конечно, не верю, но да ладно. Дело молодое. Но Агрест… — Джина поджала губы. — С ним что-то не так. Маринетт обречённо застонала и упала в кресло. Она решительно не понимала, почему её родные так ополчились против Адриана. — Что с ним не так? — спросила она устало. Мадам Дюпен аккуратно собрала снимки и убрала их обратно. — Помнишь, ты меня расспрашивала о том деле? Маринетт кивнула и сложила руки на груди. Внутри у неё что-то начало трещать, расходиться по швам. В глазах Джины не найти ни страха, ни злобы, только капля беспокойства и занавес из чего-то стального, выверенного и проверенного. — Я подняла засекреченные материалы, — сказала она и добавила с лёгкой улыбкой. — Те, которые не найти в обычном архиве. После смерти известной тебе Натали Санкёр, убийства не прекратились. Изменился почерк жертв. С каждым разом ими становились ребята постарше. И слишком большое количество убитых было так или иначе связано с Агрестом. — Совпадение, — буркнула Маринетт. Джина хмыкнула и скептически склонила голову на бок. — Кружок по фехтованию закончили четверо из десяти, — понизив тон, сообщила она. — Одного нашли с перерезанными венами, другой утонул в пустом бассейне (любил тренироваться после закрытия), дальше несчастный случай (попадание под машину), вновь самоубийство (на этот раз мальчишка якобы повесился)… Маринетт больше не могла это слушать. — Хватит! — закричала она, вскакивая. — Это всё чушь. Я не верю. — И очень зря, — Джина поёжилась и захлопнула окно. — Мальчик пережил большое потрясение, еще вся эта слава в столь раннем возрасте. Он запросто мог сойти с ума. Маринетт покачала головой и прикусила губу. Да, Адриан мог показаться немного странным, но он не был убийцей (если не считать Долорес), он был чутким, понимающим и ранимым. — Замолчи, прошу тебя, — прошипела она, не глядя в сторону бабушки, и тяжело дыша. — Я ухожу прямо сейчас. — Хорошо, — неожиданно быстро согласилась Джина. — Но возьми, пожалуйста, это. С этими словами она протянула Маринетт электрошокер. — Смеёшься, да? — процедила Дюпен-Чен сквозь зубы. — Я уверена в Адриане, и в том, что он никого не трогал. Она похватала часть необходимых вещей и принялась яростно запихивать их в сумку, чувствуя, как от злости почти закипает кровь. Джина наблюдала за её сборами со смиренным спокойствием, чем раздражала Маринетт ещё больше. Она почти убежала прочь, бросив что-то обидное и резкое обеспокоенной матери, что пыталась удержать её внизу. Но слова бабушки прилипли к изнанке головы, и от малодушных мыслей не было спасения. «Вспомни, — мерзко хихикая, наускивал внутренний голосок. — Вспомни, каким точным движением он прирезал Долорес. Так, словно делал это не впервые». Маринетт пообещала себе найти смелость спросить у Адриана все напрямую. Уж ложь она обязательно различит.