Ведьма

      Несмотря на то, что я надеялась проскользнуть незамеченной, в гостиной общежития дохрена народу, начиная от Хизаши и Немури, которые беззастенчиво рубятся в карты, заканчивая Сотриголовой, который объясняет Эри, что именно происходит между Миком и Полночью на ковру. Даже директор тут — уютно устроился на плече, укутавшись в бинты Айзавы.       Меня заметили не сразу, я успеваю повесить пальто, снять уличную обувь и поставить кейс с геройским костюмом и небольшой пакет с вещами на пол. Я опасалась, что всё превратится в детский сад, а терпеть ещё и это в дополнение к саднящей ране мне не хотелось. Но нет — меня достаточно тепло поприветствовали, поинтересовались самочувствием и директор с привычной улыбкой, сверкая глазами-бусинками, попросил идти отдыхать, всё-таки у меня завтра урок.       — Юля, если тебе сказали не проводить практику… — говорит он.       — Чтобы дать им задания, мне нужен только речевой аппарат, а он у меня в полном порядке. Состояние даже не средней тяжести, так что, спасибо за беспокойство, но практику я продолжу вести, — отвечаю, вклиниваясь в, скорее всего, специальную паузу.       — Тогда замечательно! — продолжает улыбаться директор и машет лапкой.       И вот как к нему относиться? Улыбка у него милая, но ощущение, что он, не поменявшим в лице может спокойно меня разделать.       В комнате я на маленькой кухне делаю себе в огромной кружке чай и собираюсь засесть за книги. Раз теперь нет возможности тренироваться, а патрули и миссии на ближайшую неделю мне заказаны, значит, можно вплотную заняться тем, на что раньше не хватало сил.       Правда, забывать о самом важном всё же не стоит. Я списываюсь с Васей, тот просит позвонить через пару часов, сейчас он занят. Так что я спокойно уже сажусь за «Пять языков любви», которая мне по-особенному нравилась, жаль, что она не входит в обязательную школьную программу — книга стоящая. Пусть на этой неделе психологию я буду вести только у двух классов во вторник и в понедельник, но раз есть возможность, можно упростить себе работу на будущее.       Идея для вступления появляется внезапно, и я быстро набираю её в заметках, пока не забыла. Примерно в этот момент, когда я увлеченно бегаю пальцами по клавиатуре на экране, в дверь твердо стучат. Пальцы замирают над экраном планшета, я моргаю, выплывая из потока собственных мыслей.       Проворчав про себя что-то не очень цензурное, иду открывать.       — Добрый вечер.       — Ага, и тебе не хворать, — киваю я Айзаве и киваю в комнату, чувствуя, как спадает всколыхнувшееся раздражение на позднего визитера. — У тебя кофе кончился или всё-таки зайдешь?       — Есть кое-что для тебя.       Я вздыхаю, и отхожу от двери, пропуская мужчину в гостиную.       — Чай, кофе, потанцуем? — предлагаю я на выбор. Он только отмахивается — смущённо или мне кажется? — и останавливается на чае.       Пока я кидаю в кипяток пакетик (как он его вообще такой горячий пьет?), Сотриголова смотрит, оперившись о косяк двери мощным плечом. Оглянувшись на него один раз, цепляюсь взглядом за открытые ключицы, потому что он в кофте, без привычных лент и с убранными волосами.       — Тебя приглашают на переговоры. Хотят поговорить, вероятнее, о том пацане, которого мы в декабре ловили, и попросить его «погонять». Возможно, ещё что-то.       Я достаю ложку и сахарницу, отсчитываю три ложки — вроде, именно столько он каждый раз себе в чай кладет, задумчиво гипнотизирую взглядом белую ручку на кружке.       — А просто нахуй их послать не вариант?       — Не вариант, — отвечает Айзава и забирает кружку, принюхиваясь к запаху чая. Думает, я туда что-то подсыплю? Даже не знаю, хочу ли я про это шутить или нет. — Через них можно связаться с Лигой, в теории, они сотрудничают с одной бандой, которую Лига под себя подмяла.       — Звучит так, как будто сами по себе они мало чего стоят.       Он кивает, прядь, державшаяся на честном слове и убранная до этого в хвост, выпадает. Айзава убирает её привычным движением за ухо, даже не заметив:       — Связь. Это главное. Парня, конечно, им никто не даст, но отказ именно с ними сотрудничать может вынудить их использовать влияние Лиги. Есть вероятность, что именно им нужен пацан, только действовать напрямую они опасаются. Всё-таки ты достаточно темная и опасная лошадка.       Я опираюсь о столешницу, разворачиваясь к нему всем корпусом:       — Я тут подумала… Разве любой из старой гвардии не разрушит эту легенду?       — Самые опасные — бывший глава Восьми Заветов и Все За Одного. Первый в коме, второй в тюрьме. Остальные не владеют и половиной информации, которая была у них. Мог быть ещё Восстановитель — приемный сын главы, но он тоже сейчас в тюрьме, считай, у него связаны руки, — на этом моменте он как-то странно усмехается, но шутки — если это была она — я не поняла. — Так что сделав вид, что ты была всегда, мы добились того, что все так и думают.       Звучит логично.       — Ладно, это поняла. Когда они встречу хотят назначить?       — В эту среду на три часа ночи.       — Нахуй пускай идут со своим три часа ночи, — раздраженно складываю на груди руки. — Нормальные люди в это время либо спят, либо усердно работают. Одиннадцать, не позже. Пусть привыкают, что они не решают, когда мне к ним приходить.       Айзава допивает чай и скалится:       — Чего-то такого я от тебя и ждал. Тогда я пошел?       Это явно не должно было звучать как вопрос, но мозг не находит предлога остаться на подольше, так что я только киваю. Он уходит, что-то тревожное царапает сердце. Из-за Васи, наверное, всё-таки я за него беспокоюсь. Телефон выдергивает из тяжелых мыслей, навалившихся как высокая волна во время шторма на хлипкую рыбацкую лодочку.       — Итак, я готов слушать, какое дерьмо случилось на этот раз? — доносится весьма бодрый голос напарника. — И уже накапал себе валерьянки, на всякий.       Штуки про валерьянку — это что-то за гранью, потому что во время экспериментов Васю от неё перло как самого настоящего кота. Впрочем, почему как.       — Это касается твоего соловушки, — начинаю я и пересказываю то, что Ястреб мне щебетал в больничной палате несколько часов назад, стараясь выдать всё это максимально безучастным тоном, чтобы, смотря на реакцию, уже либо утешить Васю, либо обосрать его ненаглядного попугая вместе с ним. Реакцию я предполагаю, но на все сто утверждать не могу. — Так что он попросил сильно не светиться и никому кроме тебя не рассказывать. Кажется, всё.       По ту сторону тяжелое молчание и недовольное сопение.       — Он вообще не соображает своими птичьими глазами, что делает?! — рычит Вася, раздается короткий грохот — видимо, выместил злобу на ближайшем предмете мебели или стене. — Блять, я, конечно, успел понять, что для него спасение чужих жизней в приоритете, но собственной-то зачем так рисковать?       Он гневно молчит по ту сторону ещё немного, а потом просит:       — Присмотришь за ним? На его птичьи мозги у меня надежды уже нет.       — Он умный, — отвечаю я спокойно. — У него не тупое начальство и сам он, несмотря на то, что младше на пять лет, вполне себе смышленый.       Из трубки раздается раздосадованный голос, преломляемый динамиком:       — Ты поняла, про что я, — говорит напарник. — Ты уже решила, что он такой, как ты и я, но он мог вполне добровольно пойти на такое обучение, и если мне он об этом рассказать не может — выцепи и узнай сама, раз тебя это так гложет. Я просто боюсь, что в стремлении спасти людей и выполнить свое невероятно тяжелое задание он забудет про осторожность и пойдет до конца. Я не хочу его терять.       Я кривлюсь — когда эта пташка умудрилась подобраться к моему другу и так глубоко засесть?       — Делаю это только ради тебя, это твой озабоченный кошачий мозг, надеюсь, понимает?       — Сама нахуй иди, — привычно откликается напарник. — Спасибо, что всё это рассказала. Рассчитываю на тебя.       После звонка я возвращаюсь к книге, но удовольствия от неё уже не получаю, строчки читаются на автомате, слова выделяются тоже на автопилоте. Что-то тревожит, а что конкретно — я понять не могу. То ли неопределенная встреча с бандой, то ли тревога за Васю, то ли ещё что-то, не разобрать, оно царапает изнутри стенки сосудов.       Мысли о банде и Ястребе выводят к Лиге. Кучка злодеев, умудрившихся разобраться со Всемогущим, пусть и потеряв своего покровителя, сильно подпалившая мордашку Старателя — новости про него попались, считай, случайно, с другой стороны Ястреб о нем иногда болтал. Вряд ли что-то не общеизвестное, но я сама не отсюда, и местных новостей не знаю, так что за этого его только поблагодарить можно. Чую сердцем и задницей, что с ним я ещё пересекусь — пусть и не сейчас, а как-нибудь позже. Спать я ложусь достаточно рано — опять же, для себя, но организм требует отдыха, раз уж я решила не пить обезболивающие для ясности сознания — единственное, в чем позволила себе отклониться от прописанных рекомендаций.       Следующий день начинается со звонка от представителя компании, который доставляет спортивный инвентарь и сотрудничает с UA. Обустроить по-быстрому не выходило, но согласовывать заранее — не великая беда, тем более, к этому я готовилась уже относительно давно. После обустройства зала на ближайшие тренировки я иду на психологию ко второму курсу, который приятно меня радует вопросами в конце занятия. Приходится немного задержаться, чтобы ответить на всё и посоветовать книгу по определенному запросу.       Я прихожу в столовую до звонка с последнего урока, чтобы не попасть в толпу учеников, спокойно перекусить и отправиться на практику.       — Как дела, гаврики? Впрочем, мне не интересно, — у 1-А вопрос «нахуя вообще тогда спрашивала», я продолжаю зябко кутаться в теплый длинный свитер. — Сегодня пособираем пистолеты. Эти — стандартные, Глок-17, патроны девятого калибра в количестве семнадцати штук, как не удивительно. Ещё Беретту обещали подвезти, но это потом, сначала с этими разберетесь.       — Вольф-сенсей, а калибр это?.. — уточнил Каминари.       — Это диаметр патрона в миллиметрах. Стрелять из такого малыша удобно, предохранитель автоматический, а отдача относительно небольшая, самое то для начала. Требует уверенного держания и не очень устойчив к перепадам температуры, от минус сорока до двухсот градусов. Техника безопасности: оружие в пол, друг на друга не направляем, не размахиваем. Эта штука не для того, чтобы пугать — вам следует запомнить это. Тот, кто нарушит технику безопасности, отправится отжиматься и до оружия допущен не будет до конца занятия, выбирайте, насколько оно вам надо. Чтобы научиться хорошо стрелять с места, много времени не нужно — пять занятий и пара сотен спущенных патронов, но раз вы герои, то можно сократить это время раза в полтора. На это дело вам дано три полноценных занятия. Поскольку ни у кого из вас это не является основным оружием, то этого вам будет достаточно.       После краткого описания задания ребята разобрали оружие и наушники и, получив команду, начали палить по мишеням. У кого-то получалось неплохо, у кого-то ужасно, но большего я от них и не ожидала. Грохот стоял тот ещё.       — Рыцарь печального образа, руки держи перед собой и не тряси ими! — рыкнула я, стащив с Аоямы наушники. — Пистолет не кусается.       Я отошла от него к следующей ученице — Асуи несколько раз попала по листу, один раз даже недалеко от центра.       — Отстрелялись? Достаете магазин, берете патроны, захерачиваете их в магазин. Нихуя сложного, потом ещё чистить научитесь.       — Ведьма, — подходит Бакуго. С Глоком в руках он смотрится на диво органично, только спортивная форма Академии выбивается из образа — ему бы майку какую-нибудь черную и штаны, вообще глаз было бы не оторвать, а так — школьник на то и школьник. — Покажите ещё раз, как целиться. У меня не получается.       Я улыбаюсь уголком губ.       — Оружие передавай так же, как ножницы, и пойдем.       Мне протягивают пистолет, и мы идем к месту, условно закрепленным за парнем. Я смотрю на лист с напечатанной мишенью. Кучность неплохая, но в центр всё равно не попадает. Я делаю два выстрела.       — А у меня почему-то дергает руку, — задумчиво говорит он. Я прошу показать, как именно он стреляет. — Что я делаю не так?       — Долго целишься, — пожимаю плечами, и тыкаю в надплечье, потом в бицепс. — Руки устают и дрожат. Чем тверже держишь — тем точнее попадаешь. Ещё. Рукоять лежит между большим и указательным, не на суставах, тогда отдача не будет такой сильной. Попробуй.       В этот раз выстрелы выходят точнее — один даже попадает на семерку.       — Лучше, — киваю я и подпинываю парня под ноги, чтобы развернуть его в правильную позицию. — Да расслабься ты немного!       Бакуго чуть более послушно двигает ноги, оказываясь в стойке. Теперь выстрелы не идут мимо листа.       — Осталось пристреляться, а так молодец, — делаю вывод. Меня зовут с другого конца. — Шоджи, выбери одну пару рук, какая удобнее! Блять, очкарик, ты что, деревянный? Колени немного согни, пока они в обратную сторону не выгнулись! Кода, возьми себя в руки и не роняй оружие после каждого выстрела, мать твою!       Я подхожу к Хагакурэ:       — Я не уверена, что верно стою и держу оружие, — я пробегаю взглядом по парящей в воздухе форме. — Подскажете, Вольф-сенсей?       — Момо, сможешь сделать немного муки? — спросила я у стоящей рядом ученицы.       Та смотрит недоуменно, но муку делает.       — Невидимка, вперед. На руки, на нос, щеки и затылок. Потом отмоешься.       У неё, на самом деле, неплохо получалось, только постоянно косила вправо из-за неправильного положения головы. А ещё она закрывала глаза, когда стреляла, как выяснилось, из-за чего мазала.       — Зарядка! — рявкаю я, отчего кто-то вздрагивает. — Будешь играться с пистолетом и притворяться якудзой, я тебя к ним отправлю пинком под зад!       После получаса стрельбы у всех болят руки — ничего, отжимания и подтягивания в помощь.       — Отбой! — кричу я, когда время, отведенное на стрельбу, кончается. — Возвращайте пистолеты на место, оставшиеся патроны перед этим достреливаете.       Класс выглядит уставшим и довольным.       — Вольф-сенсей, а какими пистолетами пользуетесь?       — Я верна Беретте, — хмыкаю я, похлопывая по бедру, там, где чаще всего висит хотя бы один пистолет в набедренной кобуре. — Но для вас это умение второстепенно. Встретимся через неделю и продолжим, а пока вперед — общефизическая подготовка и растяжка. Кстати, те, кто уже свободно садятся на шпагат — берете два стула, одна нога здесь, другая там, и вперед.       Я задумчиво поигрываю ножом в руках, пока детишки занимаются. Ещё с утра мне было тревожно, так что под не слишком длинное платье-свитер (то самое, которое я надевала на Рождество) я надела ремни для костюма, сняв оттуда пистолет и оставив один только нож, который не заметен, пока я его не достаю — крой у платья достаточно для этого свободный.       До кафешки, что ли, пройтись, пока время и возможность есть? Или завтра это сделать перед уроками?       Посижу, почитаю книгу под приятную музыку. Всё-таки атмосфера в кофейнях своя, особенная. Вроде от Академии недалеко есть парочка подходящих, буду надеяться, что держать меня до полного выздоровления в защищенном периметре не собираются. Может, Полночь позвать?       — Вольф-сенсей, — выдергивает меня из мыслей Тодороки.       — Чего тебе, принцесса?       — Я бы хотел позаниматься здесь ещё немного, можно?       Я недоуменно моргаю:       — Валяй, я подожду, если тебе именно мое присутствие нужно.       — Я имею в виду спарринг.       Интересно, он это от Бакуго узнал или что? Хотя, эта ходячая граната вряд ли стала бы о таком трепаться. Он, вроде, стал немного спокойнее, но это не отменило его желания быть первым сто процентов своего времени, пусть иногда давая себе право на отдых. Достучись я донесу ли, что перенапряжение ни к чему хорошему не приведет?       — Спарринг точно нет. Врачи запретили, так что можешь не уговаривать.       — Я думал, вас вылечила Исцеляющая Девочка. Простите.       — Расслабься, принцесса, — отмахиваюсь. Толку мне от его извинений. — Лучше покажи мне, как ты работаешь со своей причудой.       — Хорошо, — кивает Шото. — Я выберу сам?       — Выбери, мне как-то побоку.       Тодороки опускается на корточки, ведет по земле правой рукой, оставляя после своих пальцев разрастающуюся полоску инея. Взгляд у него сосредоточенный, но лед явно движется быстрее, чем в прошлые разы, потому что не проходит и трех минут, как перед ним красуется на ледяных волнах легкая шхуна, расправившая паруса.       — Отлично, что я могу тут ещё сказать, — развожу руками. — А с огнем что, принцесса?       — Я ещё не владею им достаточно, — и позволяет пламени пробежаться по кончикам пальцев, немного захватывая плечо, как будто его кожа облита бензином изнутри. Искорки летят вверх, а потом становятся больше и походят на легких огненных бабочек.       Я восхищенно выдыхаю — всё-таки у парня невероятно красивая причуда.       — Думаю, на этом на сегодня достаточно, если у тебя нет ещё чего-то, — я наклоняюсь к не успевшему ещё растаять кораблю в ногах, провожу пальцем по мачте, перехожу на рею. Канаты проработаны. Складки ткани на парусах. Даже текстура дерева на палубе. — Он пиратский?       — Вроде нет, — как-то теряется Шото. — А почему он должен быть пиратским?       — Да вроде и не должен, — хмыкаю я. — Но было бы весело. Пираты, бороздящие моря на легкой шхуне, с азартом встречающие каждый новый день и играющие с жизнью в карты в пустой комнате, где правила известны только раздающему — Морскому Дьяволу. Не смотри так на меня, принцесса, никогда не читал «Остров Сокровищ» или «Невесту ветра»?       — Таких не читал. Вы любите эти книги?       Вопрос отчасти ставит меня в тупик:       — Не то чтобы прямо люблю. Любимая книга про пиратов — это навсегда «Черный Корсар». Там описываются приключения благородного пирата, который поклялся отомстить за убийство своих братьев. Его враги непримиримы, но ничто не может остановить бесстрашного мстителя — ни шторма, ни опасности, ни неприступные крепости… Хотя, думаю нет смысла описывать то, что в раннем детстве я хотела стать пираткой, — лет до семи, и только потом узнала, что опоздала на несколько веков. — Ты, наверное, всегда мечтал быть героем, принцесса?       Тодороки выглядит непривычно-серьезным, а не спокойным:       — Да. И превзойти своего отца.       — А, твой отец, — бормочу я. — Старатель, если я правильно помню?       Короткое «да» и тихая ярость во взгляде.       — Надеюсь, отец он такой же хороший, как и герой, — бросаю я, стараясь не слишком давить. Реакция показательная — Шото кривит губы и стискивает зубы, видимо, не собирается разговаривать о семье. Чтобы это не было — возложенные на него ожидания, срывы из-за неспокойной работы (а такое тоже бывает) или банальная нехватка внимания — не знаю, но явно не просто так. Я видела похожий взгляд у своего напарника. Разом вспомнилось, как домой к нам таскался со мной новый друг, гордо светя пластырем на носу, и как тоскливо уходил от нас вечерами, не радуясь возвращению домой к отцу, который пил по-черному и разводил скандалы, вымещая злость на младшем сыне. Узнав, что не так с Васиной семьей, мама разрешила ему оставаться у нас. Потом, правда, его старший брат смог взять его к себе, когда встал на ноги после медицинского университета, и в старших классах напарник на ночь ходил всё-таки спать к себе.       Я обхожу ученика со стороны шрама, и почему-то цвет глаз царапает что-то из глубин памяти, но что — я понять не могу и едва ли замечаю это. Я аккуратно сжимаю его плечо, оставаясь спереди сбоку, вытаскивая его из прострации:       — В любом случае ты не он. Я не встречалась с ним лично, и вряд ли знаю достаточно тебя, но кое-что мне понятно уже сейчас. Прислушайся к своему сердцу. Пусть оно приведет тебя туда, куда ты хочешь пойти, ты не должен слушать никого другого.       Тодороки смотрит удивленно, как будто пытаясь поверить, что я ему это говорю.       — Вы правда так думаете?       — Да, принцесса, — киваю я, убирая ладонь с теплого плеча — даже через одежду чувствуется тепло. — И, если тебе понадобится, чтобы тебе дали совет, или просто выговориться, чтобы тебя услышали, или банально отвлечься — обращайся. Но, опять же, не настаиваю.       И иду к выходу из спортивного зала. Шото стоит какое-то время, потом я слышу тихое шипение пламени, и, не удержавшись, всё же оборачиваюсь.       Над вытянутой рукой танцует пламя и складывается в желтых бабочек, которые улетают к высокому потолку и тают где-то на полпути к балкам на высоте.