Ведьма

      — Кстати, не покажешь результат? — интересуюсь я, когда Шинсо заканчивает с разогревом, собираясь заняться непосредственно тренировкой.       Парень, который отошел к сброшенной у стены сумке чисто водички попить, уточняет:       — Кота? Да, конечно.       Полноценный рисунок выглядит как фотография, и то я уверена, телефон не передаст всей красоты. Я прошу показать ещё работы — мне любопытно, какие они. Хитоши мнется, открывает фотографии по одной и умилительно смущается каждому комплименту в сторону работ. А там есть на что посмотреть — где-то акварелью расцветают нежные полупрозрачные цветы, будто тонкий образ из светлого сна, где-то жесткие карандашные наброски, где-то контраст цветов и тона настолько яркий, что сразу становиться понятно — это гуашь. Я не художник, и сказать, что эти работы шедевр, вряд ли могу, но то, с какой тщательностью проработаны детали на больших картинах, вызывает уважение. Я не профессионал в искусстве, но моих более чем скромных знаний хватает, чтобы просто наслаждаться красотой. Может, в каждой из работ Шинсо есть кусочек от него самого, и от этого каждая из картин — это будто пойманное в осколок отражение его личности и индивидуальности.       Кажется, его слишком смущает похвала — или то, что с ним так много говорят и хвалят за какую-то, по его мнению, ерунду, — и Шинсо алеет кончиками ушей.       — Ладно, давай сворачивать эту художественную выставку, — я вернула телефон в руки студента. — Причуду по старой схеме активируешь.       — Разве Айзава-сенсей не должен быть рядом? — уточнил Шинсо, убирая телефон в карман спортивных штанов — всё равно в ближайшее время не предвидится никакой физической нагрузки.       — Во-первых, я уверена, в крайнем случае он успеет среагировать. Во-вторых, ты со своей причудой справляешься без поломанных костей и мозгов. Если ты переживаешь, что я боюсь того, что ты можешь приказать мне сделать что угодно — ты этого не сделаешь. Ты привык отдавать себе отчет в действиях, так что мне даже нет нужды угрожать тебе расправой. Считай это за условное доверие.       Шинсо кивнул, внутренне подбираясь и сразу становясь серьезнее.       — Мне начинать?       — Да, на-       И меня как отрезало от тела. Первое, что я сделала — расслабилась совершенно, так, что если бы я была в этот момент «в теле», то упала бы на пол без иных вариантов.       Без мыслей было непривычно, хотелось о чем-то думать, и «шум» тела вокруг, которое я могла чувствовать, но не управлять, позволял погрузиться в этот шум. Потом я подстроилась под действия тела — всё тот же счет на пальцах. Когда время вышло, меня достаточно мягко вернуло обратно — без резких рывков, как до этого.       Бросила взгляд на Айзаву — тот продолжал спокойно тягать железо в отведенной для этого тренажёрке и, казалось, вообще не обращал на нас внимания.       — Я не смогла выйти из-под контроля, хотя делала всё ровно тоже самое, что и до этого. Вернуло меня в тело мягче. Твои ощущения?       Парень бодро отрапортовал:       — Я оставлял контроль, даже когда думал, что вы уже из-под него вышли, Ведьма-сан. Сознание, которое не сопротивляется, сложнее… удержать или типа того, потому что оно теряется. Я понял, почему вы могли выбраться из-под контроля — я не совсем осознанно думал, что уже всё, и выпускал. Насчет мягкости… не думаю, что это в принципе приятно, так что я попытался смягчить. Когда вы выходили из-под контроля, то делали это постепенно, как будто вытекая из-под моей ослабевающей власти. В этот раз я попытался выпустить вас постепенно, а не бросить обратно в тело.       — Весьма недурно, — оценила я. — Раз Мирио сегодня нет… пострелять хочешь?       — А можно?       — Не, ну если ты не хочешь, то заставлять не буду, — усмехнулась я. — Первый и второй курсы сейчас этим занимаются, так что, раз ты тоже собираешься к ним в следующем году — почему бы и тебе не научиться?       Шинсо с опаской взял пистолет. Посмотрел, как я загоняю в магазин патроны. Повторил. Следуя инструкциям, пальнул в мишень перед собой.       — Тройка? Неплохо, — хмыкнула я. — У тебя вот тут — мушка. Целиться проще через неё.       Ещё несколько выстрелов, один совсем мимо, один в верхний правый угол.       — Развлекайся. Увижу ошибки — укажу на них, так что отрабатывай. Я тоже пока постреляю.       Взяв второй пистолет, который я принесла из ящиков в комнате с инвентарем (ничем не выразительные металлические бандуры с замком-картой, которые отлично защищали оружие), отошла на несколько шагов, вытягивая руку и спуская курок. Следующие минут двадцать разрывают выстрелами тишину, я изредка поправляю его — Хитоши достаточно неплох для человека, который первый раз держит такое оружие в руках. Интересно, это из-за того, что он тоже ленты использует?       Они вообще между собой немного похожи — в основном, правда, заебанным взглядом и вечно усталым видом.       Когда Шота закончил тягать железо и подошел к нам, я забрала у Шинсо пистолет и в темпе вальса отнесла их на место. За это время Шинсо успел нацепить ленты и выслушать краткую постановку задачи.       Это должно было стать действительно интересным. Я натянула поверх спортивных штанов кобуру от костюма, но вытащила пистолеты, оставляя только ножи. Всё же их я редко пускаю в ход, особенно в одиночных боях, особенно на кого-то кроме злодеев и преступников.       Две ленты метнулись одновременно ко мне с разных сторон — одна к плечам, другая к коленям. Я пригнулась, пропуская верхнюю над головой, а вторую хватая рукой и делая кувырок вперед. Моя задача — проще некуда — приблизиться к ним. У них — не подпустить меня на короткую дистанцию, потому что там лентами орудовать сложнее.       Уклоняясь от нескольких разом, я постепенно подбиралась ближе, когда Шота сделал какой-то выбивающийся из общей атмосферы жест — и Шинсо сбоку пошел на сближение, не мешая наставнику атаковать. Это становилось интересным.       Перехватив ленты, быстро понеслась вперед и подкинула чужое оружие — воспользоваться им с такой же техникой, как Сотриголова, я не могла, но это и не было моей основной целью — Шинсо пошел на помощь наставнику, стараясь достать меня своим оружием.       Пропустив ленты сбоку и не давая ей закрутиться вокруг руки, отправила ту к Айзаве — тот уклонился, ещё и умудрился провести удар левой, который мне пришлось блокировать. Короткий удар под колено на него не подействовал, зато меня дернуло за ногу назад, я потянула ногу на себя и отправила её вверх, проводя удар в висок, от которого Шота уклонился, а вот Шинсо не выдержал — и вместо того, чтобы лишить центра тяжести меня, грохнулся сам, я выхватила нож, короткими движениями загоняя в угол Сотриголову и заодно обрезая мешавшуюся на ноге ленту.       Пока Шинсо собирает косточки с пола, Айзава резко отвлекает внимание на себя, потому что понимает — иначе Хитоши не успеет прийти в себя, как ему снова прилетит. Драка переходит в практически кулачный бой — через минуту после у меня выбивают первый нож, я выхватываю второй — Шота исправно уклоняется, видимо, собираясь лишить меня такого оружия, чтобы ему было проще — потом он сможет разорвать дистанцию и использовать ленты, плюс к этому времени в себя придет и пацан.       Шинсо встает, а я оказываюсь ровно посередине, уже предугадывая самую простую и эффективную атаку. Несколько лент, летящих друг на друга, я откидываю ногами в прыжке, оставляя что-то вроде каната и, используя его, отпрыгиваю к Шинсо, чтобы сначала закончить с ним. От ножа тот уклоняется с трудом, но я достаточно контролирую собственные движения, чтобы остановиться в любой момент, если парень вдруг не успеет — это даже не самая высокая скорость. Я захожу парню за спину, чтобы не попасть под ленты Шоты, и с разворота бью ногой по почкам — Шинсо улетает к стене, благополучно сбивая дыхание, успев только сгруппироваться немного, чтобы прилетело не на голову или позвоночник.       Против одного Шоты проще — с использованием его же бинтов в некоторые моменты подбираюсь ближе и делаю короткий выпад вперед, целясь как будто всерьез, Айзава отбивает руку, но нож выбить не получается — промахивается совсем немного, но по руке прилетает неприятно — синяк будет. Короткая серия из нескольких хуков, попытка удара ногой в живот, а в следующую секунду я подбираюсь слишком близко и, хватая ленты, бью Айзаву в живот. Нога как будто в камень врезается, но Сотриголова отшатывается, коротко выдыхая, мне хватает этой заминки чтобы прыгнуть на него и повалить на спину, поворачивая лицом в пол и садясь на него ровно так же, как он сделал это пару дней назад.       — Примерно пять минут, — хмыкаю я, продолжая удерживать Шоту бедрами — не для того, чтобы он не начал нападать, а скорее удовольствия ради — через одежду хорошо чувствуются тренированные мышцы.       Возвращаемся к тренировке. Ещё пара спаррингов, отработка ударов рукопашного боя, семи-контакт на чистую технику. Растяжка.       — Что, ещё разок? — спрашиваю я, подтягиваясь. Тело приятно ноет. — Давай с причудами? Всё равно мы устали, и разнести здание до основания не выйдет.       — У нас причуды не зависят от физической усталости, — хмыкает Айзава. — Но предложение заманчивое.       И снова стягивает кофту, нагло пользуясь моей слабостью. Ничего, поваляемся по полу — и я отыграюсь. Увы и ах — случится мести не суждено, невероятные руки всё ещё оказывают крышесносный эффект одним своим появлением, а в сочетании с острыми ключицами и крепкой и не слишком широкой шеей добивают окончательно.       Оказываться на спине в третий раз за вечер не то чтобы неожиданно, скорее, даже слишком ожидаемо, но неприятнее от этого не становится.       — У меня иммунитета ещё нет, — оправдание звучит слабо. — Потом, наверное, привыкну.       Шота довольно скалится:       — Надеюсь, нет. На сегодня твоя тяга к адреналину кончилась? У меня ещё тесты непроверенные валяются.       — Как же хорошо, что я не даю им тесты и проверять мне нечего, ещё эту писанину читать не хватало. Кстати, — я закусываю на секунду губу, красноречиво касаясь взглядом сначала глаз, потом губ и опускаясь к ключицам. Через ворот майки видны мышцы груди, но дальше темнота. — Слезать не планируешь?       — Это можно, — кивает Айзава, покрываясь легким румянцем, поднимается. — Но я не говорил, что собираюсь тебя отпускать.       И меня подхватывают на руки. Чувствую, как предательски покалывает щеки. Вот черт.       Впервые радуюсь, что Шинсо уже свалил, решив в кои-то веки не смотреть, как мы спаррингуем.       Идти по темной аллее, освещаемой рядом фонарей, приятно. Легкий разговор почти ни о чем, приятная и легкая радость где-то под ключицами. У Шоты обе руки в карманах пальто, я держу его за предплечье.       — Тебя больше не ставили в патруль с Ястребом?       — Поставили. Он прислал запрос на утро пятницы. Мне есть чему поучиться, да и возможности «поработать в поле» там всё-таки больше. Единственное, надеюсь, что нас резко не дернут на ту херню с антипричудным наркотиком, чтобы восстановиться полностью, мне нужна ещё хотя бы неделя, хотя шов уже рассосался почти, а ожоги зажили.       — Рад, что ты почти в порядке, — кивает Шота. — Просто не напрягайся сильно, если понимаешь, что можно иначе, хорошо?       Я хмуро киваю, пряча нос в шарф.       В общежитии на Айзаву сваливают Эри, потому что все привыкли, что это его проблема. Девочка, однако, видит уставший вид Шоты и притаскивает книгу по космосу, обращаясь за помощью с трактовкой тех слов, которые ей не известны. В итоге Сотриголова отправляется к себе проверять тесты, а девочка под руку ведет меня к себе в комнату, где читает сама, негромко проговаривая слова, а меня усаживает в кресло рядом со столом, где я спокойно читаю очередную зубодробильную литературу, пока меня периодически прерывают, задавая вопросы про космос. На всё у меня ответа не находятся, и я вместе с Эри использую Великий и Всемогущий Интернет.       Около девяти часов к нам стучится Полночь, которая напоминает о времени — а то я бы и до часу ночи просидела, Эри, наверное, тоже, — и отправляет девочку готовиться ко сну. Мы обсуждаем прошедший день, и Немури уточняет, когда именно мы поедем искать платье, потому что через неделю будет поздно, и надо бы это сделать либо на этих выходных, либо во второй половине пятницы.       Эри с благоговением слушает ещё несколько страниц о космосе (о галактике Андромеда, если быть чуть более конкретной), и засыпает где-то к концу. Немури ласково поглаживает её по голове, и мы выходим из комнаты, прикрыв за собой дверь.       — Рада, что ей становится лучше, — говорю негромко я, пока мы возвращаемся в общую гостиную. — Видимо, у Мирио столько оптимизма, что на одну маленькую девочку более чем достаточно.       — Это точно, он прямо пылает страстью! — привычно-радостно отвечает героиня. — Но вообще, я рада, что она увлекается космосом. Почти дочитала энциклопедию, которую ты ей подарила и заглядывается на книгу про викингов. Вечера, Эктоплазм! Будешь солнышком, сделаешь нам свой восхитительный какао?       Я отказалась, но как-то вяло и без огонька, так что на меня тоже сделали порцию и тогда уже согласились отпустить на все четыре, что я благоразумно и сделала, при том достаточно вовремя — в гостиную завалился Мик, которого я тут же нахуй послала с его предложением куда-нибудь поехать напиваться прямо сейчас — последняя попойка всё ещё сидела в голове, и желание пить что-то крепче кефира отбило, я так полагаю, надолго. Если пара месяцев это долго.       В гостиной я притушила свет, оставив гореть только лампочку над рабочим столом. Когда меня спрашивали, какой интерьер я хочу, я благоразумно положилась на вкус дизайнера и лишь указала пару нюансов, потому что полностью описывать «идеальные апартаменты» мне было влом, я спокойно могла не один месяц жить в палатке и отгонять палкой медведей, но зачем так насиловать собственный организм, если можно жить во вполне комфортных условиях и не ебаться с палками и кострами. Столько времени на добычу тепла никогда в жизни не тратила, а его всегда не хватает.       Эта мысль внезапно цепляет, но где-то в подсознании, а на поверхности я продолжаю читать книгу. Смотрю на часы, понимаю, что времени уже порядком прошло и какао давно кончился, так что принимаю стратегическое решение быстро дойти до кухни и вернуться обратно.       Время на планшете, который я захватила с собой, чтобы не тратить время впустую, сменяется, переходя в новый час. Планшет отправляется на столешницу, а кружка — в раковину. В неярком свете экрана различить очертания кухонных предметов не составляет труда, и вскоре по кухне разносится звук журчащей воды. Настраивать температуру откровенно лень, поэтому кружка отправляется под холодную воду, пальцы через несколько секунд, когда я заканчиваю, зябнут.       Уже отправив кружку в сушилку, забираю планшет и прислушиваюсь — в коридоре слышатся шаги. Ещё пара секунд требуется мне, чтобы их узнать, а ещё через несколько заходит и Айзава — кто ещё в одиннадцать вечера пойдет на кухню.       — Думал, ты уже спать легла. Зря надеялся.       — Определенно, — киваю я. — Как тесты? Не собираешься выспаться?       Айзава неопределенно мотает головой, оттесняя меня от раковины, забавно шипит на внезапно-холодную воду, подкручивает вентиль. Его пальцы на кружке заметно расслабляются.       — С тестами я закончил, есть ещё немного бумажной работы, но в общем на сегодня это всё. Есть предложения?       Определенно есть.       — Предлагаю тебе отоспать положенные восемь хотя бы раз в неделю. Пойдешь со мной?       Шота улыбается одними глазами, сонно зевает, заражая этим и меня. Вытирает полотенцем руки. Тщательно, каждый палец отдельно.       После того, как его руки возвращают сухое состояние, Айзава мягко приближается, выдохнув в губы короткое «можно?» и получает легкий и нежный поцелуй. С губ перемещается на щеку.       — К тебе или ко мне?       — Давай к тебе, — отвечает он, задерживая мои руки в своих. — Ты что, в ледяной воде посуду мыла?       — Ага, — беспечно отвечаю, чувствуя, как чужие почти совсем сухие пальцы греют мои чуть озябшие.       Мы снова устраиваемся на диван, на этот раз поцелуи дольше и вдумчивей как будто. Полутьма вокруг делает всё чуть более таинственным, неожиданно добавляя красок ощущениям.       Шота, сидящий на диване, льнет тепло и горячо. Сидеть на его бедрах чертовски удобно и тепло, выгибаться навстречу — приятно. Целоваться приятно и жарко, и в глубине что-то сжимается, завязываясь в узел где-то внизу живота, подгибаются пальцы на ногах, а дыхание дрожит.       Пробегаюсь по плечам и задерживаю руки на плечах ненадолго, чтобы потом одну запустить ниже. Шота выдыхает коротко, почти с рыком:       — Не торопись, — горячо и в самые губы.       И когда Шота касается руками талии под майкой, я вздрагиваю и замираю. Надо отдать ему должное — мужчина не отшатывается резко, а спокойно отстраняется, но в глазах у него всё равно беспокойство:       — Ты уверена?       Я роняю голову на его крепкое плечо. Руки обхватывают спину, ласково поглаживая между лопатками. Айзава наклоняет голову к уху:       — Всё хорошо, — говорит он спокойно, уверенно и шепотом. — Поделишься?       Я сжимаю ткань кофты на чужой спине, отвечая совершенно искренне:       — Не знаю, — коротко качаю головой, пока Шота поглаживает спину, успокаивая волнение внутри. — Кажется, я тороплюсь, не хочу, чтобы быстро и как попало. Ты не тот человек, с которым раз и всё. С тобой хочется медленно, растягивая удовольствие. Чувственно.       Пристраиваю голову поудобнее, упираясь макушкой куда-то ему в висок. Шота, такой близкий, теплый и… родной. Отдаляться не хочется, но идти дальше — тоже.       — Зачем торопилась тогда? — спрашивает негромко, нет в его голосе обвинения, которое я подсознательно ждала. Но радуюсь, что его там не слышу. От собственной уязвимости глаза чуть-чуть слезятся, а от чужого ответа — искреннего и спокойного принятия — чуть подрагивают пальцы, сжимающие темную ткань кофты.       Слова льются легко и искренне:       — Я боюсь не успеть. Я не знаю, сколько времени у меня есть, и не хочу его терять. Поэтому я тороплюсь, не слушая свои желания. Времени всегда не хватает.       Руки со спины никуда не пропадают, как будто заземляя и удерживая в ласковых объятиях.       — Я не хочу исчезать из твоей жизни, — негромко и в волосы. — Если ты позволишь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы остаться. Так долго, как только захочешь, обещаю.       — Я тоже, — и сжимаю ткань сильнее на мгновение, чтобы отпустить и отклониться назад. Жетоны коротко звенят, раздражая немного, но раздражение тонет в тепле человека рядом. Руки со спины сползают немного ниже, оставаясь на пояснице. — Тебе больше не придётся сражаться за кого-то, кто не сражается за тебя.       — И я так этому рад, — прикрывает глаза Шота. — Когда ты будешь готова и уверена — тогда и сделаем это. Не нужно себя пересиливать или пытаться догнать уходящий поезд — он никуда не уедет без тебя.       Я встаю, руки мягко спадают, недолго и едва-едва касаясь кожи под штанами. Тащу из спальни одеяло и подушку, укладываюсь уже привычно. Правильно. Айзава притягивает меня ближе, под ухом слышно чужое дыхание и чуть-чуть ускоренное сердцебиение. Короткий поцелуй в лоб, пожелание спокойной ночи. Глаза в глаза — теплые улыбки, появляющиеся как будто по мановению волшебной палочки, едва различимые в темноте, разбиваемой только тусклым светом уличного фонаря, который проникает сквозь окно и ложится ровным квадратом на пол.       Ровное дыхание убаюкивает.