Ведьма

      Вечер определенно идет замечательно, потому что ничего из ряда вон не происходит, ни одного из нас внезапно не дергают, и вообще, проводить время вот так вот вместе… приятно как минимум.       После получаса в кофейне мы отправляемся гулять. Ну, как отправляемся, скорее я, полная энергии, хочу её срочно куда-нибудь потратить, и мы отправляемся бодрым пёхом до ближайшего парка. Не велика проблема, тем более Айзава не против совершенно, кажется, места и обстановка вообще его мало колышат.       Уже ближе к восьми вечера мы спокойно смотрели на заледеневший и покрытый тонким снегом пруд. Где-то в центре парка, вдалеке от пустынных окраин, доносились веселая музыка и людской смех, звенели лезвия коньков, ударяясь о лёд катка.       На коньках я этой зимой не каталась, на горных лыжах тоже, а жаль.       Можно, конечно, отпуск провести где-нибудь в Швейцарии, но кто мне отпуск даст и кто меня туда выпустит, ага. А так, носиться бы по склонам вниз, чтобы ветер в лицо и повороты плавные, чтоб не терять скорость. Ну, когда второй раз спускаться буду, потому в первый зассыкую — это точно.       Шота продолжает рассказывать о том, что где-то в этом парке когда-то давно он гулял с друзьями, ещё со средней школы. Ну, и не то чтобы друзьями… скорее, случайной компанией. Вроде как кто-то из ребят хотел поиграть в спасателя, но ничего не вышло — Айзава оказался на редкость упрямым, когда дело касалось отстаивания личных границ. Дальше пары встреч после школы ничего не пошло — желание вытаскивать зануду пропало так же резко, как и появилось, а у Сотриголовы появилось неплохое место для прогулок, когда было время. Чаще всего, правда, совмещал с пробежками для подготовки к Академии.       — Не они одни не понимали моей закрытости, — пожал плечами Шота на один из моих вопросов. — Учителя в Академии тоже пытались добиться от меня чего-то, а я их разочаровывал, зная, сколько мне нужно сделать, чтобы получить удовлетворительно, а дальше пинал балду и танцевал чечётку.       Я спотыкаюсь о воздух:       — Чечётку? Ты умеешь?       Айзава выглядит приятно удивленным:       — Даже не думал, что тебя так просто удивить, — улыбается он. — А Ястреб умеет битбоксить, не знала?       Чего?..       Это нечто между психопатом и распиздяем?       Серьезно?       Удивление на моем лице слишком красноречивое, так что Шота не выдерживает, смеется, маскирую смешок под кашель.       — Не знаю, что ты ещё скажешь, чтобы окончательно сломать мне мозг, так что давай завязывай, — заламываю брови. — И вообще…       Конец фразы обрывается вместе со звонком. Один важный момент — гудок другой. Этот — злодейский, но с чехлом с блестками, который я снимаю перед перевоплощением. За куском пластмассы розового цвета, с золотыми звездочками внутри, марки не разглядишь, да и он отвлекает на себя всё внимание.       Хмурюсь, снимая трубку, — имя кажется смутно-знакомым.       — Солнце мое, — начинает смутно-знакомый женский голос, — я тут нашла одного парня, который зажал себе наркотик и очень усердно его спрятал.       Айзава угадывает что-то по моему лицу, подходит ближе, прислушиваясь и дыша как будто через раз.       — Мужчины, — вздыхаю я. — Никакой организованности, никакой креативности… Отвратительные и тупые.       — Мужики — говно, — согласно отвечают мне. — За слишком редким исключением.       Айзава поднимает бровь.       Я киваю, слушая то, что говорит мне девушка по ту сторону:       — В общем, я собиралась его достать сама, но он с какими-то итальянцами выехал в Токио минут двадцать назад. Скорее всего, в аэропорт. У меня нет там связей, но уверена, у тебя там есть люди.       Прикидываю время, понимаю, что, если выдвинуться прямо сейчас, то нагоним, дай Бог, у аэропорта, но если будут координаты, дело пойдет проще. В любом случае, прямого согласия давать не стоит — и меня, и Айзаву могут увидеть там, на камеры точно попадем, и как медийные личности тут же будем узнаны. А эта злодейка слишком полезна, чтобы позволять ей меня раскусить.       — Я посмотрю, что могу сделать, солнце, но для тебя постараюсь горы свернуть. Время на нашей стороне, расскажи про этих долбоебов всё, что знаешь.       — Про итальянцев знаю только, что они как-то связаны с поиском рабов по причудам, тема тёмная, сама знаешь, так что толком ничего не скажу. Может, связаны как-то с теми ребятами, которые были под Лигой, пока та существовала — без понятия, если честно. А про парня могу много сказать. Зовут Акутогава Саюдзуки, бывший чиновник, стал злодеем после того как достаточно жестоко расправился с изменившей ему женой. Фотки вышлю, но когда ты увидишь — поймешь, что у его жены были объективные причины, окей? Тем более порядочным семьянином его назвать сложно. Не суть. Его причуда позволяет ему превращать отдельные части тела в снег и управлять им. Я смогла выведать про причуды одного из итальянцев — в радиусе пяти метров он может менять местами любые объекты. Просто и без прикрас: ни размер, ни вес, ни объем не имеет значения — пока физическое тело находится в этом радиусе, он может его переместить. Правда, остального сказать не могу — просто не знаю. Сколько их, тоже, точно больше двух, потому что был зафиксирован групповой звонок, а с кем они вдвоем на своем разговаривали — это я без понятия.       Я хищно оскалилась, кидая на Айзаву взгляд победительницы:       — Моя ты хорошая, обожаю, блядь, тебя.       — «Блядь» — это как междометие? — смеется по ту сторону девушка.       — Нет, как комплимент, — радостно отвечаю я, — Я позвоню через пару минут, надо скоординировать моих ребят, гляну, что можно сделать. Где была их машина последний раз?       Я получаю координаты, Шота забивает их в свой телефон, пока я завершаю вызов и благодарю в своей манере — сердечно и с матами.       Пара минут — достаточно долго, всё, что нам нужно сделать — просто сообщить Незу, что тут внезапно намечается небольшая заварушка, чтобы нас не потеряли.       После того, как мелкие вопросы отрегулированы, я пишу Васе, что сегодня моя свиданка закончится небольшим приключением, что можно считать отличным завершением недели, и набираю снова злодейку.       — Черт, похоже, этим козлам удастся ускользнуть, — ворчу я, — в Токио есть мои люди, но без знания, что это за машина, даже ничего и близко не получится. Я, конечно, направлю группу в аэропорт, но вряд ли они будут действовать открыто. Хотя, это же мужики. В общем, не ебу, выйдет или нет, на всякий случай не рассчитывай, что выгорит. Обещать ничего не могу — время играет против нас, а ты знаешь, какие сейчас в столице пробки, не факт, что мои люди туда успеют добраться.       Злодейка на том конце вздыхает:       — Ладно… всё равно спасибо, ты на уши своих ребят подняла, хотя это больше мне нужно, чем тебе…       Я отвечаю что-то в своей манере, наблюдая за линией навигатора. Попрощавшись, выключаю подставной телефон.       — Готов развлечься? — хмыкаю я.       — Погнали, — кивает Шота с легким блеском в глазах.       У него на закорках немного неудобно, на вопрос, крепко ли он держит, потому что дернет знатно, Айзава только крепче сжимает руками, мол, нормально всё, я перекрещиваю ноги спереди — чисто на всякий, лишь бы пополам не разорвало.       — На счет три я нас подкину. Чтобы тебя не порвало как Тузик грелку, подпрыгнешь ровно на три — в остальном я сориентируюсь. Главное не отпускай, — повторяю я.       Это не потеря драгоценного времени — крыльев у меня, увы, нет, и такие полеты крайне небезопасны, особенно, если придется по дороге в разные стороны хреначить, чтобы не потеряться и петлять вместе с дорогой, чтобы не заблудиться с этими ебучими интернет-навигаторами, которые не то чтобы сбоят на таких скоростях, но иногда вообще не помогают.       — Один, — говорю я негромко, выставляя руки в нужно положение, лапки нацелены вниз. Нужно сделать это не сильно жестко, чтобы дать себя удержать. — Два, — чужие руки крепче, я чувствую, как Шота опускается чуть ниже, сгибая колени. — Три.       Он подпрыгивает и в этот же момент, когда мы в точке с самой высокой скоростью, я отправляю нас в воздух. Через мгновение мы оказываемся в ночном небе, и поскольку есть это «мы», значит, всё вышло, и физика сработала как надо, Айзава смог «погасить» часть моей скорости. Вряд ли я так легко провернула бы это с кем-то типа Мика, то есть с тем, чье тело знала недостаточно хорошо, чтобы сделать это ровно в тот момент.       Ещё несколько движений ладонями, и мы уже в метрах тридцати над землей. Мусутафу маленький-маленький, всё побережье в мелких огоньках, а вода черная-черная и без фонарей, только маячит одинокий патрульный катер. Мы отправляемся на юг, к выезду, благо, где он, я нахожу и без навигатора. На это уходит минут пять, на дорогу от Мусутафу до столицы, рваную и постоянно скачковую, уходит минут сорок, что всё равно быстрее любой машины, и это учитывая то, что раза четыре приходилось делать остановки по нескольку минут, чтобы прийти в себя от перепадов давления и таких скоростей. Не совсем мне, но и я под конец чувствовала себя как выжатый лимон: хоть отражение и не имело пределов, пределы вполне спокойно имели мое тело в прямом и переносном смыслах. Так что приходилось давать себе отдохнуть, чтобы к концу не прилететь как с поля на плечах любимого мужчины, а иметь возможность сразу пойти в бой, так что десять минут здесь скорее в плюс, чем в минус.       В Токио сложнее — там не одна-две дороги с кучей мелких городов, мы задерживаемся на самой окраине, чтобы хотя бы примерно долететь до аэропорта.       Входом в терминал пользуемся общим, а вот к стойке регистрации не идем, Шота ненавязчиво ведет меня к охране и достает геройскую лицензию.       — Есть информация о группе людей, которые хотят провезти через границу опасный наркотик. Информации крайне мало, поэтому прошу вашего содействия, — говорит Айзава спокойно и уверенно.       — Вы тоже герой? — оборачивается ко мне один из охранников, кажется, немногим меня младше, сложно определить из-за странных черт лица.       — Да, — киваю я, доставая из-под пальто жетоны. — Это вместо лицензии.       — Это не!.. — начинает достаточно бойко паренёк, но его одергивает старший товарищ лет пятидесяти, молча кивая на дверь позади себя.       — Если вы уверены, что нет угрозы людям, то можем проводить вас прямо в зону ожидания.       — Нужно узнать информацию о ближайших рейсах и постоянно видеть камеры наблюдения. Группа предположительно состоит минимум из троих итальянцев и одного японца, но они могут разделиться или использовать поддельные документы.       Мы быстрым шагом отправляемся в комнату наблюдения, пока Шота ищет информацию по камерам, я листаю списки рейсов на ближайшие час-полтора. С удивлением обнаруживаю рейс во Владивосток, но регистрация уже окончена, и я смотрю дальше — не факт, что они успели.       — Возгорание на третьей полосе, рейс HZ 5481, — говорит один из диспетчеров, и я скорее интуитивно поворачиваюсь, успевая просчитать десяток вариантов за раз: начиная от преследования этой группировки и заканчивая чем-то вовсе невероятным вроде действия какой-нибудь причуды из разряда «мы хз что это, оно просто происходит». — Высылаем пожарных и скорые.       Шота хмурится — но на камерах этот самолет без знания, куда смотреть, хуй найдешь — сейчас их дофига и все одинаково белые с элементами авиакомпаний…       Отвлечение внимания? Если бы, но вот один момент — этим ребятам было бы проще свалить тихо и без приключений, до Владивостока два с половиной часа, но, опять же, не факт, что они полетят именно этим рейсом. Вот только если полетят — за самолетом мне не угнаться при всем желании — максимальная моя высота сейчас — тысяч пять метров над землей, и то это очень притянутый за уши максимум. Там пиздец какой ветер, и минус пятнадцать-двадцать будут ощущаться как все минус сорок, так что не в моем легком пальто (что вы ожидали, если в фервале тут минус шесть по старику Цельсию), а самолеты летают на высоте семь-восемь километров над уровнем моря.       — Ребят, есть лишняя рация? — спрашиваю я, убирая руку от лица — от нервов слегка прикусила кожу на большем пальце, — Кажется, придется отправиться туды вместе с кем-то их пожарных.       Мне кидают отобранную у кого-то рацию — ЧС, все дела, повезло, что здесь в принципе есть герои.       — Какова вероятность, что именно в этом самолете сидят наши беглецы? — спрашивает Шота, пока решается вопрос, как нас вывести к пожарным.       — Пятьдесят на пятьдесят. Либо они там, либо их там нет, — ухмыляюсь я, проверяя, что все карманы застегнуты, мало ли что. — По крайней мере, если они с этим связаны. Либо хотят отвлечь внимание, либо в самолете что-то пошло не так, но слова пилота указывают на другое. Меня больше волнует вопрос, нахера итальянцам и японцу лететь в Россию.       — Звучит как начально плохого анекдота, — отвечает Айзава, а мне надоедает наблюдать за метаниями работников аэропорта.       — Покажите, откуда будут выезжать службы спасения, там нагоним, — говорю я, открывая одно из боковых окон, потому что остальные не приспособлены для этого, а громить аэропорт не кажется хорошей идеей.       Нам показывают, и мы выбираемся из здания — несмотря на то, что аэропорт сам по себе немаленький, спуститься по отвесной стене удается без проблем — я подхватываю своего мужа (пусть и будущего) и отталкиваюсь, устремляясь вниз. Несколько движений, и мы уже догоняем пожарную машину бегом, на ходу запрыгиваю на лестницу. Айзава показывает лицензию, а пожарным достаточно не до меня, чтобы я спокойно «спряталась» на лестнице.       Третья полоса оказывается дальше, чем мной предполагалось — теперь понятно, почему я не смогла её отличить от кучи других на видео. Территория не маленькая, хули я вообще хотела.       Метрах в пятидесяти перед нами едет машина, везущая трап и уже через двадцать секунд по нему начинают в бодром темпе спускаться люди.       — А где возгорание? — рычу я, спрыгивая с лестницы, пока Айзава проверят состояние пассажиров — все целы, что удивительно.       — Какое возгорание? — удивляется вышедший стюард.       — Возгорание двигателя, — поясняю я.       Дверь с тихим звуком закрывается, когда последний пассажир оказывается на земле.       Меня словно током прошибает осознание. Я кричу в рацию:       — Самолет угоняют!