Ведьма

      Я заканчиваю с новыми пазлами, когда за воротами коротко сигналит машина. Айзава приоткрывает один глаз, но с кресла не встает, продолжая дремать в углу. Мама приподнимает взгляд от книги, которую она нам только что читала.       Настя вскакивает первой, выглядывая наружу через окно, я подхожу следом.       — О, Вася, — радостно говорит она и бежит в сени открывать.       — Куртку хоть накинь! — прошу я, влезая в свою горнолыжную и натягивая высокие и, кажется, не свои ботинки — в прихожей свет включать было лень, а в восемь часов солнце, какая жалость, уже не светит.       Дворик освещается тонкой полоской фар, через пару секунд на снег перед воротами приземляется громадный барс, который трансформируется в почти двухметровый шкаф со светлыми волосами и непривычно-загорелой кожей — в Африку их что ли закинули?       — О, какие красавицы меня встречают! — смеется он, сгребая нас обоих в объятия.       Я недовольно ворчу, но вырваться — пока что — не пытаюсь, а вот Настя весьма радостно вешается. Я замечаю цепочку жетонов, на которую бечевкой подвязано перо, которое уходит куда-то под белую футболку.       — Слушай, то, что ты шерстяной зверюга, не значит, что ты устойчив к холоду настолько, чтобы ходить в куртке нараспашку, — ворчу я.       — Да брось, — улыбается он, ставя нас, наконец-то, на землю. — Через сколько выдвигаемся?       — Минут через пятнадцать собираться будем, — прикидываю я. — Нет смысла тащиться раньше.       Вася вздыхает, потом вдруг, что-то вспомнив, бежит обратно к машине, а возвращается с двумя пакетами из супермаркета:       — Так бы с ними и оставил машину…       — О, спасибо! — улыбается Настя, начиная мелко дрожать.       — Все, погнали дом, распизделись тут, — чуть хлопаю по плечу сестру, задавая направление, и киваю напарнику, чтобы тоже свой зад в дом тащил.       С него приходится минуту стряхивать снег, с нас, впрочем, тоже, и только после этого мы возвращаемся в сени. Пакеты тут же отправляются на кухню вместе с Васей, а мы с сестрой — мыть руки в ванную.       Через несколько секунд после нашего возвращению в гостиную приходит и Вася, здоровается с мамой, и только после этого пересекается взглядом с Айзавой. Тот приподнимает глаза — видимо, только проснулся, ну или сделал вид.       — Это твой? — спрашивает напарник, не отрывая взгляда.       — Ага. Смотри, он тоже не лыком шит, — ухмыляюсь я, предвкушая зрелище. Несмотря на железную выдержку, в напарнике бывает что-то такое — хищное, всё же, кот он и есть кот, тем более — большой.       Шота всё-таки встает; они делает друг к другу пару плавных шагов.       — Айзава Шота, — коротко представляется мужчина.       — Василий, — отвечает напарник.       Жмут друг другу руки, не отрывая взгляд, у обоих начинают играть жилки на тыльной стороне ладони и белеть костяшки пальцев. Неожиданно, но прерывает их мама:       — Устроите мне тут драку — никуда не пущу. Обоих. Кровь же хрен отстираешь.       Они расцепляют руки, и Вася ухмыляется, наблюдая все еще хмурого Айзаву — как же, оторвали от такой приятной роскоши как сон.       Напарник разворачивается ко мне:       — На экзотику потянуло?       — Ты щас вообще понял что сказал? — смеюсь я. — Кто тебе птенчика подсунул?       — Ну, у меня один, а ты троих…       Я только глаза закатываю:       — Что это вообще за цирк? Вы же созванивались уже.       — То другое, — отвечает пространно Вася. — Ладно, я быстро в душ, потом сразу поедем.       Я только киваю, мол, как знаешь, и возвращаюсь к паззлам. Последние кусочки встают на место, и передо мной окончательно предстает картина Иванова «Ветка», которая по неясной причине вызывает в душе спокойствие — паззлы вообще были таким… приятным и успокаивающим занятием. Настя довыкладывает последние пару кусочков, и тоже встает с пола.       Мы глядим на результат пару минут, а потом радостно ломаем, скидывая картонки в коробку. После этого я иду собираться (было бы что, на самом деле).       Уже когда вся наша троица готова, Вася сгребает и меня, и маму, и Настю, и собравшегося уже выходить Айзаву, который смотрит хмуро и недовольно, но не вырывается, просто пальцы мои находит.       Настя провожает нас до ворот, мама — смотрит с крыльца с теплотой и тоской в глазах.       Уверена, она будет смотреть вслед уезжающей машине. Вася закидывает в багажник небольшой пакет с нашими шмотками и мелочами, я сажусь за руль, потому что могу, Айзава забирается на заднее сиденье и сразу начинает дремать.       — Как-то рано мы выехали, — негромко говорю я, смотря на часы рядом с приборной панелью. Цифры мигают зеленым.       — Раньше — не позже, — философски жмет плечами он, закидывает руки за шею, устраиваясь поудобнее, — Разбудишь, как приедем.       — Конечно, — отвечаю я, сдавая назад и махая рукой Насте.       Фары освещают полотно дороги перед нами, четко видна колея от колес в грязном снегу; в ночной тишине с запахом замшевых сидений как-то пусто. Ощущение, что снова мы расстались надолго, гложет.

***

      Я хмурюсь, и немного сворачиваю с основной дороги. Мужчины спят, и я, мягко тормозя у ворот, их не бужу — ставлю на ручник, но даже машину не глушу, похер на бензин. Снег громко хрустит под ногами, темнота памятников и могил не пугает в ночи — есть несколько фонарей, которые загораются при моем приближении.       Пара минут — и я у знакомого памятника, с которого смотрит папа.       Опускаюсь на корточки, улыбаясь, прикладываю руку к холодному граниту.       — А я почти умерла. Дважды. И посидела в СИЗО немного. Плохая я у тебя девочка.       Потрет не отвечает. На кладбище вообще тихо — в ясную ночь снег вокруг всё ещё глушит любые звуки, машины не слышно тоже. Я как будто одна на километры вокруг, на весь мир, но мне это нужно.       Молчу недолго, задумываясь о своем. О прошлом. О детстве.       Воспоминания мелькают перед внутренним взором, и мне настолько нужно их прожить, а потом вынырнуть в настоящее, что я говорю через пару минут:       — А я замуж выхожу, — чувствую подступающие к глазам слезы — не ясно отчего мне грустно, но, если грустно… если грустно — я буду плакать. — Сама до сих пор поверить не могу, как так получилось. Твоя девочка теперь такая взрослая, да, пап?       Не раз я говорила, что взрослая, когда приезжала сюда. Просто это понятно — все мы дети; просто проблем, сил и ответственности теперь больше. И свободы тоже больше.       Лицу холодно, я стягиваю перчатку, проводя пальцами по щекам и утирая дорожки. Коротко смеюсь.       — Ну вот, совсем расклеилась. Прощай.       Поднимаюсь, вставая в полный рост, и недолго стою в этой тишине, уперев взгляд в землю.       На душе спокойно, но тоже как-то неправильно.       Надо возвращаться.       Пора.       И я разворачиваюсь, вновь оставляя прошлое, за которое никогда особенно и не цеплялась, шмыгаю носом несолидно и иду к главной аллее, к выходу с кладбища.       Издалека замечаю, что и Шота, и Вася, вышли из машины, и о чем-то негромко разговаривают.       Вася при виде меня кивает самому себе и садится обратно, Айзава ждет, оглядывает меня внимательным взглядом, глазами спрашивает, как я, и мне остается только головой качнуть — на слова сил нет вообще.       Наверняка успели потерять, а Вася объяснял, почему мы остановились тут, а дальше все и так понятно. Пока веду до города, думаю о том, о чем они могли разговаривать, а на въезде в город становится не до этого, всё же несмотря на вечер, машин предостаточно.

***

      Я останавливаюсь возле дома, где выделенная Васе квартира. У него есть две свои, которые он сдает, но они в Питере, как и моя. Толкаю напарника в плечо, тот всхрапывает во сне, а потом вздрагивает, просыпаясь окончательно.       — Все, приехали, погнали, — бурчу я, а потом тянусь рукой на заднее сиденье, похлопывая Айзаву по бедру.       — А меня ты так нежно не будешь.       — Конечно. Но и трахнуть я тебя не хочу, так что радуйся молча.       Вася фыркает, отстегивается и выходит из машины к багажнику. Шота осматривает и выходит тоже, пока я гашу двигатель.       Они стоят с двумя пакетами, Вася проверяет, где такси, которое он вызвал минуту назад, отдает мне пакет и отправляется «укрывать» машину, чтобы по возвращении не откапывать ее из снега. Достает весьма плотный чехол из багажника (его не порезать простым ножом, минимум кусачки), накрывает им автомобиль и застегивает молнию, перед этим проверив, что все ли двери плотно закрыты, и работает ли двигатель.       Такси приезжает через пару минут; Вася занимает переднее сиденье рядом с водителем, а я пользуюсь возможностью поспать, пока такая есть. Увы, таксист попался болтливый и все пытается то меня, то Васю разговорить.

***

      В аэропорту нас должны пропустить через специальный выход, но перед этим я оставляю уже за стойками регистрации ребят рядом с табло, а сама отправляюсь к одному из многочисленных магазинов за кофе и водой, потому что, во-первых, я хочу пить, а во-вторых, нужно пробежаться по материалу перед уроком с 1-А. За ночь я, конечно, «Рожденных выигрывать» не дочитаю, но по заметкам хотя бы пройтись…       Пока я рассматриваю ассортимент, ко мне подходит средних лет мужчина с не особо примечательной внешностью.       — Девушка, давайте познакомимся?       Я приподнимаю бровь: он, че, бессмертный? Видел же, что я минуту назад была с не мелкими двумя мужиками, и они стоят в пяти метрах от нас и всё слышат.       — Нет, — просто отвечаю я.       — Почему? — с плохо скрываемой обидой спрашивают у меня.       Я замечаю, как напрягся Шота, но Барс кладет ему на плечо руку и что-то негромко говорит, ухмыляясь. Это моего мужа не успокаивает, но, видимо, примеряет с ситуацией.       — Как минимум у меня есть муж.       — А кольца-то нет! — восклицает мужичок. — Или ты это за другую команду? У тебя просто мужика нормального не было!       Я окидываю его долгим взглядом и усмехаюсь:       — А ты нормальный мужик?       — Да я вообще замечательный, — кивает он, явно показываю, что я должна млеть от счастья, что он вообще подошел. Млеется как-то слабо. — Могу кофе угостить. Заплатишь за себя?       У меня чешутся руки, но затевать драку в аэропорту — не лучшая идея.       — Ты думаешь, что я реально на тебя запала? На грязного, вонючего, низкого и уродливого нищеброда? — фыркаю я, наблюдая, как он начинает злится. — Тебе девушка сказала «нет» — так развернулся и ушел нахуй.       — Шлюха! — горбится мужичок, становясь еще ниже.       — Тогда тебе отказала даже шлюха, потому что тебе нечем расплатиться. Свали с глаз, ничтожество.       Он делает полшага вперед, но мне это надоедает до той степени, в которой я готова наорать на человека. Впрочем, пробки мне не выбить, а вот голос повысить…       — Фу, все равно ты страшная. Овца!       У меня дергается глаз:       — Слушай ты, ошибка эволюции! Бери свой тощий зад в свои ущербные, растущие из жопы руки, — неторопливо и четко бросаю каждое слово как пощечину. — И сгинь с глаз моих нахуй, чмо закомплексованное, пока я тебе последние извилины не размотала через нос и в узел вместе с хером не завязала. Было бы что завязывать.       — Но…       — Рот. Прикрыл, — перебиваю я, нависая над ним. — И съебал.       Мужичок отваливает, бурча себе под нос какие-то проклятия, не встречая никакой пощады и неготовый к такому жесткому отпору.       — Кофе и воду, пожалуйста, — говорю я негромко продавщице.       — Да, конечно, — улыбается она. — Круто вы его… не первый раз вижу, как он докапываться начинает, ко мне тоже пробовал подходить, но охранники его утихомирили. Кофе какой?       Я указываю на баночку в холодильнике, потом прошу ещё баночку сока в такой же алюминиевой.       — Вы же Валькирия! — вдруг говорит она, когда уже пробила всё. — Ну, та самая: суд, прогулка…       Я только киваю.       — Я там была, пусть и пришлось отпроситься со смены.       Я улыбаюсь, не совсем это осознавая.       — Жаль, что не могу поблагодарить каждого участника, — отвечаю я. — но спасибо Вам большое, без вас всех я, скорее всего, так и осталась бы под стражей ни за что.       Девушка только рукой машет:       — Мы ведь не только за Вас шли. За нашу свободу тоже. Сначала они героев к ногтю прижмут, потом на остальных антипричудные наденут. Раньше так же было.       Я только киваю, забирая напитки. Голос дикторки объявляет о новом рейсе до Москвы, на который только начинается посадка. В зале ожидания начинается движняк, люди стараются успеть первыми попасть в самолет.       Возвращаюсь к напарникам.       — Отшила?       — Как видишь, — улыбаюсь я. — Что тебе Вася такого сказал, что ты решил не отстаивать мою честь как благородный рыцарь? С другой стороны, хоть повеселилась…       — Говорил же, — хмыкает Вася. — Если Юля на ком-то выместит агрессию, потом ласковая становится. Главное под руку не попасть.       Вася за такие слова получает по шее:       — У меня в отличие от некоторых нет неконтролируемой агрессии. Я очень контролируемо ору на окружающих, понял?       — Ага, видно было, — смеется Василий совершенно бесстрашно.       Тут объявляют и наш рейс — проходим к дальнему выходу. Аэропорт небольшой, как выясняется, нас пропускают как раз перед теми, кто летит в Москву. Автобус на троих явно большеват, но машину какую-либо гонять не стали. Видно большой зеленый автобус, в который постепенно заходят люди.       Нас везут к небольшому самолету, приветствует стюардесса, сверяет со списком пассажиров. Девушка проводит нас в салон и связывается с кабиной пилотов.       — Никогда не летала на частных небольших самолетах, — улыбаюсь я, занимая сиденье рядом. — Максимум взлетала и летела.       — А садиться? — уточняет Шота.       — А садились мы обычно с парашютами, — хмыкает Вася. — В непригодных для любого транспорта условиях. Злодеи обычно не выбирают комфортные для героев условия, а в России половина страны — непригодные для транспорта условия.       Он подхватывает свою спортивную сумку и уходит в самый темный угол, явно собираясь спать до самой посадки. Впрочем, у него вряд ли выйдет — слишком нервничает перед встречей с Ястребом, да настолько, что уши спрятал, стараясь не выдавать свое беспокойство — и с самой нашей встречи так их и не показал.       Я достала из пакета воду и пару баночек с кофе, поставила одну на столик:       — Работать планируешь? — интересуюсь я, отхлебывая холодный напиток.       — Я уже в голове набросал, а для остального у меня ни техники нужной, ни документов, — вздыхает Айзава, — но за кофе спасибо.       — Спи тогда, — улыбаюсь я, открывая книгу, — уверена, твои что-то да учудили, даже если старались наоборот.       — Ты в них не веришь, — хмыкает Шота. — Или наоборот — слишком веришь.       Я только плечами пожимаю, и понимай как хочешь. Шота приглушает свет, раздается голос пилота, который докладывает, что начинается взлет и просит пристегнуть ремни безопасности и все сопутствующее. Несколько минут — и вот уже в иллюминаторах мелькают огоньки города.       Я прошу стюардессу приглушить свет в салоне, Вася в полусонном состоянии садится рядом и подставляет уши под руки. С ним до жути неудобно, и я пересаживаю его к Айзаве. Поняв, что перед ним почти что кот, Шота снисходит до того, что чешет Васю за ушком, и через какой-то час сначала засыпает перенервничавший напарник, а следом за ним и сам Айзава.