Ведьма

      Мозги не варят совершенно, несмотря на выпитые в одного две банки кофе, зато напарники выспались, походу.       Я списываюсь с Ястребом, уточняя, поедет ли он, чтобы забрать нас с Шотой на машине, если у него есть, потому что такси дорогое. План был продуман заранее, как и мини-допрос крылатого героя о том, сможет ли он сделать это без свидетелей — то есть доехать до аэропорта Токио и подкинуть нас до Академии.       Так что сейчас Вася, не совсем понимая, что происходит, стоял на улице и откровенно жарился в своей куртке на меху, потому что под ней была футболка, а в мизерный плюс это всё ещё было прохладно. Нам-то в кофтах и с накинутыми горнолыжными куртками было замечательно. За те полторы недели, что мы отсутствовали, снег сошел совсем, и в воздухе отчетливо ощущался запах ранней весны. Вот такие они, последние дни февраля…       Вскоре, правда, на телефон пришло сообщение о том, что Ястреб уже близко. Ну да, не угодить бы в утренние пробки… ладно сейчас половина пятого утра, но, мало ли, не успеем. Хотя четыре с лишним часа, должно хватить… Неплохо бы еще забежать переодеться, и если не душ принять, так помыться… Хотя, я всяко успею, у меня уроки не с первого, Айзаве, вон, меньше повезло, ему на классный час надо, возвращать бразды правления.       Неплохо еще перед этим с Эри встретиться…       Немного вдалеке появляется незнакомая спортивная машина. Что-то мне подсказывает, что пользуется ею Ястреб редко: а зачем, когда у него свои крылья быстрее любой машины?       Вася замирает, а я толкаю его за столб — помогает, пусть и слабо.       Ястреб выбегает из машины, только успев притормозить и почти вылетает наружу, Вася, забив на мою попытку его спрятать, выбегает навстречу.       Оба замирают в полутора метрах друг от друга, не решаясь коснуться, будто оба сейчас рассыплются пикселями, я не могу видеть лицо напарника, только напряженную спину и хвост, колотящий его по ногам, но вижу шокированный взгляд Ястреба, у которого глаза как у только что проснувшегося совенка — широко открытые и по пять копеек.       Мгновение, другое… Вася выдыхает и обнимает Ястреба, делая шаг вперед — герой с коротким взмахом крыльев на него прыгает, обвивая руками и ногами, а потом ещё и крыльями закрывая.       — Так мило, — хмыкает Шота.       — И так по-гейски, — киваю я. — Ладно, пошли, уберем пока вещи в багажник. Да и, чувствую, Ястребу знатно так поднасрали, не предупредив о том, что к нему гости приедут.       А то встретятся Даби и Барс, будет цирковое представление в виде фаершоу и дрессированного животного.       Я легонько стучу по голове Ястреба:       — Земля-Ястреб, прием-прием. Ехать надо, на уроки опоздаем.       Ястреб только сильнее голову на груди у Васи прячет:       — Не хочу тебя никуда отпускать.       Вася бормочет в ответ что-то успокаивающие, поглаживая птичку между лопатками большой ладонью. Ястреб вообще… маленький, по сравнению с лосем-то. Он вообще не крупный, почти одного со мной роста, и не раскачанный до размеров бодибилдера, ещё и движения у него легкие, так что не удивительно, но в сравнении с Васей он вообще мелкий и ниже, кажется, ровно на голову.       Мягко тяну Шоту к машине, он опережает меня на один шаг и открывает дверь, пропуская вперед и с удовольствием наблюдает, как я немного смущаюсь от такого жеста.       Переплетенные пальцы успокаивающе привычны, и в этом есть что-то свое.       Через окно видно, что они до сих пор стоят, укрытые от всего мира алыми крыльями под лучами фонарей, потому что до рассвета еще далеко. Кажется, говорят о чем-то, но догадаться толком сложно.       — Настолько все серьезно? — уточняет Шота. — Мне казалось, у Ястреба есть девушка. Или он достаточно ветреный и свободолюбивый, по крайней мере…       «Ястребы — верные птицы», — мелькает мысль в голове.       — Не думала, но, кажется, настолько. И не думаю, что такой герой стал бы разбазаривать свое время на людей, на которых ему, по сути, насрать.       Шота задумчиво смотрит на них, а потом поворачивается ко мне. Кажется, они ему не интересны совсем:       — Переживаешь за него?       Я чуть киваю:       — Несмотря на то, что Ястреб изрядно капает мне на мозги и я не имею понятия, чего от него ожидать, я к нему всё-таки немного привязалась. А за Васю переживаю, конечно. Он любит так же, как живет — отчаянно. А если влюбляется, то вообще может крышу снести. И ведь ни совета не спросит, ни поддержки, молчать будет до последнего, зато про какие-нибудь поверхностные «романчики» трещит так, что и не заткнешь, — я вздыхаю. — Говорю же, придурок.       Айзава улыбается, скорее всего, подумал, что и я могу про несерьезные отношения говорить спокойно, а вот про что-то стоящее не рассказывать вообще. Не то чтобы был неправ. Спрашивает, правда, не об этом:       — Ему тяжело даются разрывы?       — Очень.       Я вспоминаю отчаянный крик и молчание громче, чем взрывы самых моих больших лапок, пустые стаканы, разбитые о стены в казенной квартире. И вот заставь такого к психотерапевту обратиться или что-то в сторону улучшения сделать. Тут только бинты намотать, да раны обработать — и то, если даст…       — Вася… иногда мне кажется, что их два, — я смотрю, как напарник продолжает тискать крылатого героя. — Одного ты можешь наблюдать сейчас. Поверхностный до распиздяйства, радующийся солнечным лучам и всякой мелочи. А другой — серьезный и спокойный, строит невероятные тактически схемы и как будто может убивать взглядом. Ты мог видеть отголосок того взгляда, когда он тебя проверял.       Айзава кивает:       — Так и думал, что это была проверка. Не злюсь. Не на него, по крайней мере. Уверен, у него есть причины с недоверием относится к твоему выбору. Я не знаю всей истории тех отношений, но я понял достаточно, чтобы понять, насколько тебя задело тогда. Не хочу тревожить зажившие раны. Главное, что ты в порядке сейчас, но, если захочешь рассказать — я к твоим услугам. Но он хорошо маскирует свое распиздяйство.       Я чуть улыбаюсь уголком губ:       — Это не маска, скорее… многоликость. В одних обстоятельствах он ведет себя так, в других — иначе. С учениками ты не общаешься также, как со злодеями, хотя и тех, и других, можешь скрутить своими лентами. Но это ведь не двуличие. Просто разный. Вася тоже — разный. Для разных мест и времени. Для разных людей.       Шота кивает, кажется, теперь чуть лучше понимая напарника. Я снова перевожу взгляд на героев — Ястреб очень удобно пригрелся в громадных руках и явно не хочет слезать.       — Ты счастлив? — уточняю я.       — Ага, — отвечает мне Ястреб. — Это как подарок на Рождество, Новый Год и День Рождение.       — Придурок, не у тебя спрашивала, — вздыхаю я. — Кошак?       Вася показывает большой палец.       — А вообще, пернатый, если ты такой радостный, то и заниматься им будешь сам. У меня уроки, у Айзавы уроки, всё, поехали в Академию, а то ещё немного, и вы прямо при нас тут друг друга трахнете.       Вася заливается очаровательным румянцем (который выглядит почти как ржавчина на загорелой коже), а Ястреб только язык показывает, мол, завидуй молча.       — А этого зрелища я точно хочу избежать, — фыркаю я.       — Как пожелает королева, — шутливо отдает честь Ястреб, и вжимает газ в пол, разворачиваясь на сто восемьдесят на пустой дороге.       Вот устроили брачные игры… Васю, правда, таким не удивишь — уж не знаю, кто из нас больший любитель полихачить, но сейчас это толком не выяснить.

***

      В половине восьмого мы уже у Академии; при этом, за время пути, рука Васи с героического бедра никуда не пропадает, а крылья самого Ястреба покоятся у того на коленях крупной перьевой горкой, не падая и не двигаясь.       — Отъезжайте хотя бы метров на сто, тут камеры, — предупреждаю я, — Защита-вся-хуйня на месте, хорошего дня.       — И это ты мне сейчас лекции читать будешь? — фыркает Вася, — Я хотя бы в баре с первым встречным злодеем не сосусь!       На это мне возразить нечего, так что Барс получает только символический подзатыльник, и я наконец-то выхожу из машины, вместе с Шотой открываю багажник. Небольшую сумку и пакет с гостинцами Сотриголова героически берет на себя, я ничего против такого расклада не имею (если хочет — пусть таскает), и мы бодрым шагом идем к общежитиям.       Там нас встречают очень даже бодро — Полночь и Эри сидят на кухне и завтракают вместе с другими учителями, хотя, подозреваю, ждали именно нас.       — Вернулись! — девочка бежит к нам, не выдерживая нахлынувшей радости, и замирает, то ли не решаясь трогать кого-либо, то ли не понимая, кого первым.       Айзава ставит оба пакета на пол и, пока я продолжаю разбираться со своей обувью, подхватывает девочку на руки — Эри радостно обнимается, утыкаясь в грудь как слепой котенок и прячется от мира, сгребая одежду маленькими пальцами.       Не особо понимаю, как мне к этому относится, но в целом мне как-то побоку, так что я заканчиваю с обувью и собираюсь уже к себе, чтобы успеть ещё раз связаться с Афанасьевым по его просьбе и помыться, но меня останавливают.       — Юлия-сан! — раздается короткий крик, я оборачиваюсь, и подхватываю девочку в объятия.       Крепко сомкнув руки за шеей, прижимается всем телом, а потом, сидя на руках, отклоняется и активно жестикулируя руками:       — А я говорила, что ты настоящая Валькирия! Зря тебя Ведьмой назвали.       — Видимо, зря, — киваю я с легкой улыбкой. — Если ты не против, возьму себе прозвище, которое ты мне дала.       — Правда? — глаза у ребенка загораются. Пусть оно и возникло, считай, стихийно, почему бы не доставить ребенку радость?       — Да. Сильно скучала?       — Очень! — кивает девочка. — Вас ещё по телевизору показывали! И Полночь-сан, и директора-сана… Там ещё лица у всех серьезные были. Тебе было страшно?       Я улыбаюсь:       — Немного было.       Эри удивленно моргает:       — Герои же бесстрашные?       — Ничего не боятся только дети и дураки. Смелость — это когда преодолеваешь свой страх и отстаиваешь то, что действительно тебе дорого: друзей, семью, идеи и убеждения.       Настоящие смельчаки — это ученые и путешественники давних веков, когда наука считалась делом греховным. Великие исследователи прошлого, искавшие, например, Философский Камень, но, по сути, нашедшие большую часть таблицы Менделеева.       Эри моргает удивленно, но, кажется, что-то такое она уже слышала, пусть, может и не слово в слово… Она прижимается снова, скрывая выступившие от такого количества эмоций слезы:       — Я так рада, что вы вернулись!       Эх, дети… Я мягко поглаживаю девочку по спине, напоминая, что сейчас-то с нами все в порядке. Ребенок все же соглашается слезть, но просит, чтобы я посидела немного вечером и зашла «на почитать», как она это обозвала. В тяге к знаниям отказать просто не могу (есть и у меня слабости), так что после этого благополучно смываюсь к себе, чтобы меня не уговорили на что-нибудь еще.       Первое, что я делаю — забираюсь в ванную и зажигаю палочки-вонялочки, расслабляясь под тонким серым дымком и запахом ванили. Слишком теплая одежда отправляется в пакет, включаю кран и проверяю температуру, после чего отправляюсь в гостиную, чтобы там, сидя на диванчике, с телефоном и планшетом, как нормальный белый человек, поговорить со старым чертом.       Виктор берет сразу, голос у него привычно-бодрый, что не первый год заставляет меня задуматься, а спит ли он вообще.       — Не скажу, что это было хорошее решение, — хмыкает старый черт, и добавляет, — но думаю, Вася заслужил нормальный, человеческий отпуск. Несмотря на то, что он немного кот.       Я только потираю переносицу, закидывая согнутую ногу на колено другой и облокачиваясь спиной о подлокотник. Нормальные позы для сиденья все еще не для меня, а мириться и с такими неудобствами я сейчас не собираюсь.       — И еще, по идее твой контракт заканчивается с окончанием учебного года, — добавляет он.       — Об этом я в курсе, удосужилась прочитать договор, — достаточно жестко отвечаю я. С ним только дай слабину, сразу руку по локоть отхватит, которой ему из чистой вежливости помахали. Или навесит дел, за три жизни не разгребешь. — Давай к сути, старик.       Виктор усмехается — тоже привык к такой манере общения:       — Останешься там для отпуска, что называется. С Василием я сам разберусь, тут что-то мутное намечается с теми итальянцами, так что он тут вообще не к месту.       — А что они? — удивляюсь я. — Думала, они на историческую родину сбегут к макаронам и теплому южному солнцу.       — Сбежавшие будто исчезли. Их двое: куда пропали — никто не знает, камеры их не засекали в ближайших поселках. Может, в снегах сгинули, только я в этом сомневаюсь. Если даже вы, неподготовленные к такому, выжили, то они и подавно должны были.       Ну да, теплая одежда у них точно была, ровно как и представление о том, куда они летят.       — Думаешь, сейчас у них какой-то конкретный заказ? — наматываю прядь волос на палец. — Именно на территории России?       Афанасьев задумывается:       — Есть вероятность. Ровно как и вероятность того, что в Японии у них тоже теперь есть или рынок сбыта, или хорошее местечко для отлова.       Это да, только вот и полиция на пару с героями работает отлично, пусть в последнее время у них имеются проблемы…       — Я пошарюсь в их деле, может, удастся понять, где они и кого ищут.       — Думаешь, это кто-то настолько конкретный?       Я почти вижу, как Виктор чуть покачивает головой:       — Только предположение; кстати, из разряда невероятных. Что-то мне подсказывает, что именно оно окажется правдой, только толку от нее ноль без каких-либо наводок. В общем, остаешься как минимум до конца марта, мы с Незу пока попробуем разобраться с гражданством, может, удастся тебе хотя бы вид на жительство получить…       Виктор вздыхает:       — Было бы куда проще, найди ты себе девушку или парня, но ты ведь «одинокая волчица», ага?       Я усмехаюсь:       — Думай, как хочешь.       — Понятно, все еще одна. Я думал хоть коллега — твой, ты хоть к нему присмотрись.       Я уклончиво отвечаю «я подумаю», просто сердце настойчиво просит не спешить именно здесь — Афанасьев и не самых чистых методов не боится, и уговаривать умеет, все же опыта у него в этом деле много, и игроки посильнее тех, с кем я сталкивалась.       Проще не давать ему в руки лишних карт, чем потом в своих обнаружить половину колоды.       Закончив звонок, скидываю смс-ку Васе о том, что он со мной до конца марта тут остается на радость Ястребу и прошу особо нигде не светится в городе вообще, пока не разберем стратегию его поведения. Думаю, им есть чем заняться; а я, разобравшись со всем этим бедламом, ставлю таймер на двадцать минут, врубаю себе плейлист с Листом и, наслаждаясь переливами фортепиано, погружаюсь в горячую воду, чувствуя, как расслабляются мышцы после долгого сидения в самолете и машине.       Прикрываю глаза, вдыхая солоноватый запах воды, куда я кинула щепотку йодированной соли, разбирая ароматы ванили и роз, но это уже от аромапалочек.       Все, можно помирать счастливой…