Ведьма

      — Вась, ты там ещё двигаться способен? — поинтересовалась я, удерживая телефон на громкой и принимая банку с энергетиком у Айзавы, который ходил вообще себе за кофе в похожей банке из автомата со станции. — Или все, гормоны расшатаны?       Послышалось сытое урчание.       — Есть интересная работенка, — хмыкнула я, — как раз твое любимое, можешь даже Ястреба с собой прихватить, если он еще не смылся. Его-то хрен скроешь, но вот тебя можно прихватить с собой. Ты как?       — А суть задания?       Я улыбнулась, кивая Шоте, мол, ваш выход, господин дирижер. Шота, до этого успевший сделать пару глотков, ответил:       — Небольшой визит к условно-дружественной группировке. Хотим добавить массовки и, может, удастся с кем-то подраться, но без применения причуд. Тихо-мирно. Основная задача — достать заложников, пока Юля и я их отвлекаем.       Вася сразу звучит заинтересованнее:       — А вдвоем вы как планировали справиться?       — Пришлось бы оставить Юлю без присмотра, хоть я это и не люблю. Изначально с нами должен был быть еще один герой, но у него сейчас в больнице тяжкие телесные лечат, так что придется вдвоем.       Напарник задумчиво помолчал пару секунд, Шота взглянул на меня, как бы спрашивая, почему он замолчал, я только глаза закатила, мол, думает, скорее всего. Зная напарника, думал он не то, чтобы зря — обычно просчитывал все на два-три шага вперед, правда, в этот раз придется полагаться на наши решения, потому что он не особо в курсе, что тут происходит. Это тоже не впервые, поэтому и просчитывает. Наконец, искаженный телефонным динамиком голос отвечает:       — Мы оба будем, заедете за нами? Адрес скину.       Я кратко прощаюсь, вбивая пришедший адрес в навигаторе. Дорога идет под вялый разговор ни о чем. Шота просит ненадолго остановиться рядом с целым семейством маленьких магазинчиков, а я залезаю в телефон, проверяя, не появилось ли новых сообщений.       Написать Васе, что ли, чтобы они там вообще счет времени имели?       И зачем вообще Шота туда пошел? Вздохнув, открыла конспект лекции. Нужно, наверное, сделать что-то вроде презентации, потому что написать ничего не выйдет… В целом задача-то не сложная, только вот все равно как-то… стремно, что ли? Я никогда такого не делала, не выступала перед большим количеством людей еще со школы, но и тогда это было не на огромных сценах как в Академии, а так, что называется… Но, кроме сомнений, меня до дрожи в пальцах гложет предвкушение — это ведь весело! Да, я никогда такого не делала, но я и с высоты в семь километров с самолета не падала, справилась же! Школьников, что ли, бояться? Ха.       Отвлекшись на телефон, увидела Айзаву, только когда он уже открывал дверь машины и с небольшим трудом залез, протаскивая в салон что-то светлое, объемное и хрупкое. Я моргнула, наблюдая весьма красивый букет пионов — розовых вперемешку с белыми и бордовыми.       — Это тебе, — улыбнулся Шота, — ты говорила, что не против цветов, и я захотел подарить тебе их сейчас. Примешь этот скромный подарок?       Я убрала обе руки с руля, в который от такой неожиданности вцепилась, и осторожно приняла букет, будто он из хрупкого хрусталя, только сейчас понимая, насколько он одуряюще пахнет…       — Ты покраснела, — привычной и теплой улыбкой-оскалом ответил Шота. — Тебе нравится?       Я кивнула, зарываясь носом в цветы, кажется, только чтобы скрыть покалывающие от прилившей крови щеки… когда мне вообще последний раз дарили цветы? Тодороки не так давно?       — Да, — ответила я в пионы, — Мне очень приятно… просто, мне редко дарят цветы.       Айзава покачал головой:       — Хочу это исправить. Мы еще не опаздываем?       Я прикинула:       — Нет, еще минут тридцать точно есть.       — Давай заедем в одно место?       Я согласилась, сворачивая на дорогу. Айзава отказался называть пункт назначения, но ехать и правда оказалось недалеко — пару кварталов в сторону изначального маршрута, и вот мы рядом со въездом в небольшой сквер, где играет приятная и легкая классическая музыка.       Оставив букет в машине, мы вышли наружу, Шота дождался, пока я поставлю джип на сигналку и отвел немного вглубь.       — Тут я бывал пару раз несколько лет назад. Они ставят по вечерам фортепиано, и в это время тут все еще мало людей, — он немного улыбнулся каким-то прошлым воспоминаниям. — Потанцуешь со мной вальс?       Улыбаюсь, протягивая руку и как будто соединяясь через это прикосновение, в темных глазах плещется нежность вперемешку с рыжими огоньками фонарей. Шаг вперед навстречу, чувствую почти сердцебиение, не слыша его. Поворот, волосы подлетают от ветра и динамики, музыка ускоряется, ускоряемся и мы, если первые ноты походили на осторожные шаги котенка, то дальше ноты и пассажи порхали в воздухе подобно рою легких бабочек, такие же, как те, которыми сейчас разлетается мое сердце от всего вокруг, от мягкого рыжего света фонарей, который рассекают ночную синь и скрывают нас от темного неба, будто рыжеватой дорожкой указывая путь.       Почти перезвон колокольцев на самом верху, мы оба на секунду замираем, чтобы потом осторожно танцевать дальше на носочках, передвигаясь словно по ровной глади озера и оставляя за собой круги на воде, и музыка срывается в резкий и быстрый полет, будто перекликаются ноты верхнего и нижнего регистров, вступая в странную дружескую дуэль, чтобы сорваться в кульминацию, объединившую и тех, и других, пальцы невидимого пианиста бегут по клавишам, наши движения ускоряются; быть вместе так невероятно приятно, тепло, спокойно.       Музыка кончается как-то слишком резко, мы делаем еще пол оборота, замирая рядом.       — Ты плачешь, — его лицо выглядит таким обеспокоенным, честное слово…       Большим пальцем осторожно стирает дорожки с лица, но я продолжаю улыбаться — не могу не улыбаться — и быть в этом моменте прямо сейчас ровно здесь, как будто именно тут мое верное место, будто все детали сломанного механизма вновь начали работать как надо.       — Я просто счастлива, — кладу свои пальцы поверх его руки и чуть прикрываю глаза, — наверное, даже слишком…       Шота наклоняет свою голову, касаясь моего лба, прикрывает глаза:       — Я счастлив в этот момент, здесь, с тобой.       И мягко касается губ.       Мы стоим так, в только-только пришедшей весне и столбах рыжеватого света от включенных фонарей в этом небольшом парке, в растворенных в воздухе нотах новой фортепианной мелодии и, быть может, ночного неба, от него чуть-чуть пахнет цветами.       — Думаю, нам пора ехать.       — Пора.       И мы стоим еще несколько минут, обнявшись и забив на весь остальной мир. Как фантастически и прекрасно похуй…       Возвращаемся в машину с ощущением вселенского спокойствия: все решаемо, со всем разберемся, и это даже в оправданиях и доказательствах не нуждается. У Шоты это настроение держится до самого дома Ястреба, у меня же до ближайшей небольшой пробки, случившейся из-за какого-то «козла косорукого, чтобы ему через рот цветами срать», Айзава на эти реплики только как-то гордо смеется, если такое вообще возможно, и прячет лицо в складках бинтов.

***

      Приезжаем мы немного позже, чем должны, но парней все еще нет.       — Устроили тут брачный сезон, — бормочу я, набирая Васин номер. — Где ваши задницы гейские носит?       В ответ тишина с тихими какими-то то ли щелчками, то ли еще чем — не разобрать.       — Не хотели идти — так бы и сказали, — фыркаю я, и меня просят не класть трубку. — Через пять минут мы едем вдвоем, без вас. Трахайтесь друг с другом на здоровье.       — Да уже выходим, — отвечает этот комок валяной шерсти и бросает трубку, вызывая небольшой поток ругательств в свою сторону.       — Опаздывают, — усмехнулся Шота, — но мы тоже задержались.       Вот поэтому напарники и не должны состоять в романтических отношениях — операции превращаются в черт пойми что.       — Злишься? — Шота, слушай, побольше бы вопросительных интонаций.       — Я раздражена. Я люблю, когда над ситуацией есть контроль: ни опозданий, ни халатности в целом. Изрядная часть успешности миссий — на наших плечах, потому что случай и судьба нам и без того легко подсунут какую-нибудь задницу…       Через несколько секунд дверь подъезда открывается и появляются две фигуры и идут к нам, лампочка над подъездом светит прямо в глаза и мешает рассмотреть их до конца, но шкаф — определенно Вася, а крылатый — не менее определенно Ястреб. Когда они попадают в зону освещения фар, это становится уже очевидно, а герой с каким-то даже детским восторгом оглядывает мою детку.       Я опускаю стекло со своей стороны:       — Время поджимает, так что запрыгивайте, — Вася наклоняется к окну, опираясь рукой о машину, — И да, последствия бурного дня надо скрывать, — достаю небольшое красное перо из волос. — В качестве компенсации и постоянного средства связи. Смотрите, испачкаете мне сиденья — будете покупать новые.       Мне так всю машину снабдят: с Даби на бензин, с Ястреба сиденья…       — Завидуй молча, — хмыкает Вася, приобнимая Ястреба, который льнет совершенно доверчиво. Госпаде, какие мы нежные.       Я закатываю глаза на происходящее.       — Смотри, истратишь всю свою энергию, будешь завтра пластом валяться.       — Ага, зато у тебя этой энергии хоть отбавляй, — хмыкает напарник.       — Пристегнись, умник, и этому своему тоже скажи.       Ястреб даже перья распушил от такого пренебреженья:       — Я все еще здесь.       — Своим ходом хочешь добираться? — поднимаю бровь я, — Нет? Тогда завалитесь все.       Василий, как самый бессмертный, тыкает в букет, мирно лежавший на заднем сиденье, и спрашивает:       — А веник этот куда затолкать? Он воняет.       — Валерьянку нюхал — цветы потерпишь, — парирую я, — и веник — это твой хвост во время линьки, а это — букет. Мне, между прочим, любимый человек цветы подарил, имею право ехать и радоваться.       Вася продолжает:       — Ну вот поезжай и радуйся, закидывая всех топорами.       На этом наш недо-спор заканчивается, как и обычно, я включаю металл, привычный нам обоим перед миссиями — помогает настроится на нужный лад, и, поскольку времени уже прошло порядочно, достаточно резво выезжаю с парковки.       — Хэй, Валькирия, не надо так резко, — нервно смеется Ястреб, хватаясь за спинку переднего сиденья. Шота, более к такому привычный, просто держится за ручку над дверью, а Вася радостно гогочет, явно соскучившийся по моей сумасшедшей езде.       — Классно водит, — хмыкает Вася. — Ты еще не видел, как она от погони уходит на вездеходе, м-м… Сотриголова, а ты?       — Думал, мы перевернемся, — признается Шота. — Или врежемся в какой-нибудь столб, грузовик или собьем кого-то. Обошлось.

***

      Добрались мы в итоге на место часам в девяти, что было неплохо, но на встречу я потихоньку начинала уже опаздывать.       Бросив машину примерно за пару кварталов до нужного места, скоординировались по поводу плана и разобрались с микронаушниками, я впервые за почти две недели включила подставной телефон и походкой от бедра направилась в сторону милого особнячка.       Доносилась весьма приятная музыка, кажется, живая скрипка. Меня встретили на входе, спросив, к кому я.       — Вы хоть знаете, кто я такая? — уточнила я достаточно требовательным тоном. Всегда хотела так сказать, и чтобы в итоге это решило проблему.       Охранники переглянулись, снова оглядели меня с ног до головы — и пустили внутрь. Да ладно, бля, неужели сработало? Круто! Немного поумерив свой пыл, нашла среди гостей одну нужную мне персону.       Моя старая знакомая заметила меня ещё тогда, когда я вошла и теперь направлялась ко мне. Тонкая улыбка, губы с идеальной красной помадой.       — Рада тебя видеть, — достаточно искренне поздоровалась она. — Как тебе выступления с Валькирией?       — Так и знала, что ты спросишь об этой сучке, — дернула уголком губ. — Она моя сестра. К сожалению, пока достать ее не получилось…       — Погоди, — притормозила она меня, — то есть этот арест?..       — Немного повлияла, что сказать, — хмыкнула я, — уж не знаю, как она оказалась в аэропорту и кто ей слил информацию, но было несложно устроить все так, чтобы власти сочли ее главной опасностью. Единственный просчет — я не думала, что за нее выйдет столько людей. Все же, некоторые вещи я учесть просто не могу.       — Но это было красиво, — утешили меня, — Планируешь и дальше сживать ее со свету? И что с бывшим?       — Планирую объединить это дело в одно. Почти все готово, осталось только решить, будет это громко или тихо. Уже подослала к нему пару своих людей для более активных действий, там посмотрим.       Девушка пригубила шампанское и подхватила бокал, передавая его мне.       — Спасибо, — кивнула я и немного отпила. Неплохой вкус. — А твое ничего как?       — Тишь да гладь. С исчезновением Лиги Злодеев будто дышать легче стало. Только вот тут что-то нечисто — так быстро и в никуда пропасть с радаров? Слышала что-то об этом?       Я уклончиво качаю головой. Если выболтаю слишком много лишнего — хуево, но могу получить информацию в ответ, так что достаточно лениво отвечаю:       — Ничего конкретного. Я не бралась за них всерьез, — ага, еще бы я так недооценивала злодеев. — Мне это не интересно. Я не действую такими топорными методами. Толку от этого никакого, интереса тоже. А так, постепенно принимаются выгодные мне законы, общественное мнение идет под мое влияние. Что еще нужно для моего скромного женского счастья?       Девушка тонко улыбнулась:       — Не знаю, чего тебе не хватает для счастья, но чего тебе точно не нужно, знаю точно, — и на мою вопросительно изогнутую бровь девушка отвечает. — Мужчина.       Коротко усмехаюсь:       — И правда, они — сплошное разочарование, — оглядываю присутствующих. — Ни образования, ни мозгов, даже деньги не у каждого есть.       Последовал согласный кивок. В наушнике одновременно с этим раздалось Васино: «Мы добрались до заложников», — и меня спросили:       — А про итальянцев ты ничего не смогла узнать?       Я только неопределенно двинула бровями, мол, кто знает этих горячих средиземноморских парней. Немного поговорив ни о чем, я собралась было уходить, как меня мягко задержали и попросили немного подождать — предвещалось какое-то шоу.       Опираясь спиной о барную стойку, бросила взгляд на ассортимент и отставила бокал в сторону.       — Мадмуазель? — с легким акцентом спросили у меня, — могу я к вам присоединиться?       Я кинула взгляд на подошедшего. Среди остальных — не самый странный из присутствующих.       — Я прекрасно составляю себе компанию сама, — отвечаю я, разглядывая не совсем, но почти птицу. То ли лебедь, то ли что-то из этого разряда.       Не-но-почти лебедь только поднял руки крылья, мол, все в порядке.       — Мы выходим, — раздалось в наушнике, — Можешь сворачиваться.       Я окинула взглядом раздражающего парня, хотелось только попрощаться со злодейкой и уже свалить без отлагательств, но меня задержали, попытавшись схватить за плечо — руку я успела отдернуть, и в следующую секунду моего плеча сзади кто-то едва ощутимо коснулся, и меня будто молнией ударило на мгновение.       А потом тело перестало меня слушаться.       Трезвым умом и холодной головой я попробовала вырваться, потом поняла, что вероятнее всего, это не будет иметь смысла, и пока тело моим ртом и голосом попросило у бармена бутылку водки, я затаилась, приноравливаясь к чужим движениям. Игнорируя стопки, тело выхлестало полбутылки прямо с горла, пока люди вокруг удивленно заглядывались.       И только тогда мне удалось вновь вернуть контроль, мягко проскальзывая в тело и начиная чувствовать полноценно весь прекрасный спектр от выпитой водки. Лишь бы без ожогов слизистой, а от похмелья я себя как-нибудь вылечу.       Остатками мозга понимая, что надо валить куда-то без людей, я подняла бутылки вверх, мол, тост, что удивительно, не особо чувствуя… что-либо вообще, кроме горечи от алкоголя.       Только вот стоило мне встать, как тут же дало в голову. Если бы не ранее полученный опыт попоек — хер бы я на каблуках устояла, но я сделала невозможное: в полуживом состоянии нашла туалет и маякнула своим, что со мной что-то не так.       Видимо моя несвязанная речь была достаточно убедительной, только вот в туалет уже кто-то зашел.       С трудом различия смутные силуэты, неспособная вообще что-либо отличить от чего-либо, пробормотала заплетающимся языком, до неприличия растягивая гласные:       — У меня му-у-уж есть! — и попыталась отбиться от чужих рук, — У мня-а ко-от есть! Отъе-е-еби-и-тс-с…       Кажется, мое пьяное бормотание проигнорировали, но идти с какими-то незнакомцами куда-либо я вообще не горела желанием. Они что-то говорили, но понять я ничего не могла — всё доходило с большим трудом и опаданием.       — Э-э-э, — возмутилась я, когда меня попытались поднять, — ста-а-вь на ме-эсто-о, я те-ебе ща-а-ас въебу-у.       Подступила тошнота, но пока я держалась. С меня с трудом — я сопротивлялась — стянули перчатки и ткнули ею же в мою грудь — не сработало, я не понимала, чего от меня хотят. Меня кто-то звал, но все еще не понимала, что происходит, а потом меня опять куда-то понесли.       — Это я, Вася, — наконец смогла расслышать я на родном — наконец-то — языке, и благополучно отрубилась.