***
В машине разместились с небольшим трудом — Вася как самый громоздкий пересел вперед, а Ястреб отправился в багажник вместе со всеми своими перьями. А я предлагала ему своим ходом добраться. Ну, решил так ехать — пускай там трясется, места много. Хотел, правда, на переднее к Васе отправиться, но это уже грубое нарушение ПДД, чего я допускать не собиралась. Что-то не нравится мне тенденция возить в своем багажнике топовых героев. Для полного комплекта не хватает только Старателя, потому что Всемогущий уже был. С заложниками на заднем сиденье сидел Шота, их мы отвезли прямо в полицейский участок, где задержались еще часа на полтора, оставив Васю сторожить машину. Тот, правда, благополучно уснул, но навострив уши; я знала, что спит в такие моменты напарник более чем чутко, и то, что не вскочил, когда мы подходили к машине, — сугубо рациональное решение игнорировать знакомые шаги. Василий отправился к своему обожаемому Ястребу на заднее сидение, Айзава сел рядом на переднее пассажирское, а Ястреб предложил: — Давай я у тебя пару перьев в машине оставлю? — Ага, щас, — фыркнула я. — Никакой личной жизни с твоими перьями. Свою устроил, и на мою позарился? Ястреб только глаза закатил: — Параноик. — От параноика слышу, — фыркнула я. — Мне вполне достаточно того, что я уже с Васи сняла, спрячу его, куда звуки не достают, и по мере надобности буду использовать. Закинув голубков туда же, откуда мы их забрали (не удивлюсь, если это какая-то шухерная квартира Ястреба, потому что этот многоквартирный дом был почти обычный), мы отправились в Академию, куда по пустым дорогам доехали уже к часу ночи. И если мне с утра никуда не надо было, кроме магазинов, которые могли и подождать, то у Сотриголовы завтра уроки, и я не хотела, чтобы он еще и с бумагами сидел до самого утра (и мне хотелось обнимашек, чего скрывать), так что не особо насильно отобрав часть бумаг, я привычно забралась в спальный мешок вместе с кружкой горячего кофе не самого лучшего качества, зато отлично бодрящего, и погрузилась в мир прескучнейшей макулатуры. Вроде Геройская Академия, должно быть всё супер-важно, экстра-сложно и ультра-интересно, но нет — не везде. А может, мне просто не повезло, и досталось именно самое скучное. В четыре часа утра (и три кружки кофе на каждого спустя) мы более-менее разгреблись с бумагами, умылись, наблюдая сонные лица друг друга в зеркале и завалились спать. Пришлось взять обещание с Айзавы о том, что он меня разбудит, а не оставит валяться до обеда, потому что будильник мне ставить было уже лень. Прижиматься во сне к теплому боку было приятно, и я неожиданно выспалась, несмотря на то что до общечеловеческой нормы не дотянула несколько часов сна. Ленивые утренние поцелуи, просьба Шоты поспать еще немного уже у себя, раз мне неймется, и, если у меня есть желание, взять с собой Эри. — Слушай, — уже перед уходом, наблюдая, как мужчина облачается в свой геройский костюм (и совершенно бестактно залипнув на перекатывающиеся под кожей мышцы), — ты можешь сегодня Тодороки пораньше отпустить? — Да, ты упоминала, что отвезешь его к матери… В принципе могу, ничего такого там не будет, вряд ли Шото много потеряет от получаса, а тебе по пробкам тащиться не придется. Я послала воздушный поцелуй, на что Шота очаровательно порозовел, пропуская меня вперед, на выход. Сладко потянувшись, подождала, пока Айзава закроет апартаменты и отправилась к своим. — Как думаешь, Немури завтра придет на лекции? — спросила я, не сдерживая зевка. — А то с нее станется… — Наверняка. Я тоже хочу посмотреть, чем ты так могла заинтересовать учеников. Обычно им куда более интересны практические предметы, чем теоретические, но, в отличии от практики, психологию они прямо ждут. Прикинула в голове, насколько будет отличаться завтрашняя лекции от предыдущих уроков: — Знаешь, такие лекции — не совсем мой формат. До этого я занималась в классах с двадцатью студентами и могла позволить выкроить минут пять-десять на вопросы и беседы. Еще один плюс — я даю выбор, совершенно свободный. Да, каждый, приходя в UA, понимает, на что он идет, но у меня нет ни оценок, ни домашек, ни тестов. Это не давит на студентов, и хоть что-то в их головах, да оседает. Шота обернулся: — И ты не проверяешь уровень знаний? — А надо? — хмыкнула я, — Это не тот предмет, который можно и нужно проверять, не только по самой сути предмета, но и по причинам, по которым меня в принципе поставили его вести. Я могу позволить себе свободу в выборе методики, и это не всегда обозначает «у меня теперь есть право вести себя как моральный садист». Айзава качнул головой: — Не думаю, что такое можно сделать со всеми предметами. К некоторым нужно относится со всей серьезностью, студенты — будущие профессионалы, им тут не игры устраивать собираются. Я улыбнулась, уже собираясь вступить в дискуссию — вся сонливость как рукой стянуло — вот чему меня научил институт, так это вести оживленные споры с умными людьми, и это дело я любила примерно так же, как быструю езду и хорошие драки. Но меня раскусили: — В другой раз это обязательно обсудим, если сейчас будем про это рассуждать, то я точно пропущу урок. Только глаза на это закатила, мол, ну и ладно. В другой раз не отвертится. Дело даже не в том, чтобы кому-то что-то доказать — уж чем я не собиралась заниматься, а скорее в том, чтобы просто поговорить с умным человеком и послушать другую точку зрения, которая не будет тупой и притянутой за уши. Такие беседы интересные, неоднозначны и часто заканчиваются ничьей, но итог не всегда так важен, как процесс. Я прикинула, что мне нужно в магазине: выходило, что с ребенком будет неудобно, учитывая, что надо мне всего пару шмоток, но их придется мерить, и Эри может банально устать, и ничего интересного там не будет… в общем, пусть сама решает. Закончив с приведением себя в относительно божеский вид и завязав мешающиеся волосы в пучок, я направилась к ней в комнату. Девочка, как оказалось, только проснулась, видимо, с утра у нее была чуть ли не полная свобода действий, а в этом общежитии всегда кто-то оставался, и девочка могла позвать на помощь, случись что. — Юлия-сан, доброе утро! — обрадовалась Эри, я наклонилась, чтобы обнять ее и кратко изложила суть своего предложения, на что ребенок с горящими глазами согласилась.***
Что удивительно, она действительно не особо скучала и вела себя даже слишком спокойно, а мне не хотелось так резко это обрывать, поэтому, когда мы вернулись и закинули покупки в мои апартаменты, отправились к ней, чтобы заняться чтением только что купленной книги (снова про космос, но эта уже другая). Кажется, ей эта тема понравилась, потому что среди рисунков, повешенных на специальной доске, я заметила какие-то подобия звездных систем и космических кораблей, которые мне были крайне любопытны как минимум с психологической точки зрения; правда, ничего особенно нового я не узнала, гораздо больше мне в прошлый раз сказали рисунки с героями. Я задумчиво перевела взгляд на подоконник, где стояли фигурки почти всех преподавателей из Академии, которые могли найтись в продаже. Сотриголовы только не было. Призадумалась, вспоминая о том, что герой предпочитает работать в тайне от СМИ, что не удивительно, только вот и мерча у него нет из-за этого. Впрочем, кажется, я знаю, кто может помочь с созданием одной фигурки. Рисовала я, конечно, не шибко хорошо, но примерный набросок и параметры изобразить получилось. После обеда я передала Эри чуть ли не из рук в руки Золотой Тройке, а потом отправилась к 1-А, потому что там был человек, который мог мне с этим помочь. — Фигурка для Эри? — удивленно спросила Момо, прижимая руку к груди. — Думаете, я смогу создать что-то настолько детализированное? — Не преуменьшай своих способностей, у тебя отлично развито пространственно-образное мышление, уверена, ты создавала и более сложные вещи, — я повернула планшет к ней экраном с наброском. — Что-то вроде такого. Девушка задумчиво вгляделась в творение рук моих, что-то прикидывая в уме. — Хорошо, дайте мне пару минут, — и, закатав рукав, сделала несколько небольших фигур сразу одну за другой, которые становились лучше и детализированнее с каждой попыткой, — Сейчас… После того, как она поняла принцип, дело пошло лучше, и фигурка, и подставка требуемого размера появились из-под кожи. — Я сделала ее из нескольких деталей, чтобы можно было переносить, — показала девушка. — Надеюсь, Эри будет рада! Я кивнула и поблагодарила студентку. Эри действительно радовалась невероятно, когда я принесла ей эту красоту — фигурка действительно получилась хорошая, качественная. Полночь с легкой ревностью смотрела, как фигурка Сотриголовы занимает законное место на столе, в отличии от всех остальных на подоконнике, и с каким восторгом в красных огромных глазах, похожих на ягоды брусники или рябины, девочка смотрит на этот подарок.***
Уже занимаясь своими делами, я через пару часов получаю сообщение от Шоты о том, что Тодороки отпущен с тренировки пораньше, и теперь стоит только вопрос, куда конкретно ему следует пойти. Отправив ученика сразу к парковке, накидываю толстовку поверх кофты, чтобы не замерзнуть, немного подправляю макияж и, улыбнувшись отражению в зеркале, подхватываю рюкзак, проверяю наличие ключей от машины и прав, закидываю туда планшет и бутылку воды, и отправляюсь на выход. Шото уже ждет меня у ворот, задумчиво смотрящий вдаль. — Добрый вечер, Вольф-сенсей, — вежливо здоровается он. — Ага, и тебе привет, Кетчунез, — хмыкаю я. Шото смотрит немного удивленными глазами на новое прозвище, но вопросов уже не задает — ребятам хватило того раза, когда я пыталась объяснить, почему я отказываюсь называть Бакуго иначе чем «капуста». — Хорошая погода сегодня. Шото удивленно моргает на эту то ли попытку завязать разговор, то ли нелепую констатацию факта. — Да, весна приходит, — и не находит ничего лучше, чем просто согласиться. — У меня на родине во всю зима еще, — скорее сама себе говорю я, смотря вдаль, пока мы проходим под массивными воротами и направляемся к парковке, — Вряд ли снег сойдет до середины марта, а потом все резко растает… любишь весну? Видимо, такой внезапный вопрос его огорошивает. — Не знаю… весной красиво, — уклончиво отвечает парень. — А вы привыкли к холоду? Я только неопределенно прижимаю плечами: — Скорее всего просто приспособилась. Чуть более закалена? Да, но не больше, чем обычный человек. Надень на меня купальник и закинь куда-нибудь в Антарктиду, а потом посмотри, как скоро я насмерть там заморожусь. Это ты сам себе обогреватель. Шото только чуть кивает, садится в машину и пристегивается. Всю дорогу он молчит, как будто тревожась о чем-то, хотя по его лицу сложно что-то сказать, парень почти всегда ведет себя так, будто уверен в каждом своем действии. В цветочном магазине ситуация повторяется почти точь-в-точь, ровно, как и в больнице, правда, там нас уже знают, и вся процедура проходит быстрее. Совсем коротко поговорив с врачом о состоянии Рей, заходим в палату, я здороваюсь и принимаю приглашение сесть перед окном и занимаю всю ту же позицию наблюдателя. Шото рассказывает, как прошло время за эти пару недель, и делится их семейными новостями. Все более чем спокойно, только вот Рей иногда кидает на меня немного тревожные взгляды, только, подозреваю, дело не во мне и моем более чем неформальном виде, скорее, ее тревожит другое — получилось ли у меня передать те слова, которые она просила? Оставить Шото одного я не имею права, а говорить при нем о «мертвом» брате — тем более, но где-то к середине оговоренного времени у меня получается сформулировать мысль так, чтобы она не вызвала проблем, а Рей меня поняла. Тодороки, что замечательно, в этот раз не так зажат, и, судя по всему, что-то из рекомендованной литературы если не прочитал, то хотя бы по краткому содержанию пробежался. Разбирать это конечно можно долго, как острова мусора в Тихом Океане, но это уже неплохо. В этот раз он сидит спокойнее, и плечи не так напряжены, и жестикуляция не такая зажатая. Эх, вот он — язык прикосновений. Интересно, если Шото был бы более открытым, осознающим и следующим своим желаниям, он бы выражал это через те же объятия? Рей вообще без каких-то проблем его в начале крепко обняла и продержала так секунд десять, так что, при желании, скорее да, чем нет. Уже ближе к концу подходит медсестра и напоминает о том, что осталось пять минут, и Шото начинает прощаться. Рей улыбается: — Я рада, что ты пришел ко мне сегодня, — и добавляет, обращаясь уже ко мне. — Спасибо, Вольф-сан, что помогаете моему сыну добраться до меня в это время. — Да, спасибо, — соглашается Тодороки, опуская голову. Я тонко улыбаюсь: — Это важно, чтобы дети знали, что мать их любит, — чуть поднимаю брови, — и я рада этому способствовать. Рей смотрит удивленно, я едва заметно киваю, и женщина как будто готова рассыпаться в благодарностях, но я не даю — напоминаю о времени, что неделя была тяжелой, и Тодороки хорошо постарался и ему следует отдохнуть. Рей со мной соглашается, и мы расстаемся, довольные друг другом. — Вольф-сенсей, а что это было? — интересуется ученик, пока мы выходим на парковку. — Ну, про детей и матерей… — Да так, — улыбаюсь я таинственно, — мои небольшие женские секретики. Тодороки смотрит непонимающе — фраза слишком туманная, чтобы понять, в чем вообще смысл, но это отличается от моего обычного «спасибо» на любой комплимент, и видно, что у Шото в голове двигаются шестеренки в голове, и я уже жду от него какую-нибудь очередную гениальную мысль — ожидание не напрасно. — Это было что-то вроде напутствия? Я должен помнить о своих родителях и относится к ним с уважением? Я смеюсь, не выдерживая: — Забей, парень. Тодороки продолжает недоумевать, но соглашается и просто идет к машине: — Хорошо, тогда давайте уже поедем?