***
Мы классно провели время, чего мне в последнее время, если честно, не хватало; я услышала ещё кое-что для себя важное, мы вкусно перекусили, немного посплетничали о последних громких скандалах злодейского мира. Уж не знаю, было ли в этом вине что-то лишнее, но дымка слетела, когда я внезапно осознала себя на диване под Нобуру — девушка отвечала на поцелуй, отвечала страстно, чувственно и приятно, но вдруг остановилась. — Я что, на тухлую селедку похожа? — она села, бёдрами чуть сжимая мои, будто не давая сбежать. Потом, видимо, рассудок стал на место и она спросила. — Что случилось? — Нет, не хочу, — негромко сказала я, почти физически ощущая льющуюся из меня грязь. Я чувствовала, как подрагивают руки, как горит кожа там, где меня касаются чужие бедра, ткань её нижнего белья, обивка дивана, которая сейчас будто стала лавой… Секунда ступора прошла, и я заёрзала, с трудом выбираясь, но меня и не особо держали — видимо, Нобуру сама не сразу поняла, что нужно сделать. Я сползла на пол, чувствуя приятную прохладу — горячие прикосновения смывались сквозняком. — Может, поделишься? — спросила Нобуру прохладным, как весенний ветер, тоном. Она вообще как будто резко стала выше, и между нами явно пропасть больше, чем двадцать сантиметров. Я нахмурилась, опуская лоб на колени. Коротко выматерилась. Ага, будет такая как она любить… Таким любовь… противоестественна. — Расскажи мне больше, — я не чувствую в этом голосе осуждения… может, она и правда богиня — принимающая всех своих детей с любовью, не ясной никому, позволяющей чудить на планете. Я всхлипнула, прогоняя это дурацкое сравнение, прислушалась к себе и своему сердцу. И почти задохнулась от ощущений. На глазах от боли фантомной выступили вполне реальные слезинки, благо в полутемной комнате и таком положении их увидеть никто не смог — да и словно некому было. Нобуру я почему-то не воспринимала как что-то земное. Может, она действительно какое-то иное существо. Не знаю. — Я не прошу рассказывать то, что не хочешь. Просто для себя… я даже советы непрошенные раздавать не буду. Легкая улыбка в её голосе придала мне уверенности: — Я чувствую себя грязной. Отвратительной. Я будто изменяю человеку, которого люблю. А он мне… разрешил. Когда я предупредила, что для образа это нужно, он спокойно согласился и… Я замолчала, не уверенная — а что, собственно, и? — но потом начала вообще с другого места: — А сейчас я как будто саму себя предала. Ничего не понимаю… На обнаженное плечо опустилась тонкая рука: — Вот скажи, ты ешь штукатурку со стен в подъезде? Я обернулась, не вкурив, в чём смысл вопроса. Глаза Нобуру были спокойны. Мой ответ был вполне ожидаемым: — Нет, нахера? Девушка улыбнулась тонко и загадочно: — Но законом это не запрещено. Я не стала душнить и говорить, что технически это может потянуть на порчу имущества и на административку… суть ведь была не в этом. — У меня ведь всегда есть выбор. Почти всегда. Сейчас, в этот момент — точно был. Девушка кивнула снова. Я улыбнулась, накрывая её руку своей. Мне ответили, будто опережая мои мысли на пару минут: — Тебе не обязательно доказывать свою свободу и отстаивать на неё право. Выбор, о наличии которого ты так переживаешь. Твой выбор — целоваться с другими или оставить для себя только одного человека, которого ты любишь. Я откинула назад голову. Мысли о том, почему же мне так не нравилась вся эта сложная ситуация, меня не покидали: — Наверное, это из-за хренового отношения к отношениям, которые выходят за рамки традиционных разнополых. Лесбиянкам и би говорят, что у них просто мужика нормального не было, а я как будто это подтвердила… У меня были не лучшие отношения с парнем, достаточно здоровые с девушкой после, и впервые за несколько лет я снова начала с кем-то серьезно общаться, и это мужчина… Мою руку несильно сжали: — А кто сказал, что тебя не влечёт больше к девушкам? Что ты, ужас какой, «исправилась»? Мне показалось, тебе нравилось со… ладно, молчу. Я только ответила, не переводя тему на неё саму: — Ненавижу это желание кому-то что-то доказать… всегда всплывает оттуда, откуда его не просят. А думать о том, надолго ли эти отношения, я не хочу. Я могла бы сохранить прошлые, было бы желание, но с этим человеком я бы расставаться не хотела. Я не хочу нарушать обещаний, которых могу надавать. — Один человек мне как-то сказал, что людям свойственно сходится и расходится. Ты не знаешь, в какой момент ваши пути разойдутся, но это не должно омрачать твоё путешествие. Мне такое отношение к жизни было знакомым — сама я была немного другого мнения, и как большинство людей, о своей смерти думала мало. — Все там будем. Думаешь о смерти? Не то чтобы вопрос. Нобуру улыбнулась: — Случается. Никогда не понимала страха перед тем, что точно случится, а не понимать и не знать чего-то я не боюсь. А она, возможно, и не такая счастливая, какой хочет показаться. Может, не знай куда смотреть, я бы этого не поняла. И разговор этот явно не случайно затеян, и тема неспроста затронута. Мне почему-то думалось, что к моим-то годам уже надо знать, кем ты хочешь являться, как встречать старость и с кем это делать. Нобуру глянула на стол с закусками, и слегка туманный взгляд уже кричал о том, что она чертовски устала от этой ночи, вчера и всего, что было до. Мне оставалось тихонько притворить за собой дверь. Девочки, не уснувшие, по моим соображениям, исключительно из-за окружающей обстановки, встали и направились следом за мной к выходу. В машине я устало облокотилась на сиденье. Джиро поинтересовалась негромко и измученно: — И часто вы так? Я верно поняла тему вопроса: — Время от времени. Конкретно так — редко, обычно всё куда быстрее, тут так вышло. Вряд ли каждая ваша миссия под прикрытием будет на несколько часов, тут раз на раз… Я махнула рукой, выражая и своё отношение, и саму ситуацию описывая: — Блядская поебота, — пробормотала я, зажмурилась, и включила заднюю, чтобы выехать с парковки. Излишняя утомленность на дорогах ни к чему.***
В Академии я проводила их до общаги и, вернувшись в свою, благополучно завалилась спать, надеясь проспать все выходные. В общем-то, так и вышло, пусть и не совсем по моей воле. Уверена, без причуды Полночи тут не обошлось, а я, ко всему прочему, хотела съездить с Тодороки в больницу к Рей. Благо не обещала ему ничего. Видимо, подруге мой убитый и в кои-то веке мирный вид показался достаточно веской причиной, чтобы не дать мне проснуться вовсе. Не могу сказать, что в этом нет моей вины, и можно ли считать за провокацию растущие синяки и слои консилера, эти самые синяки скрывающие, понятия не имею, и даже вопросом этим задаваться не желаю. Часов около четырех я созвонилась с мамой по дороге в главный корпус. Желания валяться в комнате больше не было, тащится куда-то во вне не хотелось, в то же время душа требовала «проветривания» и была удовлетворена пятиминутной ходьбой до главного здания. В учительской было пусто — шутка ли, вечер второго выходного? — и я направилась в библиотеку. Во-первых, там почти всегда был библиотекарь — молодой парень, который книги понимал куда лучше, чем людей, во-вторых, среди голосов, тихим страничным шуршанием вещавших о прошлом, не ощущалось того одиночества, которое так и витало в учительской. В этой библиотеке — а я видела многие — была в основном учебная литература и не очень много художественной. Наибольший интерес лично для меня представлял небольшой отдел по криминалистике — расследованиями занималась полиция и героям она была без особой надобности — включающий технику, тактику и методику. Несколько книг мне приглянулись, но пришла я не за этим. Запомнив несколько наиболее интригующих названий, я двинулась дальше, укромными рядами мимо классической японской литературы к нескольким высоким стеллажам, надписи на которых лаконично гласили: «Выпускники», где стройными рядами стояли мало чем отличающиеся альбомы с учениками прошлых и этих лет. В этом году выпускные альбомы ещё не заняли свои места, но вот-вот должны были это сделать. Альбомов тут было за последние лет пятьдесят, если судить по датам выпуска, но не удивлюсь, если некоторых не достает, и дело даже не в пронырливых школьниках — наоборот, эта секция, вероятно, ими посещалась реже криминалистической. Как по мне — несколько зря, но без конкретной цели тут и вправду занять себя сложно. Я глянула мельком на знакомый альбом, в котором несколько недель назад нашла фотографию главы семьи Тодороки — надеюсь через пару лет в альбоме геройского курса будет его младший сын — но меня интересовали ещё более ранние периоды. Мне было интересно, выйдет ли у меня найти Всемогущего. Из предположений — мне нужны альбомы более ранние, чем тот, который со Старателем. Вот и всё. Зато мне известно из уст всех вокруг о том, что он тут учился. Что опять же не даёт гарантий, но успокоить нервы такой бессмысленной работой… почему бы и нет? В итоге это увлекательное занятие оказалось весьма неблагодарным — отложив пару интересных мне альбомов я это дело оставила, недалеко продвинувшись от ранних выпусков. Перебравшись в кресло, я зашкерилась среди стеллажей и полок с книгами, периодически бессмысленно протирая взглядом ковролин и наслаждаясь запахом пыли, бумаги и краски. Погрузившись в составление отчётов и прочих канцелярских бытовых — конец года всё-таки скоро, а засиживаться потом нет никакого желания — я практически полностью расслабилась, поэтому заметила Шоту, только когда он был уже в дверях, разминувшись с библиотекарем. Нашёл он меня по одному ему известному запаху или чистой интуиции, следуя воли сердца, но вскоре он уже был рядом. Притащил кресло-мешок, отличающийся от моего только цветом, заглянул в планшет и благополучно задремал, совершенно игнорируя мой то ли вопросительный, то ли улыбающийся взгляд. Самый настоящий кот. Впрочем, наученная опытом общения с кошачьими, я уже мало чему удивлялась. Вася порой вел себя похожим образом, разве что как все дикие кошки мяукать не умел. А Шота походил на почти домашнего кота. Такого мягкого, уютного и ленивого, у которого есть дом, где он полноправный хозяин — вот он и спит где угодно. Это сравнение, может, отчасти неточное, меня позабавило. Мне было не до конца ясно, зачем он пришёл, но, может, просто хотел побыть рядом. После недавнего разговора с Нобуру буря внутри меня поуспокоилась, и теперь я спокойно могла работать, не отвлекаясь на «дела сердечные», а спокойно черпать из них силу. Да и ощущение того, что я уже почти отошла и от того кошмара, и от собственных тревожных мыслей, меня в основном радовало, потому что от желания переспать с Айзавой отрывало исключительно громадное количество работы, пусть и делало это весьма успешно. Я задумчиво рассматривала чужие волосы, которые тонкими чёрными нитями спадали на лицо и переливались едва уловимыми оттенками от синего до почти серебристого под освещением ламп, задумалась о том, что мешки под глазами меньше не становятся никогда, а шрам летом может даже и побелеет немного на солнце, если Шота решит под его лучи выйти. Привычные ленты — которым в голове я уже придумала другие способы применения — с такого ракурса немного открывали шею и воротник геройского костюма. — Ещё немного и во мне будет дыра, — на лице у мужчины появилась довольная кошачья улыбка. Заметив мою лукавую улыбку, он продолжил. — А ты помнишь, как в той старой песне говорилось? «Лучшее место, для хорошего секса — библиотека»? Я сделала нарочито серьезный вид: — Фу пашлятина. Шота серьёзно кивнул, как бы принимая к сведению, а потом спросил: — Поедешь сегодня в караоке? Ребята ещё вчера звали, но одному мне туда ехать скучно и лень, а с тобой точно не будет скучно. Отключив планшет, я чуть повернулась в его сторону, чтобы было удобнее смотреть: — Тебе напомнить, чем кончилось прошлое наше свидание? Улыбка в ответ оказалась такой же угловатой, как и раньше: — Ну, зато не скучно. Видимо, некоторая часть жизни под этим слоганом скатывается на санях в пизду с завидной периодичностью.