Ведьма

      Выписали меня с кучей инструкций днем в среду. Встретить меня никто не смог, но что гораздо хуже — мой геройский костюм теперь был непригоден: его обещали полностью утилизировать и восстановить, но было кое-что, что я хотела поменять, так что по приезду в UA я сразу отправилась в мастерскую Погрузчика.       — Счётчик Гейгера? — переспросил удивленно мужчина, отвлекшись от бумажной работы.       Я кивнула:       — Радиация никак не ощущается, и в этот раз я вышла из воды… ну, почти сухой. В следующий раз мне может так не повезти. Я хочу, чтобы он автоматически сообщал о превышении фона. А потом я могла в случае чего посмотреть, какой именно фон в условных единицах.       Погрузчик отрыл документы на мой костюм, прошелся по нему взглядом:       — Я подумаю, куда можно добавить сам дисплей, а вот транслятор сигнала… Нужно подумать. В любом случае, раньше чем через неделю ты костюм получить не сможешь — всё же его нужно делать заново. Приходи ближе к вечеру, уточним некоторые моменты, может уже сообразим куда это добавлять, или у тебя ещё какие-то идеи появятся.       Я вышла и сразу направилась к директору, чтобы на месте разобраться со всеми писульками, которыми меня при выписке наградили.       Незу пригласил не в кабинет, а в небольшую комнату отдыха, где налил чай и спросил, как мои дела. Бумажки уже лежали на его столе, так что я честно ответила:       — До апреля попросили сидеть на жопе ровно. Это значит никаких операций, никаких занятий. Ещё и курить заставили, — я кивнула на карман, в котором отчетливо проступала пачка сигарет. — Так что даже не знаю, получится ли весь «ударный класс» прогнать хотя бы по одной миссии. А как сейчас себя чувствует Каминари я даже представить боюсь.       Директор задумчиво кивнул:       — Мне передали, что вы выехали в зону повышенной радиации, чтобы там сбросить всё, что вы успели накопить, — на это я молча кивнула и отпила глоток чая. После горьких сигарет он показался мне восхитительным. — И про то, что тебя, Юля, и Бакуго Кацуки, попросил на помощь герой Ястреб. Я так понимаю, эти события между собой связаны?       Я прикрыла глаза:       — Его инициатива. Я… не сторонница экстремальной медицины, — я уже делала так в прошлый раз, так меня чуть ли не откачивали потом, так что нахуй надо, — но раз доктора сказали выкинуть и курить, то выкинула и курю. Так себе, если честно, занятие.       Незу только плечами пожал:       — Говорят, успокаивает.       По моему лицу было понятно, что меня это нихрена не успокаивает.       — Думаешь, ученики не готовы?       Я вздохнула, возвела глаза к потолку:       — Они дети. Им по шестнадцать лет. Я не могу сказать, что они готовы. И не скажу в ближайшие лет пять.       Директор только ответил:       — Возможно, пожалуй, сейчас нужно обсудить ещё, — и свернул с темы. Ой как неудобно, да? Какие они иногда душные, сил моих нет. — По твоим ощущениям, ты справишься?       Мне показались забавными эти слова:       — Директор, я справлюсь с приказом, если он будет. С теми злодеями я справилась, пусть и получила небольшие… повреждения.       Но вот буду ли участвовать в затяжной операции, которая, видимо, планируется — не знаю. Очень вряд ли.       — Это было очень самоотверженно. Немного безответственно, разве нет?       Я задумчиво перевела взгляд на потолок, понимая, чего от меня хотят. Наконец-то, а то я уже подумала, что меня не воспринимают всерьез. Директор иногда заставлял настолько углубиться в анализ всех реплик, что я теряла нить разговора и в целом могла пропустить другие знаки, запутывая мое «автоматическое» и приобретенное психологическое чутье.       Вот как сейчас. Обращение по классическому ТА, перевод ролей в отношения Взрослый-Взрослый, но он знает о моем образовании и точно читал программу. Банальное управление, которое легко читается, но не звучит достаточно неискренне. Я постоянно так общаюсь, особенно на работе с учениками, но использование этого в общении со мной это как идти саморазвитому на спортивный фестиваль — весело, конечно, но не тот уровень.       И я бросила эту затею, немного расслабляясь — может, и зря, но у меня нет настроения играть во все эти игры.       — Разделиться было лучшим решением в той ситуации. Электрисити, как ответственное лицо, сочла это решение лучшим, и, думаю, уже принимает за это ответственность. Как она, кстати?       Директор долил себе в кружку кипятка, отпил и довольно зажмурился, вдыхая розовеньким носом травяной запах.       — Разбираться будут, но у нас такие вещи решаются быстро. Зачастую все понимают, что герои сильно рискуют и вынуждены принимать кардинальные решения буквально на ходу. Поэтому мы так строги к нашим студентам — к такому нужно быть готовым.       Я уловила для себя, пожалуй, главное — в Японии выдали героям большой кредит доверия. Электрисити, если я правильно поняла, не понесет никакой ответственности — не то чтобы мне хочется отмстить, просто для меня такой подход не знаком. Возможно, это придает смелости, возможно развязывает руки и плодит поголовную безответственность. С другой стороны в таких операциях невозможно предвидеть всё, и нет смысла требовать ответственность с непричастных.       — А координаторы?       Директор хмыкнул:       — Скорее всего. Уже передали в отдел разработок вопросы о поиске датчиков минимальных показателей для всех костюмов. АД, счетчик Гейгера, датчик тепла и прочее. Это не так сложно внедрить в систему, учитывая то, что герой — профессия государственная, но вот с защитой данных и контролем могут быть вопросы. Да и не всем героям такие датчики подойдут, вряд ли одна форма будет удобна всем, и написание программы для автономной работы займет время…       — Не то чтобы мне жаль местных программистов, — пожала я плечами, — если смогут всё грамотно организовать и реализовать — идея хорошая.       Просто о секретности тогда можно забыть. О такой, какой хотелось бы, по крайней мере. Любую систему можно взломать, к любым датчикам — подключиться. Самая работающая в этом плане — черные ящики в авиакомпаниях и тюрьмах, но там отличается ТЗ, так что задача геройских датчиков куда сложнее…       В любом случае, вряд ли это случится в ближайшие полгода. Хотя наушники, как мне помнится, за пару месяцев сделали. Правда сколько с первого запроса прошло — тоже осталось для меня тайной, но в России это растянулось бы лет на десять. Пока бюджет тридцать раз распилят, пока втык за распиздяйскую работу получат, за копейки найдите идиотов вкалывать. А тут организованно. Не сказать, что Япония вся такая идеальная, минусы свои тоже есть, но… лично мне Япония приятнее. Тут мне не мешают реализовываться, и после метафорических — а иногда не совсем — наручников на запястьях, я довольна условиями, которые окружают меня сейчас.       — О чем-то задумалась, Юлия? — уточнил Незу.       Я хмыкнула:       — Не думала, что мне так понравится Япония. Может, я бы сюда с концами перебралась, просто свою малую родину я всё-таки ностальгической любовью люблю.             Снегопад и метель, ранние ночи… неудобно, если подумать, но своя мрачная красота в этом есть. В Японии освещены все дороги, почти все — идеально ровные, но потом я возвращаюсь в Россию, и там… такое светлое чувства печали и грусти, будто в этой вселенной только ты и снег.       Незу улыбается:       — У нас есть слово для этого чувства — Моно-но Аварэ. Печальное очарование вещей.       Кивнула задумчиво — слово это было мне знакомо по урокам японского:       — Да, наверное, оно достаточно близко описывает такие ощущения, — я замолчала, поглощенная внезапным чувством ностальгии. — Пойду достану зажигалку… что-то грустно стало.       Незу кивком отпустил меня без слов. В этом буйстве красок, в этой готовой встретить цветущую сакуру стране, а я ощутила безмерную тоску — внезапную и беспощадную.       — Как тоскливо стало, верно? — я обернулась. Как вышедший из кабинета директор определил «тоскливость» по моей спине — был загадкой, которую я оставлю на откуп более сведущим, важнее было то, что сказал он верно.       И будто отвечая на мой вопрос, показал пальцами на свои глаза:       — Они резко похолодели, и думается мне, ты подумала о своей родине, — и перевел взгляд на голую землю перед зданием — трава только-только начала проклевываться, частично покрыв грунт, с которого сошли остатки снега. Где-то были видны островки желтоватой травы. — в Японии не принято жаловаться на жизнь, однако я чуть меньше подвержен менталитету, и здравому смыслу следуя, скажу, что всем чувствам есть время и место. Есть время радоваться и смеяться, а есть — грустить.       Это показалось мне забавным — и искренним, хотя обычно директор держал дистанцию — ненавязчиво, но ощутимо.       — Зачем Вы говорите мне об этом? — кажется, интонация меня выдала — в один вопрос я вложила сразу несколько с этой формулировкой.       Незу оглянулся, а потом, улыбнувшись, снова посмотрел в окно — или отражение в чистом стекле, что возможно.       — Захотелось, — пожал плечами мыше-крысо-медведь, будто так и надо. Сторона со шрамом, которую я особо никогда не рассматривала, была обращена ко мне. — Может, чтобы мои мысли, в которых я сомневаюсь, наконец-то получили подтверждение. Грешен, иногда сомневаюсь.       Это показалось мне забавным — причуда директора наградила его такой тяжелой особенностью — умением думать. Обратная сторона высокого интеллекта.       — Как психолог могу сказать, что эмоции просто необходимы. Как и их выражение.       Директор кивнул:       — А как ты сама? Думаешь, стоит ли жаловаться на свою жизнь?       Покачала головой — эти формулировки всегда были головоломными, но интригующими.       — Можно ли ныть? — философски спросила я, переводя взгляд на белые комья облаков высоко в чистом голубом небе, — Можно. Нужно ныть. Жизненно необходимо, вот что я думаю.       Директор рассмеялся — солнечно и очень по-человечески.       Прозвенел звонок с урока. Вот-вот коридор должен был наполниться студентами и директор молча откланялся, ретируясь в свой кабинет. Не то чтобы нужно, но интересно перед таким прекрасным моментом, который я впервые буду наблюдать вживую, немного погрустить по белому снегу, сугробам и просторам необъятной.       На телефон пришла СМС-ка. Отвернувшись от пейзажа за окном, я спокойно направилась в сторону лестницы. Шота предложил пообедать.       Я не собиралась торопиться, но меня эти слова несколько вдохновили, и, предвкушая совместное проведения досуга, я с легкой улыбкой спустилась по лестнице, игнорируя некоторые подозрительные взгляды.       Вопрос: «А что, кто-то умер?» — заставил меня улыбаться сильнее. Как бы моя репутация не кричала о моей мразотности, иногда причины моей улыбки весьма прозаичны и обыденны, пусть и кажется кощунством так называть Айзаву — мне он обыденным не казался.       Может, это всё-таки не конечная фаза любви, на которую я успела погрешить, а вторая — влюбленность. Эх, а надежда была. С другой стороны, зачем избегать буйства гормонов и эмоций, если можно ими наслаждаться?       Решив для себя этот небольшой конфликт с поразительной легкостью, я открыла дверь столовой, оглядела всё помещение и пошла к выдаче. Взяв себе привычное мясо с рисом, я села за учительский стол, коротко приобняв Шоту.       — Рассказывай, — тут же поставила я ультиматум, впиваясь любопытным взглядом в темные глаза. Коротко оскалившись и улыбнувшись глазами, Шота кратко пробежался по свежим сплетням.       — Так что ничего толком произойти не успело, — выносит вердикт Шота и и говорит уже без такой улыбки. — Я взял часть твоих операций со студентами. Бакуго был крайне недоволен отменой операции и настоял на разговоре с тобой, прежде чем он решит, будет ли на миссии под моим началом.       Я нахмурилась:       — Очень в духе Бакуго. Я с радостью с ним поработаю — герой он отличный, и скучно с ним не бывает… — я вздохнула, отпивая энергетика. — Но если мне запретят доктора, то я не буду этого делать. Последнее время у меня и с тренировками весьма печально, боюсь потерять форму, но здоровье важнее.       Шота кивнул:       — Как приятно говорить с умным человеком… а то срываются с незажившим ранами снова песок подметать… — он окинул меня беглым взглядом. — Могу я называть тебя Ваше Сиятельство?       Я прыснула, благо мужчина не успел это сказать, когда я ещё не проглотила рис:       — Как тебе угодно. Шота с чем-то.       Айзава, кажется, собирался закатить глаза, но улыбнулся, не выдержав. С прищуренным взглядом ответил:       — Как скажешь, свет очей моих.       Я задумчиво хмыкнула, откусывая ещё кусок мяса:       — На моей родине тысячу лет назад так называли жены своих мужей.       Шота заинтересованно наклонился:       — А в другую сторону как?       Я прожевала очередной кусок и, не став его томить — Шота так увлекся разговором, что перестал есть — ответила:       — Душа моя. Очень мило и изящно, как по мне, и никакого зоопарка.       Шота кивнул, пару раз негромко повторив «душа моя», а я только сейчас заметила, что наши коленки под столом соприкасаются — кажется, ещё с начала разговора. И прикрыла глаза, сосредотачиваясь на этом мягкой и теплом ощущении от родного тела, разделенного с моим только тканью.       — Думаю, Немури сможет тебя подменить, — выдал Шота, возвращая меня на землю с розовых облаков.       Я вздохнула:       — Если ситуация того потребует. В отличие от меня, у неё полная педагогическая нагрузка, и отлынывать она не может. Пусть Немури и хороша в операциях, я бы хотела сама поработать с твоими учениками, это весело.       Шота поморщился — от этого «весело» у него явно пошли дурные ассоциации.       — Понимаю твою любовь к маханию кулаками, но для тебя это поразительно часто плохо кончается.       Я пожала плечами:       — Если бы мне не везло, я бы уже валялась метра на три под землей — и то, если, опять же, повезет доехать до такой земли в достаточном количестве, чтобы хоронить.       Айзава вздохнул — моя обыденность казалась, видимо, ему черным юмором. Ну-ну.       — Глядя на твое лицо, предполагаю, что ты склоняешься к тому, чтобы навесить на меня кучу датчиков и запереть.       Шота прищурился и на полном серьезе ответил:       — Не подавай мне идеи, а то это желание уже увеличивается в геометической прогрессии.       Я рассмеялась, вызывая такую же улыбку у него. Утерев выступившую слезинку достаточно аккуратно, чтобы не смазать стрелку, я всё же ответила:       — Но в каждой шутке есть доля шутки.       — Разумеется, — уже более серьезно ответил он. — Кстати, если уйдешь сейчас, то успеешь поговорить с Бакуго сегодня.       Я глянула на часы — и правда, время с редкими людьми летит, будто ускоренное какой-то гадкой причудой.       Увы, поговорить с Бакуго мне сегодня не удалось.