Ты слушаешься

Глен не догадывался о том, как сильно его заводит укрощённая сила Лэйари до тех пор, пока не пообщался с генералом Тулием. А если быть совсем достоверным — он не общался, а по обыкновению стоял поодаль, напустив на себя фирменный мрачный вид, и слушал их с Лэем беседу о военных успехах. Тот не особенно лез в политику, но сложно оставаться в стороне, будучи Довакином, проживающим прямо под носом у Империи, так что иногда волей-неволей приходилось вовлекаться в общее веселье. Как раз вчера они вернулись домой после захвата форта Гринвол, где Лэю по счастливой случайности было интересно заглянуть оказавшуюся разорённой библиотеку. Так что теперь они уже минут пятнадцать выслушивали сладкие речи, призванные еще сильнее вовлечь Лэя в сражение за судьбу Скайрима, но, судя по всему, это его впечатляло мало. В отличие от Глена. Уже на пятой минуте он заметил, что с живым интересом слушает эти дифирамбы, едва не облизываясь. Тулий так аппетитно все описывал — «чрезвычайные способности», «неоценимую помощь» и «абсолютную исключительность», что сложно было оторваться. Тёмное удовлетворение окутывало его тем плотнее, чем дольше всё продолжалось, и в какой-то момент он обнаружил, что плотоядно усмехается. Лэй бросил на него удивлённый взгляд — он-то на протяжении всего диалога выглядел довольно скучающим — и Глен состроил еще более многозначительное выражение лица. Лэй вопросительно вскинул брови, но в этот же момент Тулий задал ему какой-то вопрос, так что он вынужден был отвернуться. — Да, я понял, — коротко ответил он. — Тем не менее, нам пора идти. — Жаль это слышать, — сдержанно отозвался генерал, оторвавшись от разглядвания карты с разноцветными флагами противобрствующих фракций. — Вы знаете, что Вас всегда рады видеть в рядах нашей армии. — Разумеется, — Лэй кивнул на прощание и направился к дверям. Глен бросил последний взгляд на расположение флажков и пошёл за ним, даже не пытаясь придать лицу более нейтральное выражение. — Что с тобой? Заинтересовался военным положением в стране? — выйдя за пределы слышимости стражи замка, Лэй перевёл на него недоверчивый взгляд. — Люблю мужчин в форме, — хмыкнул Глен, заработав недовольное цыканье языком. — Хотя, как я уже говорил, юбки — это не моё. — Данмеры падки на всё имперское, — Лэй усмехнулся, явно довольный своим остроумием, и Глен рассмеялся, ничуть не чувствуя себя уязвленным явной отсылкой к нордскому отношению к своей расе. Это больше не было для него больной темой, а потому являлось хорошей темой для шуток. — Но я, вообще-то, серьёзно. Ты выглядишь довольным как согревшийся на солнце индрик. — А тебе разве не понравилось как этот важный серьёзный мужик чуть ли не ботинки тебе вылизывать кидался? — Глен мечтательно зажмурился. — Такая похвальная готовность идти на всё ради общего дела. — Да он ведь просто льстил, — пожал плечами Лэй, слегка нахмурившись. — Но вообще-то эта картина совсем не кажется мне привлекательной. Это новые сапоги! — Он льстил, мой маленький наивный друг, — на этих словах Лэй очень выразительно посмотрел на Глена сверху вниз, но тот его проигнорировал, — вовсе не так откровенно, как ты думаешь. Он так жаждал прибрать тебя к своим загребущим ручонкам, что выглядел почти неубедительно. Но поверь мне, такого искреннего восхищения чьей-то силой я не видел давно. — Всё ещё не понимаю, почему тебя это так впечатлило, — кашлянув, слегка неуверенно произнёс Лэйари, оглядываясь в сторону рынка. — Да это ведь самая горячая вещь, которую я видел в своей жизни, не считая, конечно, кровавой резни, — Глен улыбнулся, глядя на его шокированное лицо, и продолжил, ничуть не смущаясь. — Ещё минут десять таких бесед, и я трахнул бы тебя прямо там, у него на столе. Лэй остановился, вытаращившись на него как на чудо двемерских технологий, и нервно сглотнул. — И давно ты стал таким откровенным в выражении эротических фантазий? — уточнил он, ожидая, наверное, как-то Глена смутить, но его попытка потерпела крах. — Власть раскрепощает, — проведя ладонью по краю его плаща, поделился наблюдением тот. Лэй в ответ издал невнятный звук, который можно было трактовать как вольную вариацию на тему словосочетания «не понимаю». — О, я с удовольствием всё объясню тебе дома.

*

В поместье Глен сразу же направился в спальню — Лэй молча шёл за ним с слегка растерянным видом и ни о чём больше не спрашивал. — Я сейчас вернусь, — Глен остановился у деревянной двери. — Надеюсь, к моему приходу ты будешь трогательно-послушно голым лежать на кровати. — Эм, хорошо, — отозвался Лэй. Он весь казался каким-то замороженным, словно не совсем понимал что происходит. Его всё ещё нервировала собственная страсть к подчинению, и Глен старался не раздражаться на такое поведение, давая ему время привыкнуть. Было бы куда проще и приятнее им обоим, если бы Лэйари просто расслабился и наслаждался происходящим, но он его не торопил — Глен и сам когда-то так себя вёл вообще при любом контакте, так что имел мало прав жаловаться. Он сходил в кладовку, покопался в паре ящиков и наконец нашёл то, зачем вообще сюда шёл — не слишком толстую длинную веревку. Окинув её критическим взглядом, он остался доволен и направился наверх, на ходу избавляясь от верхней одежды. Лэй действительно нашёлся там, где Глен сказал ему себя ждать, и удивлённо уставился на него, словно не ожидал, что Глен вернётся. — Это… — начал он, но был прерван резким «Молчать!». Лэйари захлопал глазами, закрыв рот, и неуютно поёжился. — Будешь говорить, когда я разрешу, — властно пояснил Глен, опустившись рядом с ним на кровать. От того, как лёгкое раздражение во взгляде Лэя сменилось очевидной покорностью, улыбка сама собой расползлась у него по лицу. — Подними руки. Глен быстро привязал его к изголовью кровати самым щадящим узлом, который знал — если не дергаться, то никаких неприятных ощущений от него не возникало в принципе. Веревка не была крепкой. Глен из неё, может, и не смог бы выпутаться с применением одной только грубой силы, но Лэй — легко. Она не остановила бы его даже на минуту, если бы ему пришло в голову вырываться, так что это было лишь видимостью контроля, и они оба это понимали. Останавливающим фактором являлось то, что Глен его привязал, потому что решил, что хочет этого — и ничто другое. Глен избавился от остатков одежды и сел верхом на бедра Лэя, почувствовав, как его напряженный член мазнул между ягодиц, оставив след смазки. Тот неконтролируемо толкнулся вверх и сдавленно вздохнул, вызвав у Глена ухмылку. Обычно он не чувствовал такого хищнического азарта в постели, предпочитая роль беспомощной жертвы, но эта ситуация будила какие-то древние инстинкты, заставляя чувствовать тяжелое возбуждение от осознания своих возможностей. — Самый сильный человек на всём Тамриэле, — медленно произнёс он, приподнимая голову Лэйари за распущенные волосы — не больно, но ощутимо, — способный побеждать целые армии, ставить правителей на колени, убивать могущественнейших на свете смертных существ — и ты слушаешься каждого моего слова. Дыхание Лэя стало прерывистым, он безотрывно следил за каждым его движением с испуганным выражением лица. Он был целиком и полностью в его руках — только бери. И как бы Глену ни хотелось растянуть удовольствие, он всё же был слаб, а потому протянул руку к стоящему на тумбочке маслу. — Если ты кончишь раньше меня, Лэйари, я буду крайне разочарован, — произнёс он укоряющим тоном, растирая смазку по своему в предвкушении сокращающемуся отверстию — Лэй при виде того, как Глен заводит руку себе за спину, возбужденно простонал сквозь зубы. — Буду дрочить, не обращая внимания на любые протесты, пока ты не станешь в состоянии продолжить. Лэй заёрзал сильнее и зажмурился, кусая губы — он перестал выглядеть напряженным, а только откровенно нуждающимся в том, что Глен давал ему — или мог дать. Растеряв всякое желание медлить, Глен плавно — совсем не так, как хотелось бы ему самому, — опустился на его член целиком, жадно всматриваясь в то, как лицо Лэя расслабилось, став открыто-уязвимым, и как провально он попытался заглушить короткий, отчаянный стон. Глену не очень нравилась эта поза — ему недоставало ни ограниченности движений, ни скорости и интенсивности проникновений — даже просто толчки ощущались внутри как-то иначе, не так полно и остро, как ему того хотелось. Но сейчас его это не волновало — он приходил в восторг от того, с каким видом Лэй смотрел на пространство между их телами, едва не задыхаясь, и стискивал пальцы на деревянном изголовье. Он выглядел абсолютно зачарованным, почти загипнотизированным происходящим, и у Глена от самого осознания, что это всё — только из-за него, сладко ныло в груди. — Знаешь, Лэй, — стараясь, чтобы голос звучал как можно твёрже, произнёс он, не сбавляя скорости, — ты так злишься, когда кто-нибудь называет меня твоей шлюхой. Но ты не учитываешь два фактора. Лэйари уставился ему в глаза, хватая ртом воздух, и бессильно дернул руками — возможно, только в процессе движения вспомнив, что связан. Глен наклонился к его лицу, опустив ладонь на часто вздымающуюся грудь. — Во-первых, — он понизил тон, и звучал теперь интимно, почти заговорщицки, — это правда, и я обожаю каждую деталь этого обстоятельства. Взгляд Лэя остекленел — он больше не смотрел Глену в лицо, а будто сквозь него, и по нему вообще нельзя было сказать, что он понимает, что тот пытается ему сказать. Но Глен всё равно продолжил, начав двигаться ещё резче и быстрее — говорить ровно стало сложнее, и последняя фраза прозвучала более рвано, чем он бы того хотел. — А во-вторых, они не замечают главного, — едва не сорвавшись на стон, веско закончил он. — Ты тоже мой. Лэй дернулся, сбив его с ритма толчков — Глен остановился, удовлетворённо глядя на то, как он замер, изогнувшись в явно неудобной позе, и на секунду представил себе какого это было бы: выполнить свою угрозу и не оставлять его в покое до тех пор, пока у самого Глена не начнут разъезжаться ноги от усталости, а задница — болезненно ныть. И всё же он не был настолько жестоким тираном, а потому опустил руку себе между ног и начал двигать ей в быстром, безжалостном темпе, представляя, как сперма стекает вниз из его растянутой дырки, и что Лэй мог бы собрать её пальцами, вставить их внутрь, рядом со своим ещё твёрдым членом, огладить мягкие стенки, и начать толкаться, наконец касаясь того места, от стимуляции которого у Глена сбивалось дыхание. Он очень хотел закончить раньше, чем Лэй начнёт жаловаться, что ему неприятно и неудобно, и преуспел — тот даже не успел прийти в себя, когда Глен замер, зажмурившись, а затем — расслабленно опустился на его грудь, пытаясь восстановить дыхание. Через несколько минут Лэй завозился, так что Глену пришлось приподняться, вновь принимая сидячее положение. — Развяжешь? — уточнил Лэйари, пошевелив пальцами. Глен ничего не сказал о том, что тот заговорил после прямого запрета — это было глупо, он был ему не хозяин и после секса правила автоматически переставали работать. Так что он распустил узел и развязал верёвку, а Лэй принялся растирать затекшие запястья. Глен чувствовал, что из него на Лэя натекло достаточно спермы, чтобы это стало неприятно, так что потянулся за приготовленным на этот случай полотенцем. Он вытер живот и пах Лэя, а потом — собственную промежность, и лёг, отшвырнув испачканную тряпку подальше. Разбираться с ней сейчас у него не было никакого желания. Лэй обнял его, прижав к груди, и уткнулся носом в волосы. Он медленно и глубоко дышал, и выглядел в крайней степени умиротворённым. — Спасибо, — прошептал Лэйари, начав едва ощутимо гладить Глена по спине, и тому от его прикосновений стало щекотно. — Серьёзно, будешь благодарить меня за то, что я с тобой трахаюсь? — фыркнул он и дернул плечом, пытаясь прекратить его движения рукой. Лэй понял его правильно и остановился, просто оставив ладонь на лопатках. — Я не об этом, — спокойно ответил Лэй, и Глен решил не развивать тему, потому что не хотел его беспокоить — настолько расслабленным и счастливым он казался. Лэйари быстро уснул, даже не натянув одеяло, так что Глену пришлось выползти из-под его руки, чтобы укрыть их обоих. Лэй завозился, наощупь пытаясь его найти, а потом отвернулся, подтянув повыше явно озябшие ноги. Обычно он долго ворочался в поисках удобного положения, а сейчас вырубился как убитый. Глен обнял его со спины, уткнувшись носом между лопаток, и закрыл глаза. Он понял на самом деле, о чём Лэй пытался сказать, но отшутиться (даже не слишком-то удачно) было проще, чем обсуждать подобного рода признания — Глен не слишком-то умел говорить о любви, он и сейчас-то не ожидал от себя чего-то подобного. Оно просто вышло само собой. Но, может быть, ему стоило бы поучиться.