— Скажи, нам точно нужно быть здесь? — Такеши окинул противоречивым взглядом вычурный интерьер клуба.
Скуало пожал плечами и скривился. Он не мог ничего поделать, знаменитый футболист любил увеселительные заведения, сплошь наводнённые лицами с низкой социальной ответственностью. Раз не получилось отвязаться через Оттавио, были предприняты кардинальные меры: демонстрация нелицеприятной изнанки их культовой работы. Хочешь получить эксклюзив? Успешно внедрись в сферу обитания объекта.
— Поверь, есть места и попротивней.
Чего стоило вспомнить вечер в роскошной резиденции политика Маджи, где люди в масках занимались содомией, не стесняясь, прямо в холле.
— Верю, — согласно кивнул тот. — Но в такие моменты мне не хочется становиться журналистом.
Скуало замер, ошеломлённо опуская стакан с виски на стол.
— Ещё раз произнесёшь это при мне, и точно вышвырну из издательства. Ты должен сказать спасибо за то, что я согласился на весь этот фарс.
— Извините, сенсей.
— Поклонись ещё, как у вас принято, — фыркнул он и поднял вновь стакан, сделав внушительный глоток.
Такеши замолчал и принялся рассматривать гостей с некоторой отрешённостью во взгляде. Да что уж там, одни пьяницы и алкоголики, не найти адекватного человека. А Суперби незаметно принялся рассматривать японца и попутно рассуждать, что же могло привести его в Италию. А, собственно, почему бы и не спросить напрямую?
— Как тебя занесло к нам? — постарался придать голосу непринуждённый тон.
Такеши вмиг преобразился и резко встрепенулся.
— Из-за моего лучшего друга, ему пришлось перебраться сюда из Намимори, я — следом.
— В целях поддержки? — скептически поднял белёсую бровь Скуало, вглядываясь с недоверием, и ловя утвердительный кивок, заключил: — Как благородно.
— Ему было бы сложно адаптироваться в чужой стране.
— Ради друга оставить родину — это весьма впечатляет, — без толики сарказма заметил журналист, тронутый до глубины души невероятной самопожертвенностью.
Наступила пауза, где Суперби сделал ещё глоток виски, а Такеши боролся с собой и явно хотел задать неудобный вопрос.
— Учитель, можно спросить?
— Валяй, — скривился и широким жестом махнул рукой, качнув стаканом в сторону Ямамото так, что кубики льда звучно стукнулись о гранёные стенки.
Японец не поразился, уже свыкся с излишней экспрессивностью жестикуляций своего мастера.
— Почему в наше первое знакомство вы так спешно покинули кафе?
Скуало задумался, на миг замерев с поднятым стаканом около губ, застигнутый врасплох чужой смелостью, в ожидании услышать что угодно, но точно не вопрос касаемо столь незначительного факта произошедшего.
— Не твоё дело, — вскоре грубо отрезал Суперби, сверкнул гневно глазами и вновь отпил глоток виски, проглатывая вмиг возникшую горечь во рту.
<-----
— Почему ты приезжаешь?
Толкнуло спросить Скуало на скорости сто пятьдесят километров в час.
— Не нужно? — донеслось в ответ со странным безразличием.
— Я к тому, что у тебя совсем нет дел?
— Есть, — беспечно пожал плечами собеседник.
— Круто, — шумно выдохнул Суперби, задумчивым взором провожая проносившиеся за окном автомобиля пейзажи.
— Не волнуйся, я не зарабатываю на жизнь зверскими убийствами или каким-то иным непотребством, о чём ты ещё мог подумать со своей больной фантазией.
Скуало внезапно рассмеялся и повернул голову в сторону водителя, оставляя локоть на выступе двери.
— Я уже понял, что ты папенькин сынок, пользующийся чужими деньгами.
— Не угадал, — без тени улыбки произнёс Занзас в ответ и отвернулся от дороги, внимательно посмотрев в лицо блондина.
— Врой! Следи за дорогой! — возмущённо всплеснул руками тот, не прерывая зрительный контакт.
— Почему ты садишься? — властно потребовал брюнет, прожигая взглядом горящих алых глаз.
Скуало осоловело моргнул, глядя в серьёзное лицо напротив. Боковым зрением уловил, как дорога в конце принимала извилистый путь, и осознал, что скоро они достигнут поворота. Но водитель был непреклонен, выжидающе смотрел на Суперби и терпеливо ждал ответа.
— Не нужно?
Возникло чувство дежавю, они поменялись местами в разговоре.
— Я к тому, что у тебя совсем нет дел? — продолжил разыгрывать представление брюнет, так и не обратив внимание на дорогу, лишь рукой поправил руль, заставляя автомобиль плавно повернуть, не теряя траектории.
— Нет, — ответил тихо Скуало, тем самым ломая привычную схему диалога. Он уже начинал жалеть, что начал заведомо проигрышный разговор.
В салоне воцарилось гнетущее молчание. Занзас явно был недоволен, складывалось ощущение, что услышать тот хотел нечто иное. Но возмущённый клаксон фуры заставил обоих вовремя очнуться. Они оба непозволительно отвлеклись. И парень резко вывернул руль, в последний момент уходя от столкновения. Автомобиль, визжа колёсами по асфальту, спешно остановился у обочины.
Этот отбитый жил так, словно имел в арсенале ещё сто жизней и, похоже, ощущал невероятное чувство эйфории от вседозволенности. Скуало же был не такой, он трепетно оберегал и ценил то сокровенное, что ему дали.
И неизвестно, сколько времени прошло в наступившей тишине, каждый пребывал в собственных мыслях, и их взгляды были обращены внутрь себя. И почему-то в атмосфере салона притаился горький привкус разочарования.
Немного погодя, двигатель автомобиля вновь завёлся, и вывернув на трассу, Занзас продолжил путь, за всю поездку больше не посмотрев на Скуало.
В воздухе повисло невысказанное, но столь искреннее слово: «Лжец».
----->
— Объект прибыл, — загадочно произнёс Такеши, нещадно вырывая из воспоминаний.
До слуха всё ещё доносился иллюзорный визг покрышек. Скуало вздрогнул с точной идентичностью, как и тогда, мимолётно вглядываясь в покрасневшее от злости лицо владельца фуры. Перевёл замутнённый взор и посмотрел на изрядно подвыпившего футболиста, стоявшего в двух столиках от них.
— Бери клиента на живца, а я пойду в уборную.
И на всяческие протесты новобранца Скуало безапелляционно ушёл. Ему было просто необходимо умыться прохладной водой и привести загнанное сердце в порядок. Нахождение рядом с японцем сулило одни неприятности. И не столько раздражали участившиеся мысли о прошлом, как само неясное и не сформировавшееся чувство, веющее опасностью и постепенно зарождающееся в душе на весьма гнилостной почве глубоко похороненных моментов его жизни. Оно и вынуждало обращаться к ним раз за разом, заставляя терзать душу, выматывая красочными, детализированными до мельчайших подробностей картинами, о которых Суперби мечтал навечно забыть.
Тем временем Такеши отработал на все сто. Да, были шероховатости, но в целом, весьма достойная работа. После клуба Скуало вернулся домой и достаточно долго вчитывался в предоставленный материал, записанный весьма приятным почерком. Чувствовал застарелое удовлетворение и главное — не собой, а кем-то, на кого надежд особо не возлагал.
Сиротливая сигарета покоилась на бортике серой пепельницы, лежавшей на кровати, и медленно тлела. Суперби перевёл задумчивый взгляд на неё и потянулся, обхватил двумя пальцами фильтр, поднёс к губам и глубоко затянулся, вновь переводя взор на чёрные буквы на бумаге. Такеши имел все шансы стать первоклассным журналистом, если бы захотел. Но мотивация «я приехал ради друга» весьма хрупка и ненадёжна. Нужно нечто кардинально иное, более весомое и значимое в жизни.
Скуало медленно выдохнул клубы дыма и заворожённо проследил за сизым облаком, неумолимо растворявшимся в воздухе. Абсолютно всё имело чертовски мало отмеренного времени в этой вселенной.
Сознание вновь заволакивало никчёмными воспоминаниями. Действительно, присутствие рядом японца способствовало ухудшению ситуации, старых мыслей стало непомерно много, и наводняли они голову с заядлой периодичностью.
<-----
— И всё-таки я не могу понять, чего ты со мною возишься?
Они находились в туалете, Скуало всячески старался не переводить взгляд в соседний писсуар. Оценивать размер чужого члена — этого ещё не хватало. Пускай и было невероятно интересно.
— Вот ты приставучий, — донеслось совсем близко, и послышался звук застегивающейся молнии. — Что ты такой ограниченно правильный?
— Не все такие, как ты, — произнёс Суперби и вышел следом, подошёл к раковине и посмотрел в зеркало на брюнета, ловя на себе вопросительный взгляд алых глаз. — Твой имидж весьма специфичен, — опустил взгляд в раковину и принялся усердно намыливать руки. — В общем, ты прямо воплощение девичьих фантазий, вся атрибутика плохого парня налицо: опасный, загадочный и безрассудный, не утруждающий себя приличиями и выходящий за рамки общепринятых норм.
— Продолжай, — нарочито медленно протянул Занзас, встал вполоборота, бедром приваливаясь к стойке, и с насмешкой уставился на Скуало.
— Да иди ты, — прошептал Суперби сконфуженно, спешно закрыл кран и потянулся за бумажным полотенцем.
— Ещё пара эпитетов, и я подумаю, что ты в меня втюрился, как сопливая девчонка.
Скуало вспыхнул от негодования, враз перебивая всю неловкость, возникшую в груди, и мстительно развернулся, эффектно демонстрируя брюнету вскинутый средний палец. И вскоре ловко отправил скомканную бумагу в урну, буркнув: — Пошли.
Вовсе не обращая внимания на жест, Занзас навалился, по-свойски положил руку на плечо и развернул парня лицом к зеркалу.
— Ты себя принижаешь, — окинул красноречивым взглядом отражение. — Стать героем девичьих грёз и тебе под силу.
Скуало с силой отпихнул от себя брюнета, ощутимо ударив в бок, и, не оборачиваясь, покинул уборную. И не сказать, что он был не популярен у женского пола, отнюдь, внимания хоть отбавляй. Только почему-то сейчас всё это стало безынтересным, вкус испытываемых эмоций потерялся. Вся важность сконцентрировалась на одной сволочной личности, нагло пользующейся своим положением и искусно играющей на нервах.
----->
Раздавшаяся трель дверного звонка разбудила намного раньше выставленного будильника. Скуало еле-еле разлепил глаза и сонно потянулся, попутно бросив взгляд на циферблат экранных часов.
— И какую тварь притащило в такую рань? — буркнул он под нос, лениво поднялся с постели и прошёл в тёмный коридор, задержался у входной двери, борясь со связкой ключей. И даже не посмотрев в глазок, сразу открыл.
Взгляд сначала уловил туфли на неимоверно высокой шпильке, поднялся по худым лодыжкам, оценил невозможно короткую кожаную юбку и тёмно-зелёную блузку с длинным рукавом. Колоритный ансамбль завершал накинутый на плечи чёрный пиджак, который по длине мог посоперничать с мизерным клочком кожи, закрывавшим причинные места. Серые глаза вновь окинули критическим взором образ снизу-вверх и, поднявшись выше, остановились на знакомом миловидном личике с намалёванными красными губами и густо подведёнными тёмными глазами, что делало их ещё больше.
— Ты с вечеринки закоренелых шлюх? — произнёс Скуало, выгнул белёсую бровь и привалился к косяку двери, вновь пройдясь красноречивым взглядом по образу внезапного визитёра.
— Скуало, пусти переночевать, а? — девушка натянуто улыбнулась и даже не попыталась состроить лицо попроще, глядела упрямо в серые глаза и явно пропустила оскорбление мимо ушей.
— Сейчас уже пять утра, ночь ты, увы, пропустила.
Гостья закатила глаза: не впервые отчитывали.
— Ты хотя бы осознаёшь, какой у тебя непотребный вид, а, Элиза? — продолжил Суперби, чувствуя зарождающееся внутри раздражение.
— Мне плевать, — она одарила его непреклонным взглядом тёмно-карих глаз и дерзко ухмыльнулась.
— Проходи, иначе нет гарантий, что тебя не изнасилуют по дороге, — Скуало кивнул в открытый проём.
Девушка ловко проскользнула внутрь квартиры и, мимолётно поравнявшись с хмурым парнем, невесомо мазнула щекой в качестве благодарности.
— И что на это сказал бы брат, — удручённо произнёс Скуало и шумно вздохнул.
— Ему тоже плевать, им всем плевать, — зло ответила она, не оборачиваясь, и уверенно прошествовала по тёмному коридору, попутно небрежно скинув пиджак на комод, не удосуживаясь повесить на вешалку. Впрочем, девушка никогда не заботилась ни о чём. В этом была вся Элиза. И несносность характера лишь малая составляющая её личности.
Суперби проводил укоризненным взглядом чуть пошатывающуюся гостью и закрыл дверь.
Больше у Скуало так и не получилось заснуть, он лишь сверлил взглядом потолок и задумчиво отсчитывал уходящие секунды в безуспешных попытках задремать. Шум, производимый незваной гостьей, утих нескоро и нестерпимо отвлекал, вынуждая рождаться в сонном сознании причудливые мысли. Суперби боролся с желанием встать и разузнать, что, собственно, произошло. Ведь Элиза появлялась на пороге его квартиры в крайне исключительных случаях: может быть, в моменты особо непомерной психологической нагрузки, требующей выхода и, желательно, качественной поддержки. Но в то же время всё было дешёвым фарсом: девушка всегда отличалась сильной волей, ловко умела справляться со многими невзгодами. И амбициозной независимости, частенько граничащей с безжалостностью, не требовалась чья-либо помощь. Скуало ей никогда и не был особо нужен. Поэтому истинных причин он не ведал, да и встречи случались невероятно редко, буквально пару раз в году, если не меньше.
И за час до пробуждения его всё-таки накрыла спасительная дремота. Он провалился в вязкую темноту, где мелькали странные причудливые образы, трансформируясь в нечто неестественное, а порой и вовсе складываясь в весьма знакомые черты лица. Лица японца, с которым Скуало провёл относительно спокойную рабочую неделю. Настолько хорошую, что Такеши хватило смелости пригласить ворчливого журналиста в субботний день в кафе. Так сказать, попытка номер два.
— А он красивый, — восторженно заявила Элиза, не поднимая глаз, едва заслышав владельца квартиры на пороге кухни.
Сидя за барным стулом, она совсем не стеснялась и без конца смолила сигареты Скуало.
— Всегда забываю, какие же у тебя бывают отвратительные манеры, — он подошёл к кофемашине и запустил режим готовки эспрессо.
— Ой, не будь занудой, — девушка подцепила пальцами фотокарточку нового сотрудника издательства, опрометчиво оставленную журналистом на столе. — Из Японии и ростом почти в сто восемьдесят сантиметров, — задумчиво прочитала информацию из личного файла. — Такие разве существуют в природе?
— Прекрати, — зажмурился парень, улавливая ощущение дежавю. Насколько же он оказался примитивно простым в собственных размышлениях, что первые его мысли были схожи с этой несносной брюнеткой.
Кофемашина просигнализировала о завершении работы. Скуало забрал готовый горячий напиток и проследовал к столу, садясь напротив.
— Нет, это же удивительно, — она выдохнула сизое кольцо дыма в фотографию. — А зачем ты это хранишь у себя? — озорно улыбнулась, вмиг переключаясь на заинтересовавшую тему. — Неужели кто-то растопил твоё ледяное сердце и смог понравиться? — заговорщически произнесла она, приподнялась с высокого барного стула и заискивающе вытянулась в сторону Суперби.
— Доиграешься, и в следующий раз за порог не пущу, — грубо отрезал тот и сделал глоток ароматного кофе.
Элиза насупилась, закатила глаза, буркнула: «Какой же ты невероятно скучный», и вновь возвратилась к созерцанию изображённого парня на фото.
— А я бы с ним переспала, — задумчиво протянула девушка, заставляя Скуало внезапно поперхнуться горячим напитком.
По расчётам, Элиза должна была покинуть его квартиру через час, максимум через два. Откуда такие конкретные числа вились в голове — неизвестно. Но, как обычно, девушка не оставалась в поле зрения позже полудня. А возможно, и сам Суперби подсознательно старался ограничить их «увлекательное» времяпрепровождение. Неважно, больше этой магической цифры времени они вместе и не проводили.
Скуало вышел из холла за несколько секунд до ожидаемого первого сообщения от Дино. И, столкнувшись лицом к лицу с ждавшим приятелем, глядя в удивлённые светло-карие глаза, он пояснил:
— Были обстоятельства.
— Выйти вовремя? — скептично подначил друг.
— Что-то вроде того, — отмахнулся Суперби, садясь в пассажирское кресло. — Лучше не тормози и поехали, пока я не передумал.
Дино улыбнулся и с нескрываемой радостью спешно сел следом в автомобиль. И пускай путь до кафе составлял двадцать минут неспешной дороги и они успевали по времени, угроза, флегматично произнесённая Скуало, могла оказаться вполне реальной.
<-----
Они рубятся в приставку разъярённо и вдохновлённо, словно исход игры решит их дальнейшую судьбу. Занзас хмуро и сосредоточенно отточенными движениями жал клавиши на джойстике, а Скуало изредка окидывал взглядом брюнета, расположившегося в непозволительной близости на полу, спиной привалившись к выступу дивана.
И впоследствии из-за частых поглядываний он оглушительно проигрывает.
— Почему ты не улыбаешься? — произнёс Суперби, разрушая наступившую тишину, глядя бездумно в экран телевизора с предложением начать игру заново.
— А смысл?
— Ради простого выражения человеческих чувств?
— Ради безликих окружающих?
Скуало пожал плечами, он уже жалел, что начал разговор. В последнее время получались крайне тупиковые беседы. Хотя нет, они обычно всегда таковыми и являлись. Порой он не понимал причин присутствия Занзаса поблизости. Они частенько могли проводить время в молчании, лишь изредка комментируя происходящие вокруг события. Но особо длинных тем для бурных обсуждений не находилось.
— Забей, — Суперби резко встал и направился в туалет, оставив Занзаса одного в своей комнате.
А когда вернулся, то моментально учуял сигаретный дым. Он неожиданно остановился, как вкопанный, заворожённо наблюдая, как свет приятно оттенял профиль разлёгшегося на полу парня, освещая запрокинутую на мягкую обивку дивана голову. Взгляд жадно мазнул по выпирающему кадыку и затем по расслабленному выражению лица, задерживаясь на полуприкрытых глазах, скрывавших за ресницами испытываемое наслаждение.
— Хочешь? — спросил Занзас и поднял пронизывающий взгляд на застывшего парня, не вынимая из губ зажатой сигареты.
— Ты, я смотрю, не только растлитель девичьих сердец, но и любитель прививать дурные привычки всем вокруг?
— Я предлагаю только тебе, — озорно подмигнул он, и уголки губ приподнялись на подобие улыбки.
Скуало заворожённо смотрел и, наконец решившись, подошёл ближе и протянул руку к сидящему брюнету.
Занзас ухмыльнулся, медленно вынул фильтр из губ, рукой потянулся навстречу с зажатой в пальцах сигаретой, но вместо того, чтобы передать, резко перехватил за запястье, потянул на себя, заставляя от неожиданности навалиться сверху.
Первый их поцелуй отдавал едким привкусом сигаретного дыма.
Скуало терялся, упорно не отвечал, а вскоре, справившись с наплывом эмоций, и вовсе принялся ощутимо колотить в грудь спятившего парня и всячески вырываться. Но стальная хватка сжимавших шею пальцев ограничивала, принуждая играть по чужим правилам. Занзас не отпускал.
— Брось, — донеслось хрипло, когда брюнет немного отстранился, не прекращая удерживать его на позволительном расстоянии от себя. — Не поверю, что тебе не понравилось, — поднося зажатую сигарету, вновь затянулся, прикрыв взгляд потемневших алых глаз.
Скуало был бы, несомненно, рад, если бы это оказалось правдой. Но молодой организм и буйные гормоны коварно предавали, а Занзас успешно выявлял все его потаённые желания, читая Суперби, словно открытую книгу. И похоже, это тянулось довольно давно, а он заведомо проиграл, ещё садясь в чёртов автомобиль с длинным носом и покатыми боками.
— Это неправильно, — поёжился Скуало, пытаясь уйти от прикосновения чужих горячих пальцев, сомкнутых на шее.
И следующая фраза потонула в очередном настойчивом поцелуе, где Занзас разделял свою затяжку на двоих, выдыхая едкий дым и ловя в ответ чужой вдох.
Он умопомрачительно целовался, заставляя сознание съезжать на обочину общепринятых рамок, открывая заманчивый мир вседозволенности и безнаказанности. Рушил в душе все воздвигнутые барьеры и терзал губы глубоким властным поцелуем. Скуало нестерпимо сгорал под ласками, а все мысли вытеснялись безграничным желанием получить больше.
Весь оставшийся день они упоённо целовались и таким образом выкурили на двоих пачку сигарет. В этот же день Занзас привил сразу несколько дурных привычек: курение и вожделение к парням. Открыл новые грани, что извращённое влечение не столь страшно, наоборот — весьма возбуждающе приятно.
----->
— Как бы печально это ни звучало, но окно в мир можно закрыть газетой, — улыбаясь и отпивая апельсиновый сок, проговорил Такеши, вглядываясь в двух друзей, сидевших напротив.
Скуало лишь хмыкнул, а Дино воспроизвёл весь спектр чувств, что впору было удивиться, и произнёс:
— Если так рассуждать, то, в своём роде, этим мы, фигурально, и занимаемся.
— Рамок нет. Делай, что хочешь, пиши, что вздумается, придумывай без ограничений полёта фантазии, — подхватил Суперби, берясь за кружку с эспрессо.
— Скуало, это ты с такими принципами идёшь по жизни. А некоторым — сложно.
— Это как анекдот про двух журналистов? — вклинился в диалог японец, периодически переводя взгляд с одного на другого.
Дино вопросительно посмотрел на парня, подначивая его продолжить.
— Беседуют два журналиста. Один говорит: «Ты мне можешь объяснить, что в стране творится?», а второй ему отвечает: «О, я как раз по этому поводу материал делаю для своей газеты», и первый со вздохом заключает: «Да статью я и сам написать смогу. Ты мне объясни, что в стране творится».
Каваллоне заливисто засмеялся, откинув голову. А Скуало фыркнул: цензура и его знатно порезала, её он люто ненавидел.
— Скуало, ты, как крутой специалист, дай рекомендации новичку, — отсмеявшись, произнёс приятель, ощутимо пихая локтем в бок.
И Суперби злорадно оскалился и одухотворённо взглянул на японца, глаза его нехорошо блеснули. Было заметно, как ему нравилось поучать других, делясь собственным опытом.
— Самое важное — скорость, — начал он с непередаваемым выражением лица, принимаясь поочередно загибать пальцы на руке. — Не тяни, иначе отберут материал. Специально или случайно, экспертиза разбираться не будет. Далее — высокая мера ответственности за свою тему, — последовал второй палец. — В любое время дня и ночи могут потребовать подлинность, поэтому необходимо тщательно проверять любой факт, попавшийся в руки. Из этой аксиомы вытекает самое сложное правило — эмоции здесь исключены, — третий палец. Ты просто обязан вести дело беспристрастно. Не можешь себя контролировать в определённых темах — отказывайся с основательной аргументацией. Нежелание — не потянет на весомую причину. Также личная заинтересованность — губительна, повышается вероятность попасть в ловушку самообмана. Лучше обходить это стороной, умение чётко разделять не каждому дано в жизни.
Скуало остановился, понимая, что и так много полезного и весьма очевидного наговорил, отпил глоток кофе и решил закончить свою речь назидательного характера:
— В целом, ты знаешь свой график, количество текстов и тому подобное, и если не выполнишь… — поправился, бросив мимолётный взгляд на японца. — Если же неудачи становятся систематическими, то с таким автором расстаются без сожалений. Другими словами, либо ты хорошо делаешь свою работу, либо до свидания.
Такеши смотрел горящим взором невероятно преданно и жадно впитывал информацию. И что-то необъяснимое толкнуло Скуало дальше продолжить разговор.
— Досконально про каждые отделы рассказывать не собираюсь, эта пустая трата времени никому не нужна. Если сильно захочется услышать подноготную, обращайся к Каваллоне.
Дино враз встрепенулся и прожёг испепеляющим гневным взглядом друга, однако промолчал.
— Твоя основная работа — выдавать по одной большой статье и по куче «козявок». «Козявки» — это не новости, а просто маленькие на полполосы-полосу заметки. Мороки с ними тоже предостаточно — бывает проще написать один большой текст, чем три маленьких — но что поделать, лаконичность и инфографичность — тренды, против которых не попрёшь.
— Скуало, ты ходишь вокруг да около. Дай достойный совет что ли, как надо писать, чтобы стать профессионалом, — подначил Дино, злорадно блеснув глазами. Так и не смог простить приятелю нанесённое оскорбление.
— Пиши слева направо, — лаконично выдал Скуало, растягивая губы в хищном оскале.
Стол взорвался хохотом. На них обращали внимание посетители кафетерия, но трём парням было откровенно безразлично на всех окружающих.
<-----
Они ехали в кромешной тьме по неосвещённой дороге, посреди густого непроглядного леса. И казалось, вот-вот кто-то непременно настигнет, резко врежется в покатый бок и развернёт чёрную Maserati Mistral посреди двухполосной дороги. Скуало отчётливо рисовал это в своём воображении, периодически поглядывая на весьма маниакальный вид водителя. У того зрачки были расширены от адреналина вперемешку с наслаждением. Порой сложно было представить, что брюнета могло завлечь что-то иное, не относившееся к любимому автомобилю.
И во всей сложившейся ситуации откровенно вело лишь одного пассажира. Занзас неимоверно притягивал, вероломно разрушал последние предохранители. И Скуало уже не чувствовал стыда от совершаемых поступков. Он резко потянулся и опалил дыханием смуглую кожу шеи, невесомо касаясь языком, слизывая солоноватый привкус и дурея окончательно.
— Хочешь влететь в столб? — донеслось сверху с нескрываемым ехидством.
Но блондин пропустил издёвку мимо ушей, продолжая развратно вылизывать шею. Ремень безопасности нестерпимо жал, Скуало отстегнул его, чуть ли не наваливаясь на водителя, и принялся целовать открытые участки кожи, периодически чувственно прихватывая губами и прикусывая.
Постепенно лес закончился, являя впереди тихую и уютную равнину, освещённую полной луной. И, похоже, бешеное напряжение моментально спало у обоих, едва они вырвались из глухой, давящей со всех сторон темноты.
Занзас резко свернул на обочину, задними колёсами подняв столб пыли. И под ничего не понимающий серый взгляд спешно вышел из автомобиля, так и не проронив ни слова. Опёрся на разгорячённый бампер и попутно вытащил из блока сигарету. В темноте мелькнул суетливый огонёк зажигалки. Скуало сглотнул, пытаясь унять бешено скачущее сердце, и осторожно вышел следом. Присел рядом, соприкасаясь плечами с брюнетом, периодически кидая вопросительный взгляд на сосредоточенное лицо и губы, обхватывающие фильтр и вскоре выпускающие сизый дым.
— Не смотри на меня так, — глухо донеслось низким голосом. — Иначе я за себя не ручаюсь.
Скуало выдохнул, широко ухмыльнулся и не успел ничего предпринять, как Занзас, не докуривая, выкинул сигарету на асфальт, и хищно навалился, пригвождая парня к горячему капоту. Чёрная Maserati Mistral остывала медленно, а разгорячённое тело только сильнее распалялось.
— Знаешь, сколько раз меня посещала мысль отыметь тебя в тачке? — оглушительный шёпот, и горячим языком брюнет влажно прошёлся по мочке уха, прихватил кожу и чувственно прикусил.
Скуало сглотнул вязкую слюну, не смел перевести взора с лихорадочно поблескивающих глаз напротив и не мог произнести ни звука, заворожённо наблюдая и слушая. Лишь робко поднял руку и взъерошил короткие волосы на макушке Занзаса.
— Но в салоне особо не размахнёшься, а на капоте — в самый раз, — продолжил, спускаясь языком ниже по шее, и вновь прикусил нежный участок кожи. — Прикинь, ещё кто-нибудь вздумает проехать? — повёл дальше, принялся покусывать выпирающие ключицы, старательно обводя их языком. — Как тебе мысль: кто-то действительно может наблюдать, как тебя трахают на капоте раритетного автомобиля? — руки проворно принялись расправляться с пуговицами на рубашке.
Скуало закрыл глаза в предвкушении, старательно вслушивался в глубокий низкий баритон и отдавался умелым рукам, везде касающимся и приносящим удовольствие всему телу. Ему откровенно плевать даже на случайных прохожих. Рядом с Занзасом всё окружение меркло и становилось глубоко безразличным.
Он неумолимо проваливался глубже, погрязнув в собственной похоти. Грубо отвечал на жадные поцелуи, нетерпеливо пытался снять одежду, оголяя больше участков смуглой кожи, обхватывал лодыжками торс и в нетерпении тёрся о чужой член. Именно сейчас испытывал небывалые острые ощущения от близости, пускай и «неправильной». Все прошлые отношения бесследно стирались из памяти. Скуало терялся в испытываемых ощущениях и не понимал, откуда в нём засело жадное и нестерпимое вожделение. Это ли его истинное «я»? Или же Занзас умеючи лепил Суперби под себя, создавая из обычного нормального парня чёртового извращенца?
Но самое страшное — не получение ответов на нескончаемые вопросы, а то, что глубоко внутри себя Скуало давно смирился и принял всё как данность. Ему нравилось, он получал истинное наслаждение от происходящего и теперь определённо не желал терять взбалмошного брюнета со скверным характером. Мысли о том, что их пути могут разойтись по весьма известным причинам, гнались прочь, поддерживая приятный самообман.
Всё произошло невероятно быстро. Он стерпел и неприятное болезненное проникновение и даже попытался отыскать в нём толику удовольствия. Правда, на капоте сложно думать о каком-либо удобстве: жёсткость металла остро ввинчивалась в поясницу. А Занзас и вовсе сорвался на бешеный темп, не дождавшись, казалось бы, и минуты, чтобы его партнёр привык к новым ощущениям. Совершенно ни о чём не заботясь, впал в собственную нирвану. А Скуало лишь подмахивал бёдрами и ерошил тёмные волосы, крепко обнимая за взмокшую спину.
Их первый секс был атмосферный, наполненный болью, наслаждением и самой натуральной неожиданностью. Неестественная и немыслимая картина, навечно сохранённая в памяти. И невероятно яркое впечатление — как опустившийся на колени Занзас сжимал длинными смуглыми пальцами стальные решётки радиатора и глубоко отсасывал Скуало. Алые глаза в обрамлении чёрных ресниц пронзительно смотрели в лицо, заставляя достигнуть пика наслаждения гораздо раньше.
----->
Скуало распахнул глаза, осоловело вглядываясь в кромешную тьму спальни. Ни зги не видно, даже силуэт руки, вытянутой перед лицом, был совсем неразличим. Темнота давила, вызывая неприятные эмоции, и полежав немного, он всё-таки встал. Ступая босыми ногами по холодному полу, проследовал к ванной, попутно включив свет, зашёл в ещё не высохший поддон душевой кабины и резко вывернул кран с холодной водой, включая контрастный душ.
Оставленный на прикроватной тумбочке мобильный телефон гулко завибрировал и озарился светом от входящего сообщения.
Такеши, похоже, такой же полуночник, как и некоторые, приглашал после работы поужинать в японском ресторане. И ведь нашёл же сносный в Италии!
Скуало с превеликой задумчивостью прочитал сообщение, попутно грубо сжимая волосы полотенцем. И сейчас действительно считал, что события начали проноситься уж больно стремительно. Не за горами оказаться с японцем в собственной постели. Суперби не был идиотом и видел красноречивое желание в карих глазах, сделай он первый шаг навстречу, всё могло произойти мгновенно. Но он и не настолько отчаялся, чтобы строить отношения с непосредственными подчинёнными.
Нет.
Пальцы спешно настрочили ответ, и в итоге на вопрос Такеши отправилось самое натуральное согласие. Скуало с неясным раздражением вглядывался в простое «Да», но вскоре спешно погасил экран, небрежно отбросив телефон обратно на тумбочку.
До утра осталось несколько часов, и парень решил завалиться на постель, зарыться в подушки и, отфыркиваясь, принялся додумывать возникшую мысль о том, что деструктивное поведение — это, похоже, его любимый конёк.
***
В японском ресторане царила гармоничная тишина. Внимательный взгляд серых глаз прошёлся по залу невероятных масштабов. Складывалось впечатление, что владельцы абсолютно не гнались за прибылью, сделав ставку на комфорт и эксклюзивность: столиков немного, все они были значительно отдалены друг от друга и изолированы невысокими бамбуковыми ограждениями, тем самым предоставляя требуемую уединённость от остальных посетителей и создавая уют, необходимый в жизни активного жителя мегаполиса.
В приятном холле Скуало задержался около бамбуковой инсталляции посреди искусственного водоёма с устланным дном из множества камней и шустро снующих по нему причудливых мерцающих рыбок. С интересом засмотрелся, подмечая, как абсолютно всё привлекало внимание, заставляя приглядываться к весьма простым элементам лаконичного оформления. Интерьер вызывал в душе одно эстетическое наслаждение. И всё, на удивление, слаженно сочеталось, составляя единую композицию.
За мимолётными наблюдениями Суперби и не заметил, как их подвели к одному свободному татами, где посреди располагался только низенький столик. И больше ничего. Красноречиво проследив взглядом от центра до начала плетёного мата, он вопросительно воззрился на Такеши, который тем временем уже аккуратно снимал обувь. И ухмыльнувшись, Скуало разулся следом, а после, проходя босыми ногами к столу, остановился.
— Надеюсь, мне можно не садиться в церемониальную позу?
Такеши поблагодарил девушку, напоследок произнёс что-то ещё на родном языке и отпустил. И с той же безупречной улыбкой повернулся к Скуало.
— Достаточно позы лотоса, — и поймав скептически настроенный взгляд, он пояснил: — не волнуйся, здесь никто не осудит, сэйдза сложна для неподготовленных… — замолчал, глядя, как итальянец с лёгкостью сел в требуемое положение.
В сером взгляде проскочил отблеск насмешки, а лицо Суперби озарилось невероятной гордостью. Невиданная ранее живая искра мимолётно исчезла, и Ямамото не успел залюбоваться, но подметил явное потепление в натянутых отношениях. По крайней мере, они медленно шли к нейтралитету. Пускай японец и не понимал, чем успел досадить своему наставнику.
— И какова цель? — поднял белёсую бровь Скуало, увлечённо рассматривая меню на английском и следом — рядом стоящие иероглифы.
— Здесь подают невероятно вкусные нигири-суши, но я не пробовал, — сразу поправился тот. — Думаю, отзывы не ошибочны, и решил в качестве извинения пригласить, заодно оценить самостоятельно.
Скуало в удивлении вскинул взгляд, усмехнулся и, вновь отворачиваясь, оглядел окружавших японцев за другими столами. Что являлось неплохим знаком качества сего заведения.
— За что извиняешься? — не выдержав томительной паузы, спросил Суперби, вниманием возвращаясь к собеседнику и ощущая внутри зарождающееся раздражение.
Потерянный вид Такеши заставил опешить. Скуало действительно не понимал, что произошло, а копаться в событиях минувших дней не было желания.
— Мне казалось, в том клубе мы не очень хорошо поговорили.
— А последующая совместная встреча с Дино в кафе тебя не смутила?
Такеши промолчал, но взгляда не отвёл, принял вызов с долей решимости.
Невероятно скоро их потревожили, принеся заказанный саке.
— Так вот что ты сказал той девушке, — заглядывая в кувшин с прозрачной водой, Скуало на пробу вдохнул запах. — Если я правильно помню, дурной тон — разливать самому себе напитки в компании?
Парень кивнул.
— Ты весьма осведомлён.
И это подействовало: Суперби мгновенно воспрянул духом и принялся рассказывать, что иначе и не могло быть, он приверженец перед поездкой в новую страну, по возможности, изучить хотя бы минимальные традиции.
Время на вечере пролетало незаметно. Качественное саке враз опьянило, а Такеши оказался весьма интересным собеседником. Поведал о некоторых устоях, моментально привлекая интерес, раскрывая новые подробности и то, чего в действительности не знал Скуало. И настолько вдохновенно вёл беседу, что даже обычный рассказ о нигири-суши и его многочисленных разновидностях казался крайне заманчивым.
И незаметно, постепенно японец перевёл нейтральные темы на более личные. Принялся увлечённо, с невиданным блеском в глазах рассказывать о своём хобби — игре в бейсбол в свободное время. Однако из-за случившейся травмы руки в студенчестве не переросшим во что-то серьёзное. Так красочно описывал правила и сложности ведения, что небывалый восторг и вспыхнувший чужой азарт пошатнули скептическое отношение у самого Скуало. Тот, в свою очередь, эту игру особо не воспринимал и вообще не считал профессиональным видом спорта. Но, на удивление, у него промелькнула противоречивая мысль — попробовать, имея лишь смутное понимание сути и тем более — не особо замечая за собой увлечения махания битой. Чужие слова вынуждали изменить мнение и почувствовать интерес. Как оказалось, основным мерилом успеха был постоянный расчёт: силы замаха, удара и траектории полёта. И поэтому напряжённые лица игроков порой выражали вселенскую сосредоточенность.
В основном, всё время беседу вёл Такеши, а Суперби заинтересованно слушал и принимал активное участие: спрашивал, уточняя неясные моменты, словно протоколируя, и действительно чувствовал неподдельный интерес к происходящему. И в то же время что-то неуловимо менялось с каждой проведённой совместной минутой. Впервые он поймал себя на моменте осознания, что не испытывал никакого дискомфорта. Напротив — дружелюбная улыбка, временами чересчур не к месту, сейчас вовсе не вызывала отторжения, больше располагая к себе. И изредка он задумывался, задерживаясь на оппоненте, что, возможно, Каваллоне мог оказаться прав.
Может, стоило попробовать дать шанс: всё же это не сильно повлияет на его привычный уклад жизни и мало что изменит, но почему бы и нет? Или же в нём говорило банальное саке?
Некоторая наивность, граничащая с решительностью во взгляде — сочетание резонирующих элементов пленяло, заставляя подолгу задерживаться на карих глазах и внимательно их рассматривать. Единственное, чего Скуало не понимал, так это преследуемых японцем целей. Что тот на самом деле хотел сказать необычным ужином?
И ситуация в корне усложнилась, когда Суперби случайно вспомнил об одном негласном правиле, некогда услышанном в Японии. Чтение намёков собеседника являлось чуть ли не одним из важных навыков. С намёками у итальянца дела обстояли плохо. Всегда предпочитая прямолинейность, которой сам страдал в избытке, он требовал её и от своего окружения. Однако, в этот вечер впервые сумел заткнуть рвущийся наружу вопрос во избежание конфликта на чужой территории. В то же время сдерживала порыв и вносила коррективы в его поступки пресловутая ранимость, обусловленная национальными особенностями и воспитанием другой страны. И, вскоре устав мусолить простой вопрос в голове, он, послав все размышления к чёрту, списал ужин на банальное извинение.
Также без сомнений Скуало сразу согласился на предложение следующей встречи: в выходной и на бейсбольном стадионе, находившимся в Болонье. Что-то дёрнуло за разговором упомянуть об имевшейся связи с клубом, входящим в профессиональную лигу Италии. И что вполне возможно было заполучить доступ к их домашнему стадиону Джанни Фальчи.
После отменного ужина они попрощались и разошлись восвояси уже не как обычные коллеги, решившие просто скоротать вечер выходного дня. Такеши не скрывал радости, что смог разбудить нечто живое в скептично каменном выражении лица своего наставника. И даже осмелился пару раз прокомментировать изменения, делая акценты на доселе невиданных ярких проблесках в серых глазах. А Скуало привычно не раздражался и громко не высказывался на неподобающее поведение новичка. Ощущал нечто сродни интереса, и что-то толкало следовать дальше, узнать, чем эта странная встреча могла впоследствии обернуться для них обоих.
Суперби и не заметил, лишь спустя некоторое время осознал, что в его голове надолго обосновался парень из списка строжайших исключений. Когда как обычные люди не могли продержаться дольше и нескольких дней. Даже будучи в отношениях, его мысли не обращались к партнёру настолько часто. Всё это немного пугало, но в то же время завлекало остротой ощущений.
***
Оставшееся время до следующей встречи Скуало безуспешно пытался разгадать, какого чёрта вёлся на этого добродушного, с виду простого парня, с лёгкостью рушившего все его принципы.
Так и не найдя адекватного ответа, с этими гложущими мыслями Суперби в свой выходной направился к назначенному месту. Проехал, не обращая внимания на брошенный удивлённый взгляд охранника, пропустившего по устному запросу две машины на закрытый стадион.
Ямамото должен уже был находиться внутри, сам Скуало немного не рассчитал ситуацию на дорогах и опоздал на добрых полчаса. Поэтому, спешно расплатившись за такси, вбежал по лестнице ко входу, прошёл через неактивный КПП и, выйдя на трибуны, замер. Критично оглядел размеры пустующего стадиона, кажущегося несоизмеримо огромным, нежели увиденный на демонстрации по телевизору. Мысленно восхитился и, скрыв замешательство, шустро спустился, ловко перемахнул через ограждение, решив вспомнить шальную молодость. Подошёл к одиноко стоявшему на поле Такеши в полном обмундировании, задумчиво созерцавшего даль. Тот совсем и не заметил чужого присутствия, а по блуждавшему по траве взору сразу стало ясно — явно пребывал в мире грёз.
Серые глаза расширились от внезапно пришедшей догадки.
«Такеши планировал и лелеял мечту стать профессиональным игроком».
Скуало, сам того не ведая, в последнем разговоре легко сковырнул престарелую рану, вызывая явно болезненные ощущения у японца. Вдруг стало как-то не по себе: пустующие скамьи сгрудились и нависли дамокловым мечом, не суля ничего хорошего. И даже гулявший приятный ветер больше не казался ласковым — колюче обжигал. Суперби поборол порыв предложить покинуть стадион, приняв решение сделать вид, что ни о чём не догадался, продолжая заворожённо и безмолвно наблюдать за отрешенно стоявшим парнем. Но вскоре взгляд случайно соскользнул ниже, подмечая стискиваемый в руках второй такой же комплект обмундирования игрока.
— Врой! Я это не надену, — резко заявил Скуало, красноречиво смотря вниз, так и не подняв взора, словно шлем приковал всё его внимание.
Такеши вздрогнул, резко повернувшись по направлению к говорившему. И лицо его приняло привычное выражение.
Внезапно нагнетающее ожидание стихло, а рассуждения о дальнейших действиях вовсе стали смехотворными. Они давно не подростки, чтобы пытаться предугадать желания друг друга. Иначе Ямамото бы попросту не стал предлагать посетить стадион. Скуало усмехнулся, подмечая, что в последнее время действительно растерял все остатки здравого смысла.
— Это в качестве безопасности, — рассудительно заявил японец и дополнил: — и тебе привет!
Но Суперби отрицательно покачал головой.
— Ни за что!
— Брось, всего лишь на время, — взмолился тот, подкрадываясь ближе с явным намерением насильно нацепить внушительный шлем на макушку платинового блондина.
— Только попробуй! И в издательстве ты — не жилец! — опасливо отошёл парень.
— Грязно играешь, — улыбнулся Такеши, но попыток не прекратил, решительно шёл напролом, невзирая на суженный взгляд серых глаз, не предвещавший ничего хорошего. Скуало умеючи подбирал и открыто демонстрировал эмоции, стремительно растекавшиеся по выцветшей радужке. И безупречно знал, насколько безотказно действовал сей убийственный взор, но на упрямца это никак не срабатывало. Тот игнорировал абсолютно всё и явно наслаждался происходящим: ему нравилось наблюдать за изменениями, подмечая про себя, что именно в такие моменты он мог достучаться до ледяного сердца и вызывать в нём проблески живых чувств.
И всё закончилось прозаично: Скуало наконец натолкнулся на ограждение трибуны, и столь скорая встреча заставила его опешить, а Такеши, воспользовавшись моментом, победоносно улыбнувшись, водрузил на голову ужасный шлем. Итальянец от негодования потерял дар речи и, лишь глухо простонав, замер с забавно вскинутыми руками.
Наступила оглушительная тишина.
— И не так страшно, правда? — моментально разрядил обстановку Ямамото, явно любуясь внешним видом наставника и невероятно гордясь своим поступком.
— Убью, — донеслось опасное рычание из-под шлема.
— Всего лишь на время, — поднял руки в примирительном жесте. — Заметь, я не заставляю тебя надевать остальную защиту, — и следом протянул перчатку атакующего. — Так удобней будет держать биту, — пояснил, уловив вопросительный взгляд сквозь прорези.
Скуало безмолвно оттолкнулся от ограждения и, грубо пихнув плечом, гордо прошествовал к позиции, где лежала кожаная перчатка ловца и деревянная бита.
— Так отобью, что хрен поймаешь, — он злорадно процедил вслух, поднял снаряд и эффектно прокрутил им в руке.
— Ты главное — за поле мяч не выводи, — напомнил правила Такеши, залихватски подхватив с земли перчатку и, надев, вновь обворожительно улыбнулся.
Пускай и сложно было что-либо разглядеть через грубые прорези шлема, но Суперби точно знал, что этот паршивец получал истинное удовольствие от происходящего. А ему оставалось лишь повиноваться, находясь на незнакомой территории и имея смутные представления о правилах игры.
— Я вообще-то невероятно ловкий, — подначил Скуало и дополнил: — И мощно бью.
— Я и не сомневаюсь в вас, сенсей.
— Вот ублюдок, — почти восхищённо проговорил Суперби.
Мало кто осмеливался перечить, а тем более — переходить дорогу известному журналисту. А тут просто неслыханная дерзость!
Пару раз прокрутив биту в руке, он всё же встал в требуемую позицию.
— Чувствую себя идиотом, — еле слышно решил он озвучить пришедшую внезапно мысль, однако Такеши, отойдя на нужное расстояние, расслышал, но ничего не прокомментировал, лишь махнул рукой, мол, готов подавать мяч.
— Может, встанешь?
— А я что делаю, по-твоему? — смешно повёл шлемом защитник, понимая, что его исходная позиция далека от идеально правильной.
Ямамото резонно кивнул, приняв решение повременить и дать освоиться в незнакомой обстановке, замахнулся и подал мяч. Да так хитро, что Скуало с трудом определил траекторию полёта, но всё же отбил. Пускай и получилось по счастливой случайности.
— Новичкам везёт, — громко прокричал подающий.
Суперби хмыкнул и горделиво приосанился. И следом образ ловкого игрока разбился, когда донеслись следующие слова:
— Только тебе не стоило его отбивать, он был не в страйк-зоне.
— Если нужно следить и за этим, тогда мне совсем не останется времени отбивать, — натурально возмутился итальянец, всплеснув руками, попутно держа деревянную биту.
С природной экспрессивностью жест выглядел крайне устрашающе. И Такеши решил не продолжать диалог, вновь кивая на готовность к следующей подаче.
Солнце идеально расположилось на чистом небосклоне, не слепя глаза и никак не мешая действу, развернувшемуся на поле. И неважно, что начало странной игры вышло немного смазанным, и по правилам та рассчитана была на явно большее количество участников. Главное — увлекла, азарт втянул, соблазняя продолжить. И опасения скуки полностью растворились в преувеличенной сосредоточенности. Невероятно, как любительский уровень смог разжечь небывалый интерес, и даже отсутствие опыта не вносило негативных коррективов. Час пролетел незаметно, и Скуало увлёкся до такой степени, что не обнаружил, как на смену раздражения от неудобства шлема пришёл страх неминуемого завершения. Скорого конца теперь вовсе не хотелось, когда Суперби только привык к приятному замаху, вызывавшему некоторую лёгкость в душе, и особенно — к возникавшей от удачного попадания по мячу эйфории, в попытках успеть при этом определить, насколько ему удачно подали.
Наконец Скуало отчётливо понял, что все приятные, испытываемые впечатления сконцентрированы на одном престарелом желании. Как давно он не получал столь нужный адреналин, не чувствовал того ошеломляющего глотка свободы, позволявшего забыть обо всём на свете и сосредоточиться на ускользающем моменте жизни?
В очередной подаче он замер и с удивлением обнаружил затесавшееся некое колкое ощущение, помимо приятной неги, текущей по венам, заволакивающей сознание, даря простую необходимость в некогда высушенных чувствах. Что, казалось, Суперби поборол, полностью искоренил, решительно отказываясь и выбирая иной тернистый путь в дальнейшей жизни.
К тому же впервые ему нестерпимо захотелось запечатлеть в памяти игру до малейших подробностей.
Скуало опрометчиво отвлёкся, а Такеши, не подав мяч, впервые с негодованием ругнулся. Отстегнул перчатку и, небрежно бросив её на землю, безмолвно прошёл к ничего не понимающему Суперби. Тот тем временем попытался проанализировать произошедшее, что могло пойти не так.
— Я не могу на это смотреть, — взмолился Ямамото, скидывая свой шлем. — Это выше моих сил.
— Что? — так и не понял Суперби, полностью забывшись, отбросив привычный скептицизм, войдя, наконец, в азарт и получая некоторую эйфорию от игры.
Но Такеши стремительно оказался за спиной опешившего Скуало. Решительно дёрнул за руку к себе, заставляя повиноваться и немного отойти на шаг и принять верную позицию. Отточенными мимолётными касаниями он корректировал положение, подбирая нужную высоту. Пальцами невесомо сжимал запястье, находясь в катастрофической близости, что итальянец слышал дыхание новоявленного учителя. Нестерпимо захотелось расхохотаться о смене их ролей, и Скуало только попытался озвучить смехотворную мысль, как слова вмиг застряли в горле. В один момент он прочувствовал покалывающие странные ощущения в местах прикосновений, что смогли пробиться через учащённый ритм сердца, не успевшего успокоиться от игры и прийти в норму.
Если бы Суперби не приходилось сталкиваться с этим чувством ранее, то точно бы списал на остаточный эффект от растворяющейся эйфории. Но невесомое электричество, неявно передаваемое в моменты особо длительной задержки пальцев на оголённых участках кожи, не давало усомниться в неутешительных выводах. Самое невероятное, ошеломляющее больше всего — отсутствие привычного отторжения, и не сказать, что всё творившееся вызывало неприятие у самого Скуало.
— Готово, — радостно известил Такеши и отошёл, критично оглядев получившийся результат и сделав несколько кругов вокруг полусогнутого в три погибели парня.
А тот, почувствовав наконец свободу, ощутил всё неиллюзорное неудобство своего положения. И не только по причине сложных мысленных дилемм и раскрывшихся новых фактов, а попросту тело стало нестерпимо затекать, что в миг разогнало все тяжёлые думы в голове.
— Иди к чёрту! — возмутился Скуало. — Как я в таком состоянии отбивать должен? — поинтересовался, почему-то силясь сохранить сложную и неудобную позу.
Нет, к этому он точно не был готов.
— Так оно правильное! — ответил с непробиваемой решимостью Такеши и, развернувшись, ушёл, тем самым ставя точку в их намечающемся конфликте.
И первая подача не отбилась. Не потому, что мяч не в зоне, а из-за Суперби, уставшего держать в голове всю информацию: правильную и неудобную позицию, траекторию мяча и решение, стоит отбивать или нет.
— Ты убил во мне весь азарт, — протянул со вселенской безысходностью наставник, лениво поворачивая голову в сторону улетевшего мяча.
— Скажи спасибо, что не заставляю тебя бегать по линиям, — улыбнулся Такеши и, посмотрев на наручные часы, с неохотой принялся снимать защиту.
— Правила ограничивают, — веско заявил Скуало, бросая биту на землю, и фыркнув, следом снял вновь ставший ненавистным шлем.
Активно помахал головой, поправляя пальцами и высвобождая примятые волосы, позволяя им теперь свободно разметаться по спине.
— Без них не было бы игры, да и они необходимы, — ответил Ямамото, пятернёй взлохматив короткие волосы, заставляя их вновь приподняться.
Тёмные, чёрт бы их побрал! Суперби закатил глаза, ловя солнечные блики.
Остановившаяся стрелка временных часов нервно дёрнулась и вновь устремилась дальше, возвращая всё на круги своя. Хотел было забыться? Получай от судьбы неприятный щелчок по носу. Все тяжёлые размышления вернулись в удвоенном размере, в довесок к ним прибавилась одна существенная проблема — как раз стоявшая напротив и ничего не подозревавшая.
Они, как дети малые, увлеклись игрой, которую Скуало никогда раньше и не воспринимал всерьёз. До встречи с Такеши.
Последнее вновь затянуло в сложную трясину из разнообразных дум, которую итальянец терпеть не мог. И помимо зарождавшегося раздражения, в груди поселилось резонирующее чувство. Словно текущее время пыталось бороться, отвоёвывая своё право у того, что некогда было важным. Противопоставляя и обнажая всю неидентичность, оно успешно доказывало свою исключительность.
— Не всем в жизни нужны правила, — опрометчиво бросил Суперби, вздрогнув, понимая, что неминуемо терял контроль над ситуацией, вновь забываясь. И если ранее всё можно было списать на игру, то сейчас все новые откровения заставали врасплох.
— Каждый волен поступать по-своему, — философски заметил Такеши и пожал плечами, вновь непроизвольно взъерошивая волосы на голове. — Но мне интересно услышать твоё мнение, — дополнил, сосредоточенно поглядев в лицо Скуало.
Суперби неожиданно заворожённо засмотрелся в ответ дольше положенного. И на мгновенье сознание взыграло злую шутку, подкидывая образ, весьма далёкий от реальности. Запрещённый приём вмиг заставил учащённо заморгать, вновь уловить сочность травы поля и разноцветных трибун и специально не обращаться к стоявшему парню напротив.
— Я считаю, всё хорошо в меру. Если есть возможность их нарушить и без особых последствий, то почему бы и не попробовать.
«Заканчивай», — монотонно билось в сознании, затмевая остальные мысли.
Скуало опять зажмурился, стирая случайно увиденный проблеск заинтересованности в карих глазах.
И когда в их простой беседе успел только возникнуть двойной подтекст?
Патовая ситуация выбивала из колеи. Внезапно вспыхнула злость на себя: за непонимание собственной реакции и за откровенную слепоту. И Скуало принялся проклинать себя. Творящееся было не в новинку, он часто вызывал неправильные чувства у окружающих, но почему-то к Такеши это не относилось, казалось просто невероятным. Пускай тот и являлся очередным человеком из той же толпы безликих.
«И кого ты обманываешь?» — вопрос ослепил, заставляя стиснуть руки в кулаки.
Наступила томительная тишина.
Злость, медленно клубившаяся в душе, вдруг трансформировалась в простое желание поскорей вытравить всё ненужное. Скуало давно сделал выбор, и долгая дорога не располагала к попутчикам. Он привык слушать тишину.
Ощутив небывалый прилив сил, Суперби внезапно подорвался, и чем ближе подходил, тем спокойней выдерживал отчётливо отразившийся интерес иного толка в карих глазах.
Ювелирное искусство читать намёки, которым явно был обделён японец, впрочем, как и он сам. Возможно, и наоборот, оно как раз и мешало сделать Такеши первый шаг навстречу. Скуало отчётливо выказывал свою позицию. Или же ограничивали пресловутые правила этикета? Но он точно не списывал увиденное на некоторую нерешительность. Если хватило смелости пригласить на ужин и тем более — продолжить их неформальное общение, выбирая территорию для действий, где Суперби заведомо было сложно себя уверенно чувствовать. А некоторое превосходство питало иллюзию вседозволенности. Он рано открыл сей нелицеприятный факт, а столкнувшись, принял. И более это не трогало, не вызывало возмущений в душе, кроме оставшейся жалости.
Только вот Ямамото крупно ошибся в стратегии: Скуало сложно застать в состоянии неловкости, а чувство растерянности давно стало чуждым. Когда с лихвой познал в жизни дерьма и успешно прошёл все её испытания, то тебя практически невозможно вывести из равновесия.
И, резво сократив расстояние, Скуало остановился в шаге от стоявшего в ожидании парня, небрежно откинул шлем, единым движением вытянул руку и, ухватившись за шею, грубо заставил приблизиться ближе к себе. Безмолвно, не разрывая зрительного контакта, он впился в его губы требовательным поцелуем.
Если он правильно расценил сложившуюся ситуацию, то Такеши непременно должен был ответить и дальше оставалось с лёгкостью закончить возникшее недоразумение, словесно разъяснив о невозможности продолжения. Но случилось невероятное: мало того, что за томительные несколько секунд партнёр никак не отвечал, так напоследок, дрогнув в объятиях, наградил ощутимым толчком в грудь, отталкивая от себя Скуало со всей его решимостью. Тот отошёл на несколько шагов, задумчиво прикоснулся пальцами к губам и с непониманием уставился в потемневшие карие глаза.
— Ты ошибся, — сразу ответил Такеши на незаданный вопрос, глядя с некоторой обречённостью и с болезненными проблесками во взгляде.
Скуало ошарашенно наблюдал, понимая, что за столь короткое время невозможно так глубоко погрязнуть в собственных чувствах. Всё это ложно, игра подсознания, на худой конец — психологическая привязанность к старшему.
Исключено.
Но по небывалой, излучаемой решительности стало ясно: Ямамото не собирался останавливаться, словно успел заглянуть в душу и расценить замеченное, нечто неуловимое в серых глазах, подёрнутых дымкой. То скрытое и недосягаемое, проскользнувшее мельком.
Время, давно застывшее для Скуало, — то ли преследуемое проклятие, то ли назидание.
— Я не собираюсь поддаваться влечению, — произнёс Такеши, когда Суперби уже не желал ничего слышать. — Похоть — наипростейший путь к достижению цели, но мне нужна твоя душа.
Услышанное ошеломило, но не шокировало. Было известно заранее, считано открытыми эмоциями в карих глазах. Скуало усмехнулся и вновь задумчиво мазнул кончиками пальцев по губам, стирая эфемерные остатки мимолётного поцелуя. И после глубоко вздохнул, словно всё это время совсем не дышал.
— Чертовски проникновенно, Такеши, — впервые за их встречу сказал он со всей серьёзностью. — Но с чего ты взял, что тебе это по силам? — дерзко усмехнулся, чувствуя некоторую мелкую дрожь на кончиках пальцев.
— Почему-то я верю, что всё получится. А моя интуиция никогда не подводила.
Необъяснимая решимость, ничем не подкреплённая, невероятно взбесила и вынудила опрометчиво сразу ударить, избрав наиболее больное место.
— Да, только где она хвалёная была, когда ты повредил руку?
Скуало не преминул следом озвучить вескую причину, почему хобби так и осталось на любительском уровне.
— Это не имеет значения, — улыбнулся японец, словно наперёд зная все ходы собеседника.
Но Суперби почувствовал фальшь в голосе, скрытое престарелое негодование и простое смирение — принятие за данность.
— Если твои намерения серьёзны, то спешу разочаровать. Лучше не ввязывайся, у нас вряд ли что-то получится.
— Ты так же думал, когда сбегал из кафе в нашу первую встречу. Однако — ты сейчас здесь.
Скуало молчал, правда, он и не особо пытался задумываться о причинах своего согласия на всю эту авантюру. Видимо, обыкновенная усталость диктовала свои условия, а Суперби следовал ей, как слепой ведомый. И вот сейчас реальность больно щёлкнула его по носу, отрезвляя окончательно. Флёр игры стёрся, обнажая серую обыденность происходящего.
Другого он и не ожидал. Всё начинало заходить слишком далеко, и пора было наконец остановиться.
— Не путай эти события.
— Да, они разные, но всё же ты противоречишь самому себе. Я не понимаю, что тебя по-настоящему гложет, и никак не могу расценить твоего вечно задумчивого взгляда, частенько созерцающего даль, — произнёс Такеши, внимательно следя за реакцией собеседника. — Выглядит, конечно, философски эстетично, но мне всё больше начинает казаться, что ты банально погряз в собственных страхах и не в состоянии с ними справиться.
Скуало опешил. Ещё никто не выдавал психологических вердиктов на основе наблюдения его деятельности. Даже Дино старался аккуратно обходить краеугольные камни, осознавая последствия, способные окончательно разрушить их дружбу.
— Повтори, — угрожающе прорычал Суперби и инстинктивно начал медленно надвигаться в сторону парня.
— Слово в слово? — не унимался тот.
Да, совершенно не так планировал он провести свой вечер выходного дня.
— Если осмелишься.
— Я не боюсь тебя, Скуало. Но, что в действительности меня пугает, так это твоё слепое следование несуществующему. Не знаю, удерживают ли тебя какие-то события прошлого или же мысли о не случившемся. Неважно, — отрицательно махнул головой японец и решительно продолжил свою тираду: — ты в плену своих воспоминаний, но я не буду мучать тебя и интересоваться содержимым. Просто признай — тебе требуется помощь. И я могу тебе её предоставить, — на этих словах он протянул руку навстречу к Суперби и невесомо коснулся длинной прядки.
— Уж кто из нас пребывает в мире грёз, — усмехнулся Скуало, и пускай его обыденное выражение лица не сильно изменилось, но взгляд серых глаз отдавал колючим холодом. — Пока у тебя есть выбор, прошу, поступи правильно — свали из поля зрения и лучше никогда в него больше не попадайся.
Так Такеши случайно, сам того не ведая, перешёл черту дозволенного.
