Там, где тебя нет

       От громкого и настойчивого звонка Вадим невольно открыл глаза. Он не понимал, какое время суток сейчас за окном и, морщась, попытался встать. Глеб лежал в позе эмбриона рядом на диване, упёршись ступнями в его бедра. Сам же музыкант, по всей видимости, так и вырубился в сидячем положении. Не сразу сфокусировав взгляд на полупустых бутылках, которые стояли на столе, Самойлов шумно выдохнул и, ругаясь на незваного гостя, попытался встать. Они снова надрались с Глебом, как черти, и теперь, запинаясь о разбросанные на полу бутылки, Вадим с трудом дошёл до двери. Тяжело дыша и кое-как открыв её, мужчина обомлел. На пороге стоял Алик. Волосы у того все были влажные от снега, щеки раскраснелись, а дыхание было частым и сбивчивым. Потапкин выпучил глаза от развернувшейся перед ним картины, и Вадим цокнул, закатывая глаза. — Чего пришёл? — небрежно произнёс Самойлов, и гитарист тут же нагло ввалился в квартиру, чем вызвал у того сильное возмущение. — И тебе здравствуй! — Алик встал посреди коридора, бросив взгляд на спящего на диване Глеба, а потом взглянул на Вадима, который даже не сообразил закрыть дверь. — Поговорим? — гость решительно кивнул в сторону кухни, и Вадим нахмурился. Не слишком гостеприимно сделав пригласительный жест, он закрыл, наконец, входную дверь и по стеночке дошёл до кухни. Внутренне ужасаясь тому, в каком состоянии находится сейчас его друг, Алик всеми силами пытался не выдать своих чувств, поэтому отошёл к окну, чтобы открыть форточку. Самойлов вспомнил слова Глеба и всем своим видом выразил своё недовольство. — Слушаю тебя, — шумно опускаясь на стул и скрещивая на груди руки, тихо произнёс музыкант, и друг обернулся. — Нет, это я тебя слушаю, — в голосе Алика звучали поучительные нотки, и Вадим сморщился. Ему казалось, что он узнаёт друга таким, и что тот начнёт сейчас задвигать свои праведные речи. — Что ты хочешь от меня услышать? — огрызнулся Самойлов, и в ответ усмехнулся Потапкин. Как же он хотел хорошенько дать по мозгам своему другу, чтобы они у него встали на место, но пришёл он сюда не за этим. Алик присел напротив, расстегивая куртку, и Вадим понял, что разговор предстоит долгий. Мужчина снова закатил глаза и отвернулся, чувствуя усиливающееся раздражение. — Что ты делаешь? — гитарист понимал, что если сейчас всё оставить, как есть, то музыкант просто пойдёт по наклонной. — Зачем ты пьёшь? — Алик, а тебе не всё равно? — пьяно огрызнулся Самойлов. — Нет, не всё равно, черт тебя подери! Вад, что ты творишь? — гость не знал, как воздействовать на упрямого друга, поэтому мученически простонал в голос. — Ты же бросил. Помнишь? — Нет. Не помню, — Вадим поджал губы и снова отвернулся, уставившись мутным взглядом куда-то в окно. Потапкин уже начинал злиться. — А должен вспомнить, Вадичка. Должен. Иначе ты погубишь себя, свой талант и группу. — Ты пришёл, потому что за себя и свою работу переживаешь? — снова эта желчь полилась из уст лучшего и дорогого друга. Гитарист сидел напротив него и не узнавал этого человека. Определённое влияние Глеба все же оставило на нем свой след. — Вадик, очнись. Я не узнаю тебя. Ты же не был таким! — он попытался снова воззвать к совести мужчину, но тот только хмыкнул, и гитаристу стало даже не по себе. Казалось, перед ним сидел не Вадим, а его брат Глеб, только с другим лицом. У гитариста перехватило дыхание. — Ну, тогда здравствуйте! Приятно познакомиться, — Самойлов слегка поклонился, натягивая ироничную улыбку, и Алик громко ударил кулаком по столу, заставляя того вздрогнуть. — Да хватит паясничать! — рявкнул гость, и Вадим прижал указательный палец к чужим губам, шипя. Это ещё больше возмутило мужчину, и он быстро откинул руку друга от своего лица, брезгливо морщась. Самойлов был невозмутим, снова отклонился корпусом назад и прижался спиной к стене. — Если будешь и дальше так шуметь, то разбудишь брата, — убирая ухмылку с лица, осведомил того музыкант и стал серьёзным. Конечно, он не хотел выглядеть глупо перед другом, но и не знал, как и о чем с ним разговаривать. Обида ещё не угасла, но разговора было не избежать. Потапкин немного унял свою злость и, медленно сделав несколько глубоких вдохов, всё же решил перейти, наконец, к делу. — Что тебе рассказал Глеб? — гитарист внимательно посмотрел на друга, замечая искреннюю боль, бередящую сердце. Самойлов поджал губы, опуская голову, отчего редкие пряди сальных волос упали на лицо. Музыкант выглядел расстроенным и несчастным. — Много чего. Про группу, про Сашку, — тема Радченко тоже очень волновала гитариста, но он решил отложить её на потом. — Что он рассказал про группу? — Вадим нервно дёрнул плечом, не поднимая головы. — Сказал, что я создал группу, позвал его к себе. А потом она распалась, — в хронологии Глеб не соврал, и Алик непроизвольно кивнул. — Хорошо. А он говорил тебе, что я тоже был в этой группе? Что мы с тобой с давних лет дружим? Говорил? — Самойлов медленно поднял виноватый взгляд, не решаясь что-то ответить. Потом просто отрицательно покачал головой. — Сашка рассказал, — тихо произнёс он, и Потапкин шумно выдохнул. — Радченко сказал, что мы друзья? — уточнил гитарист, и тот кивнул. — Отлично. Делай выводы. А теперь скажи, что тебе рассказал Глеб, когда пришёл в квартиру Ра? — серьезным тоном спросил Алик, но Вадим не хотел об этом говорить. Не хотел снова злиться, но непроизвольно сжал кулак. Это заметил гость, но ничего не сказал, ожидая ответа и уже морально готовясь к худшему. — Сказал, что он мой брат. Еще он сказал, что из-за Саши я потерял память, — музыкант замолчал, вопросительно посмотрев на друга, отчего тот прочистил горло. Потапкин мог предугадать, что Глеб способен на какую-нибудь подлость, но чтобы настолько... Почесав затылок и шумно выдохнув, он ответил. — Почему-то я не удивлён, — Вадим почувствовал небольшой необъяснимый страх, который начинал отрезвлять мозг. — А подробности он тебе рассказал? — Сказал, что Радченко пришёл требовать с меня денег, которых у меня нет. И мы поссорились, — Алик даже улыбнулся, вскинув руки вверх, а потом наигранно рассмеялся от такого лживого сюжета. — Ну, Глебка! Ну, сказочник! — Самойлов выпучил глаза от неожиданной реакции друга и совсем не понимал, что происходит. — Он соврал? — решил уточнить музыкант, хоть уже и не сомневался, что друг ответит утвердительно. — Нет, бля! Сашке больше делать нечего, как просить у тебя денег, потом бить, а потом оплачивать твою реабилитацию и содержание. Причем, заметь, у него дома! — возмутился Алик и снова рассмеялся, на что Вадим поджал губы. Всё перемешалось в его пьяных мыслях, и мужчина часто задышал. Снова в голове не укладывалось, как брат мог так беспардонно, без зазрения совести оклеветать Радченко. — Слушай. Он ещё сказал, что вы все тоже были в курсе. Сказал, что позвонили и сообщили ему о случившемся, и он приехал из Москвы ко мне прямо в больницу, — услышав эти слова, Потапкин снова залился истерическим смехом, и Вадим стиснул зубы. Неужели и это было неправдой? — Вадим. Ну ты наивный, как ребёнок. Как ты мог повестись на эту чушь? Ты же никогда не был таким доверчивым, — где-то Самойлов уже слышал эту фразу и снова виновато поник, молясь, чтобы хоть что-то из слов Брата оказалось правдой. — Алик, расскажи мне всё, как было на самом деле. Я могу тебе верить? — гитарист резко перестал смеяться и начал раздумвать, что сказать другу и как это сделать с наименьшей для того болью. Но обида на друга за то, что тот так поступил с Радченко, не пощадила. — Всё, что рассказал тебе Глеб, ложь. Будь уверен, — начал издалека друг, и у Вадима перехватило дыхание, волнуясь из-за неизвестности, он пристально смотрел на гостя, внимательно слушая, — Сашка ни в чем не виноват. Он стал жертвой вранья и интриг твоего братца. Единственное, в чем мы соврали тебе, — Алик вдруг замялся, замечая, как быстро мрачнеет его друг, и невозможно было угадать, о чем думал сейчас этот человек, — это про гитариста Глеба. — Говори, — сухо произнёс Вадим, — не жалей. — Гитарист Глеб - это и есть твой брат, Глеб Самойлов, — Потапкин затих и опустил взгляд. Самойлов даже нервно дёрнулся, будто у него защемило нерв. От услышаного у него округлились глаза, и мужчина схватил друга за кофту, с силой сжимая ткань в кулаках, отказываясь верить этим словам. — Что ты сказал? Повтори! — прошипел музыкант сквозь зубы, но Потапкин почти не смотрел на него. — Да, Вадик. Это Глеб проклевал тебе весь мозг своими идиотскими истериками и ушёл, создав свою группу. Ты очень переживал из-за этого разрыва с ним, ушёл в продюсеры. Потом вернулся сольным исполнителем, и началась свистопляска. Суды, долги, ссоры, Глеб спился. Все это, — Алик показал рукой в сторону комнаты, где все еще спал Самойлов-младший, и по всему полу были разбросан пустые бутылки из-под спиртного, — его привычная обыденная жизнь, Вадик. А ты давно завязал. Но потом эта травма, амнезия... Споить тебя сейчас ему было только на руку, понимаешь? — Вадим, выслушивая горькую правду от друга, все сильнее расстраивался и не хотел принимать её. Он, конечно, замечал все несостыковки в рассказе мелкого, чувствовал, что в его словах что-то не так, но все же он его брат. Мужчина не мог даже представить, чтобы родной человек мог его обмануть, поэтому верил ему, не смотря на собственные ощущения. Музыкант кивал головой, при этом злясь от возмущения. — Заткнись, — прошептал он, и Потапкин выгнул бровь. — Друг, я тебе клянусь, — гитарист быстро перекрестился, — всё это правда, — Самойлов даже и не заметил, как слеза скатилась на щеку, и он закрыл глаза, зажмуривая их. Брат, младший брат, родная кровь! Всё поплыло перед глазами, и мужчина опрокинул голову назад, упираясь затылком в стену. — Не верю. Это не может быть правдой. Он же мой брат, — устало простонал музыкант, не желая принимать суровую реальность и молясь о том, чтобы это все оказалось выдумкой друга. Алику стало не по себе. Ему было жалко друга, но в то же время было просто необходимо открыть глаза упрямому человеку. — Вот ты всегда так и говорил после очередной ссоры с Глебом. Нет бы послать все к чертям, но ты снова и снова бежал на его зов. Давал ему деньги, лечил от запоев. Я никогда тебя не поддерживал в этом. И сейчас не поддержу, если ты останешься с ним, — Вадим снова сморщился, качая головой и не желая ничего слышать, но он с самой первой встречи почувствовал некий холод в их отношениях с братом. Хоть он и не помнил, но чувствовал, что они как будто чужие друг другу. Чувствовал это даже после неудачной попытки переспать... А от новых подробностей всё начинало потихоньку проясняться. — И что потом? — приоткрывая глаза и стараясь дышать ровно, он посмотрел на испуганного друга. — Ты остался в Екатеринбурге, а Глеб живёт в Москве. И в тот день, когда все случилось, твой брат был здесь с концертом, — от услышаного Вадим весь напрягся, почти не дыша. — Как это? Он был здесь изначально? — выгнув брови, удивлённо выпучил глаза музыкант, с трудом переводя дух от нового потрясения. — Да, Вадик. Он был здесь на гастролях. У нас была в этот день репетиция, мы все ждали тебя, но ты не пришёл. Чувствуя неладное, Радченко поехал с Ромой на концертную площадку. Знаешь, а ведь мы Сашку не слушали, - горестно усмехнулся Алик, - не думали, что могло что-то плохое случиться, он один почувствовал... Там они и нашли тебя без сознания в луже крови, а рядом истерил обезумевший Глеб, — от услышаного у Самойлова сердце словно остановилось вместе с жизнью. Мужчина схватился за голову, вгрызаясь трясущимися от эмоций пальцами в волосы. Воспаленный обилием новой болезненной информации мозг зашелся нестерпимой болью, словно по ней в размаха ударили молотом. Перед глазами снова все поплыло, и он ухватился за край стола, с трудом удерживая равновесие. Вены вздулись на лбу от перенапряжения, а откуда-то из подсознании вдруг вереницей одна за другой начали всплывать яркими вспышками картинки из прошлого. Морщась от жуткой боли, музыкант согнулся пополам, громко воя сквозь сцепленные зубы и стуча ладонями по собственной голове, словно пытаясь выгнать из нее этот дикий вихрь внезапно пробудившихся воспоминаний. Потапкин не на шутку перепугался за друга. — Как он мог? Как мог так поступить со мной? Почему? Что я сделал ему, Алик, что?! — задыхаясь от переизбытка чувств, беспорядочно бубнил мужчина, словно в бреду, и гитарист аккуратно взял его за запястья, поднимая его и заставляя посмотреть на себя. Вадим выпрямился. Но выглядел он потерянным, совершенно не фокусировал взгляд, и Потапкин заволновался. — Вадик, успокойся. Всё прошло, пройдёт и это. Тише! — он крепко обнял взволнованного друга. Самойлов прижался к нему, жмурясь от очередной вспышки воспоминания. Вся жизнь пролетела перед глазами. Он вспомнил Глеба ещё малышом, потом юношеские годы. Стройотряды, друзья. Сотни лиц стремительно пролетали в голове. Группа, музыканты, пьянки, наркотики. С каждой минутой он все надрывнее дышал, не произнося ни слова, лишь вздрагивая всем телом и изредка всхлипывая от головной боли и горечи нахлынувших воспоминаний. Мужчина шаг за шагом постепенно вспоминал все события, которые вели к тому дню, с которого все началось. Он видел перед своим внутренним взором Глеба, который просил прощения и умолял его остаться, но Вадим не мог. Его ждали музыканты. Тогда мелкий будто сорвался с цепи, молниеносно набрасываясь на брата, предварительно выводя того из равновесия, создавая стрессовую атмосферу. Самойлов зажмурился, когда вспомнил, как оступился, пятясь назад, и вырубился, сильно ударившись обо что-то твердое затылком. Потом темнота, а спустя время он увидел лицо Радченко. Его любимого гитариста. Дыхание мужчины снова перехватило, и он еще крепче зажмурился, вспоминая заботу и терпение гитариста. Как он мучился, дежуря круглые сутки в больнице, не спал из-за бессонниц своего подопечного. Как он оберегал его от горькой правды, придумывая ложные воспоминания. Только сейчас до музыканта, наконец, дошёл смысл всего. Очнувшись, как ото сна, Самойлов резко отстранился, вытирая слезу. Алик с ужасом посмотрел на друга, пытаясь угадать, что творилось сейчас в его голове. — Уходи, — тихо прошептал музыкант. Его всего трясло, но Потапкин не двинулся с места. — Вадик... — Алик, уйди, пожалуйста! — Ты не пойдёшь со мной? Ты ведь пропадешь здесь, — взмолился гитарист, но вдруг заметил, что Вадим был уже практически спокоен. — Я приду к тебе позже. Мне надо решить одну проблему, — он медленно повернул голову в сторону коридора, — по имени брат, — Потапкин выдохнул, понимая, что тот явно что-то вспомнил, и уже даже начал тревожиться за состояние здоровья мелкого. — Вадик, ты вспомнил? — Самойлов закрыл глаза и молча кивнул, чувствуя горечь от того, что снова вернулся в этот ад. — Алик, не переживай. Я не такой, как Глеб. Я не способен на подлость и жестокость, — Самойлов как будто прочитал мысли друга. Гитарист колебался, но раз Вадим так сказал, значит надо верить ему. Мужчина вяло поднялся со стула и направился к двери. Самойлов шёл следом, ещё раздумывая обо всем, ибо пережить такое потрясение было тяжело. Была опасность спровоцировать инсульт или инфаркт. Потапкин ещё раз попытался переубедить музыканта и забрать его с собой, но тот наотрез отказался, заверяя, что всё будет хорошо. Закрывая за другом дверь, мужчина медленно вошёл в гостиную и обнаружил мелкого все еще крепко спящим там же, где и оставил. Ему, как никогда, было сейчас обидно и стыдно за то, что позволил ему собой манипулировать. Младший любил это делать, частенько прибегая к лжи, провокациям и интригам, и сейчас даже не подозревал о том, что Вадим всё вспомнил. Еле перебирая ногами от хмельного состояния, музыкант шумно присел на диван рядом с братом, отчего тот заерзал. Глеб сморщился от яркого света и вяло протёр глаза, не понимая, где находится. Помнил только то, как они с братом снова напились. Выпрямить ноги было некуда, поэтому, кряхтя, он пару раз лягнул Вадима и всё же привёл себя в сидячее положение. Ему сейчас было не до брата, ибо мучительная жажда осушила всё внутри. Перебирая бутылки на столе в поисках хоть капли спасительной жидкости, мужчина даже не заметил, что за ним пристально наблюдают. — Может, тебе уже хватит? — рука мелкого замерла над очередной пустой тарой, и Глеб нервно сглотнул. Голос Вадима разорвал тишину, и послышались до боли знакомые нотки. Именно его брат мог так говорить до того, как терял память. Жутковатая мысль вселила страх, и музыкант не хотел оборачиваться. — У меня в горле пустыня, Вадь. Ты всё допил? — делая деловой вид, словно ничего не произошло, Глеб взял одну из бутылок за горлышко, проверяя на свет количество жидкости. — Я больше не буду, — снова этот тон. Самойлов сделал глубокий вдох и присосался к бутылке, жадно поглощая алкоголь. Он немного снял напряжение, но брат всё ещё сидел рядом. Икнув пару раз, музыкант всё же встретился с тяжёлым взглядом человека, который был ему родным. Вадим был мрачнее тучи, и Глеб сначала улыбнулся, а потом стал серьёзным. — Что случилось? Тебе плохо? — решил всё же сменить тему музыкант, чтобы убедиться, что брат пока ничего не вспомнил. Тот отрицательно покачал головой, и Самойлов снова напрягся. Его пугала резкая перемена настроения брата, и тот выдерживал интригу, словно нарочно мучая. — Нет. Почему ты спросил меня про поцелуй? — неожиданный вопрос застал Глеба врасплох. Он не был готов к нему сейчас, поэтому, поведя плечом, музыкант задергался, не понимая к чему тот клонит. — Просто так. Ничего плохого не хотел, — ответил мелкий, поправив взъерошенные волосы, будто собирался на свидание и надеялся на секс. Вадим проследил за действиями брата взглядом и ухмыльнулся. — Ты ведь приезжал на гастроли в день амнезии? — ещё один неожиданный вопрос был брошен на растерзание судьбы. Глеб замер, вытаращивая глаза. — Я же сказал, что меня не было. И какие гастроли? — Врёшь! — чуть повысил голос старший, и Глеб отвернулся. — Нет, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — мужчина резко схватил мелкого за подбородок, поворачивая его голову в свою сторону, и Глеб поджал губы, чувствуя, как от страха холодеют ноги. — Откуда ты узнал, — еле слышно прошептал младший, и Вадим шумно выдохнул, кипя от злости, словно вулкан, готовый начать извергаться в любую минуту. — Какая разница, откуда? — Опять Радченко? Неугомонный тип! Надо его уволить, Вадь. Иначе он так и будет врать тебе, — пытаясь свалить вину на другого, простонал Глеб и положил ладонь на колено брата, медленно поглаживая. Он хотел отвлечь Вадима от грустных мыслей, расслабить того, чтоб снять с себя все его подозрения. Старший опустил взгляд на руку брата, а потом снова посмотрел на него. Мелкий неловко улыбался. Мужчина был в шоке от того, что тот пошел даже на обман и даже сейчас продолжает врать прямо в лицо, и все это ради того, чтобы он простил и вернулся к нему. — Нет, Глебушка. Это не Радченко. И сейчас твоя ложь больше не сработает, — тихо ответил старший, быстро перехватывая руку брата, притягивая к себе и впиваясь в его губы своими. Глеб сначала хотел было возмутится и успел даже испугаться, но мягкие губы любимого человека вперемешку с алкоголем и сигаретами вскружили ему голову. Вадим был нежен и полностью взял контроль в свои руки. Он целовал без устали, соблазнительно поглаживая живот Глеба, и тот начал задыхаться. Никогда прежде брат не целовал его сам, да еще вот так! Он буквально обмяк в его крепких и при этом невероятно нежных руках и стал настолько податливым, что и не заметил, как старший оказался сверху. Разрывая поцелуй, Вадим разглядывал до боли знакомые черты лица человека, который так подло врал ему, заставляя страдать и жалеть о многом. Сейчас он не желал этого человека и уж тем более не хотел спать с ним. Душа рвалась к тому, кто действительно должен его простить и который заслуживал объяснений. Размышляя об этом, мужчина и не заметил, как Глеб, лежа под ним и почти не двигаясь, вопросительно смотрел ему в глаза. — Вадь, что опять не так? — Самойлов улыбнулся как можно искреннее, поглаживая ладонью щеку недоумевающего Глеба, и снова увел того в долгий поцелуй. Мужчина стонал и извивался от ласк возлюбленного, не подозревая ни о чем. Он искренне верил, что дождался, наконец-то, до безумия желанной ласки брата и хотел уже раздеть того, но Вадим внезапно отстранился и силой перевернул того на живот. Глеб охнул, думая, что это очередной порыв бешеной страсти, и замер в предвкушении, но Самойлов неожиданно заломал обе его руки за спиной, буквально вжимая того в поверхность дивана. — Всё хорошо, брат. Ты же хочешь меня. И давно. Сколько лет, напомни? — слыша издевку в голосе старшего, мелкий испугался. Он озирался по сторонам и дергался всем телом, пытаясь вырваться, сбросить с себя Вадика и встать, но Самойлов-старший был занят другим делом. Он с трудом стянул с того треники, и вот теперь уже музыканта охватила настоящая паника. — Вадик, ты что делаешь? Отпусти меня! — простонал насмерть перепуганный Глеб, уже думая о самом худшем. Тёплая рука брата поглаживала его ягодицу. Вадим смотрел на тело мелкого и понимал, что оно больше не заводит. Если до амнезии ещё было слабое желание, то теперь его обрубило напрочь. Пальцы вспоминали чужую кожу, и мужчина с сожалением признавался себе, что тот сам виноват в этом. Одарив ягодицу брата сильным шлепком, музыкант даже закрыл глаза, слыша, как тот верещит под ним, и ощущая его тщетные попытки вырваться. — Что я делаю? Ты же сказал, что хочешь меня. Исполняю, —склонившись над ухом Глеба, прошептал Вадим, поглаживая раздраженную от шлепка кожу, и мелкий завыл. — Иди к чёрту! Я не хочу тебя. Никогда не хотел, — дергаясь от боли, взревел он, и в этот момент палец брата скользнул между ягодиц, вызывая бешеную волну возбуждения, от чего тот моментально притих и прикусил губу. Вадим знал, что тому нравится, поэтому начал играть с колечком мышц. — Точно уже не хочешь? Передумал? —стиснув зубы, прошептал музыкант, чуть надавливая на анус, и Глеб снова напрягся, не сдержав предательский стон, ненавидя себя за то, что так безумно соскучился по ласкам брата. — Нет! Не хочу тебя, — с трудом найдя в себе силы, ответил измученный мелкий. Самойлов даже удивился и решил проверить другой способ. Его член всё же успел напрячься, но не оттого, что он хотел трахнуть брата, а оттого, что получал сильное моральное удовольствие, приводя сладкую месть в действие. Мужчина провел головкой по анусу, и мелкий шумно выдохнул, на автомате оттопырив задницу. — А теперь? Тоже не хочешь? — не спеша входить в Глеба, продолжая мучить того и сводить с ума, прошептал Вадим, и мелкий уже не мог сопротивляться. Он, всхлипнув, начал елозить на диване и вертеть задницей, словно стараясь поймать член и насадиться на него, сгорая от желания. — Хочу-у-у, — чуть не плача, протянул он. — Не слышу, — прошептал Вадим хриплым голосом. — Хочу тебя. Хочу, хочу, хочу!!! — визгливо прокричал мелкий, пытаясь вырвать из плена затекшие руки, но Самойлов крепко держал их, продолжая дразнить и смачивать кольцо мышц своей смазкой, то и дело надавливая членом и отстраняясь. — Умоляй. Проси меня, — довольно улыбнувшись произнёс старший, и Глеб не сразу понял всё. — Вадик! Войди.. - Глеб задыхался, роняя слюну на диван, - в меня. Я хочу тебя. Прошу, трахни! Умоляю... — изнывая от страсти и бессилия, стонал и извивался всем телом музыкант. — А я тебя уже много лет как не хочу, — ответил Вадим с горечью в голосе, останавливая свои ласки, и бьющийся в агонии похоти младший не сразу понял, что происходит. — Ты мне осточертел, понимаешь? — Глеб всё ещё никак не мог внять словам брата, поэтому замер, по-прежнему в надежде оттопыривая зад, ничего толком не понимая. — Я хоть раз тебя пальцем тронул, брат? — Вадик, что происходит? Ты о чем? — пытаясь заставить мозг работать, прошептал мелкий. — И правда, о чём это я? — усмехнулся Вадим, слезая с мелкого, убирая член обратно в штаны и поправляясь. Глеб не мог поначалу двигать передавленными братом руками, поэтому только обернулся, все ещё лёжа на диване на животе со спущенными штанами, и молча посмотрел на брата, кусая губы. — Я всё вспомнил, брат. Больше не нуждаюсь в твоей заботе, и ты мне не нужен. Ты как опухоль, которую нельзя вырезать, — музыкант сжал кулаки и решительно направился одеваться. Глеб в панике охнул и хотел было резко встать, но больные суставы не позволили это сделать. Он упал на пол и в отчаянии попытался хотя бы ползти. — Вадик! Вадик, куда ты уходишь? Не оставляй меня, брат, — пищал растерянный музыкант, но брат не обращал на того никакого внимания, он всё решил для себя давно, и то, что произошло с ним тем вечером, было лишь неудачной попыткой вернуть хорошие отношения с родным человеком, — прошу, остановись, — всё же кое-как вставая на ноги и хватая уже в дверях стоявшего спиной к нему старшего за куртку, взмолился Глеб. — Ты тогда так же меня схватил, помнишь? — тихим голосом ответил Вадим, смотря через плечо на младшего, который и так всё помнил прекрасно, словно это было вчера — Ну конечно же помнишь. Из-за тебя я потерял память и потом почти лишился прекрасного человека. — Вадик, прости. Давай поговорим. Я всё объясню, — губы мелкого сильно дрожали, и он из последних сил хватался за любую надежду, всё еще на что-то надеясь. — Ты жалок, брат. Но мне тебя не жаль, — вырвав из цепких рук ткань своей куртки, Вадим открыл дверь и, не оглядываясь, вышел за порог, оставляя позади прошлое, которое никак не хотело его отпускать.