***
Эовин беспокойными шагами мерила земляной пол шатра, прислушиваясь к происходящему снаружи. Откуда-то издалека до неё долетал голос Фарамира, звон оружия и ржание лошадей, свидетельствующие о каких-то приготовлениях. Неизвестность мучила, как и ожидание расплаты за содеянное. Из обрывочных фраз Берегонда и его командира, она смогла догадаться, что её неожиданная отлучка из лагеря подвела гондорцев и, быть может, едва не разрушала их планы. Однако вспоминая равнодушный и холодный взгляд Фарамира, даже не подавшего ей руки, она думала, что хуже возмездия, чем его презрение и утраченное доверие, быть уже не может. Покрывало, загораживающее вход в шатёр отодвинулось, и на пороге возник тёмный силуэт, в котором она мгновенно узнала капитана. Замерев на одном месте, она с опаской взглянула вошедшему мужчине в лицо, пытаясь угадать его настроение. Гнев, по всей видимости, уже покинул его разум, но от былой учтивости не осталось и следа. — Господин, — начала было она, но капитан знаком велел ей замолчать. — Говорить буду я, Эовин, — тихо и жёстко вымолвил Фарамир. — Ты без позволения покинула лагерь, окруженный со всех сторон врагом, который только и ждёт, что мы дадим слабину, и ты предоставила ему сегодня такую возможность. Двое моих солдат ранены — этого можно было бы избежать, если бы ты не нарушила мой запрет. Эовин опустила глаза, терзаемая чувством вины. Кажется, только теперь она начала осознавать, как дорого обошелся её необдуманный поступок тем, кому она была обязана жизнью. — Вы знаете, что я обладаю навыками целительства, — еле слышно проговорила она. — Если это позволит хоть как-то искупить мою вину и облегчить страдания ваших воинов, вы могли бы разрешить мне… — В этом нет необходимости, — всё также резко оборвал её Фарамир. — Я должен держать ответ перед своими людьми за то, что они бессмысленно рисковали своей жизнью тогда, когда каждый человек на счету. Ты нарушила закон, Эовин, подвергла лагерь опасности, некоторые из моих следопытов требуют наказать тебя. И я вынужден признать, что их требования справедливы. В воздухе повисло молчаливое напряжение. Фарамир не шевелясь, смотрел на неё в упор, точно ожидая ответа. Эовин оторвала глаза от пола — в них блеснул огонёк решимости: — Что ж, ты прав, — медленно произнесла она. — Если так велит закон гондорских земель, сделай то, что должен сделать. В продолжении своих слов Эовин обвела глазами шатёр, подняла с пола грубую верёвку, служившую привязью для лошадей. Свернув её вдвое как хлыст, вложила в руку капитана, затем сбросила на землю плащ и повернулась к нему спиной. Фарамир несколько секунд непонимающе смотрел на неё, а когда, наконец, смысл её действий дошёл до его разума, с отвращением выбросил верёвку прочь от себя. — Не зли меня еще больше, Эовин, — с досадой в голосе пробормотал он. Затем прошёл мимо неё, замершей посреди палатки, присел на постель из шкур и уронил голову на сцепленные в замок руки. Эовин постояла в нерешительности, наблюдая за ним, чувствуя всё его смятение и раздражение, вызванные её безрассудством. Сердце сжалось в груди, как запертая птица в клетке, и не в силах больше смотреть на него такого, опустилась рядом на землю, робко коснулась ладонью его колена: — Меньше всего мне хотелось, чтобы по моей вине ты потерял уважение своих людей. Я прошу, прости меня. Фарамир поднял голову, глубоко вздохнул, затем положил руку ей на плечо, весьма чувствительно стиснув его: — Мы на войне, Эовин, здесь нет места никаким своевольным решениям. Я командир лагеря и каждый, кто находится под моим попечением обязан беспрекословно выполнять мои приказы. Если ты ещё хоть раз меня ослушаешься, мне в самом деле придётся тебя наказать. — Я всё поняла, господин… Глядя на её поникший, полный сожаления вид, Фарамир почувствовал, что не в силах больше на неё сердиться. Сейчас она выглядела как ребёнок, искренне раскаивающийся в своём необдуманном поступке. Да в сущности она таковым и являлась. Напряжение, вызванное страхом за её жизнь, и накопившаяся усталость постепенно начали отступать, и Фарамир вновь привлёк её к себе, на этот раз для того, чтобы крепко обнять. — Неразумное дитя, как ты напугала меня, — прошептал он ей на ухо. Эовин не ответила, только прижалась к его груди, слушая глухие удары бьющегося в ней его благородного сердца. Тепло сильных рук согревало, как не в силах был согреть ни один даже самый лучший гондорский плащ, а блаженный покой вновь ненадолго поселился в её душе.Глава третья
24 ноября 2020 г. в 16:23
Следующие дни они провели в пути. Разведчики следопытов Итилиэна, шедшие на несколько лиг впереди, сообщили, что часть Великого тракта, пролегающая через Серый Лес занята разрозненными отрядами орков, вероятно, прибывшими с подножья Кирит Унгол. У излучины Андуин, где начинается небольшой участок мелководья, они обнаружили грубо вытесанные поваленные деревья, по всей видимости, служившие диким пришельцам переправой.
Фарамир повёл своих людей в обход через заболоченный берег реки, окруженный небольшим редким лесом. Тропы, спрятанные между мшистыми кочками были совсем узкими, на некоторых участках земля проваливалась под ногами и оставленные следы мгновенно заливались мутной серо-бурой водой. Воздух был пропитан болотистым газом, иногда его скапливалось так много, что становилось трудно дышать. Им пришлось спешиться и замедлить ход: за часы долгой и трудной дороги лошади устали и недовольно фыркали, когда их копыта увязали в грязи.
Эовин держала в поводу свою гнедую кобылу, время от времени поглаживая её по узкой белёсой морде, успокаивая и подбадривая. Скакуны с юга отличались горделивой статью и горячим нравом, подобно их всадникам, но явно уступали в выносливости роханским степным лошадям, способными держаться на ногах сутками и преодолевать огромные расстояния, не теряя своей прыти.
Девушка выловила взглядом среди впереди идущих воинов фигуру Фарамира. Его голова была покрыта капюшоном, из-под которого выбивались завитки длинных волос, тетива лука, висевшего за плечами, поблескивала в лучах пробивающегося сквозь кроны деревьев солнца. Правая ладонь его лежала на рукоятке меча, а левой он изредка похлопывал по шее своего огромного рыжего жеребца. Красивый и резвый как ветер конь по кличке Янтарь, в отличие от своего хозяина, не отличался любезной учтивостью. На одном из привалов Эовин попробовала погладить его по широкому, прорезанному белой полосой лбу, но в ответ получила лишь презрительное ржание. Жеребец забил копытом и задёргал привязь, однако стоило только Фарамиру к ним приблизиться, как тут же успокоился и замер, смиренно опустив голову.
«Похоже я не слишком ему понравилась», — заметила тогда Эовин с чуть виноватой улыбкой.
«Не думаю, — отозвался Фарамир, протягивая своему любимцу кусочек хлеба. — Просто он к тебе ещё не привык. Кроме того, он видел, как мы только что разговаривали у костра. Янтарь ко всему прочему страшно ревнив».
В ответ на его слова она лишь отвела взор, и вновь посмотрела на коня, наблюдающего за ней умными тёмными глазами.
«Я уверен, что вы подружитесь, — продолжал тем временем капитан. — Кому как не рохиррим знать, как следует правильно обращаться с лошадьми».
Медленно сгущались сумерки, когда путники, наконец покинули неприветливую болотистую топь и вышли к Андуину. Они оказались на лесной опушке, которую с одной стороны огибала гряда камней, а с другой надёжно защищали несколько зелёных холмов.
Услышав приказ командира остановиться на ночлег, Эовин с наслаждением опустилась на один из камней и вытянула перед собой гудевшие от долгого перехода ноги. Некоторое время она наблюдала за тем, как следопыты разнуздывают коней и ставят лёгкие, но надёжно укрывающие от ночной прохлады палатки, однако вскоре, не желая оставаться в стороне и быть для воинов ненужной обузой, поднялась и помогла приготовить для разжигания хворост. По счастью, гондорцы за те дни, что она провела в их обществе успели немного привыкнуть к столь необычному для них соседству и иногда доверяли несложные поручения.
Отдав одному из мужчин горстку только что собранных веток, девушка поискала глазами капитана и тут же увидела его, стоящим на краю полянки. Фарамир в окружении нескольких своих людей проверял меч. Лицо его казалось обеспокоенным и сосредоточенным, и Эовин сразу почувствовала охватившее её волнение. Капитан положил руку на луку седла и занёс ногу в стремя с явным намерением куда-то уезжать. Улучив момент, когда воины отошли в сторону, чтобы подготовить оружие и взобраться на своих коней, Эовин проворно подбежала к нему и негромко окликнула по имени.
Фарамир обернулся, и она поняла, что не ошиблась — взгляд его был очень серьёзным.
— Что-то случилось? Ты уезжаешь?
— Необходимо проверить окрестности, — коротко сообщил ей капитан, — Мы скоро вернёмся, пока нас не будет, ни на шаг не отходи от лагеря.
Эовин торопливо кивнула в ответ, настороженно наблюдая за тем, как он пришпоривает Янтаря и вместе с другим всадниками скрывается в лесной чаще. Смотря ему вслед, девушка вдруг осознала, что испытывает неподдельную тревогу. Проведенные вместе дни в длительных переходах и вечера у костра сблизили их, и, хотя Фарамир больше ни разу не коснулся её, не рассказывал столь воодушевивших историй о диковинных волшебниках и эльфах и не оставался ночевать в её палатке, она постоянно чувствовала его присутствие рядом с собой. Сама мысль, что с ним может случится что-нибудь плохое, внушала ей ужас.
Прошло больше часа с момента ухода капитана Гондора, а от него по-прежнему не было никаких вестей. Костры уже вовсю разгорелись, по лагерю разносился пряный запах тушёного мяса, возбуждающий аппетит уставших путников, однако Эовин не могла заставить себя притронуться к еде. Её волнение нарастало с каждой минутой, но, украдкой разглядывая непроницаемые лица солдат, каждый из которых был занят своим делом, она понимала, что не может ничего спросить у них о Фарамире. Никто из них не обязан был докладывать неизвестной чужестранке о делах своего командира, и ей ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать его возвращения.
Чтобы отвлечь себя от грустных мыслей Эовин решила заняться приготовлением отвара из целебных трав, которые она успела собрать по дороге. Один из воинов в пути подхватил простуду и мучился от сильных приступов кашля. Сделанное её руками лекарство уже начало действовать, и Эовин радовалась, что хоть чем-то может быть полезна своим спасителям.
Закинув в кружку щепотку душицы, она обнаружила, что в её мешочке значительно иссяк запас багульника. Эовин вспомнила, что видела его заросли у подножья камней на самом берегу реки. Чтобы добраться до места, нужно было обогнуть поляну и, хотя Фарамир просил её не на шаг не отдаляться от лагеря, ей показалось, что река совсем недалеко: шум плескавшейся воды Андуина постоянно достигал её слуха.
Эовин поднялась на ноги и неприметно для остальных отошла от костра. Вечерний воздух был пропитан речной свежестью, задувал лёгкий ветерок, приятно остужая разгорячённое после долгого сидения у огня лицо. Природа вокруг наполнилась тишиной и прохладой, позволяя ненадолго забыть о полыхавших в землях Арды пламени войны.
Добравшись до каменистого берега, Эовин отчётливее услышала гул Великой реки. Андуин беспрестанно нёс свои глубокие, тёмные воды вниз по течению. Хлопья пены, во множестве собиравшиеся на гребне волн, сияли в лучах заходящего солнца. Рассеянные вдоль отмели островки скал, покрытые редким мхом, сверкали различными оттенками, отливая, то золотом, то серебром, и, казалось, будто бы сами хранители подземных сокровищ — трудолюбивые гномы разбросали на них свои драгоценные монеты.
Нарвав нужных ей трав, Эовин уже хотела также потихоньку вернуться на привал, но, залюбовавшись красотой бурлящей под ногами реки, поднялась на камень у обрыва и замерла в восхищении перед величественной стихией. В её родных краях земля была преимущественно покрыта степями и редкими низкорослыми деревьями, а протекавшие через них реки никогда не отличались полноводностью. Здесь же, на огромных просторах Итилиэна Андуин представал во всей красе своего могущественного великолепия.
Эовин перевела взгляд на тропинку, сбегавшую вниз к реке. Она была настолько крутой и узкой, что даже одному человеку было бы трудно по ней спуститься. Скорее всего, её протоптали какие-то дикие животные, дабы наведываться к воде в поисках рыбы.
Взор девушки всё также рассеянно блуждал по камням, как вдруг, в самом низу дорожки, она заметила предмет, своими очертаниями напоминающий перчатку, какую носили воины. Приставив ладонь козырьком ко лбу, Эовин сделала шаг вперёд и вновь вгляделась в обнаруженную находку. Сердце в груди забилось сильнее: вне всякого сомнения перед ней лежала вещь, принадлежавшая кому-то из людей.
Цепляясь за острые уступы, Эовин спустилась вниз, не обращая внимания на осыпающиеся с тропы камешки, больно царапающие пальцы. Всё её внимание было приковано к перчатке, а когда, преодолев отвесный спуск, она, наконец, добралась до желаемой цели, из горла её вырвался сдавленный стон. Перчатка была сделана из грубо выдубленной кожи и уже порядком поистёрлась и сжалась под лучами солнца, но на тыльной стороне её Эовин смогла разглядеть выцветший герб королевского дома эорлингов. Вне всякого сомнения, найденная ей вещь принадлежала кому-то из воинов рохиррим.
Эовин быстро спрятала находку за пазуху. Стараясь унять дрожь в руках, торопливо огляделась по сторонам — один из эоредов был здесь, проходил по этим землям, несмотря на расставленные на границах с Гондором вражеские отряды. Возможно Эомеру или Теодреду удалось направить гонца в северные края, чтобы просить наместника Дэнетора о помощи. От постигшей её догадки тело охватила новая волна дрожи. Брошенная перчатка могла означать, что верный воин короля не достиг своей цели и встретил на берегах Андуина свою смерть.
Позабыв об опасности и о предостережениях Фарамира, Эовин принялась в волнении осматривать берег, всё дальше уходя от лагеря. Она надеялась, что ей удастся отыскать ещё какие-то приметы пребывания роханцев, но попытки не увенчались успехом. Покрытая разбитыми водой камнями и редкими кустарниками местность не сохранила больше никаких следов.
От тщетных поисков её отвлекли хруст веток и приглушённое рычание, раздавшиеся совсем близко. Вжав голову в плечи, Эовин обернулась на шум — в росшем неподалёку кустарнике явно кто-то затаился и внутренний голос мгновенно подсказал, что от незваного гостя ей не стоит ожидать ничего хорошего.
С быстротой лани Эовин метнулась в сторону большого, зазубренного, как крепостная стена, камня, и прижалась к нему спиной. На лбу выступили капли холодного пота, рука потянулась к закрепленному на поясе кинжалу, в который она тут же вцепилась вмиг онемевшими пальцами.
Осторожно выглянув из своего укрытия, Эовин увидела, как ветки кустарника с треском раздвинулись, и на тропу вывалился приземистый, закованный в броню орк. Его маленькие, налитые кровью глаза живо шарили по сторонам, а узкие ноздри вздымались, как у хищного зверя, выслеживающего добычу. Эовин слышала его хрипящее тяжёлое дыхание, а в нос ударил тягостный, удушающий запах крови и гнили, всегда следующий за этими отвратительными порождениями зла. Осознавая, что орк с минуты на минуту её обнаружит, Эовин глубоко вздохнула и прижала клинок к груди. Она помнила, как брат рассказывал ей, что у этих тварей есть одна уязвимая брешь в доспехах на шее под подбородком, и изо всех сил старалась сосредоточиться на лезвие, понимая, что для спасения у неё есть только один шанс из тысячи. Тем временем монстр уже напал на её след и быстро преодолел отделяющее их расстояние. Заметив свою жертву, он свирепо осклабился, обнажив ряд кривых жёлтых клыков, и обдал её зловонным дыханием, вырвавшимся из огромной, широко разинутой пасти.
Собрав всю волю в кулак, Эовин вскинула руку, сжимающую кинжал, и приготовилась нанести удар, как вдруг воздух над её головой разрезал свист летящей стрелы. Секунда — и пронзенный в самое горло орк с диким воем упал к её ногам. Две острые стрелы довершили дело, и монстр замер, распростертый на каменистой земле. Гримаса бессильной ярости навсегда исказила его уродливый облик.
Ещё не успев окончательно отойти от страха, Эовин обернулась в сторону, откуда пришло её спасение. На горной тропинке она увидела три высокие фигуры с опущенными луками в руках. Эовин не смогла разглядеть их лиц, но отчётливо видела, как в отблесках солнечных лучей на их груди горят вышитые символы Белого древа. Оставив своё укрытие, с радостно колотящимся сердцем, она бегом кинулась им навстречу. Впереди прочих шёл Берегонд, лицо его было холодно и сурово.
— Глупая девчонка! — с трудом сдерживая раздражение выкрикнул он, когда Эовин приблизилась. — Как посмела ты покинуть лагерь без разрешения? Ты едва не выдала всех нас!
В первое мгновение княжна оскорбилась подобному обращению от обыкновенного солдата, но тут же вспомнила, что для верного советника Фарамира, она была лишь простой, никому неизвестной девушкой из чужих земель, в очередной раз доставившей лишние заботы. По воле случая справляться с ними вновь пришлось Берегонду, который вовсе не пребывал от этого в восторге. Смирив уязвленную гордость, Эовин поклонилась ему в знак благодарности и выдавила из себя слова извинения, но они нисколько не смягчили праведный гнев старого гвардейца.
— Посмотрим, что на это скажет командир, — продолжал тем временем следопыт. — Обнаружив твоё исчезновение, он как с цепи сорвался, поднял на ноги весь отряд. По твоей милости мы почти что угодили в засаду — из тебя едва не вышла отличная приманка на радость врагу, — без намёка на вежливость солдат схватил её за руку выше локтя, дёрнув за собой. — Пойдём, объяснишь ему свои ночные прогулки по берегу.
— Прояви учтивость, Берегонд, — заметил один из до сих пор молчавших его спутников. — Командир сам будет решать, как поступить с девушкой.
Эовин не стала сопротивляться и послушно отправилась вместе с воинами обратно к лагерю. От пережитого волнения и страха голова у неё кружилась, и даже просыпавшаяся на задворках сознания мысль, что её судьба была настолько не безразлична Фарамиру, что он не раздумывая бросил в бой всех своих людей, не придавала ей сил.
Капитана гондорцев она увидела сразу. Его высокая, статная фигура, темневшая в лучах заходящего солнца, вытянулась как тугая струна, а взгляд был устремлён к реке, откуда возвращались Эовин и его следопыты. Подойдя к командиру, Берегонд вытолкнул свою спутницу вперёд, так, что она лишившись равновесия, упала на колени к его ногам.
В растерянности подняв глаза, Эовин хотела что-то сказать, но, увидев его лицо, тут же осеклась. Смотрящий на неё мужчина был мрачен как грозовая туча: всегда мягко улыбающиеся ей губы, на этот раз были плотно сжаты, на скулах ходили желваки. Весь его вид напоминал вулкан, готовый вот-вот взорваться. На секунду ей показалось, что эта непроницаемая маска исчезнет, и он вновь превратится в заботливого, нежного Фарамира, утешавшего её тем памятным вечером и рассказывающего истории о магах и эльфах. Что он не позволит ей валяться у него в ногах, как простой служанке, поднимет и прижмёт к груди, но вместо этого над ней продолжал возвышаться грозный незнакомец, сверливший её беспощадным и суровым взором.
— Господин, я прошу простить меня, — испуганно пробормотала она, не зная, как вести себя с ним таким, чужим и далёким.
— Ты покинула лагерь, несмотря на мой запрет, Эовин, — голос Фарамира был холоден, как сталь гондорского клинка.
— Я виновата перед вами, но у меня были на то причины…
— Нет таких причин, чтобы нарушать мой приказ, — жёстко оборвал её речь капитан. — Ты подвергла опасности всех нас.
— Позвольте мне объясниться, господин!
— Позже, — Фарамир указал головой в сторону своего шатра. — Иди и старайся лишний раз не показываться на глаза моим людям. Своей глупой выходкой ты многих настроила против себя.
Как в тумане Эовин поднялась с земли и неловко отряхнула сухие травинки, зацепившиеся за полы плаща. Пытаясь не смотреть ни на кого вокруг, она медленно побрела к палатке, но, сделав несколько шагов, не выдержала и обернулась. Ей было невыносимо знать, что она оставляет Фарамира в такой ярости и что, возникшая между ними близость так быстро и нелепо оказалась утеряна:
— Фарамир, прошу тебя, — отчаянно позвала она, глядя ему в спину.
Но он как будто не слышал её, продолжая о чём-то говорить с склонившемся к нему Берегондом, и Эовин ничего не оставалось, как выполнить приказ и поскорее удалиться с его глаз.
— Какие у нас потери? — обратился Фарамир к своему преданному советнику. Он уже успел взять себя в руки и говорил спокойно и сдержанно, как обычно.
— Двое раненных, господин. Надеюсь, что ничего серьёзного — их сейчас осматривает лекарь. Но придётся задержаться на несколько дней, пока они не восстановят силы.
Фарамир согласно кивнул головой, а Берегонд тем временем осторожно коснулся рукава его туники:
— Вы должны это увидеть, господин. Мы кое-что обнаружили в стане орков.
Следопыт подвёл своего командира к собранному в большой узел полотну и быстрым движением открыл его. На устланной покрывалом земле лежали захваченные врагом трофеи — резные клинки, латные перчатки и пробитый на лбу шлем. Все они принадлежали павшим воинам эорлингов.
— Почтим память славных витязей рохиррим, — тихо проговорил Фарамир, беря в руки покореженный шлем. — Это герб королевского дома. Нам следует передать доспехи Теодену, если, конечно, он окажется в силах их принять. Похоже, Эовин оказалась права в своих догадках о том, что Теодред и Эомер вынуждены сражаться с врагом в одиночку.
Берегонд не сразу ответил своему командиру, словно размышляя о чём-то. Его лицо, сокрытое надвинутым на лоб капюшоном, как и всегда оставалось суровым и непроницаемым.
— Фарамир, — наконец выговорил он негромко. — Я как раз хотел поговорить с тобой об этой девушке. Поговорить не как старый гвардеец с капитаном, а как твой учитель и друг. Произошедшее сегодня с ней немыслимо и недопустимо в условиях войны, которую мы ведём. Она подставила под удар всех нас. Ты потерял голову и поспешил ей на выручку, забыв про осмотрительность, не рассчитывая силы, не изучив расположение противника. Окажись их больше, всё могло окончиться гораздо хуже.
— Ты что же, хочешь сказать, я должен был бросить её одну в лесу, на растерзание оркам? — нахмурил брови Фарамир.
— Я хочу сказать, что её поступок не должен остаться безнаказанным. И сейчас я выражаю не только своё мнение, но и настроение многих солдат. Ты знаешь, все мы преданы тебе, и не раздумывая отдадим свою жизнь за государя, за процветание и спокойствие королевства, но никто не хочет умирать по вине глупой девчонки, презревший правила военного времени. Раз уж она ступила на землю Гондора, то должна уважать его законы, — Берегонд замолчал ненадолго. — Мне известно, что у тебя доброе сердце и мягкий нрав, но если ты хочешь удержать в повиновении своих людей, тебе следует проявить жесткость в отношении тех, кто нарушает установленные требования.
Фарамир продолжал хмуриться — было видно, что затеянный гвардейцем разговор ему не по душе:
— Пойдём, осмотрим раненых. И прикажи надёжно укрыть доспехи: мы должны вернуть их в сохранности.