***
Фарамир вместе с Берегондом склонились над разложенной на плоском камне картой. С того вечера, когда отряд столкнулся с неожиданной орочьей засадой у окраины Серого Леса, прошло уже несколько дней. Раны, полученные в бою гондоскими следопытами, затянулись и в вынужденной остановке больше не было необходимости. Эовин всё же смогла настоять на своей просьбе осмотреть пострадавших. Забота о больных помогала ей справиться с грустью от потери Теодреда, почувствовать себя полезной и нужной. Ко всему прочему ей двигало и внезапно проснувшееся в своенравной роханской душе упрямое желание продемонстрировать капитану своё искусство врачевания, о котором, как ей казалось, он был невысокого мнения. Фарамир стоял у входа в полевой лазарет и внимательно наблюдал за тем, как Эовин быстро и со знанием дела перевязывает пробитое стрелой плечо одного из воинов, а когда та, закончив работу, с победным видом повернулась к нему, лишь улыбнулся краешком рта и бесшумно покинул шатёр. — Если мы пойдём этой тропой вдоль ущелья, то уже через пару дней достигнем Амон Дин, — говорил Берегонд, водя указательным пальцем по пожелтевшему пергаменту. — Оттуда лежит прямой путь до Минас-Тирит. Мы прибудем в город меньше через неделю. Его командир в задумчивости потёр подбородок: — Меня настораживает, что на холме уже несколько дней не зажигают сигнальные огни. Быть может, у дозорных появилась какая-то причина покинуть аванпост. Мы давно утратили прежний контроль над переправой. Ты сам мог убедиться, что орки в нескольких местах свободно переходят Андуин и шныряют по Итилиэну как у себя дома. — Вы предлагаете пойти в обход? — Пусть дорога займёт больше времени, но я не хочу лишний раз рисковать людьми. Они нам потребуются в Осгилиате. Старый гвардеец помолчал немного, постукивая кончиками пальцев по развёрнутой карте, затем произнёс на полтона тише: — Каир Андрос держится, господин, но уже второй раз они посылают просьбу дать приказ об отступлении. Запасы на исходе. Фарамир покачал головой: он предвидел заранее подобное развитие событий: — Три дня, друг мой. Этого будет достаточно, чтобы перераспределить силы. После я сразу же отдам такой приказ. Воин перевёл взгляд на лицо своего командира. В его глазах Фарамир мгновенно прочитал глубокое сожаление о необходимости бросить ещё одну цитадель на попрание врагу. Берегонд много лет службы отдал на укрепление Каир Андрос, а теперь собственными руками обрекал своё детище на неминуемую погибель. Как только гарнизон покинет форт, и в него войдут дикие племена орков, без сомнения, они не оставят от него камня на камне. — Государь до сих пор не подразумевает о ваших планах. Страшно представить, как он разгневается, когда узнает, что вы самовольно приняли решение сдать крепость. Губы Фарамира искривила усмешка. Их последняя встреча с отцом оставила в душе такой неизгладимый след, что при одном воспоминании о ней привычная выдержка изменила ему: — Пускай гневается, Берегонд. Мне не привыкать. Советник собирался было что-то ему ответить, как внезапно его речь оборвал непонятно откуда налетевший ветер, мигом перешедший в вихрь. Кроны деревьев зашатались, стволы их заскрипели, небо потемнело как перед надвигающейся грозой. Со стороны границ с Роханом быстро наползала большая тёмная туча, постепенно превратившаяся в стаю огромных крылатых созданий. Следопыты, собиравшие поклажу в дорогу стремительно начали подниматься с мест, многие схватились за оружие. Но когда Фарамир поднял глаза к небу, разглядывая вторгшихся в расположение его войска нежданных гостей, лицо его разом просияло. Он знаком приказал своим людям успокоиться и убрать подготовленные к бою луки: — Орлы Митрандира, — с восхищением прошептал Фарамир. — Ты не забыл про меня, старый друг. Птицы с громким криком парили в воздухе, когда их предводитель, огромный, ширококрылый Торондор, отделился от своих сородичей и стремительно начал приближаться к замершим у камня командиру следопытов и его верному помощнику. Как только отделявшее их расстояние достигло менее полусотни шагов, орёл разжал когтистые лапы, сбросил на землю какой-то предмет и столь же молниеносно взмыл вверх. Затем покружил над поляной, шумно хлопая крыльями, и опустился на вершину одной из скал. Из раскрытого клюва птицы вырвался протяжный приветственный клич. — Благодарю тебя, — обратился к Торондору на синдарин Фарамир, а Берегонд с облегчением выдохнул и утёр рукавом пот со лба. — У Митрандира всегда была весьма своеобразная манера здороваться, — пробормотал старый гвардеец. — Боюсь, мне ни в жизнь к ней не привыкнуть. Фарамир с воодушевлением хлопнул его по плечу. Появление вестей от странствующего мага мгновенно привело его в прекрасное расположение духа: — Не ворчи, Берегонд. Пойдём лучше посмотрим, что он желает нам сообщить. Послание, принесённое Торондором, представляло собой туго свёрнутый лоскуток плотной материи. Раскрыв его, Фарамир увидел, что это был обрывок роханского стяга. Наблюдавший за ним гвардеец одарил командира вопросительным взглядом. — Митрандир хочет, чтобы мы отправились в землю эорлингов. — Это невозможно, господин, — тут же воспротивился Берегонд. — Тракт занят орками, а обводными путями мы будем добираться вечность. К тому же, такое решение означает, что мы должны повернуть назад, когда большая часть пути уже пройдена. Вы сами говорили, как нам дорога каждая минута. Фарамир обернулся к по-прежнему сидящему на камнях пернатому гонцу. Птица склонила голову набок и издала какой-то клокочущий приглушённый звук. В следующую минуту орёл расправил крылья и сорвался с места, направляясь в сторону Серого Леса. Фарамир проследил за его полётом и вновь заговорил с гвардейцем: — На восточном краю Друадан начинается Долина каменных телег. Это старая дорога, ведущая в Эдорас. В наши дни о ней давно позабыли, и теперь её нельзя найти ни на одной карте, но Митрандир не раз упоминал о ней. Торондор хочет показать её, он будет ждать нас на входе в Серый Лес. Тревога, зарождающаяся в душе Берегонда, с каждым новым словом командира нарастала всё больше: он вовсе не разделял его восторженного настроения. В какой-то момент ему даже показалось, что капитан сошёл с ума, если отважился следовать по пути, указываемом непонятной, свалившейся с неба птицей. — Фарамир, послушай, — верный друг попытался воззвать его к голосу рассудка. — Нельзя принимать такие решения сгоряча. А если это ловушка? Может, орёл отправлен не Митрандиром… — Я хорошо знаю Торондора, другой такой птицы нет в Средиземье. К тому же он понимает и говорит на синдарин. Никто из слуг Саурона не в силах выучить это наречие: его звучание невыносимо для существ, порождённых злом. Он прибыл сюда по поручению Митрандира, а Митрандиру я доверяю больше чем себе. Мы немедленно направляемся в Эдорас. — Будь же благоразумен, — крикнул уже вслед отправившемуся отдавать распоряжения командиру гвардеец. — Если ты ошибаешься, нам всем грозит гибель. Фарамир обернулся, смерил солдата долгим пристальным взглядом: — Это приказ, Берегонд, — тихо, но твёрдо проговорил он. Советник глубоко вздохнул и поклонился: — Слушаюсь, господин. Фарамир нашёл Эовин в походном госпитале. Она как раз закончила накладывать бинты, сообщив шедшему на поправку воину, что рана окончательно затянулась и в скором времени надобность в повязке отпадёт окончательно. Следопыт с улыбкой благодарил юную целительницу, вероятно, окончательно позабыв, что она сама в значительной мере поспособствовала его пребыванию в лазарете. Заметив Фарамира, Эовин тут же извинившись, поднялась с места и направилась ему навстречу. — Твои люди почти здоровы, с ними всё будет хорошо, — с улыбкой сообщила она. — Я рад, — отозвался Фарамир и тронул её за рукав платья, призывая выйти из шатра. — Мне есть, что тебе сказать, Эовин. Они прошлись вдоль разложенных рядком мешков с провизией, остановились в тени деревьев у края поляны. — Я получил известие от Митрандира, и наши планы изменились. Мы направляемся в Рохан, как ты и хотела. От неожиданного, радостного известия у Эовин перехватило дыхание. В порыве чувств она позабыла обо всём на свете и бросилась ему на шею, крепко обняла, прижавшись к плечу. Затем, помедлив немного, быстро поцеловала в губы. По счастью, они находились на окраине лагеря и рядом не оказалось свидетелей её вольности. — Спасибо, Фарамир, — глаза её сияли как две маленькие звёздочки посреди небосклона. — Я так счастлива, что даже дальняя дорога меня не пугает. — Путь в самом деле предстоит неблизкий, — он переплёл её пальцы со своими. — Но когда мы прибудем в Эдорас, ты, наконец, сможешь встретиться со своим дядей. От этих слов Фарамира, которыми он явно надеялся её ободрить, Эовин потупила взгляд и робко кивнула. Она вдруг осознала, что до сих пор не рассказала Фарамиру всей правды о себе, и возвращение в столицу Рохана означало неминуемое разоблачение. Когда Эовин задумала выдать себя за простую врачевательницу из Истфолда, ей руководили страх и недоверие к незнакомым воинам. Постепенно, узнавая гондорцев и их капитана всё больше, она поняла, что в их лице ей ничего не угрожает, но по-прежнему оттягивала признание. Ей казалось, что, узнав правду, Фарамир тут же изменит к ней отношение — возможно, отдаст все почести, полагающиеся благородной княжне, но вместе с тем и отдалится. Не будет уже никаких рассказов о прошлом Арды по вечерам, и тем более нежных объятий, лёгких поцелуев и ласковых слов. Такую простую и естественную близость он мог позволить только в отношении безродной простолюдинки, но никак не княжны, племянницы правящего короля эорлингов. А Эовин, сидя однажды у костра рядом с ним и слушая его голос, вдруг осознала, что беззаветно влюбилась в этого сильного, красивого, великодушного человека, и своим молчанием безотчётно пыталась продлить волшебную сказку, подаренную ей судьбой в долинах Итилиэна. Фарамир же, хоть и был с ней всегда добр и ласков ни разу не заговаривал о своих чувствах, но она не смела об этом и мечтать, понимая, что его разум и сердце сейчас заняты совсем другими, куда более важными заботами. — А как же твой отец? — спросила она, наконец, стараясь прогнать невесёлые думы. — Он ждёт тебя в Гондоре со дня на день. — Я направлю в Минас-Тирит гонца, который сообщит, что я вынужден задержаться. — Вероятно, он будет очень сильно волноваться. Фарамир изменился в лице, и Эовин вспомнила, что точно такое же выражение она видела в ту ночь, когда они говорили о его брате Боромире и будущем гондорского престола. В ту же незабываемую ночь, он впервые подарил ей свой поцелуй. — Вероятно, — коротко отозвался он, затем быстро коснулся губами её лба. — Мне нужно идти, у меня ещё есть дела. Эовин проводила Фарамира долгим, пристальным взглядом. В эту минуту ей подумалось, что внутри он тоже носит какую-то горестную, омрачающую душу тайну.Глава четвёртая
26 ноября 2020 г. в 01:07
В крепких объятиях Фарамира время будто бы остановилось, и Эовин сама не знала, сколько счастливых минут она провела, нежась в кольце его рук. Она уютно устроилась у него на коленях, положив голову на плечо, и задумчиво водила пальцем по вышитому на груди Белому древу. Теперь, после всего пережитого, этот знак принадлежности к древнему величественному городу казался ей по-особенному родным и дорогим сердцу.
— Ты больше не сердишься на меня? — нарушила, наконец, молчание Эовин. Она чувствовала, что уже получила прощение, но ей важно было услышать это из его уст.
— Нет, но я по-прежнему желаю узнать, какие причины побудили тебя на столь безрассудный поступок.
Эовин тихонько пошевелилась, вытащила из-за пазухи найденную на злополучной тропе перчатку и протянула её Фарамиру:
— Я пошла собирать целебные травы рядом с лагерем и даже не помышляла уходить слишком далеко. Но случайно обнаружила эту вещь в зарослях возле реки и не смогла пройти мимо. Перчатка принадлежит одному из всадников Рохана, я лишь хотела осмотреть берег, думала найти что-то ещё, а вместо этого наткнулась на орочью стоянку.
— Эти твари все до единого мертвы, — Фарамир накрыл её руку вместе с перчаткой. — Тебе следовало тотчас же показать её мне, а не обследовать дикие кустарники в одиночку.
— Я знаю, но меня охватило такое волнение… я не в силах оставаться в стороне, когда речь заходит о моём народе.
Фарамир посмотрел куда-то поверх её светлой макушки — чело его вмиг омрачилось:
— Я должен кое-что сказать тебе, Эовин, — произнёс он после недолгого молчания. — Найденная тобой перчатка не единственное, что несли с собой орки. Мы обнаружили среди вражеских трофеев много оружия и частей доспехов. Мне жаль сообщать тебе такую новость, но похоже их обладатели погибли смертью храбрых. Быть может, твоё горе облегчит мысль, что все воины твоего народа отомщены.
Перчатка с глухим стуком выпала на землю из её вмиг разжавшихся пальцев. Эовин в отчаянии закрыла лицо руками и даже бережные объятия Фарамира не в силах были утешить её боль. Она знала, что князья Теодред и Эомер отправились к северным границам Рохана, и в ужасе думала о том, что самые большие её опасения могут сбыться.
— Прошу, покажи мне их, — с мольбой в голосе проговорила она. — Мне нужно их увидеть.
— Ты уверена, что ты этого хочешь? Стоит ли растравливать раны?
Эовин кивнула в ответ, хотя решение далось ей нелегко. Тогда Фарамир поднялся с места, сжал её ладонь в своей и вывел прочь из палатки.
Снаружи уже наступила ночь, и вокруг стояла беспросветная тьма, нарушаемая только отблесками от костров, разожжёнными дозорными по периметру лагеря. Фарамир проследовал к одному из шатров, где его следопыты хранили оружие и припасы, отодвинул занавешивающую вход плотную ткань, пропустил свою спутницу вперёд. Затем запалил один из закреплённых в земле факелов и точь-в-точь как ранее Берегонд развернул перед ней покрывало.
Вопль глубокой скорби сорвался с губ Эовин, едва она бросила взгляд на разложенные на полу трофеи. Разбитый шлем и сломанный меч принадлежали сыну короля рохиррим — его оружие она узнала бы из тысячи.
— Теодред! — с громким плачем юная княжна упала на колени перед доспехами поверженного принца, прижимая их к груди и покрывая поцелуями. — Теодред, нет!
Эовин так упивалась своим горем, что совсем позабыла о стоящем рядом Фарамире. Позабыла она и о том, что своими слезами может выдать себя и своё истинное происхождение, о котором она до сих пор умалчивала. Фарамир дал ей время выпустить наружу всю скопившуюся боль, а когда рыдания девушки немного улеглись, осторожно тронул её за плечо:
— Пойдём, ему ничем нельзя уже помочь.
Эовин покинула шатёр как привидение — еле слышно всхлипывая и с трудом переставляя ноги. Накатившая волной боль заполняла каждую частичку её тела. Впервые после смерти родителей её настигла такая опустошающая потеря. Пошатываясь она отошла прочь от палатки, остановилась в нескольких шагах, рассеянно глядя на влажную от ночной росы траву. Фарамир замер у неё за спиной — он был очень близко, так, что она ощущала тепло его тела.
— Ты оплакивала князя, словно знала его лично, — как будто невзначай заметил он.
— Теодред был наследником престола и часто бывал среди народа. Я много раз видела его в Эдорасе. Люди любили его, теперь, после того, как он погиб, никто более не сможет его заменить.
Пока она говорила, Фарамир отчего-то вспомнил Боромира. Если бы народ Гондора увидел его тело, проткнутое десятком стрел, весь Минас-Тирит на несколько дней наполнился бы слезами и безудержным плачем.
Фарамир запрокинул голову, устремив взор в далёкое, усыпанное звёздами небо. Образ старшего брата, ненадолго отпустивший его разум, вновь как живой встал перед глазами.
— Поверь, я знаю, какую печаль ты сейчас испытываешь, — Фарамир опустил ладони девушке на плечи, призывая повернуться к нему. — На этой войне я потерял брата. Не было в целом мире человека, которого я любил так же, как его.
Эовин подняла на него блестящие от слёз глаза, положила ладонь ему на грудь:
— Мне очень жаль, Фарамир.
— Я думаю о нём каждый день, каждый час и несмотря на то, что я собственными глазами видел его бездыханным, до сих пор не могу поверить, что Боромира нет среди живых. Говорят, что время способно залечивать любые раны, но я с трудом могу представить, что шрам от его смерти, оставленный на моём сердце, когда-нибудь затянется. Я потерял любимого брата, а Гондор — великого воина и наследника престола. Народ тоже им восхищался, так же как рохиррим почитал князя Теодреда.
— У Гондора есть ты, — с жаром выпалила Эовин, понимая, что его боль и обеспокоенность судьбой Белого города не меньше, чем её собственная. — Ты так же заслуживаешь этого титула. Ты смел, благороден и справедлив. Боромира не воскресить, но я уверена, что когда настанет час, ты сможешь управлять королевством с не меньшим достоинством, чем он.
Грустная полуулыбка тронула губы Фарамира, и Эовин показалось, что его печаль связана не только со смертью брата.
— Как знать, душа моя, как знать…
Это новое неожиданное обращение, сказанное горячим шепотом так взволновало и взбудоражило её, что Эовин почудилось, будто пламенный шар обжёг её сердце. По всему телу пробежала незнакомая дрожь — не та, которая рождается от страха или тревоги, а какая-то иная, исходившая от неизведанного чувства, которому она пока не могла дать название.
Фарамир подступил к ней ещё на один короткий шаг, медленно взял её лицо в свои ладони, не отрываясь смотря на её губы, будто спрашивая разрешение. Эовин сомкнула веки, рот её сам собой приоткрылся и в следующую секунду, она ощутила на своих устах его поцелуй — лёгкий и нежный, как прозрачные, трепещущие крылья бабочки. Непроглядная мгла скрыла выступивший на её щеках румянец, сбитая с толку, она не знала, что ей делать с клубком разнообразных чувств, сплетающихся воедино, а Фарамир продолжал целовать её, всё настойчивее побуждая ответить.
В один миг сердце Эовин дало верную подсказку, и она сама прильнула губами к его губам, одновременно обнимая руками за шею. И этот долгий ночной поцелуй пьянил и кружил голову так, что казалось, весь мир вокруг перестал существовать.
Фарамир первым отпустил её, осторожно погладил тыльной стороной ладони по разгоряченной щеке.
— Вернёмся в шатёр, — хрипловатым шепотом проговорил он. — Тебе нужно отдохнуть после тяжёлого дня.
— Ты останешься? — с надеждой спросила его Эовин.
— Да, я же обещал рассказать тебе ещё сотни историй. Я успел убедиться, что ты засыпаешь от них не хуже, чем от любой колыбельной.