Храброе сердце

      Подобно ветру, эоред князя Рохана пролетел сквозь Долину Каменных телег, соединяющую Эдорас с границами Гондора. Дело, с которым он спешил к лагерю командира следопытов Итилиэна, было безотлагательным, ведь последние дни не только в корне перевернули жизнь свободолюбивых всадников, но и показали неизбежность грядущих перемен во всём Средиземье.       Эомер был занят обороной восточных рубежей, когда гонец принёс ему приказ Теодена немедленно возвращаться в столицу. Отважный воин встретил это распоряжение с опаской, однако, едва он переступил порог королевского дворца, как тут же великая радость наполнила его сердце. Конунг Теоден полностью излечился от своего недуга и с большими почестями встретил племянника.       Государь поведал, что в Эдорас неожиданно прибыл таинственный маг Гэндальф, сумевший освободить его от злых чар и раскрывший глаза на истинные помыслы Сарумана и его приспешника Гримы. И, хотя вначале сам маг и его странное окружение, состоявшее из эльфа, гнома, двух диковинных существ-полуросликов и молчаливого сурового воина с северных земель, не внушили ему доверия, спустя короткое время мудрость, рассудительность и глубокая осведомлённость Гэндальфа о происходящем в Средиземье, убедили Эомера в том, что мага и его спутников можно считать верными друзьями Рохана.       Но вместе со счастливым избавлением Теодена от проклятия, королевский дом эорлингов посетила и огромная беда. Наследник престола Теодред погиб на Изенских бродах. Тело князя обнаружили его верные воины. К их ужасу доспехи, оружие и шлем павшего смертью храбрых принца стали добычей отступавших орков и не могли быть захоронены в фамильном кургане эорлингов, как того требовали традиции.       Ещё большим ударом для Эомера и его венценосного дяди стало известие о бесследном исчезновении княжны Эовин, Белой девы Рохана. Слуги сообщили князю, что его сестра покинула дворец в спешке, почти следом за ним с явным намерением доставить ему некое важное послание, но сразу за пределами Эдораса следы её терялись, и попытки Эомера отыскать любимую сестру не принесли плодов. Обвиняя себя в случившимся с Эовин, сын Эомунда впал в глубокое отчаяние, пока Гэндальф в одной из бесед с ним как-то не оборонил, что в скором времени, князь сумеет найти, то что ищет, и своими словами посадил в его душе росток надежды.       На военном совете, устроенном Теоденом, маг сообщил роханцам, что у них появился шанс восстановить распадающийся союз с Белым городом. Он указал им на Долину каменных телег — небольшой клочок земли, затерявшийся в глухих лесах Друадан. Это было едва ли не единственное место Средиземья, куда не успело добраться всевидящее око Саурона и, по заверению Гэндальфа, именно там сейчас разместился отряд следопытов под предводительством сына наместника.       Теоден приказал племяннику немедленно отправляться на встречу с Фарамиром, чтобы провести переговоры о совместных действиях и убедить того в своем намерении оказать Гондору любую помощь, которая в его силах. Сам же король Рохана начал готовиться к обороне Хельмовой пади, ставшей главной целью объединенных сил Сарумана.       Эомер не был знаком ни с одним из сыновей Дэнетора, однако слава о ратных подвигах Боромира и его младшего брата в войне с врагом с востока бежала впереди них. Когда его эоред, наконец, достиг лагеря следопытов, и князю выпала честь говорить с капитаном Гондора лично, сын Эомунда сразу проникся уважением к этому хладнокровному, сдержанному и искренне преданному своему народу человеку. Также с большой благодарностью он принял переданные Фарамиром латы погибшего принца Теодреда. Теперь Эомер мог быть спокоен, что доспехи и оружие, хранящие память о доблести славного наследника рохиррим никогда не станут трофеем кровожадного врага и не сгинут без следа в мрачных землях Мордора.       Двое военачальников беседовали, сидя под навесом в тени могучих многовековых деревьев. Прямо на траве был подан скромный ужин, состоящий из поджаренного на углях мяса, хлеба и вина. Разговор их был похож на встречу двух старых приятелей, давно не видевшихся друг с другом, ибо ничто так не способно сближать людей, как общая беда и обеспокоенность о будущем родных земель, за которые эти два воина чувствовали равную ответственность.        Эомер слушал капитана Гондора, сжимая в руке простую глиняную кружку, из которой он время от времени отпивал по глотку. Превосходное вино, выдержанное в погребах Белого города отменно утоляло жажду и придавало сил. Его взор рассеянно блуждал по поляне, занятой лагерем следопытов, как вдруг он увидел, что из шатра, расположенного на самом дальнем её краю, вышла хрупкая златовласая девушка, закутанная в длинный, не по размеру плащ. Один взгляд на неё заставил роханца отбросить кружку и вскочить на ноги. Вмиг лицо его просияло: — Эовин! — крикнул он, не веря своим глазам. — Дорогая сестра моя! Девушка вздрогнула от неожиданности и тут же обернулась на зов. Несколько кажущихся бесконечно долгими мгновений, она смотрела в лицо брату, а потом со всех ног бросилась ему навстречу. — Эомер! — подавилась воздухом Эовин, когда князь заключил её в объятия и прижал к своей груди. — Брат мой, какое счастье, что ты жив и здоров!       А затем они наслаждались счастливым моментом долгожданного воссоединения. Эомер никак не мог заставить себя выпустить её из своих рук, точно боясь, что любимая сестра вновь исчезнет. Гладил по волосам, покрывал её ладони поцелуями, шептал, как боялся за неё все эти дни, и как благодарен судьбе, что смог наконец обрести её заново после невыносимой разлуки. — Фарамир! — обернулся, наконец роханец к капитану, всё это время молча наблюдавшему за ними. — Ты вернул мне самое главное сокровище. Я в неоплаченном долгу перед тобой. — Твою сестру нашли мои следопыты на южных границах Итилиэна, — ответил ему Фарамир, не отводя пристального взора от прячущей лицо на груди брата княжны. — Леди Эовин удивительно храбрая девушка, она мужественно выдержала все испытания, которые выпали на её долю.       Голос Фарамира вернул Эовин в реальность. Она подняла на него глаза, боясь увидеть в его взгляде что-то очень страшное, быть может разочарование или даже пренебрежение, вызванное её невольным обманом. Но его лицо ровным счётом ничего не выражало. Фарамир выглядел ужасающе спокойным и сдержанным, как будто ничего не произошло, и более того, как будто ничего и никогда между ними не было. — Это я виноват в том, что случилось, — князь Рохана находился в таком счастливом возбуждении, что не замечал повисшего в воздухе напряжения. — Моя бедная сестра покинула дворец в Эдорасе в порыве отчаяния. Хотела предупредить о грозящей опасности, а в итоге сама попала в беду. Никогда не прощу себе того, сколько ей пришлось пережить. Счастье, что Эовин обнаружили твои люди, а не слуги Саурона. — Да, — по-прежнему невозмутимо отозвался Фарамир. — Это большое счастье.       Княжне показалось, что ноги у неё подкашиваются. Тон, в котором Фарамир разговаривал с братом, на куски резал сердце. Она бросила на него умоляющий взгляд, точно прося подождать с решениями, дать ей возможность оправдаться, но её немая мольба не нашла отклика. — Ты, кажется, побледнела, — Эомер с тревогой заглянул в лицо сестры. — Тебе нехорошо? — Госпожа с утра неважно себя чувствовала, — с ледяной вежливостью ответил за Эовин Фарамир. — Думаю, ничего серьёзного, но ей будет лучше прилечь. — Не волнуйся, со мной всё в порядке, — княжна, наконец, нашла в себе силы раскрыть рот. Её мысли в настоящую минуту занимало только одно — найти способ поговорить с Фарамиром, объясниться, не позволить ему думать о ней плохо, но Эомер, сам того не подозревая, лишил её такой возможности. — Так в самом деле будет лучше. Мы разбили лагерь совсем близко, — он сделал знак одному из своих воинов. — Проводи госпожу в мой шатёр. Затем князь Рохана нежно поцеловал сестру в лоб: — Нам нужно закончить нашу беседу с капитаном. После я обязательно приду к тебе, и ты сможешь обо всём мне рассказать.       Эовин вновь взглянула на Фарамира — тот слегка кивнул головой в знак того, что согласен с Эомером. В полной растерянности она последовала за учтиво поклонившемся ей соратником князя Рохана. Перед тем, как исчезнуть за деревьями, обернулась украдкой, всё ещё цепляясь за последнюю надежду не расставаться с тем, кто стал ей так дорог, но капитан Гондора уже не смотрел на неё. — Фарамир, — обратился Эомер к командиру следопытов, когда они вновь устроились под навесом. — Гэндальф рассказал о том, в каком сложном положении оказался Гондор, вынужденный вести военные действия по всей восточной границы. Мне известно, что в последние годы наши государства не поддерживали тех отношений, которые должны были связывать двух союзников, и я очень сожалею об этом. Но сейчас настал тот момент, когда мы должны бороться вместе, плечом к плечу, как братья. Конунг Теоден выражает глубокое почтение наместнику Гондора и его народу и готов оказать любую помощь, которая потребуется, чтобы сокрушить Саурона и его приспешников. — Я очень благодарен королю рохиррим за протянутую руку дружбу, Эомер, — выговорил Фарамир после недолгого молчания. — И если бы дело было только во мне, я бы не раздумывая её пожал. Но прежде нам с тобой предстоит непростой разговор, исход которого решит, состоится ли этот союз или нет, — ощутил на себе удивлённый взгляд князя, слегка приподнял руку, прося позволить ему продолжать. — Речь пойдёт о твоей сестре.       Фарамир говорил очень медленно, тщательно подбирая каждое своё слово: — Дело в том, что об её истинном княжеском происхождении я узнал всего несколько минут назад из твоих уст. Всё это время, находясь в лагере следопытов, леди Эовин, вероятно из предосторожности или по каким-то иным причинам, выдавала себя за простую целительницу из Истфолда. В переходах во время путешествия по Итилиэну она намеренно отказалась от всех привилегий, которые полагались ей по статусу, и занимала место немногим выше чему у простого солдата. Однако, стоит сказать, очень храброго солдата. — Это похоже на Эовин, — согласился князь, всё ещё не понимая, к чему клонит его собеседник. — Она не раз порывалась уйти со мной в военный поход, переодевшись в мужское платье. — За те дни, что мы провели вместе, нам удалось лучше узнать друг друга, и в один час в моём сердце родились самые искренние и сильные чувства по отношению к твоей сестре. Я полюбил её, Эомер, так же и она полюбила меня. Но тем не менее, госпожа продолжала умалчивать о своём происхождении, — Фарамир понизил голос. — Тебе, вероятно, не слишком приятно будет об этом услышать, но не видя её княжной, я не всегда был сдержан в проявлении своих чувств. — Разрази меня гром! — ошеломлённый услышанным, князь Рохана не стал выбирать выражения, он побледнел от вмиг поразившей его догадки. — Уж не хочешь ли ты сказать… — Нет, Эомер, — поспешил успокоить его Фарамир. — Клянусь Белым древом, я не сделал ничего, что могло бы угрожать чести госпожи. Я посвящаю тебя в такие подробности, потому что ты её брат. Ты отвечаешь за неё, как и я теперь, и имеешь право знать о случившемся всё, без утайки. Также знай, что я не о чём не жалею и хочу видеть леди Эовин своей женой, — он вновь замолчал ненадолго. — Теперь тебе всё известно, и ты сможешь решить, по-прежнему ли ты готов протянуть Гондору руку помощи. Князь Рохана залпом осушил кружку вина. Было заметно, как много противоречивых чувств терзают его горячее, гордое сердце. Наконец, глубоко вздохнув, он изрёк с легкой усмешкой: — Всё, что ты мне только что поведал, выглядит сущей нелепицей. Хотел бы я знать, зачем моей сестре понадобилось так долго морочить тебе голову, — улыбка стала шире, он легонько хлопнул Фарамира по плечу. — Ладно, закончится война, устроим вам пышную свадьбу. — Благодарю тебя, — с явным облегчением произнёс капитан. — Теперь к делу, — Эомер посерьёзнел. — Какую помощь Рохан может оказать Гондору?       Вопрос князя заставил Фарамира принять озабоченный вид — как бы не питала его надежда на лучшее, он прекрасно осознавал, какое страшное несчастье грозит его родным землям. Он наполнил кружку, медленно отпил первый глоток: — Ты прав, говоря о бедственном положении гондорских войск. Сегодня ночью мы сдали форт Каир Андрос. Благодаря отчаянному сопротивлению гарнизона, мы смогли выиграть немного времени, чтобы переправить часть войск в Осгилиат. Исходя из сведений, которые я получаю от своих разведчиков, это следующая цель Саурона. Буду искренен с тобой, Эомер. У меня почти нет надежды на то, что нашим солдатам хватит сил выстоять. Если мы отдадим и Осгилиат, следом падёт и Минас-Тирит. Князь Рохана нахмурил брови — его красивое лицо вновь помрачнело. Он поднял правую руку и положил её поверх руки капитана Гондора: — В моём распоряжении несколько десятков эоредов, это большая армия, быть может, не такая многочисленная, какой располагает Саурон, но все мои люди хорошо обучены, смелы и беспощадны к врагу. Они устали наблюдать за тем, как орки и харадрим бесчинствуют на землях эорлингов, и рвутся в бой. Если наместник Дэнетор позволит, клянусь, я приведу своих всадников к стенам Осгилиата.       Фарамир сжал в ответ ладонь Эомера. Его горячность и готовность сражаться до последнего затрагивали самые потаённые струны души молодого гондорца. В очередной раз он убедился, какое благородное и храброе сердце бьётся в груди у воинов этого величественного степного народа. Но, глядя в пылающие жаждой сражения глаза князя Рохана, капитан медлил с ответом. Эомер был прав — отдать приказ о соединении двух войск мог только наместник Дэнетор. Слишком гордый, чтобы просить о помощи, слишком подозрительный, чтобы доверять и почти под корень уничтоженный известием о гибели любимого сына. Когда Фарамир видел его последний раз, он не был похож на сильного и мудрого правителя, каким слыл когда-то, но больше напоминал озлобленного, потерявшего всякую надежду жить и бороться старика. Сможет ли он, Фарамир, отверженный и изгнанный сын убедить своего отца принять предложение Теодена сохранить неприкосновенность Гондора, довериться ему, отдать командование последними силами Белого города и повести их в бой? Если бы на его месте оказался Боромир, все сомнения бы развеялись в прах. Но старший брат почил навсегда в водах Андуина, и все решения младший брат теперь должен был принимать сам, не надеясь более ни на его поддержку, ни на защиту. И он сделал свой выбор. Не разжимая руки Эомера, Фарамир потянулся за картой и одним быстрым движением раскрыл её. Глаза молодого военачальника эорлингов загорелись с новой страстью — Фарамир увидел в них огонь от предвкушения жестокой битвы. — Мы должны рассчитать всё до мелочей, не упустить ни одну деталь. У нас будет на это всего одна ночь, а завтра утром я поеду в Минас-Тирит и добьюсь согласие государя. Ты получишь от меня красную стрелу, и мы дадим бой под Осгилиатом, — капитан Гондора замолчал на мгновение. — Эомер, исход битвы полностью будет зависеть от роханской конницы. — Даю слово, я не подведу тебя.       Вопреки опасениям не сомкнуть глаз из-за вереницы пережитых за день событий, Эовин проспала всю ночь как убитая. Ранним утром следующего дня она открыла глаза и не сразу сообразила, где находится. Вместо ставшим привычным потолка, расписанного узорами в виде Белого древа, со стен шатра на неё смотрели мчащиеся по бескрайним полям златогривые лошади. Остатки сна спали как снежная пелена, и Эовин до мелочей вспомнила каждую минуту, которую ей довелось пережить вчера. Признание Фарамира, его нежные поцелуи, неожиданную тёплую встречу с любимым братом… и вмиг разбившиеся мечты. Непозволительно долго она оттягивала момент, который должен был определить её судьбу, а когда решилась, стало слишком поздно. Она села на постели, отбросив покрывало, которым заботливо укрыл её кто-то из роханцев, бегом выскочила из шатра. Эомер стоял в нескольких шагах от палатки и грел руки у костра. По его виду она догадалась, что брат не сомкнул глаз всю ночь. — Как ты спала, милая? Тебе удалось отдохнуть? — обратился к сестре князь, едва та приблизилась. — Да, я прекрасно выспалась, — с неуверенностью в голосе вымолвила Эовин. — Мы скоро отправимся в путь. Дорога, проложенная через Долину Каменных телег гораздо короче Западного тракта. Через пару дней мы уже прибудем в Эдорас, — Эомер кашлянул, окинул сестру долгим внимательным взглядом. — Фарамиру также нужно срочно возвращаться в Минас-Тирит. Мне известно, что перед тем как уехать, вам обоим следует объясниться. Иди скорее, он ждёт тебя.       Вздох облегчения сорвался с губ Эовин. Внутри неё пробудилась безумная надежда — значит, Фарамир рассказал брату обо всём, что им обоим довелось пережить. И этот холодный взгляд, и ужасающее равнодушие, которыми он щедро наградил её вчера перед расставанием, не означают, что он разлюбил её. Он не отказывается от неё, не думает о ней плохо, он всего лишь хотел проучить её за обман, заставить испытать на себе то, что в полной мере ощутил сам, став заложником её глупого поступка.       С благодарностью кивнув брату головой, Эовин, не оглядываясь побежала через лес к соседней опушке, где вчера стояли шатры гондорцев. Костры были уже потушены, палатки собраны, солдаты укладывали на спины лошадей последние мешки с провизий. Отряд должен был с минуты на минуту тронуться в путь. Командир следопытов Итилиэна стоял в стороне от своих людей, опираясь на луку седла и в задумчивости разглядывая землю у себя под ногами. Его верный Янтарь по всей видимости, разделяя настроение хозяина топтался на месте и, издавая тихое жалобное ржание, беспрестанно тёрся своей широкой мордой о его рукав. Собравшись с духом, Эовин быстро преодолела разделявшее их расстояние, но не дойдя нескольких шагов остановилась. — Фарамир! — позвала она еле слышно. Капитан оторвался от созерцания травы, поднял голову. Он был спокоен, как и обычно, и не слишком знакомому с ним человеку ничто не позволило бы догадаться, какая буря разгорается у него внутри. Однако Эовин достаточно хорошо успела изучить его нрав, чтобы увидеть, что на самом деле скрывает внешняя невозмутимость. — Госпожа, — поклонился ей Фарамир, и от этого нарочито вежливого жеста горло Эовин болезненно сжалось. — Пожалуйста, не обращайся ко мне так, — тихонько попросила она. — А как ещё мне следует обращаться к княжне, племяннице конунга эорлингов? — Фарамир слегка усмехнулся. — Не знал, что король Теоден так искусен в науке врачевания. — Ты сердишься, думаешь, я дурачила тебя, понимаю, что оскорбила твоё самолюбие своей ложью, но это вышло непреднамеренно… — торопливо заговорила Эовин, цепляясь за путаные слова, как утопающий за соломинку, но он не позволил ей закончить. Подойдя к ней вплотную, Фарамир стиснул её лицо в своих ладонях, склонился, так что её обдало его горячим дыханием, заставил не отрываясь смотреть ему в глаза: — Да, я сержусь, я очень сержусь. Неужели же ты не понимаешь, Эовин, что любая ложь, пусть самая нелепая и ничтожная пятнает искренние чувства? Я от начала до конца был честен с тобой во всём. Разве я не имел права ждать от тебя того же? — Ты прав, но прошу, позволь мне объяснить, — Эовин запнулась, сжалась под его проникающим в самое сердце взглядом. — Поначалу я скрывала правду о том, что я племянница короля, потому что не знала, кто ты, друг мне или враг. Но потом ты раскрылся мне, был так заботлив, так нежен, твои объятия и поцелуи — лучшее, что я испытала за свою жизнь. Ведь с обыкновенной девушкой из Истфолда, не обремененной никакими княжескими обязанностями, ты мог быть настоящим и в словах, и в поступках, а благородная роханка требует другого обращения. И я боялась, что твоё отношение ко мне может измениться, я молчала, но вчера, когда ты сказал, что любишь меня, клянусь, я собиралась во всём признаться. Фарамир выпустил её, отвернулся на мгновение, с досадой ударил кулаком по росшему рядом дереву: — Я полюбил девушку. Красивую, смелую, с добрым и чутким сердцем и мне нет дела до того, княжна ли она или целительница из Истфолда. Но мне невыносима сама мысль, что ты могла мне так долго лгать глядя прямо в глаза. Эовин выпрямилась во весь рост, покачала головой, в голос её вернулась уверенность: — Но, Фарамир, если бы ты с самого начала знал, кто я, разве ты стал бы рассказывать мне о своём брате, оставался бы ночевать в одной палатке, позволил бы себе целовать так, как целовал той ночью? Нет, ты запер бы меня в шатре, приставил охрану и «доброе утро, госпожа, хорошо ли вы спали?» — вот всё, что мне довелось бы от тебя услышать. Я всю жизнь прожила в четырёх стенах в окружении царедворцев и слуг, и я прекрасно знаю, что полагается мне по статусу. Всё, кроме свободы, и эту свободу я обрела здесь, в Итилиэне, рядом с тобой. Фарамир глубоко вздохнул, вероятно, призывая на помощь всё своё самообладание: — Довольно, Эовин, тебя всё равно не переспорить, — вновь протянул руку, положил ладонь ей на затылок. И тут только она заметила, сколько тревоги и беспокойства прячется в его глазах. — Теперь я скажу тебе главное. Мне нужно как можно скорее возвращаться в Минас-Тирит. Война ещё не окончена, впереди меня ждёт возможно решающее и самое беспощадное сражение в моей жизни. На карту поставлена судьба Гондора, — прижал к себе ещё крепче. — Ты помнишь, что я сказал тебе вчера? — Что будешь любить меня до конца дней, — прошептала Эовин, ощущая, как подгибаются у неё колени. Она прекрасно понимала, к чему он ведёт, что не осмеливается сказать вслух. — Всегда помни об этом, — слишком нежно после охватившей совсем недавно вспышки ярости коснулся губами её лба. — Ступай к своему брату. С ним ты будешь под надёжной защитой.       Фарамир быстро выпустил девушку из своих объятий, не оглядываясь, подошёл к послушно ждавшему его Янтарю, вскочил в седло, с места пустил его в галоп, догоняя тронувшихся уже в путь следопытов.       Эовин поднесла руку ко рту, сцепила что есть силы кожу зубами, чтобы не расплакаться. А в это время с востока неумолимо продолжала наступать тьма.