***
Возвращение в мир живых проходило мучительно. Впрочем, Му Цину было не привыкать. Когда он очнулся в своем дворце в Небесной столице, ему поначалу было не до рассуждений на тему «кто и кому чего наговорил на свою голову». Но, постепенно набираясь сил, генерал Сюаньчжэнь не уставал ругать себя за свой болтливый язык и несдержанность. Также, как на мосту, когда он был вынужден признать, что Се Лянь для него значил больше, чем Му Цину хотелось показывать, также и теперь он своими криками в сторону Фэн Синя окончательно сдал и себя, и свои непрошенные чувства. И эти осознания не добавляли хорошего настроения тяжело выздоравливающему небожителю. Фэн Синь молчал и никак себя не проявлял. Словно и не было его никогда в жизни Му Цина, и это тоже наводило на размышления. Му Цин не задавал вопросов и в целом транслировал всем, кто его навещал, свою привычную язвительно-ядовитую мину. Но в глубине души генерал Сюаньчжэнь паниковал. День его присутствия на регулярном военном совете приближался неотвратимо, и ссылаться дальше на болезнь было глупо. Поэтому, когда пришло сообщение от Лин Вэнь о месте и времени сбора, Му Цин пожал плечами и, надев лучший парадный костюм, невозмутимо проследовал к отведенному ему на собрании месту. Вопреки всему, никто и не думал над ним смеяться, наоборот, его встретили тишиной. Се Лянь был рад, Пэй Мин был вежлив, а окружающие почтительны. Фэн Синь на собрании отсутствовал. Му Цин, к концу совещания сидевший уже как на иголках, больше не мог выносить неопределенности и потому, выловив в коридоре какого-то мелкого служку и состроив грозное лицо, невозмутимо поинтересовался: «а где, собс-но, генерал Наньян пропадает». Лицо служащего жалобно вытянулось. Он начал что-то лепетать, что не имеет право рассуждать о столь доблестном генерале и не вправе распускать сплетни. Их разговор был прерван некстати появившейся Лин Вэнь. Надменно усмехнувшись, она изрекла одну фразу, которая, впрочем, привела Му Цина в еще большее замешательство: — Генерал Наньян отсутствует сегодня, как, впрочем, и на всех других собраниях с момента возвращения с задания, потому что он все это время беспробудно пьет. Му Цин замер, переваривая слова небожительницы. — Пьет лекарства? — Пьет алкоголь, заливает за воротник, бухает по-черному, я понятно выражаюсь, генерал Сюанчжэнь? Простите, мне надо идти, и хватит пытать моего служащего, у него дел больше, чем вы можете себе даже представить. Му Цин еще некоторое время ошеломленно смотрит в спину удаляющейся небожительнице, пока до его сознания не доходит понимание причины отсутствия Фэн Синя. В душе тут же вскипают и гнев, и растерянность, и почему-то странная, иррациональная радость. Фэн Синь пьет, причем даже не скрывает этого, новость сама по себе достойная быть услышанной. Му Цин знал Фэн Синя почти всю свою жизнь, и тот никогда не позволял себе лишнего. Он упорно тренировал свои воинские навыки, мог быть несдержан в выражениях, был груб и прямолинеен. Но он никогда не позволял себе тех излишеств, которыми так славились некоторые жители небес. По сути история с демоницей Лан Чан была единственным пятном на его безупречной биографии, и все равно генерал Наньян до последнего выполнял то, что он считал своим долгом. Му Цин вполне понимал причину, по которой Лан Чан в итоге сбежала. Это было невыносимо: получать только то, что дОлжно, без единого лучика искренних чувств. Фэн Синь нес свои обязанности, словно вымпел, и оставался им верен не смотря ни на что. Его Высочество был, наверно, единственным человеком, к которому, по наблюдениям Му Цина, Фэн Синь чувствовал что-то иное, чем долг. Там были зачатки дружбы и привязанности. Но не больше. Генерал Наньян, по мнению Му Цина, был в принципе не способен испытывать сильных чувств. Его интрижка с Лан Чан была только подтверждением этому. Потому что, даже поддавшись вполне естественному чувству по отношению к молодой и красивой женщине, тот умудрился довести ее до белого каления своими ответственностью и поведением. В обычной жизни такие, как Фэн Синь, были и оставались оплотом чести и морали. Но в чувствах это убивало все. Невозможно было любить того, кто проявлял к тебе в ответ только должное. Словно за разовую вспышку страсти обязывался нести тебя, как бремя, до конца своей жизни. Для слабого человека это была бы находка. Но Фэн Синь умудрялся выбирать себе в объекты привязанностей людей гордых и самолюбивых. Му Цин сочувствовал Лан Чан раньше и скорбел о себе сейчас. Он долгое время игнорировал собственные чувства и отказывался признавать очевидное. А по сути просто не хотел давать понять Фэн Синю о том, как нуждается в нем. Разумно опасаясь получить вместо искренней, пусть и громкой вражды, приторную рутину обязательств. Как это вышло с Лан Чан, чувства и чаяния которой в свое время разбились о равнодушие молодого война. Му Цин понимал, что тот вряд ли воспылает к нему страстью после стольких лет взаимной ненависти, но кардинально поменявшееся поведение Фэн Синя заставляло его отчаянно страдать. Он всем своим нутром ощущал эту границу самопожертвования и долженствования, черту, которая всегда будет отделять его от истинных чувств Фэн Синя и при этом душить приторной заботой и вниманием. То, что Фэн Синь сумеет нести свой долг до последнего, если вдруг решит это сделать, Му Цин не подвергал сомнению. В конце концов, в свое время даже реальные и искренние дружеские чувства молодого охранника к своему господину, не спасли Фэн Синя от выполнения обязательств по отношению к женщине, которую тот, как думал, был должен защищать. Му Цин не хотел, чтобы Фэн Синь после его опрометчивых слов и претензий вдруг решил, что теперь он обязан искупать свою вину перед генералом Сюаньчжэнем. Сама фраза: «Я должен был тебя защищать, пусть даже от себя самого», медленно убивала сердце Му Цина. Он уже совершил сотню необдуманных поступков, когда, после рассуждений о дружбе и крепости воинских уз, поцеловал своего вечного соперника. Когда, не сумев справиться с нахлынувшими чувствами, два года бегал от него, словно романтичная молодая госпожа. Когда в итоге воспользовался собственной наработанной толстокожестью и вывернул произошедшее в свою пользу. И потом, когда не сумел справиться с эмоциями и напился. Фэн Синь никогда не был дураком и умел делать выводы. Му Цин высказал на пороге смерти все, и только полный тупица не догадался бы о природе чувств вечно язвительного и гордого генерала. О том, как пылало его сердце и болела душа. Даже Владыка не отказал себе в удовольствии порассуждать на тему того, что было очевидно всем, кроме самого генерала Наньяна. Фэн Синь просто не мог не догадаться обо всем. Это было бы верхом самонадеянности — думать, что тот вдруг оглох и ослеп. И что жалкие попытки Му Цина после всех предыдущих событий смогут кого-то обмануть. Он практически признался в своих чувствах и что получил взамен? Долженствование! Проклятое долженствование от человека, которого страстно любил и желал! Му Цин никогда не был святошей и даже путь совершенствования выбрал специально, чтобы гасить свою порочную натуру. Но, уходя в сторону от дороги плотских наслаждений, он уже давно и прочно шел по пути удовольствий словесных. Давить окружающих своим превосходством, язвительностью и насмешкой. В этом он достиг небывалых высот. И содержа свое тело в чистоте все эти годы, разумом давно погряз в пучине самодовольства и самолюбования. Положа руку на сердце Му Цин не знал, что было хуже. Он ясно видел собственные пороки, но не видел ни одной причины прекращать их. Даже его телесная чистота давно не приносила ему искомого удовлетворения. Он с радостью бы поменял крепость своего тела на возможность исцелить свои чувства. Перестать захлебываться от собственного яда и просто дышать полной грудью. Он завидовал жизнелюбию Его Высочества, который спустя столько лет и трагедий сумел сохранить в себе радость жизни и даже, черт возьми, в итоге сойтись с тем, кого полюбил. Му Цин в свое время много размышлял о смене пути совершенствования, когда первые столетия после своего вознесения пребывал в жесткой конфронтации и с собою, и с окружающим миром. Тогда ему казалось, что открытие чувственных удовольствий принесет облегчение. Но ни одна попытка не увенчалась успехом, и, хотя он продолжал весьма успешно практиковать другой путь накопления духовных сил, его телесного падения так и не произошло. В последующие столетия он не оставил данную практику чисто из упрямства, так как уже решил для себя, что никогда не снизойдет до плотских утех. Все это казалось ему чем-то грязным и не вызывало ничего, кроме отвращения. Теперь же, когда на фоне стремительного сближения Его Высочества с Хуа Ченом Му Цин вдруг позволил и самому себе задать неудобные вопросы, все прежние метания обрели причину. Он жаждал сближения, он хотел любить и быть любимым. Просто объектом его страсти все это время был тот, о ком он боялся даже думать. Только сейчас, столетия спустя, все стало очевидным и ясным, как день. И самое ужасное, что здесь и сейчас ничего не мешало ему воплотить свои чаяния в жизнь. Он уже давно наработал себе духовные практики, позволяющие не хранить целомудрие тела. Его последователи в целом не ждали от него какой-либо излишней святости и даже сами периодически сватали своего Бога той или иной небожительнице. О чем красноречиво свидетельствовали театральные постановки на Дни Осенних Празднеств. Вот только объектом его страсти оказался Фэн Синь, что делало сам факт его чувств бессмысленным. Фэн Синь был ходячим воплощением долга. Он мог только нести свои обязательства. «Я должен был защищать тебя», должен! Лан Чан ушла не зря. Му Цин тоже не собирался терпеть унижение. Все свои надуманные долги Фэн Синь мог оставить себе. Му Цин был слишком горд, чтобы принимать сочувствие и поддержку от того, кто волновал его до глубины души. И потому известие, что Фэн Синь, ходячая добродетель Фэн Синь, праведник Фэн Синь, жестко бухает и даже не скрывает этого, ошеломляло. Му Цин не знал, что подумать. Он не хотел видеть генерала Наньяна, но твердо решил на этот раз выяснить все до конца. Расставить приоритеты, провести границы. А потому он повернулся и решительно зашагал в сторону дворца генерала Наньяна.Созвездие 15. Переполненный Ковш выливается через край
18 января 2022 г. в 18:51
Генерал Пэй нервно прошелся по своим покоям. С некоторых пор его раздражало все.
Ему не нравилось, что они так до сих пор и не встретились с Ши Цинсюанем, который как назло застрял где-то вдалеке от Небесной столицы.
Его бесила необходимость откладывать на потом призыв души Ши Уду, так как без Цинсюаня это было бессмысленно. К тому же, если в обряде удавалось использовать кровь близкого родственника, сам ритуал проходил более успешно и с меньшими потерями для вызываемой души.
Особенно задевала доблестного генерала Пэя ситуация, связанная с последними событиями, всколыхнувшими небесную столицу.
После скандала с кровавым обрядом жертвоприношения, который чуть было не провернул бывший Владыка, многое было пересмотрено. Теперь за опальным богом-демоном приглядывал лично сам Хуа Чен. Который решительно отказался обсуждать свои методы, серьезно ужесточив охрану и возможность встречи с Цзюнь У.
Пэй Мин в глубине души был совершенно согласен с решением непревзойденного демона, так как мягкость Се Ляня в этом вопросе породила довольно много проблем. Цзюнь У был и оставался весьма опасным противником, поэтому сам факт передачи охраны в ведение Собирателя Цветов только добавлял заслуг самому Се Ляню и, соответственно, небесной столице.
Люди, попавшие под воздействие заклятий Цзюнь У, в целом не пострадали, а за их здоровьем в настоящее время приглядывали младшие служители. К тому же, Его Высочество попросил государыню Юйши позаботиться об урожае для захваченных деревень и, разумеется, получил полную поддержку в этом вопросе.
Пэй Мин вспомнил тот момент, когда он неожиданно для себя столкнулся с небожительницей на ступенях дворца для приемов. Доблестный генерал так растерялся, что пожелал ей доброго утра. При том, что день уже давно перевалил полдень.
А когда Хранитель Государыни весьма красноречиво приподнял брови, то сам генерал Пэй повел себя еще более глупо. Он заявил, что только что вернулся из места, где было еще утро. На что государыня Юйши очень вежливо выразила свою радость, что генерал Мин Гуан так быстро пришел в себя.
И только после ее слов Хранитель небожительницы добавил, что они как раз искали генерала, так как Се Лянь им сказал, что тот в последние дни ничем не был занят и не покидал столицы.
После этого незабываемого диалога, генералу Пэю оставалось только, надев свою самую величественную и отстраненную маску, оплакивать потерю лица в глубине души.
Он совершенно терялся перед этой женщиной, и все время получалось, что она видела его всегда только в самом непривлекательном свете. И, как бы он ни пытался это исправить, все становилось только хуже.
Получив задание следующие несколько дней охранять небожительницу, он в очередной раз убедился, что государыня Юйши — дама не от мира сего.
Она самолично проверяла каждую деревню, каждый участок, каждый двор. Негромко озвучивала свои комментарии Хранителю, который все подробно записывал в длинный свиток. Все ее действия были, пусть и неторопливыми, но четкими и быстрыми.
Впервые наблюдая за работой лично саму небожительницу, Пэй Мин понял, почему в ее владениях все было так хорошо организовано.
Государыня Юйши вникала в каждую деталь, ее интересовал и состав земли, и качество семян. Она оценивала методы и принципы работы в поле для каждой деревни.
Там, где другой небожитель просто послал бы пару питательных дождей и рассыпал несколько горстей волшебных семян, она дотошно разбиралась именно с особенностями хозяйствования самих деревенских жителей.
Когда Пэй Мин вернулся обратно, он застал растерянного Се Ляня, пересчитывающего снаряженные телеги. В повозках лежали разнообразные сельскохозяйственные орудия, мешки семян и удобрений. Все это Его Высочество внимательно осматривал, словно боялся ошибиться.
Генерал Пэй был крайне удивлен подобным вниманием, но его душа военного при этом порадовалась дальновидности небожительницы. Дождь и семена помогли бы деревням один раз. Но работа, которую провела государыня Юйши, точно давала крестьянам не только поддержку в непростое для них время, но и закладывала прочную основу для их будущего процветания.
В итоге слухи о произошедшем вышли далеко за пределы деревень, и весть о заботе Богов и их благословениях принесла с собой огромный поток небесных добродетелей. При этом люди просто молились каждый своему богу, поэтому никто не остался в накладе.
Вся столица была поражена тем, как она подошла к решению возложенной на нее миссии, и на каждом углу обитатели небес не уставали хвалить Государыню Юйши и возносить ей благодарности. Сама же небожительница тихо удалилась обратно в свой предел и, судя по всему, была к почестям равнодушна.
Пэй Мин пребывал в смешанных чувствах.
Они провели рядом несколько дней, но каждую секунду Хранитель Юйши находился подле своей повелительницы.
Генерал Пэй не знал, о чем говорить с той, которая видела его в самых неблагоприятных ситуациях и проявляла великодушие там, где другие бы только презрительно кривили губы.
Время, проведенное в ее землях, принесло генералу Пэю множество осознаний, которые он совершенно не хотел признавать. Но был вынужден с некоторых пор чувствовать.
Например, в виде неконтролируемого раздражения.
Или в отсутствии неизменного интереса к противоположному полу.
Все мысли Пэй Мина крутились только вокруг внутренних диалогов с Государыней Юйши, в которых он то бурно, то самодовольно доказывал той, что она просто не понимает реалии жизни, не умеет представлять себя, не знает, как устроены мужчины и в целом живет в своем закрытом мире, оторванном от реальности.
Вот только в самой реальности у Генерала Пэя валил пар из ушей от еле сдерживаемой злости и язык прилипал к небу от необходимости произнести даже слово в ее присутствии.
Он с облегчением вернулся домой, но радости это не принесло. Генерал Пэй плохо спал, потерял аппетит и ему не поднимали настроение даже привычные радости.
Что и говорить, он очень ждал возвращения Ши Цинсюаня в надежде, что тот отвлечет его от глупых мыслей.
Но Ветерок никак не проявлял себя, а Лин Вэнь на все вопросы отвечала односложно: Его Превосходительство занят, но с ним все в порядке, и отправляла к Се Ляню.
Его Высочество же загадочно улыбался и просил генерала не волноваться.
Единственным утешением генерала Пэя был тот факт, что о его позорном проигрыше Черноводу и дальнейшем пребывании в облике подростка на землях Юйши никто не пронюхал, а это означало, что слово свое небожительница держала.
И на этой мысли переживания Пэй Мина начинались по новой.
Примечания:
Буду рада обратной связи, комментариям и конструктивной критике, в мягкой форме