Легче шепота, тише взгляда

Я начал завидовать рабам. Они всё знают заранее. У них твердые убеждения. Наверное потому что у них нет выбора. А рыцарь… Рыцарь всегда на распутье дорог. (Евгений Шварц)

      — Он ушел, можешь больше не притворяться.       Голос Его Высочества наследного принца звучит слегка укоризненно, но не осуждающе. Скорее создается ощущение, что Се Лянь ему сочувствует.       Инь Юй широко раскрывает глаза и резко садится. От забытых ощущений присутствия в человеческом теле кружит голову. К горлу подкатывает тошнота. С трудом сглотнув, он снова со стоном падает на подушку.       — На, выпей, — Се Лянь протягивает ему стакан воды.       — Спасибо, Ваше Высочество.       Ин Юй долго и сосредоточенно пьет прохладную воду. Ощущения в теле постепенно раскрашиваются красками чувств. Прохлада стакана в руке и прохлада воды на пересохшем горле. Приятная мягкость постельного белья, тепло нижней рубашки. Еле уловимое дуновение ветра из немного приоткрытого окна. Шелест листьев и отдаленные звуки идущих мимо дворца людей.       Он уже почти позабыл каково это. В лишенной тела оболочке, которая стала его приютом в последние полгода, не было возможности чувствовать что-то, кроме собственных отчаяния и злости. Но сейчас, вернувшись в свое, казалось, навсегда потерянное тело, он с удивлением осознавал, что соскучился по простым человеческим радостям. Тем, которые прежде не ценил. Но которые так ясно сумел почувствовать на контрасте с бестелесной оболочкой.       Подняв глаза, Ин Юй некоторое время внимательно смотрит на Се Ляня.       — Как ты себя чувствуешь?       Ин Юй морщится и отставляет стакан в сторону.       — Живым.       — Это хорошо.       Его Высочество вдруг улыбается в ответ на невысказанные мысли бывшего небожителя.       — Всегда было очень странно постигать заново самые простые ощущения тела после долгого восстановления. Когда я странствовал по человеческому миру в прошлом, со мной часто могло произойти то или иное происшествие. И после этого я мог долго приходить в себя. В первые дни ощущения незабываемые, правда?       Ин Юй пожимает плечами.       — Заберите меня отсюда, Ваше Высочество, — протянув руку, он негнущимися пальцами пытается ухватиться за рукав Се Ляня.       — Ты правда этого хочешь?       — Да. Просто заберите меня куда угодно. Только не здесь!       По всему телу бывшего небожителя прокатывается непроизвольная дрожь.       — Но…. Циин много сделал для того, чтобы помочь тебе вернуться. Ты разве не рад этому?       Ин Юй опускает голову. Его голос звучит глухо:       — Нет. Я не просил его это делать.       — Но ведь он…       — Ваше Высочество! Просто заберите меня.       — Хорошо, Ин Юй. Я помогу тебе.       — Спасибо!       Ин Юй слегка выдыхает. Он все еще не может поверить в то, что снова жив. Это странно и нелепо. Ин Юй чувствовал себя не на своем месте. Впрочем, он уже очень давно был не на своем месте и жил не своей жизнью.       С тех самых пор, как в его судьбе появился Циин, Ин Юй медленно, но верно терял понятные и желаемые ориентиры собственной жизни. И, словно в густом тумане, брел наощупь, не различая дороги. С самого первого дня их знакомства этот человек вызывал в Ин Юе смешанные чувства.       С одной стороны, Циин был одним из тех, кого Ин Юй всегда хотел защитить. Одинокий, озлобленный на весь мир мальчик-сирота, который, не имея другой возможности, общался с окружающими только посредством собственных кулаков и грубой силы. Циин был прямодушен и все говорил начистоту. Но из-за этого и сам Цюань Ичжень был не в состоянии понимать сотни оттенков фраз, которые слышал. Он все принимал за чистую монету.       С другой стороны, талантливый, молодой, сильный и знаменитый бог, входящий в десятку сильнейших, не нуждался в помощи и защите свергнутого небожителя. Их судьбы, так причудливо переплетенные между собой, никогда не были эквивалентны. Несмотря на то, что Ин Юй по праву собственных заслуг и достижений, должен был уже давно благоденствовать на Небесах, его место занимал этот мальчишка. Который совершенно не ценил полученного.       Циин вечно все портил. И хотя Ин Юй понимал в глубине души, что Ичжень был слишком прямолинеен, чтобы реально строить ему козни, доходящая порой до абсурда уверенность Циина в собственной правоте была просто невыносима. А еще полное отсутствие элементарного понимания последствий своих поступков. Непроходимая упертость во всем, что касалось Ин Юя. И полное нежелание войти в положение свергнутого бога. Все это доводило Ин Юя до зубовного скрежета. Заставляя бояться уже даже самого себя.       Ведь только в поведении с ним проклятый Циин словно переставал быть одним из сильнейших на небесах Богом Войны. Слабый и малодушный Ин Юй чувствовал себя будто на иголках. Ему невыносимо хотелось накричать на Циина и одновременно избить его до потери сознания. При этом он боялся причинить Циину новую боль. Ин Юй, обжегшись на молоке, теперь дул на холодную воду. Поэтому при виде бывшего шиди он всегда убегал сломя голову. Ин Юй просто не знал, как реагировать на раздирающие его душу эмоции.       К тому же Циин продолжал оказывать ему свое покровительство, не взирая на их сложное прошлое и те слова, которые Ин Юй прокричал в ответ на расспросы Цзюнь У. Циин словно не замечал того, что они уже давно были друг другу совершенно чужими. Он изо всех сил искал Ин Юя, всячески защищал его. Даже поколачивал собственных последователей. И хотя сам факт подобных сплетен только добавил бы небесных добродетелей Циину, тот не скупился раздавать тумаки.       Это было просто невыносимо!       Если бы Циин просто уже оставил его в покое. Перестал бы постоянно напоминать о прошлом и вел себя как незнакомец, Ин Юй еще сумел бы смириться с их общением. Но этот ненормальный бог снова и снова задевал старую рану. Он заставлял Ин Юя переживать свою ничтожность, крушение всех своих надежд и полное разочарование в собственных добродетелях.       Цюань Ичжень был ходячим напоминанием о том, как могла бы сложиться его жизнь, если бы он тогда просто прошел мимо грязного и оборванного мальчишки. Что с того, что его несправедливо обижали соученики Ин Юя. Мало ли в жизни несправедливости?       Положа руку на сердце Ин Юй уже давно не чувствовал в себе реальных порывов делать те или иные вещи, которые подразумевались от небожителя Верхних Небес. В прошлом он упрямо убеждал и себя, и свое окружение жить по придуманным непонятно кем правилам. Он врал сам себе, врал окружающим. Врал Циину. Самое ужасное, что он до последнего пытался поверить в эту ложь. И только на пороге смерти нашел в себе силы признаться в том, что это было невозможно.       Он принял свою ничтожность, полное крушение собственных надежд на божественную гармонию. Уходил легко, пусть и нераскаявшийся и непрощенный. Это был его последний и окончательный ответ несправедливости судьбы. В собственной смерти ему хотелось обрести покой. И наконец-то больше не решать дилеммы собственной жизни.       Но все снова пошло прахом. И снова по вине этого проклятого бога. Которого Ин Юй надеялся больше никогда не увидеть ни в одном своем будущем воплощении. И он даже не сможет ему за это отомстить, потому что Циин свято верит в то, что делает. Кулак не ударяет в улыбающееся лицо. У Ин Юя связаны руки. Он не мог ни убежать, ни смириться с тем, что Циин постоянно вмешивался в его жизнь и теперь даже в смерть.       От понимания, что тот снова нарушил все его планы, всегда спокойный и рассудительный Ин Юй впадал в странную смесь страха и отчаяния. И хотел спрятаться там, где бы Цюань Ичжень больше никогда не сумел найти его. О том, чтобы быть счастливым, Ин Юй даже не мечтал. Его жизнь давно превратилась в череду беспросветных будней. В которых не было ни надежд, ни чаяний. Но, по крайней мере, он мог бы наладить свое комфортное проживание.       Единственное, за что Ин Юй был благодарен Циину, это то, что тот все же не сделал его демоном. Но платой за это стало возвращение к исходной точке, из которой он думал, что ушел навсегда.       Раз уж его смерть снова откладывалась на неопределенное время, все, чего он хотел, это убежать подальше от своего шиди и больше никогда не видеть его лица, не слышать его голоса.