***
Опрометчиво с моей стороны было думать, что я хорошо знаю математику. Стоило деду понять, что с элементарными математическими действиями я разобрался, как он завалил меня многообразием всевозможных математических формул. При этом старик настоятельно требовал непросто вычислить на листочке, а произвести мгновенный подсчёт в голове. Поэтому ближайшие три недели мой котелок кипел, — в прямом смысле этого слова. Но я по прошлой жизни знал, на что шёл, и ценность награды за это оправдывало всё. Конечно, неизбежно пришлось уделять математике гораздо больше, чем один день в неделю. Практически всё свободное время по вечерам я тратил на занятия. И на четвёртой неделе, я получил первые ощутимые результаты. Некоторые вычисления стали даваться свободно и естественно. Пришло ясное понимание многих вещей. В том числе из минувшей жизни. Странно, что такого не преподавали в школах. Да и вообще, мало уделяли внимание подобным вещам, как высокая награда за труды. Объяснение: «Вы вкладываетесь в своё будущее» — достаточно расплывчатое. О какой далёкой перспективе будет думать ребёнок или даже подросток, когда сейчас всё прекрасно и беззаботно. Однако, с проблемами неизбежно сталкиваешься? сто́ит наткнуться на любую задачу, решение которой давали в школе. Ты излишне был занят общением с товарищами, прыжками в сугроб, дёрганьем за косички девчонок. О каких знаниях, или даже желаниях постигнуть действительно важное может идти речь? Опять-таки, трудно судить, так как значимо всё. Главное — соблюдать баланс. Быть образованным изгоем — такое же удовольствие, как и глупым душой компании. Стоит тебе наткнуться на свою неразвитую часть — ты неизбежно оказываешься на дне. По роду деятельности прошлой жизни я пришёл к выводу, что человек — биомеханическая машина. По крайней мере, мозг. А если агрегат не смазывать, не совершенствовать — рано или поздно она окончательно перестаёт функционировать. Так вот, высокою наградой при достижении очередного успеха, помимо понимания принципов работы, служит необычайная лёгкость. Я называю так. Некая эйфория от достигнутого успеха. Но дело этим не заканчивается. Это как езда на велосипеде. Стоит один раз научиться — и ты никогда в жизни не разучишься. Мозг — губка. А наша задача его питать. Высохший мозг — труха. Но всё это мысли взрослого, прожившего длинную жизнь, человека. Старательно отгоняя их, я извлекал лишь то полезное, что считал существенно необходимым. Я - ребёнок, и хотел быть им, но максимально свести ошибки на «нет». Достигнув первых результатов, важно было не расслабиться. Поэтому я чётко планировал свой день и из кожи вон лез, но жёстко придерживался графика. Клином в моём обучении стали странные эмоциональные ощущения в лесу. Честно сказать, за месяц уже и позабыл о том, что испытывал нечто, похожее на эмоции… Чужими. Я ясно понимал, что они исходят не от меня. А у деда я не удосужился узнать про них. Поэтому, в очередной раз, я, бегая меж деревьев, почувствовал, как фоном из глубины сумеречного леса, словно запах, прилетели эти ощущения. Создавалось впечатление, что это эмоция предвкушения, в которой сплетались воедино чувства нескольких существ, отличаясь по тональности и фоновым впечатлениям. Словно послевкусие. Я устремился вперёд, следуя по невидимой тропе, ведущей меня к источнику. Двигал мной лишь интерес и желание разобраться: что это такое, отчего оно так на меня влияет? «Остановись» — отчётливо звучало у меня в голове. Сделав усилие, чтобы заглушить этот назойливый голос, я двигался дальше. В форме кошки я быстро пробирался сквозь густые заросли разнообразных кустов. Моё зрение позволяло прекрасно видеть в темноте. Но я же сосредоточился на странных, абсолютно чуждых мне эмоциях. Они казались совершенно простыми, настолько естественными, и в то же время очень древними… Хотя это слово здесь вовсе не подходит… Скорее, первозданными. Настолько сильно они отзывались во мне чем-то иным, — нечеловеческим. С каждой пройденной сотней шагов я всё сильнее ощущал источник. И вот, впереди меня послышались едва уловимые глухие шорохи листвы, а где-то дальше улавливались эмоции спокойствия и довольства. Знакомое. Ассоциировалось оно с чувством, которое я испытывал сидя у камина в холодную зиму. Я резко замедлился, припав к земле, точно хищник перед прыжком на добычу. Неожиданно раздался множественный лай, рычание. И в ту же секунду на эмоциональном фоне почувствовался животный страх. Бросившись к ближайшему дереву, я взобрался на его ветви. Чуть дальше была небольшая поляна, на которой стая волков безжалостно рвали на части олениху, повалив на землю. Волков было больше десяти, но откуда-то из глубокой памяти всплыли воспоминания опытного охотника, рассказывающего о том, как нужно защищаться от них. Их слабое и, в то же время, сильное место — вожак. Поэтому я высмотрел большого волка, ведущего себя наиболее уверенно, и ринулся в бой. Было бы глупо ждать, что волки не услышат или не заметят меня, поэтому несколько особей бросились в мою сторону, вероятно, защищая добычу. Но ловкость позволила уйти от прямого столкновения. Тем более что моя цель, с окровавленной мордой, оскалив зубы, уже направлялась ко мне. Волк всегда будет защищать своё горло или же его будет оборонять самки. Я не имел предубеждений, на которые рассчитывали лесные санитары, поэтому одним сильным взмахом своей лапы снёс серую тушу защищавшего вожака волка. Глава попытался запрыгнуть мне за спину и в это время, действуя лишь на инстинктах, я, словно змея, вывернулся и впился всеми своими зубами в шею, чувствуя, как его кровь заливала мне пасть, а под давлением трещат позвонки. Потрепав обмякшую псину, я отбросил тело в сторону и посмотрел на окруживших меня волков. Никто из них более не пытался прыгнуть или совершить хоть какой-то шаг. Они свирепо рычали и делали редкие выпады, провоцируя меня. Я же спокойно подтянул ещё живую самку вождя и вцепился зубами в голову, прокусывая челюсти и часть лицевого черепа. Волчица на кроткий миг заскулила, а после резкого нажима лапой на её шею, обмякла. Швырнув тело к остальным волкам, я осмотрел стаю. Уже стало заметно, как некоторые из них пытаются взять лидерство, но иные стараются показаться более грозными. Ясное дело — у псин завязался процесс установления нового вожака. Сейчас они не больше, чем проста свора ненавидящих друг друга дворовых псов. Воспользовавшись моментом, я ринулся в сторону более агрессивных из них. На что те бросились наутёк. А остальные бывшие члены стаи в ту же секунду разбежались в стороны, не желая вступать в бой без видимой поддержки. Какое-то время я стоял в абсолютной тишине, чувствуя, как нечто оставлять моё нутро. Нечто довольно древнее и неподвластное мне. Я лишь мог предположить, что их агрессия и желание крови пробудило во мне истинного зверя, который и сотворил всё. А я был невольным зрителем. Зверь получил крови. Повернувшись к оленихе, я заметил, что животное до сих пор живо. Поэтому я подбежал к ней и осмотрел полученные раны. Плохо, что я не изучал ещё волшебство, способное заживлять подобное. Сейчас я был абсолютно бесполезен. Обратившись в человека, я, дрожащими от присутствующего в крови адреналина, руками вытащил из сумки свою палочку и сделал несколько взмахов, которым обучил меня дед, а мысленно посылал ему просьбу о помощи. Я ещё не успел опустить палочку, как раздался громкий хлопок, а земля неожиданно задрожала, вокруг возникла жуткая аура потустороннего холода. Старик взмахнул своей тростью, со свистом рассекаемого воздуха. А после осмотрелся, глянул на два трупа волков и нашёл глазами меня. — Это они тебя так? — Спросил он хрипло. Только сейчас я понял, что всё моё лицо и грудь были в волчьей крови. Но произнести я ничего не смог, не было сил выговорить ни слова. Я лишь покачал головой и указал пальцем на мёртвых псин. — Хорошо, — кивнул старик и опустил трость на землю. — Так и что же приключилось? Я указал палочкой на быстро дышавшую олениху, акцентируя внимание на серьёзных ранах. — Благородно… — Хмыкнул старик, вынимая из-за пазухи какой-то свёрток, понюхав его, дед швырнул мне. — Вытрись. Он подошёл к умирающему животному и, опустив ладонь над ней, быстро зашептал. Я же, пытаясь унять дрожь, старался оттереть от себя кровь волков, наблюдая за действиями старика. Дед ласково провёл рукой по голове зверя, едва касаясь шерсти. — Бедное животное… — Прошептал старик. — Здесь мы ничем ей не поможем. Я хотел было что-то сказать, возмутиться, убедить деда взять её с собой, но слова не давались мне. Язык предательски выплёвывал звуки, заикаясь и дрожа. — Ты сделал шаг. — Встал дед и посмотрел на меня серьёзно, оскалившись и прищурив глаза. — За свои поступки нужно нести ответственность. Он протянул мне руку. — Бери меня и держись крепко. Не вздумай отпускать. Я вложил в его ладонь свою дрожавшую окровавленную кисть. В ту же секунду он крепко сжал мою руку. А второй схватил олениху за ногу. И тут случилось то, чего я вовсе не ожидал. Ощущение было такое, будто меня втягивало во что-то очень маленькое с невероятной скоростью, что я даже не успел ничего сделать и предпринять. Меня крутило и выворачивало. Вокруг всё искривилось и мельтешило. И в ту же секунду я грохнулся на землю, чувствуя, как внутренности выворачивает наизнанку. — Да… — Услышал я голос деда. — Первый раз всегда так. Из последних сил я поднялся на ноги. Мы находились у входа в наш дом. Рядом лежала олениха — по-прежнему живая. — Нужно мазь. — Заключил старик и направился к двери. — Ты взял на себя долг. Поэтому тебе и варить. — Буркнул он, отворяя дверь. Ничего не оставалось, как зайти внутрь и последовать за ним. Нам встретилась мать, с ужасом глядя на меня. Но все её усилия что-либо сказать мгновенно пресёк старик, выставив руку перед её лицом. В подвале дед вытащил из шкафа книгу, пролистав несколько страниц, поставил её на пюпитру, подвинув последнюю ближе к разделочному столу. — Где ингредиенты знаешь. — Шикнул он. Кажется, всё это его несколько раздражало. Но в то же время, его глаза говорили о некоем восторге. — Руки, сказал я, вытри! А лучше, помой. С этими словами дед вышел, а я только услышал, как он поднялся по ступеням из подвала. Ничего не оставалось, как подойти к раковине и тщательно вымыть руки от крови. На это ушло какое-то время. Я делал всё машинально, так как мыслями оставался там — на поляне в лесу, среди мёртвых волков. Минут через пять, после того как дрожь в руках постепенно удалось унять, и чувствовался зуд от щётки, что тщательно очищала грязь из-под ногтей, я наконец вернулся к разделочному столу. Рецепт выглядел несложным. Поэтому я постепенно достал все необходимые ингредиенты и разложил их на столе. А в котелок набрал воды, хранившейся в бутылях. Отогнав мысли о совершённом, я сосредоточился на зелье. Для пущей уверенности я стал проговаривать вслух все свои действия, стараясь занять мозг этим. Когда вода начала закипать, а большая часть ингредиентов уже булькались в котле, показался дед. Он левитировал за собой двух мёртвых волков. Старик оставил их висеть в воздухе. Подошёл ко мне, заглянул в котёл, хмыкнул и открыл шкаф, откуда вынул пару крюков. — Пригодятся на ингредиенты. — Постучав крючками о голову волка, сказал дед, слегка поморщившись струйке крови, вытекшей из пасти. — Не забудь добавить нейтральный загуститель. — Сказал он, протыкая задние лапы волкам. — Шкура пойдёт на зимнюю шубу тебе. Дед ушёл в другое помещение, откуда забренчали цепи, а после послышалось, как струйка потекла в какую-то ёмкость. Встряхнув головой, я вернулся к зелью. Оставалось добавить пару ингредиентов и загуститель. Поэтому я потушил огонь под котелком и принялся нарезать жабий язык. Он обладал ядом, поэтому приходилось действовать аккуратно. Перчаток здесь не было. Я как-то спрашивал деда по этому поводу. Но его взгляд, говоривший, что я глупец, вынудил меня больше не спрашивать о подобных вещах. Высыпав последнее и приготовив загуститель, я поводил рукой возле котла, ожидая, когда тот чуть остынет. Никакие заклинания нельзя было использовать, даже если бы я и знал хоть одно из них. Решив сократить время — взял большой веер и принялся энергично махать им над зельем. Иногда я видел такое, когда варил дед. В глубине души я опасался, что старик зайдёт и увидит мои действия. Тогда узнаю о себе ещё что-то новое. К моей радости, всё получилось. И загуститель мгновенно превратил зелье в одну большую склизкую кашу. Не уверен, что так и должно быть. Я прошёл в соседнюю комнату, где на цепях висели волки вниз головой. У одного был вспорот живот. А дед по локоть в крови пыхтел над столом, что-то активно разделывая. Тут он бросил на меня короткий взгляд и произнёс: — Самка была беременной. Часть меня от ужаса оцепенела. — Ты всё приготовил? Я кивнул. — Так и чего ждёшь? Олень сам себя не исцелит. Я стремглав вернулся в зал зельеварения, набрал баночку получившейся смазки и устремился наверх. — Прямо в рану. — Произнёс дед из глубины подвала. Вероятно, эти слова предназначались мне. Буквально пробежал всю гостиную и вышел на улицу. У оленихи сидела мать и гладила её по голове. Я же, не раздумывая, принялся наносить мазь на раны. А мать толкнула мою руку, заставляя проникать глубже. Олениха вздрогнула, но молчаливо стерпела. В её глазах читалось всё: она уже давно простилась с жизнью. Когда все раны были обработаны, я сел рядом и провёл по жёсткой шёрстке животного, чувствуя тепло и сердцебиение. С каждым вздохом олень становился спокойнее. Сколько мы так сидели молча, я не знал. Но олень вдруг закрыл глаза, облегчённо выдохнув. Я испуганно прижал ладони к её груди. Но мама меня придержала. — Она спит. — Тихо сказала женщина. — Сейчас только сон ей поможет. Ты молодец. — Молодец! — Хриплый голос, словно гром, раздался от дверей. — Ты… Генри… нарушил естественный ход бытия. Ты вмешался в круг жизни леса. — Дед медленно выходил из дома и неуклонно приближался, каждый следующий шаг облокачиваясь на свою трость. — Я не имею права осуждать тебя. Но обязан донести. Ты избавил от смерти слабого. Убил сильного. Оставил стаю без главы и потомства. Только время покажет, чем это неминуемо обернётся для леса. Не забывай правило, Генри: магия помнит всё.***
«Иди спать!» — Эти слова звучали у меня в голове, пока я с закрытыми глазами лежал на кровати. Не знаю, сколько уже прошло времени, но сон всё никак не приходил ко мне. Стоило закрыть глаза, как в сознании возникали обрывки воспоминаний: рычащие волки, липкая кровь на руках, скулёж убиенной мной самки вожака. Вырываясь из дрёмы, я думал о возможности поступить иначе: прогнать волков, либо вовсе не вмешиваться. Сначала думать, потом делать — как говорил мне иногда дед. Вновь и вновь я проживал те кроткие минуты на поляне в лесу, чувствуя, как стая волков следит за мной. Я проваливался в сон рывками, где обнаруживал мёртвых псов, злобно рычавших и окружающих меня. Их челюсти наполнялись кровавой пеной, а помятая шерсть сияла в лунном свете. Выглядело так, будто они вот-вот бросятся, но вместо этого от них исходило чистое и ни с чем не сравнимое чувство ненависти. Это не животная эмоция, а до боли знакомая — человеческая. Будто они решали, как именно уничтожить меня, как заставить страдать максимально болезненнее и как можно дольше. Может быть, это всего-навсего мои заблуждения? Вырываясь из видений, я переворачивался на другой бок, одновременно с этим пытаясь распутать ноги, что связала изрядно промокшая от пота, простынь. На другом боку я ощущал облегчение и лёгкость, сознанием отгоняя преследующие ужасы из кошмара. Тьма сгущалась одновременно быстро и в то же время постепенно, как нуга, расползаясь по моему сознанию, не оставляя пустот. А сквозь неё проглядывались силуэты цветов. Я ясно слышал запах лилий — чрез тьму прорывалась зелёная клумба, незнакомая, но родная. Именно на ней я много дней ухаживал за цветами. Спокойствие поселилось в душе. На небе светило тёплое и дружелюбное солнце. Лёгкий ветер трепетал мою одежду. Кроткий миг умиротворения и наслаждение моментом. И всё же, что-то, казалось, не так. Из-под травы выглядывали крохотные сморщенные лысые мордочки. На некоторых из них виделись уже открытые глазки: пустые и белые, пугающе глядели на меня, заставляя отступить на несколько шагов. И тут я понял — это те детёныши волков. Они таращились на меня, их становилось всё больше и больше. Знакомое рычание. Все как один щенки оскалились. Откуда-то из-за крупного куста вылезла выпотрошенная самка вожака, волоча за собой длинные ленты кишо́к. Я круто повернулся, намереваясь бежать, но упёрся в надвигающуюся стену садовых гномов. Они неторопливо надвигались на меня, держа в руках ножи и колья. Их, искорёженные от боли лица, безлико смотрели в мою сторону. Красные колпаки. Знакомое и жуткое… Из глубин памяти явились страницы книги деда. Я понимал — они здесь, чтобы отомстить мне! Я кинулся сквозь кусты, разрывая свою одежду и кожу о торчащие ветки и шипы. Боль оставалась на фоне, весь мой рассудок охватил неистовый страх и неподвластная мне паника. Где-то в глубинах сознания всплывали мысли вернуться и принять бой, однако ноги не подчинялись… Я бежал что есть силы через лес, перепрыгивая лежавшие деревья и ветки. Чудом удавалось не попасть в скрытые травой ямы. Было темно и душно. Очень устал и постепенно терял контроль над собой, а обратиться в кошку не мог. Что-то мешало или же зверь отказывался дать свою форму. Только страх подгонял меня. Со всех сторон звучал вой и агрессивный лай, а на звёздном небе кружились птицы. Я не видел их, но отчётливо слышал взмахи крыльев, резкие крики словно сообщали моё направление. Это была охота на меня. Режущая боль ударяла по голеням, горло драло и жгло, а лёгким давался сложнее каждый последующий вздох. Я уже и забыл, когда возникла боль в боку. Из последних сил я ускорился, намереваясь выбраться из леса. Вдали я видел свет. Он манил, будто безопасный оазис. И тут моя нога не нашла опоры, точно проваливаясь в бездонную пропасть. Всё оборвалось в один миг. Я кубарем покатился вперёд, чувствуя, как ногу раздирает ужасной болью, стягивающую мою голень. С криком я рухнул, в последний миг увидев перед собой трухлявый пень. Сухой и отвратительный с металлическим оттенком привкус возник во рту, едва я пришёл в сознание. Инстинктивно принялся выплёвывать эту гадость, ощущая, как кусочки сгнившей древесины липли к дёснам и не желали оторваться от языка. Мучительная жажда сводила с ума. Моё дыхание срывалось на громкий хрип. С трудом я поднялся, ощущая, как изо рта вываливается древесная труха. Подсознательным движением я ощупал ногу и понял, что она запуталась в чём-то так сильно, отчего её передавило и вывернуло. Я открыл глаза, протирая их руками. Темнота. Потребовалось время, прежде чем я понял, что нахожусь в другом месте. Было чертовски холодно. Не считая того, что я весь промок от собственного пота. Постель, на которой я лежал, ощущалась так, будто её только-только вынули из реки. Преодолев желание грохнуться на подушку без сил, я заставил себя сесть. Дрожащими руками, я вновь прикоснулся к ногам. Ледяные и твёрдые. Напряжённые и невероятно уставшие. Сколько я бежал? Ощупывая голени, я обнаружил многочисленные рваные прорехи в простыни — она была изодрана в клочья. И в этих кусках я запутался ногами. Потребовалось некоторое, чтобы освободить свои измученные конечности. Правая особенно болела. Такое ощущение, словно все мышцы в ней натянулись до предела и вот-вот готовы были порваться. Любое прикосновение к ней вызывало адскую боль. Что-то знакомое пролетело на грани подсознания, но не было сил цепляться за это и как-то пытаться уловить смысл. Через силу я поднялся с койки, удерживая равновесие на левой ноге. И стал передвигаться, опираясь руками на кровать, в сторону двери. Из-под неё в комнату порывались лучи трепетавшего света. Вероятно, в гостиной кто-то находился. Было странно, ведь ночь на дворе. Хотя, возможно, это раннее утро. Или вовсе очередной кошмар? Я внимательно вслушивался ко внутреннему разуму, настойчиво пытаясь разобраться в том, что есть реальность. Если это сон, то почему же могу управлять собой так явственно? Неприятные ощущения во рту вырвали меня из раздумий, и я подошёл к двери. Приоткрыв её, услышал шёпот деда: — …твои страхи. — Закончил старик фразу. — Каждую неделю он отпускает часть своей магии в зерно. Я остановился, чуть прикрыв дверь, и прислушался. В комнате временно наступила тишина, прерываемая треском свечей. Домочадцы обсуждали меня и мои проделки. Так уж повелось, что я крайне часто стал доставлять проблемы. Занятия деда открывали глаза на многие вещи, учили эффективно контролировать мои врождённые способности, но, видимо, чем старше я становлюсь, тем больший потенциал открывался. — Этого недостаточно… — Прошептала мать. Её голос казался совершенно другим. Непривычным. Всё, что я мог понять по нему — она охрипла. Неужели случившееся заставило её реветь? Болезненный комок в груди сжался, сдавив лёгкие. — Девочка, — бесстрастно ответил ей дед, — твои познания в этом ничтожны… Ты знаешь своё место. Твои предположения — мысли бездарной глупой девчонки! Твои чувства — результат самообмана. Твоя покорность мне — первостепенно! Я оцепенел. Слова деда были неимоверно жестоки, судя по холодной интонации. Но их смысл едва улавливался мной. Почему он говорит с ней так? — Я… — Где-то в глубине гостиной, что была не видна мне, послышался плач, отчего в груди вновь появилась режущая боль. — Господин, прислушайтесь к голосу разума — вы принуждаете его сдерживать эти силы. — Не допущу, — холодно произнёс Элдон, — чтобы плоды моих трудов за сотни лет канули в небытие, только из-за того, что жалкая недоведьма будет утверждать о редчайшем пороке магии. — Об… — Довольно! — Рявкнул старик, стукнув тростью о пол. — Опасаюсь я, — тихо и дрожавшим голосом ответила мать, — что вы допускаете ту же ошибку, как и ваш отец. Стоять становилось всё тяжелее, а жажда нестерпимее. Поэтому, не дожидаясь развязки их беседы, я открыл дверь и медленно направился в сторону кухни, держась за стены. — Пора заканчивать. — Промолвил дед. — Мы разбудили Генри. Я постарался сделать вид, будто ничего не слышал, когда он подошёл ко мне и заботливо осмотрел. — Мерлин всемогущий, что с тобой случилось? — Изумлённо спросил он, уставившись на моё болезненное лицо. — Кошмар… — Выдохнул я сухим скрипучим голосом. — Пить… — Вероника, быстро принеси воды. — Немедленно приказал старик и одним взмахом левитировал меня в кресло. — Что с ногой? — Болит, — пожал я плечами, скривившись от возникшей в конечности боли. Дед принялся водить руками над ногой и скалиться, а его глаза выражали тревогу. Перед моим лицом появились размытые очертания — мать принесла целую кружку воды, показавшейся мне самой вкусной на свете. Жадно выпив её без остатка, я попросил ещё. Мать вновь убежала. Я мысленно покорил себя — нужно пить маленькими глотками, чтобы утолить жажду. — Потерпи. — Сказал дед, в ту же секунду дёрнул мою ступню, отчего по ноге растеклась волна холода. — Сейчас приду. Он тяжело встал и направился в свою комнату. А я взял ещё одну кружку воды, незамедлительно начав пить её маленькими глотками, чувствуя, как она разливается мимо рта — мои руки тряслись. — Что тебе такое приснилось? — Привычным голосом спросила мать, забирая у меня вновь опустевшую кружку. — Волки… — Развеивая наваждение, ответил я. — Они преследовали меня. Их детёныши… Садовые гномы… Все хотели отомстить мне… — Богатое воображение. — Заявил дед, не позволив матери вставить слово, и сунул мне флакончик с каким-то зельем. А маме передал баночку и произнёс: — Помажь ноги. Выпив отвар одним глотком, я резко ощутил вкус, так сильно наминающий мелиссу. Вероятно, это успокоительное. Дед сел в соседнее кресло и установил перед собой трость, глянув на меня. Лицо старика ничего не выражало, а глаза пронзительно сверлили мне лоб, отчего было не комфортно. Что ему нужно? — Кстати, о волках… — Как бы между прочим, сказал он. — Как ты наткнулся на них в лесу? Меня передёрнуло от мелькнувшего воспоминания. Действительно, эта была ошибка, которую я допустил, не рассказав ещё месяц назад обо всём. И что же на самом деле я чувствовал там? Эмоции? Или же это было какое-то звериное чутьё? — Э… — С трудом выговорил я, одновременно понимая, как усталость и желание спать брало верх надо мной. — Я будто чувствовал их эмоции. Дед не изменился в лице и даже глазом не повёл. Он внимательно смотрел на меня, не моргая какое-то время, а после цокнул зубами и тихо сказал: — Занятно. Мягкие и бережные прикосновения пальцев матери, что намазывала мои ноги, прекратились. Я чувствовал, как напряжённость постепенно отступает. Возникшая прохлада в голенях успокаивала. Незаметно для себя, оказался на руках у матери, что нежно поглаживала мои волосы, напевая знакомую мелодию колыбельной. Урывками замелькали воспоминания из забытого младенчества. Её руки прижимали меня к себе, а я закрыл глаза, стараясь думать о пустоте, позволяя сну поглотить моё сознание.