Кровь, плоть и лилии.

      Знакомые ощущения. Словно всё вернулось в правильное русло. Что иное — игра разума, сон, который стоит забыть, извлекая уроки.       Это был солнечный день, на краю какого-то озера. Слышались голоса детей, плеск воды и шум листвы деревьев. В рот по обычаю лезли волосы, которые я привычно выплёвывал и убирал руками. Ехидный смешок со стороны заставил обернуться.       Она была такой молодой, словно это воспоминание из далёкого прошлого. Или же это реальность? Что реальность? Настоящее или грядущее? Или то, что вовсе не может являться истинным? Почему я не останусь здесь? Почему всё это не прекратит существовать?       Как-то буднично она провела рукой по моей щеке, убирая свои волосы, зацепившиеся в небольшой щетине.       До дрожи.       Как окончательно остановить время? Как заставить себя остаться здесь?       — Улыбнись. — Сказала она, подарив мне свою нежную ухмылку глазами. Её ласковый голос, будто настоящий, вызывал бурю внутренних противоречий. Безрассудная надежда и глубокая печаль немедленно вступили друг с другом в борьбу, нарушая прекрасный момент. — Не будь таким серьёзным.       Знакомая фраза, которую я слышал каждый раз, когда мне нужно было сказать о том, как сильно я люблю её. Не пустые слова, а настоящие. Как поведать об эмоции, которая не поддаётся описанию? Как объяснить глубочайшее чувство, ощущаемое физически? Возможно, никто и не придумал способа проще, чем произносить пустое и безликое слово: «люблю». И стоит говорить его как можно чаще тем, кому хочешь сказать. Ведь я всегда пытался показать эти чувства физически, а не банальным фантиком. Пустым словом. Я ощутил, как уголки губ дёрнулись. Но улыбаться не хотелось. Ведь я уже знаю, что она мертва.       Тёплые, и даже обжигающие лучи солнца слепили. Поэтому я лишь обнял её крепче и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на своих чувствах, запоминая каждую эмоцию. Её волосы били по лицу, подбрасываемые ветром. А тёплые руки крепко обвили мою шею.       Я открыл глаза. Спокойно, чуть сдвинувшись от яркого луча, бившего сквозь окно прямо мне в лицо. Удивительным образом ощущал себя полностью отдохнувшим. Это была комната. Да, та самая, в новой и ставшей нынешней жизнью. Прислушавшись к себе, я с облегчением обнаружил внутреннее спокойствие. Словно я медитировал всю ночь. Не было страхов, боли от потери, переживаний насчёт будущего. Полная гармония с собой.       Теперь уже улыбнувшись себе, я встал и оглядел ноги. Всё было в полном порядке. Даже бока не болели от долгого сна. А о том, что я проспал гораздо больше, чем следовало, говорило высоко стоявшее солнце. Обычно в полдень оно находилось именно там, где сейчас.       Я оделся в аккуратно сложенную чистую одежду. Заправив постель, не обнаружил порванного белья. Вероятно прежде чем отнести меня сюда, мама или дед всё здесь убрали.       Потянувшись, я сделал утреннюю зарядку и постоял пару минут в планке, не достигнув своего предела. Отчего-то сегодня всё казалось простым.       В гостиной я не обнаружил никого. Поэтому, исследовав оставшуюся часть дома, я отправился умываться. Однозначно можно сказать - все куда-то разошлись.       Набрав тазик воды, в котором она самостоятельно нагревалась — разработка деда, я ополоснул лицо и посмотрел в зеркало.       На голове торчал небольшой хохолок тёмных волос. Мама регулярно подстригала их, стараясь сделать максимально короткими, иначе каждое утро у меня начиналось борьбой с торчащими во все стороны «антеннами».       Глаза-хамелеоны глядели спокойно. Несмотря на всю свою молодость, сегодня они выглядели чуть старше. На свету обретали цвет аквамарина, но стоило упасть тени на них, как пигменты меняли окрас и глаза становились бледно-карие, с зелёными вкраплениями.       Несмотря на загорелую кожу, лицо казалось бледным и местами виднелись следы подушки. Знатно я поспал. Да и вообще, вся левая сторона казалась отлёжанной. Вероятно, как меня положили в кровать, так я и проспал до самого утра.       Тут я вспомнил подслушанный мной ночной разговор деда и матери. О чём они могли спорить? Что хотела сказать мать? Дед её постоянно перебивал. Но, судя по всему, она сильно переживала обо мне. И это как-то связано с изъяном… или же проклятьем… пороком! Точно! Мало мне на мою голову проблем, так ещё это…       Я умылся и вышел во двор для пробежки.       Первое, что бросилось мне в глаза — крытый загон. Торцевые и дальняя стены, выложенные из камня, имели не застеклённые окна, а центральные колонны — толстые брёвна. С лицевой стороны — забор из бруса и большие двухстворчатые ворота. Покатая крыша из черепицы имела уклон на заднюю сторону. Подобное сооружение мне доводилось видеть в прошлой жизни разве что на картинках или в фэнтезийных мультиках.       Подойдя к ограждению, моему взору открылось несколько стогов сена, сваленных по кроям, а меж них имелась подстилка. Именно на ней, поджав под себя ноги, лежала олениха, которую поила из бутылки мать.       Женщина, услышав мои шаги, обернулась и мило расплылась в улыбке.       — Ей уже намного лучше, чем вчера. А дед возвёл этот загон. — Произнесла она добродушно, поглаживая рукой шерсть лесного зверя. — Ты молодец, что спас её. Вскоре мы сможем её отпустить. Как только дедушка найдёт стадо, от которого она отбилась.       — Он отправился их искать? — Удивился я.       Мама ничего не ответила, а лишь кивнула, наклонив голову.       — Как ты себя чувствуешь? — Вдруг спросила она неестественным голосом. — Ноги не болят?       — Нет, — посмотрев на них, ответил я и потёр голени, — всё замечательно, мам.       — Это хорошо. — Удовлетворённо кивнула она. — Дедушкины мази всегда помогают. Помню, у меня отекли ноги, — она отстранённо поглядела вверх, — чтобы я делала без его помощи…       — Мне показалось, что он был сердит на меня вчера. — Заметил я.       — Скорее напуган. — Женщина убрала опустевшую бутылку и вновь погладила олениху. — Ты же знаешь его. Он о тебе очень беспокоится. — Мама встала, поправила платье, стряхнув с него прилипшую солому, — пойдём, покормлю тебя, — стоило ей выйти из загона и направиться в сторону дома, как вновь заговорила: — вероятно, сегодня он не вернётся, поэтому просил передать тебе, что бы ты продолжал читать книгу и попытался уже применить заклинание. Как будешь готов, скажи мне. Я прослежу за твоими действиями. Это самое простое заклинание. Поэтому, я думаю, мы с тобой справимся. — Она вновь одарила меня доброй улыбкой.       Сразу после завтрака — в моём случае, я принялся за чтение «Светлее светлого». Стоило мне взять в руки книгу, как все переживания и тревоги вчерашнего дня канули в небытие. С азартом и каким-то глубоким внутренним предвкушением, раскрыл её. Я уже прочёл книгу вдоль и поперёк, а теперь лишь остановился на первоначальном обучении жестам. Как советовал автор книги: прежде, чем использовать заклинание, необходимо отработать движение палочкой. С этим возникали особые сложности.       Во-первых, держать остриём в направлении от себя — довольно трудно. Возможно, со стороны это так не кажется, но когда ты привык держать перо или ручку, становиться непривычным выгибать кисть. Безусловно, поначалу рука не устаёт, но спустя минут двадцать, все пальцы и сам сустав кисти неприятно «ноют».       Во-вторых, сама палочка норовила вырваться из руки. Если же это не получалось — колола меня чем-то в ладонь, что сбивало движения. Дед предупреждал об этом. Но сейчас мой первый урок с ней, оттого для меня стало неожиданностью такое поведение.       Я нашёл несколько вариантов, как удобно держать её в руке, да так, что движения становились очень плавными и уверенными. Однако, именно эти способы оказывались не рабочими: палочка каждый раз, словно стрела, выпрыгивала из рук, устремляясь вперёд. Либо выскальзывала, как слизняк. Сперва удивлялся такому повороту событий. Мама, наблюдавшая за моими потугами, хихикала, сидя в кресле и делая вид, что читает свою книгу.       Вслух предположил, что таким образом можно сражаться, выстреливая палочкой в противника. На что мама заметила: подобное — равносильно бросанию меча в противника. Тот сможет использовать, впоследствии, моё же оружие.       В итоге, пришлось учиться держать палочку достаточно крепко, не позволяя ей дёргаться. Каждое покалывание я мужественно терпел, отрабатывая движения. А ближе к вечеру, мама заявила, что пора бы и зажечь свет.       Едва услышав это, я радостно произнёс:       — Лю́мус!       На кончике палочки возник яркий белый огонёк. Своим сиянием он затмевал лучики свечей. Меня переполняла радость и восторг. Впервые в жизни я совершил магию. Не ту, что я не контролировал и творил исключительно на подсознательном уровне. А полностью подвластную мне.       Я чувствовал в груди пульсацию, отражающуюся в палочке теплом. Мне хотелось гораздо большего, что могло бы усилить ощущения.       В моей памяти хорошо остались модификации этого заклинания, поэтому я произвёл плавный взмах вверх, будто стряхивая с палочки нечто: яркий белый шарик мягко отделился и медленно поплыл вверх. Сейчас он был ещё ярче, полностью освещая всю гостиную и часть коридора.       Мои глаза блестели в свете этого чуда. А правая ладонь, сжимавшая палочку, приятно согрелась.       Я мог бы назвать ещё десяток различных вариаций заклинания. Попробовать их использовать. Но почему-то сейчас мне хотелось остановить настоящее мгновение и прочувствовать эмоции радости, наполнившие меня. Посмотрев на мать, в чьих глазах читался искренний восторг, я произнёс:       — Это так… — почему-то я шептал, — восхитительно приятно…       Мама улыбнулась мне и лёгким кивком согласилась:       — Ты молодец. Не каждый может в твоём возрасте с первого раза сделать даже это простое заклинание. — Она погладила меня по плечу. — Но не вздумай гордиться. Данный результат — плоды твоих стараний и внимательности. Умение учиться и слушать. Продолжай в том же духе, и ты преодолеешь всё. — Потрепав меня по волосам, мама заговорщически подмигнула: — Я там припрятала сладостей в кладовке.       Не раздумывая, я бросился в коридор, но стоило мне выйти, как позади услышал:       — Генри! — Голос матери был удивлённым. — Только тебя похвалила, и ты сразу забыл всё, что написано в книге?       Я удивлённо уставился на неё, пытаясь понять, о чём она ведёт речь, а затем, увидев плывущий за мной шарик света, лукаво поглядел на мать:       — В кладовке темно, между прочим.       — Хм… — Мама попыталась состроить серьёзное лицо. — Ну, допустим.       — Я быстро.       — Жёлтая сумка.       Я кивнул и побежал к двери кладовки.       Открыв дверь, маленькое помещение осветилось моим люмусом. Здесь всё было без изменений. Глазами я пробежал по деревянным полкам в поисках жёлтой сумки. Но ничего близко похожего не обнаружил, поэтому я принялся шарить по каменному полу и возле сундука, открытого по какой-то причине. Откровенно говоря, его крышка мешалась мне — за ней ничего не видно. А то, что там стояли ещё какие-то вещи — точно помню. Поэтому осторожно попробовал дёрнуть за крышку, но та даже не пошевелилась. Первое, что пришло мне в голову: у сундука имелись фиксаторы, державшие её, поэтому я принялся осматривать стенки крышки и не сразу обратил внимание на внутренности сундука. Вечно запертый сундук никак не мог содержать в себе что-то вкусное. Потому как в подобных ему дед хранил свои вещи. Но тут!       Прямо в сундуке имелась вертикальная лестница, упиравшаяся в каменный пол глубоко внутри. Виднелось освещённое помещение! Эта мысль возникла на фоне другой: кто это?       В глубине тайного хода, на нижних ступеньках стоял обросший сальными волосами мужчина, одетый в рваное и грязное чёрное тряпьё. Одной рукой он держал лестницу, а во второй была та самая жёлтая сумка. Мужчина стоял, задрав голову, и смотрел на меня дикими серыми глазами.       Животный ужас охватил меня. Я попытался что-то сказать, крикнуть, сделать хоть что-нибудь. Но вместо этого стоял, оцепенев.       Внезапно склизкие и неприятные ощущения появились в голове, и я провалился в чёрную непроглядную тьму.       Так же неожиданно, словно вырванные из самой ткани пространства, возникли образы двух мужчин. Они агрессивно спорили друг с другом на непонятном наречии. Пред ними на коленях стояла семья.       Руки пленников завязаны за спиной, а в рот каждому был засунут кляп. Двое мужчин-пленников смотрели на своих захватчиков с откровенной ненавистью. А женщина и маленькая девочка изливались слезами.       В одном из захватчиков я узнал незнакомца — такие же безумные серые глаза.       Я толком не успел разобраться во всём, как они вынули свои волшебные палочки и направили на беззащитную семью. В следующий миг всё охватила зелёная вспышка.       Меня вырвало из видения, словно силой вытолкнули из самолёта на высоте. Я падал. Ни с чем не сравнимое ощущение. В прошлой жизни, в молодости, я любил прыгать с парашютом, но после серьёзной травмы ноги — прекратил. Тем не менее, чувство свободного падения я не забыл.       Мне стоило огромных усилий, чтобы сконцентрироваться и посмотреть вокруг.       Я был обескуражен, так как стоял на своих двоих, прижатый к матери обеими её руками. На фоне слышалась перебранка. А придавленное ухо к её животу, отчётливо улавливало вибрации.       — Ты взял сладости ребёнка! — Кричала женщина. — Да что ты вообще о себе думаешь, жалкая пародия на человека?!       Никогда ранее подобного от неё я не слышал. Она всегда была спокойной и не позволяла себе кричать или ругаться. Я чувствовал, как всем своим видом она выражает негодование по этому поводу. Женщина пыхтела и шикала на любые попытки незнакомца что-либо сказать. Постоянно его перебивала и вела себя несоответственно тому образу, который я наблюдал все эти годы.       — Как ты…       — Молчи! — Шикнула на того мать. — Напугал Генри…       — Будь у меня палочка, — захрипел мужчина в ответ, полным гнева голосом, — научил бы манерам, коих лишили тебя родители, мисс де Бо!       — Ах… — Возмущение женщины достигло предела. Она хватала ртом воздух, пытаясь что-то ответить, но лицо лишь краснело, а изо рта вылетали нечленораздельные междометья.       — Прискорбная картина, — между тем заявил незнакомец.       — Вот… — Мама, вероятно, совладала с собой и тут же парировала. — Вот Элдон придёт и поставит тебя на место!       — Этот старик одной ногой в могиле, — отмахнулся тот.       Я только сейчас почувствовал идущий от него аромат. Нос раздирали зловония гниющей плоти, грязи, годами нестираной одежды. Такие благоухания можно встретить рядом с подземкой, в местах, где скапливаются бездомные. Что делает бомж в нашем доме? Как он вообще сюда попал? Кто это, чёрт его подери?       — Дай мне познакомиться с ним! — Потребовал мужчина.       — Ни в жизнь! — Мать тотчас укрыла меня за собой. Её голос был полон нетерпения, перемешенного с отвращением. — Ты знаешь уговор!       — Это мой сын! — Рявкнул тот. А по звукам стало понятно, он выбирался из сундука. — Аргх! Удавлю!       Я вырвался из-за спины матери и вытянул руку, совершая нужное движение кончиком палочки, и громко произнёс:       — Лю́мос Соле́м!       Яркий луч света вырвался из её кончика, ударив в глаза мужчины. Тот отпрянул, прикрываясь руками и стремительно развернулся, сотрясая обросшей головой.       — Гном садовый, а уже огрызается! — Выругался он, ухватившись за полку, которая натужно заскрипела.       — Если ты разобьёшь хоть одно моё зелье, — донеслось из коридора, — я отправлю тебя обратно в Азкабан.       Мама быстро развернулась, хватая меня за рукав, вновь закрывая собой.       — Ох, Элдон, — облегчённо выдохнула она, подталкивая меня к выходу. А я заметил, как она расслабилась, указывая на незнакомца, — этот…       — Как он выбрался? — Раздражённо перебил её дед, вытянув свою трость по направлению «бомжа». Пальцы, сжимающие рукоять, заметно побелели. Я мог поклясться, что дед очень зол.       — Не представляю, — виновато проговорила мама, как девчонка, понурив голову, — Генри зашёл взять мою сумку со сладостями, а потом я услышала грохот и пришла сюда. Сундук был открыт, а Генри почти провалился в него.       — Ты отворил? — Дед уставился на меня сковывающим взглядом.       Покрутив головой, я намеривался ответить, но:       — Я открыл, — непринуждённо сказал незнакомец. — Хотел посмотреть, как Генри колдует, — он обернулся, глядя на меня. В его безумных глазах читалась какая-то странная и не очень приятная «теплота».       Дед застучал зубами так интенсивно, что мне стало страшно. Звук отражался от голых каменных стен, отчего усиливался ещё сильнее. Никто не осмеливался произнести ни единого слова — атмосфера в чулане внезапно стала тяжёлой. А я прикрыл глаза, ожидая, что сейчас из его рта полетят осколки зубов, но старик заскрежетал и улыбнулся:       — А ты молодец, Генри. — Он «посветлевшими» глазами указал на мою палочку, которую я всё ещё крепко сжимал в руке. — Отличное решение применить модификацию заклинания против этого…       — Я его отец! — Зарычал «бомж». — Я глава великого благородного рода!       — Заткнись! — Рявкнул дед. Он обвёл всех присутствующих взглядом, опустил трость и тяжело выдохнул. — Ты, — он указал крючковатым пальцем на «бомжа». — Воняешь, как мошонка тролля. — Дед поморщился. — Оброс, как демимаска. Оделся, как дементор. — Он вошёл в чулан, скрипя зубами, а оказавшись рядом с незнакомцем, ткнул в того пальцем. — Благородный глава, говоришь? — Дед вновь тыкнул в него, отчего незнакомец болезненно поморщился. — Встретиться с Генри решил? — В этот раз тычок оказался сильнее и «бомж» пошатнулся в сторону сундучного проёма. — Пшёл в сундук приводить себя в порядок! — Дед стукнул тростью о пол.       Наступило томительное молчание. «Бомж» оглядел всех серыми глазами. Помялся и полез в сундук, кряхтя и что-то бурча себе под нос.       — А сладости… — прошептала мама, словно очнувшись от шока.       — Благороднейший! — Угрожающе зашипел старик. — Верни ребёнку его сладости!       «Бомж» остановился. Из сундука торчала только лохматая голова. Не подымая её, он дёрнулся и выкинул из сундука жёлтую сумку. И вновь стал спускаться.       — Возьми, Генри, это тебе… — подтолкнула меня мама.       Я подкрался, держа палочку наготове, целясь в сундук. Схватив за ручку дамскую сумочку, вернулся к родным.       Дед покряхтел, а мама самодовольно улыбнулась. На её лице было написано: мы забрали то, что по праву наше.       — Вероника, — уже спокойней проговорил дед, но в его голосе читалась глубокая задумчивость, — планы переменились, как ты уже поняла. — Женщина кивнула, не убирая довольное выражение лица. — Попрошу тебя я: приготовь на четверых. Будем обедать там, — он указал на сундук, скрипя зубами от недовольства.       Судя по всему, это не очень понравилось матери, потому что она шокировано посмотрела на старика, на меня, и взглянула на старый сундук.       — Кхм… — Дед, подошёл к краю и крикнул вниз, интонацией, с которой обычно кричат: «Я убью тебя!» — Благороднейший, наведи порядок у себя в хибаре! Ты знаешь уговор — тебе нельзя выходить оттуда.       — Дай мне палоч… — Послышалось из глубин подземелья.       Дед с грохотом захлопнул сундук и взмахом трости создал огромный замок на петлях, не дав договорить «бомжу». Я вскользь увидел, как его уцелевший глаз прожигает сундук испепеляющим взглядом.       — А нам с Генри нужно прогуляться… — Выходя из кладовой, холодно проговорил старик

***

      Всю дорогу через дом, старик едва уловимо шипел. Шёл он небыстро, вероятно, обдумывая предстоящий разговор.       — Кто это? — Мы отошли от дома к загону, и спросил я у деда. — Этот странный человек…       — Хм… — Он задумчиво посмотрел на безмятежно спящую олениху. Аккуратно потрогал ограду, проводя рукой по плохо обработанной древесине и ответил: — Это сложно объяснить сейчас, Генри, — тихо проговорил он себе под нос. Его прищуренные глаза заботливо смотрели на меня. За это время я, как мне казалось, выучил его эмоции, выражавшиеся на лице, поэтому сейчас дед кротко улыбнулся. Повесил трость на ограду и присел на нижнюю перекладину.       — Он заявил, что я сын…       — Это так, Генри… — С горечью кивнул тот.       — Но… но… — я взмахивал руками в сторону дома, пытаясь подобрать нужные слова. Мне казалось, что внутри меня бушует ураган чувств и эмоций. Настоящий отец, которого я мысленно похоронил давно. Никогда о нём не рассказывали мне, а я и не спрашивал, предполагая, что это болезненная тема. Ох! Как же я был прав. Действительно, неприятная ситуация. Мой отец — бомж, живущий в сундуке! Да как такое вообще возможно? Мама… Она ведь красивая, воспитанная женщина! Как подобное случилось?       — Лишь по крови, Генри, — словно прочитав мои мысли, дал разъяснение дед. — Боюсь, список того, что я обязан буду тебе рассказать увеличился ещё на один пункт.       Я уставился на старика, опустив руки.       — Он опасен, Генри, — продолжил говорить собеседник. — Не для нас. Ты — его прямой законный наследник по крови. Единственный возможный преемник — это важно понять. Его старинный род берёт начало более тысячи лет назад. И я, как ближайший его единокровник, был вынужден оказать услугу: помочь сохранить наследие наших общих предков. У меня, увы, уже не имеется наследников, кроме тебя.       Я внимательно слушал старика, пытаясь разобраться, как же всё-таки случилось так, что моя мама согласилась на всю эту авантюру.       — Его осудили на пожизненный срок, когда предо мной встало обязательство, — продолжил рассказ он.       — Так это… — прошептал я, — …правда, значит…       — О чём ты, мальчик? — Уточнил дед, насторожившись.       — У меня было видение, — быстро заговорил я, — когда наткнулся на него в сундуке. В этом видении, он, и ещё какой-то мужчина, держали в плену семью… А потом… потом какая-то зелёная вспышка!       Дед неожиданно взял меня за плечи так крепко, что я вынырнул из навязчивого воспоминания и посмотрел в серьёзные глаза старика.       — Мне очень жаль, — как можно мягче проговорил он, — что тебе пришлось это увидеть. Но ответь мне на вопрос: ты желал прочесть его мысли?       Отрицательно покрутив головой, пробормотал:       — Я испугался, я хотел убежать…       Лицо деда исказилось от злорадной ухмылки. Он какое-то время смотрел на меня не моргая, а после оглядел ближайшие деревья, проговорив:       — Генри, сейчас проведём эксперимент. — Старик вновь уставился мне в глаза. — Если ты увидишь какое-либо видение, всеми силами старайся выбраться оттуда.       — Я не хочу… — По спине пробежал неприятный холодок.       — Это необходимо, — жёстко заверил дед, — для твоей же безопасности.       Я молча кивнул.       — Приступим…       В этот же миг в голове появилось щекочущее чувство. Следом возникли отвратительные склизкие ощущения, будто что-то проникает в сознание.       Второй раз за день чёрная мгла обволокла мой разум. Я видел, как из туманного «ничего» вырываются образы и предметы, словно дым обретал чёткие структурированные физические формы.       И внезапно тьма разорвалась, я едва ли удержался на ногах. Оглядевшись, понял, что нахожусь в подвале нашего дома. Но это было иное помещение. Вероятно, одно из тех, что дед мне ещё не показывал.       Освещение здесь было плохое. Несколько свечей, стоявших на небольшом письменном столе, приставленном подле каменной стены. За ним спиной ко мне расположился дед и что-то внимательно изучал.       Посреди комнаты мерцал каменный... алтарь?.. с висящими кандалами. Он был измазан в крови. Такие я видел лишь в фильмах ужасов. Для чего это место?       Страх охватил меня, и я попятился, упираясь во что-то неосязаемое и незримое. Только сейчас я понял, что вся комната была погружена во мрак, сотканный из чего-то материального. Пол местами обрывался, словно его поглощала тьма, а стены отсутствовали, кроме той, где сидел дед.       Внезапно каменное основание, дрожа, принялось разрушаться, растворяясь в зияющей бездне.       В следующее мгновение, я, открыв глаза, обнаружил себя рядом с дедом возле загона. С ужасом оглядев кругом, почувствовал, как сильно я вспотел. Старик же сидел недвижимо и задумчиво глядел на меня.       — Что это было?       — Хм… — Старец отпустил меня и почесал подбородок. — Одно из моих давнишних воспоминаний. Другой вопрос — как ты увидел его?       Он посмотрел мне в глаза. Но ответа не ждал. Скорее, это был чисто риторический вопрос, на который сейчас сам искал ответ.       — Очень занятно… Не буду тебя нагружать бесполезной информацией... Скажу так: это твой природный механизм защиты от легилименции… — Увидев на моём лице полное непонимание, пояснил: — Легилименция — магический навык, позволяющий читать мысли. Существуют определённые способы борьбы с этим. Но у тебя, по какой-то, неизвестной мне, причине, выработан навык зеркального отражения: вместо того, чтобы открыть свой разум, ты читаешь чужой. Хм…       Дед удовлетворённо заскрежетал зубами, улыбаясь глазами.       — Пожалуй, мы с тобой научимся использовать этот навык с максимальной выгодой для тебя, Генри. — Он улыбнулся настолько злорадно, что мне стало не по себе. — Каждый, кто посмеет читать твои мысли, будет обречён быть прочтённым тобой. Но необходимо научиться делать это так, чтобы легилимент сам не понял.       Дед кивнул своим мыслям и встал с таким выражением, будто только что придумал план по захвату мира.       Мы уже направились обратно в дом, когда старик, внезапно остановился и стукнул тростью о землю.       — Совсем позабыл, — он обернулся ко мне, — я нашёл стадо, которое примет оленя. Но сделать это должен будешь ты. И это ещё не всё! В нашем лесу теперь нарушен устой. Тебе будет нужно решить эту проблему. Но прежде, ты будешь учиться защищать себя.       Сумерки мы встречали в сундуке. Как бы странно это ни казалось.       Я нёс в руках корзину с хлебом, остальное левитировала мать. Она уверенно спустилась на дно сундука. Жуть.       Честно сказать, меня это не то чтобы удивляло, а скорее вызывало некое противоречие в образе мысли.       Это как объяснять человеку, что, в зависимости от гравитации, время течёт по-разному. Допустим, у центра галактики оно максимально замедленно, а на краю — ускоренно. Относительно нашей планеты. Отсюда следует, что, пребывая на орбите Юпитера один год, на Земле пройдёт несколько лет. Не берусь утверждать точное количество, но факт остаётся фактом.       То же самое со скоростью. Возьмём, к примеру, расстояние в десять световых лет. И корабль, который летит со скоростью света. Пять лет он будет ускоряться и пять лет тормозить. И в итоге для корабля пройдёт десять лет, — для экипажа совершенно иное время, если не изменяет память, то примерно восемь лет. А на Земле вообще лет сорок.       Ну это так… Редкие мысли из прошлой жизни, которые уловил ещё в школьные годы. Никакого полезного свойства они не дали, но в момент, когда об этом я узнал — испытал конфуз сознания, если можно так выразиться.       Так вот, опускаясь в сундук, я испытывал похожие ощущения. И наконец, оказавшись внизу, я спросил деда, озираясь по сторонам шокированными глазами:       — К-как это возможно?       — О, Генри. Немного чар незримого расширения, несколько рунических связок для стабилизации, а это, — старик похлопал по каменной стене, — плод фантазии и трансфигурации. — Заметив мой шок, он скривился, как мне показалось, в добродушной улыбке, и скрипнув зубами, добавил: — Однажды ты такое сможешь делать с закрытыми глазами, если будешь внимательно слушать то, чему я тебя учу.       — О, — раздался пронзительный голос из недр помещения, — хватит твоих нравоучений, Элдон. Я ожидал этого девять лет!       Мама поморщилась, всем видом показывая отвращение.       Дед оскалился и направился вглубь, возглавив нашу троицу. Чуть обернувшись ко мне, произнёс:       — Ничего не говори, пока не спросят. Обращайся на Вы или сэр. Он сноб и англичанин. Впрочем, одно и то же. Позже этикет разберём.       Я кивнул.       Неспешно мы вошли в просторный и хорошо освещённый каменный зал. Деревянный пол был устелен узорчатыми коврами. На потолке болталось несколько простеньких люстр с горящими свечами. Стены, имеющие своеобразные картины, были усеяны керосиновыми лампами. Однако зал всё равно оставался мрачным и нелюдимым.       Посреди расположился обеденный дубовый стол с канделябрами. Создавалась атмосфера средневековья. Появилось чувство, что мы в подземелье замка.       Рядом со столом встречал мужчина в стареньком поношенном костюме-тройке. Удивительно было видеть его наспех подстриженным. Вероятно, он делал это собственноручно. А многочисленные порезы на лице говорили о неумении бриться.       Вопреки видимым улучшениям в облике незнакомца, он не вызывал доверия: дёрганные движения, безумные глаза. Я обратил внимание на привычку скрипеть зубами, как у деда. К счастью, у мужчины получалось это не так громко. Ну, тут один вывод — родственники. Надеюсь, меня обойдёт эта участь.       Мужчина жестом пригласил нас за стол.       Никаких слов и приветствий. Незаметно для меня, вся еда уже оказалась аккуратно разложенной на тарелках. Довольно разнообразные блюда.       Для себя отметил наличие тыквенного сока, который, мягко скажем, был весьма специфическим напитком. Кто вообще догадался приготовить из тыквы сок? Я однажды решился уточнить у матери столь животрепещущий вопрос. Оказалось, что тыква самый доступный и простой овощ, содержащий в себе много полезного для молодого организма. Особенно волшебника. Переводя на простой язык: тыквенный сок — протеиновая добавка только для волшебника.       Ужин проходил в тишине, если не считать скрип столовых приборов о тарелку.       Я старался глянуть на незнакомого мужчину, оказавшегося мне отцом. Рассмотреть, увидеть сходные со мной черты. Он поглядывал за мной улыбаясь.       Девять лет — говорил этот тип. Получается, мне девять лет… Или с какого момента он ждал? Удивительно, но даже попав в новую жизнь, время не стало менее скоротечным. Возможно, масса тела не влияет на это? Всё дело в сознании. Чем тяжелее — тем быстротечнее? С другой стороны, у взрослого часы пролетают столь стремительно из-за количества дел. В принципе, у меня довольно нагруженный график. Но не скажу, что в прошлой жизни, в детстве, я был нагружен меньше. Мы делаем одно и то же, но воспринимаем по-разному. В детстве просмотр фильма — это очень длительный процесс, а взрослым же — лишь миг.       Значит, мысль о сознании верна. А что если есть душа? Нужно уточнить у деда этот вопрос. Он точно знает. А как ему объяснить мой интерес? С другой стороны, подтверждение существование души у меня налицо — я-то здесь. Но это свидетельство лишь для необразованного человека. Помнится, уже ближе к завершению моей прошлой жизни проводились первые попытки переноса сознания в цифровое измерение. Так, стоп! А что, если?       — Кхм-кхм… — Прервал мои думы отец.       Уже отец?       «Называй вещи своими именами, да не будет путаницы потом» — донеслось откуда-то из глубины сознания. Не нравится мне это стремление называть людей «вещами». Скользкая дорожка Родио́на Романовича.       Взгляд отца — пусть будет так, пора привыкать, что у меня теперь полноценная семья, — устремился на деда. Тот, осторожно поставив чашку на блюдце, кивнул.       — Кхм-кхм… — Отец посмотрел на маму малость неприятным взглядом. Глаза его бегали, а челюсть явно тряслась. Я мог бы описать это одним словом — отвратительно. — Благодарю тебя, Вероника, за этот чудесный обед.       На какой-то миг мне показалось, что он пародирует деда. Та же интонация, манера, одно что шипящие звуки произносит нормально.       Мама молча кивнула ему, выдержав благородную осанку. Интересно, она тоже из аристократов? Тогда как она вообще здесь оказалась? Нет, у меня есть мысль… договорённости родов. Мерзкие традиции.       — Генри, — обратился ко мне отец, — мой сын, позволь представиться — Морфин Марволо Гонт.       Вероятно, от меня требовалось что-то ответить, потому что настала тишина. Глянув на него, я спокойно ответил:       — Приятно познакомиться, сэр.       Отец улыбнулся, оголив неполные ряды жёлтых зубов.       — Отрадно видеть, что Элдон хорошо воспитал тебя. — Кивнул Морфин. — Надеюсь, с этого дня мне будет дозволено участвовать в твоём обучении… — Он натянул улыбку, от которой по спине прошёл холодок, глядя на старика.       — Раз уж ты заговорил об этом, Морфин, — дед застучал зубами, — необходимо будет обучить Генри дуэли и защитным заклинаниям.       Лицо отца исказилось в злорадной и безумной гримасе предвкушения.       — Мне позволено будет получить свою волшебную палочку? — Съязвил он.       Дед покачал головой:       — Я изготовлю тебе жезл.       Отец резко вскочил, намереваясь что-то сделать, но неожиданно, вероятно, даже для самого себя, одёрнул пиджак и холодно глянул на деда.       — Ш… ш-ш… что ж, — выдавил он из себя, дрожащими от гнева губами, — это лучше, чем здесь сиднем сидеть. — Мужчина поклонился Веронике, после — мне, скривив улыбку. А, повернувшись к деду, прошипел: — С-старая рас-звалюха, я твой жес-зл с-запихаю тебе в глотку.       — Именно поэтому, Морфин. — Холодно ответил дед.       Отец фыркнул и добавил:       — Благодарю за семейный обед, — он быстро прошагал через весь зал и остановился у входа в другое помещение, — откланиваюсь.       Дверь с силой захлопнулась. А оттуда, спустя время, послышался грохот и едва различимые ругательства. Что за семейка у меня?       Воцарилась тишина, если не учитывать фона из соседней комнаты. Дед задумчиво смотрел в пустоту. Мама ковыряла тарелку, разглядывая меня из-под ресниц. А я, пожав плечами, решил отведать всё-таки рулета из тыквы со свининой.       — Что он сказал? — Вдруг спросила мама шёпотом.       Дед удивлённо посмотрел на неё, а после выдохнул:       — Обещал покалечить меня этим жезлом. — Его голос был спокоен и задумчив. — Не беспокойтесь, это пустые обещания.       — Он так переживает из-за своей палочки? — Уточнил я.       — Да, — дед кивнул, — я тебе говорил, Генри, что волшебники ленивы, как и все люди. Отобрав у человека инструмент, который давал ему силы — он обнаруживает, что ничего не может. А у чистокровных волшебников отнять палочку — равносильно унижению.       — Теперь понятно, почему он так бесится. — Я вернулся к рулету, увидев улыбку деда.       — Генри, — произнесла мама, — может быть, ты доешь наверху, а то здесь… не очень обстановка.       Я согласно кивнул, раздумывая о том, что вообще бы с удовольствием лёг спать. Но на краю сознания вдруг понял, что за сегодняшний день не сделал ничего, кроме выученного заклинания.