Скованные одной цепью

Зима — странное и весьма непостоянное время года для Йокогамы. Выпадающий снег влажный и студёный, всегда кажется на ощупь заледеневшим солёным океаном. Из такого снега впору строить пухлощёких снеговиков; лежать спиной на холодном снежном покрывале, раскинув ноги и руки, чтобы создать своего неповторимого ангела; наполнить себя запахом свежей выпечки и сладких леденцов в преддверии раннего праздника. Снег только-только выпадает, но уже наполняет всё существо чем-то ребяческим и странным. Чем-то, что абсолютно не нравится Чуе. На улице холодно и зябко, скользко настолько, что приходит мысль о смене ботинок на что-то более надёжное. Есть у него внутри крамольная мальчишеская мысль о тяжеленных берцах с крепкими шипами. В таких ботинках можно позабыть и про холод, и про слякоть — все дороги станут его. Красивая мечта. Это лучше, чем тонкая лакированная кожа ботинок, выдерживающая только дождь средней силы и крепкий удар в стену с помощью гравитации. Но в итоге остаётся только ворчливо кутаться носом в ворот осеннего пальто и мелко подрагивать от пробивающего до костей морского ветра, идущего от самого края порта и лижущего ледяными языками бока летних яхт. Чуя зажимает в зубах последнюю сигарету, наспех закуривая и нервно сжимая в кармане пустую пачку. Долгое ожидание не делает его святой добродетелью, а звериный голод и желание укутаться в одеяло делают его более похожим на недовольного воробья, чем на человека, сказавшего: «Всё в порядке, я подожду». Вероятно, именно эта черта характера так нравилась Мори в Чуе. Самопожертвование даже в таких мелочах… что ж, будь в штабе мафии ещё несколько умных голов, Чуе пришлось бы несладко. Как здорово, что босс всегда под боком, верно? Мори подкрадывается к съёжившемуся Чуе подобно кошке: под его медленным шагом даже не хрустит свежевыпавший снег. И, конечно, он не забывает насладиться короткой чередой витиеватых ругательств, когда накидывает на его побелевшую от холода шею мягкий красный шарф. — Этот цвет так хорошо сочетается с твоими покрасневшими ушами, — ехидно усмехается он со спины Чуи, ласково прижимая ладонь к его плечу, — На улице холодает, а тебе не помешает сменить головной убор. Мори нескрываемо умиляется, когда Чуя молча отворачивается — очевидно, пряча красноту, сошедшую с ушей прямиком к щекам, — стряхивая со шляпы тонкий слой снега. Шарф и вправду ему идёт. Нежный алый кашемир, так хорошо оттеняющий огненную рыжину волос. Красота в удобстве? Кажется, он теперь будет должен Озаки-сан. — Сорок минут. Я ждал сорок минут! — Виноват, — примирительно вскидывает руки Мори, с прищуром наблюдая, как Чуя приподнимает шарф выше и запахивает припорошённое снегом пальто. Почти не меняется. А стабильность — признак мастерства. — С меня кофе. Чуя недоверчиво хмурится, запуская руки в карманы, но соглашается: — Со сливками? — И двойным сахаром. Пару секунд Чуя стоит на месте, запрокинув голову, а потом бросает смущённо через плечо, делая несколько резких шагов вперёд: — Я за рулём. Мори ласково усмехается и неторопливо идёт следом, позволяя своему шагу пружинить по дороге, создавая неповторимый хруст снега под подошвами ботинок. Ему нравится зима. Нравится осознание, что даже в столь неприятное время года можно искать бесконечные плюсы. Со стороны всегда кажется, что для Мори всё вокруг — это игра; причудливая головоломка, которую он любит продумывать, перебирать и наслаждаться её сложностью. Именно потому Чуя — головоломка. Непредсказуемая, прячущая в сердцевине часовую бомбу. И, надо признаться, Мори не испугается даже тогда, когда бомба оглушительно рванёт у него в руках. На ошибках учатся. Порой даже тогда, когда они могут стоит тебе жизни, а Мори — азартный игрок. Пусть со стороны покажется, что его знаки внимания — лишь ключи к открытию прохода в огненном лабиринте. Пусть всё то, что происходит между ними сейчас — это лишь порыв гормонов, юношеский каприз без возможности отмотать время назад. Он знает, что им обоим не о чём жалеть. Даже если это будет принципиальное ожидание на холодной безлюдной улице, усыпанной декабрьским снегом.