Скованные одной цепью

Нераспечатанная бутылка красного полусухого сиротливо стояла на столе, прожигаемая пронзительным и задумчивым взглядом Чуи. Вино было больше столовым, не настолько изысканным и утончённым, каким его хотел бы видеть сам Чуя. Тот чувствовал себя несколько растерянно: он своего рода ценитель, эстет-дегустатор в особых случаях и скромный коллекционер. В его понимании расточительство благородного вина ради рождественских напитков считалось практически кощунством. Мори его пожурил за это ласково — бутылка ведь не коллекционной марки. Так, среднее вино. Не достойное королевы Великобритании, но и не ширпотреб из перекисшего винограда. Чуя недовольно засопел и с недоверием осмотрел баночки с уютными пряностями. Поднеся к носу баночку с бадьяном, он смешно скривился, зафырчал как кот, которого отпугнули от наряженной ёлки мандариновой корочкой. Где-то за спиной в этот же момент послышался ехидный смешок. — Чертовщина какая-то, — проворчал Чуя и от всей вредной души щёлкнул пальцами по звонкой скляночке. Бадьян несогласно зашуршал звёздчатыми гранями. Поворачиваться к Мори не хотелось из принципа: чувствовалось Чуе — его сейчас вот-вот на смех поднимут. От этой мысли хотелось по-мальчишески раскраснеться и спрятаться в углу комнаты. Чуя держался изо всех сил, продолжая принюхиваться к разным специям и мёду, совершенно не обращая внимания на бархатный смех Мори, который уже давным-давно прочувствовал все неловкие жесты. И не мог удержаться от соблазна — так сильно хотелось подразнить впечатлительного Чую, будто бы до сих пор привыкающего к этому удивительному миру. Именно за простоту и открытость души Мори любил этого ворчуна сильнее всего на свете. Даже самые суровые мафиози, с ног до головы покрытые кровью, способны на нежность и любовь. Способны ценить очаровательные моменты спокойствия и безобразно умилительного счастья. Наверное, со стороны они оба могли выглядеть несолидно и глуповато, но Мори уже давным-давно достиг такого уровня вселенского умиротворения, что его невозможно было сломить мальчишескими конфузами. Зато подразнить ими Чую он мог с большим, по-настоящему лисьим, удовольствием. Но Мори знал, когда не стоило переходить границы, поэтому чутко прислушивался к реакции Чуи. Тот только заворчал пуще прежнего, злобно вскрывая бутылку вина. Пробка не поддавалась, её хотелось с горя раскусить зубами. Мори быстро пресёк эту попытку, бесшумно подплыл сзади и прислонил подбородок к островатому плечу. — Это всего лишь вино, Чуя-кун. Неужели ты позволишь какой-то стекляшке и пробке одолеть тебя? ~ Где-то в глубине души Чуя возмутился, что Мори больше мешает, чем помогает. Но от тепла его рук дурная нервозность резко успокоилась, Чуя наконец-то позволил себе расслабить плечи и глубоко вздохнуть, слегка откинув голову назад. Ощутив короткий, но очень нежный поцелуй в висок, он расплылся в улыбке. Мори же про себя усмехнулся — его мальчику слишком мало нужно для счастья. — Я не устану говорить, что глинтвейн пьют только старики, — буркнул Чуя, одолев бутылку вина: пробка игриво хлопнула, а по кухне на мгновение расползся терпкий аромат винограда. — Что ж, полагаю, ты соответствуешь стандартам старика обыкновенного: всем недоволен, ворчишь, не любишь модные тенденции. И не хочешь тратить простое вино для простого напитка, — Мори коварно усмехнулся в изгиб шеи Чуи, подозрительно наливающийся краснотой. Чуя уже большой-большой мальчик. Но поддеть его и смутить всё ещё до безумия просто. Жестами, взглядами и ласковыми поцелуями. Такой очаровательный и потрясающий. Знал бы он, что всё это Мори делал исключительно от огромной и взаимной любви. Не мог иначе. И Чуя тоже знал об этом. Ворчал, ругался, иногда кусался, но не мог отрицать очевидной привязанности. — Давай, Чуя-кун, это несложно: подогрей вино, но не кипяти. И добавь всё, что тебе нравится. Кое-где в глинтвейн даже ром добавляют. — Ну уж нет! — Чуя возмущённо встрепенулся в руках Мори, а тот снова рассмеялся. — Кто вообще портит вино таким противным пойлом?! — Из тебя выйдет просто никудышный пират… Но даже от ворчания Чуи глинтвейн не получился противнее и кислее. Его пряная сладость после утомительного приготовления стала для него сюрпризом. Горячий, ароматный. Действительно вкусный, чёрт возьми. Мори не позволял мальчишке налегать на глинтвейн, следил за хмельным взглядом, ошалело посматривающим на торчащую из большой кружки палочку корицы. Чуе было вкусно, но Чуя никак не мог смириться с тем, что даже простое вино способно раскрыть истинный потенциал в тепле, сладости и пряности. Обняв кружку обеими руками, Чуя удобно устроился под боком у Мори и снова недовольно засопел. «Ничего, — подумал Мори с нежностью, — Наступление стадии принятия всегда можно несколько ускорить…» Теория подтвердилась неожиданным и достаточно откровенным поцелуем, чтобы заставить захмелевшего Чую вспыхнуть как спичка и позабыть обо всём на свете. А ведь Мори ещё не успел сказать, как ему идёт этот милый свитер с весёлыми ёлочками.