Миллениум

за десять минут до.

      Чонгук стоит молча, сверлит настырным взглядом дверь с табличкой «для персонала» и курит. Выпускает сизый дым сквозь приоткрытые губы, теряясь во времени. Третья сигарета по счету за последние сорок минут — волнуется сильно. Со дня их первой встречи прошла чуть ли не целая вечность. Было много моментов, в основном, не положительных вовсе. Но все они останутся ничем иным, как одним из тяжелых воспоминаний, к которым возвращаться не хочется от слова совсем. Это осколки памяти, по которым альфа танцует босиком.       В такие моменты Чонгуку хочется кричать, потому что помнит абсолютно все: и единственный смазанный поцелуй, и то, как собственные мысли утопали в воспоминаниях о Тэхене.       Тэхене, который альфа и его злейший враг!       Ким разносторонний — это Чон понял, наблюдая за ним. И каждый день — новое открытие. Забота этого человека шла в ногу с несказанным похуизмом, который он излучал всем своим видом. В первый раз увидев Кима, Чонгук подумала, что он герой какого-то старого и пыльного романа, но на деле все оказалось гораздо проще: никакой Тэхен не герой — обычный мальчишка, потерянный в вихре скоротечного времени. И это тот самый логос, навязчиво проследовавший альфу изо дня в день. Хотелось понять, разузнать и наконец-то разложить по полочкам весь рой собственных мыслей.       В жизни Чона омега стал чуть ли не самым главным героем: в миг перевернувший все с ног на голову, вывернул на распашку его душу. Заставил поверить в существование чего-то такого, что все остальным предоставлялось нереальным. Раньше Тэхён казался этаким большим ребёнком, смотрящим на мир своими блестящими глазами сквозь призму сказок, но с каждым новым днём, узнавая его все больше, читая как книгу, Чонгук понял: никакой он не мальчишка. И присвоить какую-то ассоциацию к Киму не предоставлялось возможным, а вот сказать, что тот готов пожертвовать многим, если не всем, ради тех, кто ему реально дорог — спокойно.       Тэхен всегда примет удар на себя. Будет ехидно улыбаться своей квадратной улыбкой самой смерти и плевать ей в лицо. Он рассудительный и закалённый жизнью — пусть всей истории Чонгук и не знал, но понял: омега пережил достаточно, чтобы стать тем, кем является сейчас. Он себя сделал сам и разрушить это никому не позволит, но Чон в этом очень сильно постарается. Так сильно он хотел отомстить.       И, кажется, чем больше альфа узнавал об этом взрослом мужчине, тем больше в нем тонул. Тонул в альфе по имени Ким Тэхен и от этого становилось тошно, словно он та самая рыбья кость в горле Чонгука.       Младший цокнул языком, запустив руку в отросшие волосы. Он вновь слишком глубоко утонул в своих мыслях, а ведь так старательно их все время избегал, и потерялся, когда осознал, что дико хочет прикурить — это помогало ему расслабиться. Привкус табака, осевший на языке, помогал не кануть в пучину отчаяния еще больше. Чонгук, по-правде говоря, и не помнит, как закурил. Как-то самой собой получилось.       Лезет в карман и выуживает оттуда помятую красно-белую пачку. Отлично, ещё этого ему не хватало. Сигареты закончились. Решение отлучиться пришло в голову достаточно быстро, так как, судя по-всему, Вороны не торопились покидать своё тёплое гнездышко и, кажется, это стало самой большой ошибкой в жизни одного Чон Чонгука.

━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━

      Липкий, из ниоткуда взявшийся, холод страха накрывает его ещё на выходе из круглосуточного магазинчика, когда с ветром по округе разносится приторно-сладкий запах ванили с жасмином. Этот аромат ему чем-то знаком — так пахло в день суда и когда-то ещё, но альфа не помнит. Старается об этом не помнить. Сердце сбивается с ритма, сначала и вовсе замирая: Чонгук никогда не забудет, как реагировал его волк; как сводили с ума эти смешанные чувства. Он найдёт этот пленительный источник, возвращающий в него саму жизнь. Кусочек собственного рая. И почему-то Чон верил, что для него одного.       Альфа идёт, словно зовом ведомый. Инстинкты возвращают его обратно, в тот же грязный, богом забытый переулок. С каждым его шагом запах усиливается, что до дикого головокружения доходит. Хочется в кровь разодрать свои легкие: кажется, больше обычным воздухом Чонгук дышать не сможет. Теперь, как жизненная необходимость, ему нужно лишь одно — дурманный аромат легкой ванили, запутанный в крупных цветах белоснежного жасмина ранним утром, под проливным дождем. Кто-то приручил расколовшуюся душу альфы. Крылья за спиной сами собой расправляются — лети и не бойся.       А потом чувства в груди все местами меняются. Альфа не верит, ему все мерещится, как холодной водой из ведра окатили. Запах концентрировался везде, словно само это место пропиталось тем, что на подсознательном уровне Чонгук называл своим. Тем, чем волк не собирался делиться с теми, чей запах мешался в омежьим. Сладкий шлейф словно ядом окутан, душит и кости внутри все ломает. Это не правильно, здесь не должно быть столько феромонов чужих альф. Система дает сбой.       Кровь заливает глаза и, кажется, Чонгук впервые выпускает своего зверя с невидимого поводка, на котором держал его еще с самого детства. Он совсем на себя не похож: рычит глухо и низко, ничего вокруг себя, кроме мужчин, посягнувших на то, что заведомо ему принадлежит, не видит. Как и омегу разглядеть за их спинами не удается. Чону кажется, что он бредит — слышит своё имя повсюду в безмолвных мольбах. Его звала Луна.       — Этот омега — мой.       Получается, констатация факта. Рык его волка или его самого — уже не понятно — как гром среди ясного неба. На него сразу обращают внимание альфы. Четверо выпрямляются, кривят губы в ухмылке, давая понять: не уступят и без боя не отойдут. Под их ногами течный омега и волки вокруг сходят с ума. Чонгук уступать им не намерен, он больше не маленький мальчик, пытающийся всем угодить. В его жилах жгучая лава плещется, а волк теряет последний самоконтроль. Феромоны доминантного альфы начинают давить и, с каждым протестом альф напротив, сильней. Сейчас будет драка, в которой Чонгук не позволит себе проиграть.       Четверо расступаются, разрывая полукольцо, являя Чонгука картину Тэхена. Он забит в угол, жмётся и плачет. И, альфа поклясться готов, что он своими губами шепчет имя его. Времени разбираться нет совершенно, он должен помочь тому, кто так громко зовёт. Все потом — все потом. Течка застала Кима не вовремя, он выпил, испугался и физиология взяла своё. У омеги и без того цикл скачет, как мяч баскетбольный, а сейчас так вообще — дурдом.       Рыжий делает выпад, стараясь задеть младшего альфу, но выходит все наоборот. Первый враг уходит в нокдаун. И с каждым резким движением феромоны Чонгука все больше выпиваются в легкие, превращая их в месиво — внутренности словно пустили по мясорубке, ещё чуть-чуть и сломаются кости. Чон натурально звереет, своё защищая, его волка чужим аттрактантам не сломать. Кажется, он благодарит отца впервые: ему передалась такая сильная кровь. Пусть, ценой жизни собственной матери — он пожалеет об этом потом.       Все альфы разом признают поражение, харкаются кровью, падая на колени. Им не выдержать это противостоянье — Чонгук не по годам силен, в нем не проснулась даже десятая силы. Чон проскользает мимо павших невидимой стеной, лишь одним взглядом обещая убить, если посмеют пошевелиться. Вокруг аура смерти и все это — он. Младший подходит к Тэхену, который от власти чужих феромонов готов плакать и молить о пощаде, понимает: пропадёт.       Луна Кима сегодня сверкает и волка зовёт домой. Тело своё не ощущает, готовый отдаться альфе прямо сейчас: на уличной свалке, грязи и плевать ему на морали. Омежье своё нутро изменить он не в силах. Отец старался, сам старался, но настоящим альфой стать так и не смог. Перед волком, как Чон, устоять сложно и усмирить его Тэхен не готов. И дело, наверное, в том, что он не имеет понятия, как использовать свой природный дар. Омега смотрит в черную пустоту глаз Чонгука загнанным зверем, для него все нереально и будто во сне, но все что он понимает: его страх отступил, как только в легкие ударил запах горького шоколада. Боль в животе и тошнота отступили следом, дышать стало легче и Ким понимает — это все из-за него.       Чонгук падает пред Кимом на колени, глаза сверкают, как два желтых огня. Волк голоден, он выпустил когти и готов продолжить драть плоть своих врагов, чтобы защитить только одного омегу. Омегу напротив себя. Чонгук не понимает, но Тэхен пахнет сладко, он чувствует это даже не прикоснувшись к нему.       По бёдрам омеги стекает природная смазка — альфа хочется испробовать ее всю. Слизывая вязкую паутину по бёдрам, оставляя там свой след. Чонгук бы вылизал Тэехна всего с ног до головы, чтобы его собственный запах впитался в каждый сантиметр бронзовой кожи омеги и никто больше не смог посягнуть на него. На Киме хочется оставить свой запах. Внутренний волк желает омегу и это желание сродни аменции, по острому лезвию которого Чон готов пройтись добровольцем.       Тэхен тяжело дышит, ему до безумия жарко. В груди чувства смешанные, обжигают острыми копьями его глупое сердце. Он не двигается. Не убегает. Ким боится человека напротив. В его глазах он видит огонь ярче, чем в тех бугаях, которые собравшись в одно большое пятно, сидят у стены и не смеют пошевелиться. Чонгук контролировать волка научился не сразу, а в такой ситуации и вовсе не знает, как поступать. Он видит своё отражение в злато-карих напротив и это рычаг. Альфа не может позволить, чтобы эти глаза заполнили слезы. Больно омеге сделать не сможет, мать, пусть и не долго, растила его человеком, и план мести выводится из его головы.       — Я тебя не обижу.       Чон шепчет губами, тянет руку к омеге и свою горячую ладонь укладывает на холодную, мокрую щеку. Собирает подушечкой пальца дорожку из слез и, кажется, Чонгука накрывает все больше. В омеге напротив он себя сегодня окончательно потерял.       И Тэхену больше не страшно, словно чувствует всем своим существом: альфа не тронет и не обидит, и слепо верит его словам. Смотрит недолго Чонгуку в глаза и отдается, плавясь в чужих руках. Сердце омеги словно дом обрело. Оно здесь вмиг успокаивается, здесь дышится легче. Он льнет своим телом к телу шоколадного альфы, оказавшись в теплом кольце из рук. Чон прижимает его все крепче к себе, закрывая от внешнего мира.       Альфа с омегой меняются местами, и последний даёт волю слезам. Сжимает на груди чужую футболку, громко всхлипывая, носом по ткани водя, жадно втягивая в себя природный запах Чонгука и жить без него больше тоже не сможет. Тэхен только сейчас осознал, что происходит и, почувствовав себя под защитой, плачет навзрыд. Чон усаживает его к себе на колени, прижимает крепче к груди и целует в макушку, не переставая размашисто гладить по дрожащей спине.       Все случилось достаточно быстро, минут десять — не больше, а итог разгребать придётся неделю, если не дольше. Вороны слышат какое-то копошение, рыки и поздно хватаются, что Тэхен, собственно говоря, пропал. Чимин выбегает первый, на собственной шкуре ощущая, как Чонгук одним своим присутствием усмирял и его альфу тоже, а потом у блондина выбивает землю и кислород. Он, упав на колени, видит омегу, который льнет за утешеньем совсем не к нему.       Намджун поспевает следом. На него феромоны младшего не подействуют, он поцелован Луной, но все равно становится дурно. Нам помогает подняться блондину, отводя его в сторону, где концентрация альфы силы стремится к нулю, и сразу же двигается в обратную сторону.       — Не подходи.       Вокруг и без того полная какофония ароматов, а Джин выпрыгивает, кажется, из пустоты, перегораживая путь, выставляя руку. Его запах чувствует только Ким, бояться не стоит, но волк в старшего альфы всегда отразить нападение готов. Чонгук за спиной Джина, почувствовав чужого альфу, вновь зарычал, крепче прижимая к себе Тэхена. Его глаза, кажется, вновь наливаются кровью. Будет сражаться, защищать и никому не позволит приблизится к течному омеге. Тот в его руках хныкает, телом всем трется, вымаливая у альфы больше тепла.       — Кима надо забрать, — Намджун, остановившись, вопросительно выгибает бровь, смотря в лицо старшего.       — Тебе ли не знать, — ответ звучит осуждающе, — Чонгук выпустил своего волка. Он сейчас убьёт за Тэхена и нам лучше не вмешиваться, потому что это — его территория.       — И что ты предлагаешь? — Намджуну плохеет. Все выходит за рамки.       — Чонгук, ты меня слышишь? — Сокджин напрягается, его луна чувствует ауру черного волка и, кажется, хочется получить защиты от мужчины напротив. Старший не слабак, справится со всем, главное поскорее увести отсюда Чонгука.       — Да, — младший успокаивается, но порыкивать продолжает, опасности так таковой нет, но необходимо всегда быть на стороже.       — Отвези Тэхена к нему домой, — командует старший, оглядываясь на него, — я могу рассчитывать на тебя?       — Да.

━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━

      Тэхен сладкий: ехать с ними одной машине для Чонгука адская пытка. Пришлось открывать окна: ваниль душила и сводила волка с ума. Подниматься в закрытом пространстве лифта на двадцать четвёртый этаж и того хуже. Чон пытался себя контролировать, не вестись на провокации Кима. Чонгук несёт его, перехватив одной рукой под ноги, второй же обнимая за спину. Омега в его сильных руках жмётся ближе к крепкому телу и, кажется, несколько раз укусил за грудь. Перекатывающиеся под чёрной тканью футболки, мышцы доводили и без того разморенного Тэхена до пленительного экстаза. Киму казалось, что если он не дотронется до этого совершенства, то лишиться всех своих сил. И когда только альфа стал таким? Он помнил его неуверенным, загнанным прокурором в смешной мантии, почти плачущим в грязи, который совершенно не знал куда деть свой взгляд.       Тэхен ластится к альфе, прикусывая губы и почти мурлыча от насыщенного запаха шоколада вокруг себя. Тэхен хочет покориться.       Чонгук, шумно дыша, громко рычал сквозь сжатые губы — хочется сдаться и вкусить сладкую ваниль. Чонгук хочет подчинить.       Сквозь большие стёкла в темную комнату падает широкая полоса лунного света, освещая призрачной прохладой белые простыни на кровати Тэхена. Альфа рывком кидает омегу в ворох подушек, так и замирая посреди комнаты с холодным полом.       От Земли до Луны и обратно начинают распускаться белоснежные цветы жасмина. Чонгук чувствует, как под ногами зелёный ковёр прорастает, а следом за ним бесконечное поле разноцветных цветов возникает. Среди высоких стеблей Тэхен, объятый Селеной за хрупкие плечи. Она целует звездную карту на коже, сверкая хрустальными каплями в смольных волосах омеги. Поднявшийся ветер треплет его кудри, разнося приторный аромат ванили. И это конец для одного чёрного волка.       Ким загнано дышит, подбирая под себя ноги и смотря на Чонгука. В нем страх мешается с животным желанием, он не понимает что с ним происходит и хочется лишь поддаться своим инстинктам. Стены города рушатся. Он подползает на коленях к краю мягкой кровати, облизывая в нетерпении обветренные губы, теперь соблазнительно блеснувшие от слюны.       — Альфа, пожалуйста.       В животе рой смертоносных пчёл крутит, что-то ломает. Голос омеги надламывается, он шепчет, скуля. Луна зовёт упрямого волка, ноги которого вросли в пол. В его голове информация обрабатывается, заржавевшие шестеренки начинают свой ход. Чонгук на деревянных ногах подходит к омежьему ложе, аккуратно усаживаясь на край напротив тесного Тэхена. Взгляд не отводит, изучает и пытается понять то, что будет потом.       Шоколад переплетается с ванилью, создавая новый аромат — слишком правильный. Гармоничный. Омега пачкает смазкой простыни. Уничтожение самоконтроля. Он ползёт ближе к альфе, смотрит в глаза, хнычет. Ласки просит и сразу же ее получает. Альфа ведёт рукой по бархатной коже скулы, поглаживая родинку на щеке омеги.       Рядом с Чонгуком Тэхену легче становится, боль уходит, тревоги рассеиваются. Рядом с Тэхеном Чонгук чувствует себя так, словно горы свернёт и мир с ног на голову перевернёт.       Рядом с друг другом они обречены.       Мертвую тишину в комнате разбавляет только тяжелое дыхание альфы. Его грудь тяжело вздымается, а антрацитовые глаза смотрят точно в злато-карие. Чонгук видит в них целую карту неба: миллион ярких, разноцветных звёзд, вырисовывающих собой созвездия. Если бы ему удалось разглядеть глаза омеги днём, то ощущения бы сложились совершенно иные — в этом он уверен на все сто процентов. Но самое загадочное, что никак не отпускало Чона, было именно то, что Тэхен был тем самым эпицентром — концентрацией холодного света Силены. Словно он сам Луна, а та, что на небе, лишь ему подражает.       Тэхен перед альфой полностью открыт и беззащитен, жмётся щекой к его тёплой ладони и медленно сходит с ума от переполняющих его чувств. Как слепой котёнок следует за невидимой нитью, ластится, кусая припухшие губы. Все ощущения во вселенной сконцентрировались вокруг него одного. Ким отныне смотрит на Чонгука иначе, без презрения и мнимой жалости, впервые видит в нем мужчину. Подмечает каждую мелочь во внешности, исследует лицо и отпечатывает в сознание, как мазал губами по острым чертам. Прокурор слишком хорош, омега не в силах этому сопротивляться.       От осязаемой призрачной ванили на языке у волка режутся клыки, увеличиваясь в размерах — он хочет оставить на омеге свою метку, завладеть им. Рассечь кожу на пульсирующей вене с комком пахучей железы и навсегда запечатлеть Тэхена.       — Альфа.       Как в бреду повторяет Тэхен, закрывая глаза. Шоколад топит в сердце омеги тысячелетние льды, Ким чувствует легкость во всем своём теле, даже не смотря на тянущее чувство внизу живота — беспощадно крутит, режет и, кажется, выворачивает все внутренности. Тело бросает в мелкую дрожь и сил сопротивляться нет. Ему хочется только одного: оказаться во власти сильного мужчины, в чьём запахе шоколада теряется собственный рассудок.       — Альфа.       У Чонгука в голове лишь эхом повторяется томный голос омеги, умоляющий, тихий и сладкий. Сладкий до рвоты. Он уже не может игнорировать жжение во рту, приоткрывая его и наконец-то давая свободу своим прорезывающимся клыкам. Ниточка слюны блеснула в свете полной луны, падая на подбородок тягучей каплей.       Ким склоняет перед волком голову, предоставляя полнейший доступ к своей железе. Омега ломается.

Омега сдаётся.

Тэхен подчиняется.

      — Альфа.       Где-то на окраинах своего разума Тэхён осознаёт, что все неправильно и что так не должно происходить, но ничего не может сделать. Словно он наблюдает за всем этим лишь со стороны, как зритель дешевой драмы. Кричит, мечется, пытаясь остановить самого себя, но ничего не меняется. На его хрупкие плечи ложится широкая ладонь альфы, сжимающая до гематом на бронзовой коже. От власти, исходящей от Чонгука, омега дергается, но не отстраняется, пряча голову в плечах. Тэхен все так же открыт, хоть и дрожит пуще прежнего. Чон это видит, чувствует, но он и сделать сам ничего не может — им владеет волк. Царапает душу, хвостом больно бьет и кажется давит своей силой и на своего хозяина.       Они оба заложники судьбы.       Чон наклоняется ближе к шее Кима, опаляя дыханием чувствительный участок и широко мажет языком по выступающей венке, скуля от сладости на языке. Ни разу в жизни ему не было так потрясающе от ощущений чужого запаха. Причмокивает губами, смакуя каждую нотку, осевшую на языке. Будет даже обидно, когда этот божественный аромат станет не чистым. Тэхен замирает, покрываясь мурашками, когда чувствует, как горячий язык Чонгука проходится по собственной коже. Приятно, до сжатых в кулак рук, побелевших полумесяцев на подушечке ладони приятно. Приятно так, что сам ближе подползает, сминая под собой простыни, и открывая больше пространства. Запускает руку в чужие волосы, давит на затылок, побуждая продолжить. Ким ловит губами мочку уха альфы, прикусывает сережку, оттягивая ее.       Движения языка становится более размашистыми, требовательными. Чонгук старательно вылизывает шею омеги, жадно посасывая участок сладкой кожи, покрывая мелкими фиолетовыми пятнами — подготавливает ее к будущей метке. Он всем телом чувствует чужое напряжение точно так же, как свое собственное и это томительно до безобразия. Чон, ненадолго отстраняясь от омеги, смотрит на свои старания, чтобы наконец-то впиться клыками в горячую плоть. Альфа исследует глазами измученное лицо Кима — его румяные щеки обжигают слёзы, собирающиеся на подбородке маленьким водопадом. Падают между телами, обжигая.       Часы останавливают свой ход.       Раз. Альфа рывком притягивает к себе Тэхена, обнимая его свободной рукой за спину. Обжигает собственным дыханием кожу на шее, а мозг продолжает воспроизводить горячие слезы омеги.       Два. Смыкает зубы на горячей плоти, ощущая во рту вкус крови. Собственный крови.        Он прижимает к себе дёрнувшегося Кима, рыча на него. Не выпускает, обнимает крепче, все ещё сжимая клыки на подушечке большого пальца. Бордовые капли крови падают на смятые простыни, скатываются к локтям и пачкают белую рубашку омеги. Собственное сердце стучит где-то в глотке, рвёт там все до крови распухшим комом, что единственным желанием остаётся наконец-то выблевать его и выкинуть в окно с двадцать четвёртого, чтобы не сломало чонгуковы рёбра.       Чонгук чувствует, как режет его глаза от накопившихся в уголках слез-боли. А Тэхен, замерший, сжавшийся до наночастиц, ебучее солнце в его руках — невыносимо горячее и ослепительное. Сейчас вокруг уже нет той удушающей ауры, а ведь раньше казалось, что цветы жасмина распускаются в самых лёгких и душат — душат до коматозного состояния. Чон наконец-то разжимает челюсть, проходясь кончиком языка по клыкам, собирая густую алую жидкость — ему не впервой чувствовать металлический привкус собственной крови, но ощущения непередаваемо омерзительны.       Только сейчас, спустя почти два часа, Чонгук начал осознавать где он сейчас находится и то, кто в его руках сопит в собственное плечо. Сначала хотелось оттолкнуть и закричать, ругаться матом и проклинать омегу за то, что он сделал, но внутренний голос скулящего волка не позволяет этому произойти. Альфа наконец-то осматривает комнату, поднимая глаза на большое зеркало напротив, и смотрит в спину Тэхена: он пачкает горячими слезами кофту Чона, шмыгает носом и не шевелится, лишь дрожит мелко от страха. Его отросшие чёрные пряди красиво вьются — Чонгук запускает в них руку, мягко массирует затылок и прижимает Кима ближе к себе, обнимая свободной рукой крепче. Что-то внутри щёлкает, заставляет закрыть глаза и уткнуться носом в ухо омеги, жадно вбирая в себя его аромат — это помогало успокоится.       Сейчас все иначе — Тэхен пах солнцем. И так уютно поместился в руках Чонгука, словно омега был создан только для того, чтобы альфа мог часами обнимать его горячее тело, медленно согревающее что-то внутри. Такой Тэхен был создан для того, чтобы всегда быть вместе и чувствовать, как обычное восприятие мира, растянутое между страхом будущего и тоской по прошлому, сужается до точки «здесь и сейчас». В груди Чонгука искрятся чувства, ничем не прикрытые, и он не может ничего с собой поделать. Отдельные мысли падали в его голове, отскакивая крупными горошинами и давили на виски не хуже тисков. Он впервые чувствует себя так правильно и мерзко одновременно и все это благодаря лишь одному Ким Тэхену, который вовсе не альфа — омега, как оказалось.       Трансформация собственного сознания начинается, когда происходит перестройка — смена уже имеющихся знаний, которые в определенный момент казались самыми правильными, а теперь — ложными. Как правило, она сопряжена с развитием липких страхов. А одним из самых тяжелых последствий психологической травмы Чонгука является стойкое разрешение «внутренней картины мира», где суждение о неком Тэхене базировалось на изначальной и непоколебим неприязни к нему. А в случившийся ситуации такое убеждение сильно пошатнулось, что привело к разрушительной дестабилизации личности.       Сильной и жестокой личности, которую воспитать Чону стоило многих усилий.       Это все приводит к новой необходимости поиска собственных убеждений. Ситуация становится необратимой, в голове альфы куски пазла, вроде и вместе собранных, подходящих друг другу, целой картинки не отображают: рисунок смазан и там, где должен располагаться выход оказался тупик. И кажется Чон вновь падает в пучину отчаяния, теряя смысл своего существования. Он вновь теряет связь с реальностью, но помнит о татуировке с надписью «Спаси себя сам». Чонгук вновь приложит усилия, постарается: знает — никто не придёт.       Чонгук тяжело выдыхает горячий воздух, опаляя кончик тэхенова уха, причмокивает губами, облизнувшись, и наконец-то отстраняет от себя зажмурившегося омегу. Тот боится на него посмотреть, крепко сжимает глаза, радует одно: больше он не плачет и это как успокоительное для одной альфей души. Прокурор приглаживает растрепанные волосы Кима — уголки его губ дернулись, чтобы расплыться в мягкой, очаровательной улыбке, но мужчина словно перехватил себя, подавляя в себе это дико невыносимое желание умиляться человеку напротив.       — Тэхен, открой глаза, — шепотом произносит Чон, выпуская из рук омегу.       Ким машет головой в разные стороны, мычит что-то нечленораздельное себе под нос — боится, но от Чонгука почему-то не отодвигается. Ветер холодной рукой скользит под рубашку, кусает нежную кожу, участки который огнём горят, где касались его руки альфы. Самому себе признавать не хочется, но Тэхён совершенно отказывается принимать факт того, что объятия мужчины ему больше чем понравились. Все тело сковывало невидимыми цепями, а страх желания вновь кинуться к сильной груди выбивал остатки разумного из головы. Молодой прокурор вызывал в нём противоречивые чувства, граничащие с безумием: хотелось убежать и остаться одновременно. Хотелось чувствовать себя защищенным в этих крепких руках, выводя кончиками пальцев контур рисунков, расцеловывая каждый шрам, которые они закрывали.        — Наберись смелости и посмотри на меня Ким Тэхён, — слова режут острее ножа, Чонгук сам ближе не двигается, говорит тихо, томя расколовшийся рассудок старшего, — Неуловимый тигр.       От последних слов омега, как прокаженный дергается, широко раскрывая злато-карие глаза. Хмурит брови — Ким не любит, когда его так называют, кто вообще придумал это. А еще Ким не любит признавать поражение, но ничего сделать с этим не может. Он проиграл еще тогда в зале суда, как только впервые посмотрел в антрацитовые глаза, горящие правдой и надеждой на светлое будущее, которой он у Чонгука отобрал.       — И что ты теперь будешь делать? — Голос звучит низко и хрипло, из-за чего омега откашливается в кулак, чтобы хоть как-то спасти свою репутацию, — Расскажешь всем, что Неуловимый тигр, — передразнивает, — омега?       — Зачем мне это, Ким? — альфа вопросительно смотрит на него, ухмыляясь.       — Отомстить, зачем же еще. — непринужденно отзывает старший. Почему Чон не понимает и задает такие глупые вопросы, разве здесь все не предельно ясно?       — Вот как, — хмыкает Чонгук, снимая свою черную худи, — Раздевайся, — подмигивает, вытаскивая одну руку из рукава.        — Зачем? — Ким сжимается, обнимая себя руками, словно это чем-то сможет ему помочь.       — Как это, ты омега, а я тебя спас, — отвечает Чон, — хочу получить свою благодарность.       — Я тебя не убил, вот моя благодарность.       — Нет, так не пойдет.       Чонгук настроен решительно, скалит белоснежные зубы, придвигаясь к Тэхену, старательно уползающему на другой конец кровати. Он хватает его за щиколотку, рывком притягивая к себе. От удивления омега пищит, вызывая короткий смешок. И может быть Тэхен бы с удовольствием улыбнулся в ответ, если бы у человека напротив не было выражение лица самого настоящего насильника. Ким мог бы сопротивляться, царапаться и бить, ведь так много раз укладывал на лопатки здоровых альф — альф, которые не являлись его истинным, чьим феромонам он, как омега подчиняется беспрекословно. Чонгук сильнее и дело не только в его природном даре, но изменилось что-то еще в нём самом. Что-то такое, чего Тэхен еще не понимает.       — Чего ты хочешь? Денег? Власти? — тараторит омега, — Обратно в свою жалкую прокуратуру? — давит на больное, ведь ему известно, что это значило для Чонгука, — Я дам тебе все, только свали с моего дома и оставь меня в покое.       — Ничего мне от тебя, выродка, — скалится в ответ альфа, крепко хватая Тэхена за плечи, усаживая перед собой, — не надо.       Злость несется по венам Чонгука быстрой рекой. Он закипает — хочется ударить Кима, выместить всю злость и обиду, но он не может. Просто не может, как человек. И дело здесь не в его чувствах, который сам еще не понимает и никогда не поймет. Ни в морали, которой у самого омеги нет совершенно. Альфа рычит, заставляя того замереть, хватает свою кофту, насквозь пропахшую своим ароматам, и накидывает на плечи омеги, надевая на него капюшон.       — В отличии от тебя мать растила меня человеком, а не животным, — горько делает заключение Чон.       Черные пряди смешно падают на лицо, закрывая глаза. Тэхен, кажется перестал дышать, смотря в спину уходящего волка, моментально подскакивает следом, на ходу продевая руки в кофту. Сам не понимает что делает, но запах, окутавший его теплыми объятиями, словно обнимает сам Чонгук, успокаивал. Вот чего не хватало все это время — Ким понимает, но не признается никому, себе если только и то, когда-нибудь потом. Не сейчас.       Догнать альфу получается только в коридоре возле входной двери, которая открывается, как только Чонгук натянул второй кроссовок на ногу. Чон, выпрямляясь, кажется, улыбается — он искренни рад видеть человека напротив, а потом с его губ слетает легкое:       — Привет, хён.