это так сильно, что я боюсь упасть.
тридцатое августа две тысячи двадцать первого.
20:00
Непозволительная роскошь и жизнь за гранью допустимого переплелись в Сеуле между собой, соединяясь во что-то большое и величественное. Во что-то такое, что не поддавалось ни одному здравому объяснению — время здесь плавно текло, огибая будни крепкой лозой и удушая невинных. Или тех, кто пытался таким казаться. В этой сырости бесконечных серых панельных домов, за хрупкими стенами которых стояли высокие, бетонные многоэтажки, скрывалось что-то большее, неподвластное обычным людям. Непричастным. — Разрешите присоединиться, У Юк? Молодой альфа отодвигает стул, усаживаясь сбоку от седовласого мужчины и, пригласив официантку, которой суждено сегодня работать на закрытом благотворительном вечере, просит подать привычные для себя блюда. Она низко кланяется, оставляя гостей. Дживон любит решать все сразу, поэтому, извлекая из кармана своего пиджака смартфон, набирает номер Минхо. — Оставь пистолет. Прихвати виски — жду на втором этаже, у нас гость. Дорогие духи мужчин и женщин, что стали собираться к вечеринке, переплетались, создавая концепцию чего-то неразборчивого, пестрого и резко ударившего в нос; запах табачного дыма от тяжелых сигар, поданной еды и алкоголя. От фантомного привкуса солода, тягучего меда и цитруса на языке во рту скапливалась тяжелая, вязкая слюна. Хан чувствует, как на горло начинает давить верхняя пуговка — тонкие пальцы ловко расстегивают её, даруя желанную свободу, открывая вид на участок татуированной кожи с меткой. — Что-то погода испортилась, — парирует альфа, говоря вовсе не о погодных условиях за окном. Приветствует коротким кивком подошедшего омегу, указывая рукой на свободный стул, и также безразлично смотрит на У Юка перед собой. Вокруг крутится молодая девушка, расставляет приборы для горячих блюд, обновляет стаканы с золотистым виски и удаляется. Дживон странный, отрешенный и любит чудить временами, придумывать в голове крышесносные планы и рушить их, как карточный домик. Его не пугали препятствия — всегда их преодолевал, какими тяжелыми они не были. Набивал шишки, сдирал до крови колени и отдирал еще не зажившие корочки на ранах добровольно, потому что… Потому что это просто Хан, не видевший свой путь иным. Впереди только всепоглощающая тьма. Пожилой альфа за столом напрягается, видя вошедшего рыжего «официанта», робко кланяясь в знак приветствия, и мигом тушуется, осознавая, что просто так Дживон бы никогда не собирал их вместе. — Вольно вам, У Юк. — Хан прикусывает нижнюю губу, — Дел срочных никаких нет, хочу пообедать, разрешите? Люблю перекусить в компании прекрасных, молодых людей. Полнейший шизофреник. Безумец. Для того чтобы выжить он готов пойти на крайние меры — броситься к пропасти, но не помочь в беде утопающим. Чем больше его руки омывала чужая кровь, тем больше борьбы сами с собой. В условиях постоянной битвы, парень сопротивлялся своему внутреннему зверю, но когда тот брал вверх — пальцы смыкались на тонкой шее загнанной жертвы неразрывным кольцом. Может где-то во сне, не наяву, он долго кричал: «мне страшно так жить» а потом вставал и шел дальше, уничтожая на пути все живое. Прокладывал дорогу к трону, перестав считать дни. Они слились в одно сплошное пятно — чернильную кляксу на белоснежном листе. Лед в роксе глухо ударился о стенки хрусталя, опускаясь глубже в виски, — температура должна быть оптимальной, чтобы обжечь горло леденящим напитком и насладиться раскрытым ароматом. — Хочу обозначить, — перед аристократом стоит тарелка со стейком мраморной говядины, — Не люблю, когда лезут не в свое дело, — блюдо с легкостью поддается, сочась соком и капельками крови, — Крысы мерзкие существа, не находите? — вкус божественен — сочный, ароматный, но недостаточно яркий, — И, по сути, получается, что не важно, с кем и какие цели преследуете — предателей презирают везде, даже враги. Да? Вопрос, кажется, обращен ко всем сразу и нет. Дживон улыбается, отпивает коротким глотком виски и, причмокнув, возвращает на стол рокс слишком громко, кажется отрывая от трапезы совершенно всех. Альфа, зачесывая черные волосы назад, падает на спинку стула, заливаясь истерическим, прерывистым смехом, а после тридцати секундной задержки вскакивает на ноги и скидывает со стола абсолютно всё. Посуда с громким звоном разлетается по полу, бьется на миллионы осколков, теряя свою красоту. Картина Винсента падет на пол разорванным полотном, с которого стекают капельки жидкого солнца, оседают и образовывают мелкие лужи. — Кажется, я видел крысу. Извините, не люблю этих позорных существ. Цвет глаз Хан Дживона в тусклом освещении казался темнее, словно сладко-карию радужку поглотила сама ночь и обвенчала луной — проблеснувшей до того, как глаза альфы предательски сузились в тонкую полосочку и он выпрямился, вставая со своего места, чтобы скинуть со своих плеч пиджак. Его яркий гнев плескался во взоре, пульсирующей венке на шее и, кажется, слишком резких движениях: Альфе не нравилось, что своими разборками, непрекращающимися человеческими жертвами с записью «Пропавший без вести» все ставят под угрозу то, что он так давно выстраивал со всей своей семьей. Хан не позволит оборваться хрупкой паучьей нити, что давно расползлась по окрестностям города незримой ловушкой. Он слишком долго шел к величию, слишком долго прибирал к рукам Сеул, являя собой не только хаос и кошмар, но и самое страшное проклятие тех, кто не смел ему подчиняться. Только благодаря своим силам он смог заполучить власть и стать тем, кого боятся все. Почти все, но и это должно скоро решиться. Стать тем, при виде которого каждый опускает голову и склоняет колени. У Дживона много врагов, много завистников, но никто из них не посмеет лезть на него в открытую, если, конечно же, не желает расстаться с жизнью. А еще у него много соратников и приближенных, тех кто чтит его власть и следует за ним к поставленным целям, расступается перед ним: лишь крупицы из общества знают его настоящего. — Господа, — Хан поправляет выбившуюся прядь волос, чтобы преподнести свои глубочайшие сожаления за вспышку неконтролируемого гнева, как вошедшая девушка отвлекает его, принося свои извинения. Она встает на носочки, чтобы дотянуться и шепнуть главе информацию и сообщает, что все уже прибыли. — Спускайтесь и присоединитесь к вечеру, — фальш. — И не забудьте одеть маски, хорошего вечера . Время пришло.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
На Чонгуке белоснежная рубашка, расстегнутая на две верхних пуговицы, темные брюки, облегающие крепкие мужские бедра, лакированные туфли, и маска белого кролика. Он широко улыбается, пожимая руки каждому пришедшему на прием, и стоит у двери с генеральным директором — организатором праздника, по совместительству своими босом, Хан Дживоном. Ему нравится царившая вокруг атмосфера, отсутствие папарацци и запах закусок, что ароматным шлейфом доносился и до него. Хотелось скорее смочить свои губы каким-нибудь не крепким алкогольным напитком и наконец-то сесть в глубине зала со своими друзьями — знакомыми, чтобы наконец-то хоть немного отдохнуть. И, кажется, тот слышит его мысли и отпускает, похлопав по плечу. Его встречают в зале с улыбками, подходят для короткого разговора, и найти в толпе макушку Минхо оказывается не сложно, который сразу сообразив, уводит его ото всех. Попутно рассказывает о новинках и ребятах из других организаций, что пришли на вечеринку. — Слышал о том, что тут будет крупный ресторатор, тот, с которым мы встретились на пожаре недавно? — не унимается омега, — Тэхен, вроде, зовут. Говорят из богатой семьи, а сейчас восходящая звезда бизнеса. — Минхо болтливый и видно, что под шафе, — А вот, кстати и он, пойдем поздороваемся. Чонгук кивает, в голове крутя имя и, не успев сообразить, уже оказывается утянут за руку к столику, где и сидит Ким Тэхен —он все еще раздражает альфу — много шумихи, но, как говорится, пошумят да перестанут. Минхо активно кивает и протягивает руку, чтобы поздороваться с Вороном, улыбаясь во все тридцать два — не скупится на любезности и похвалу, от чего с губ Чонгука соскальзывает смешок. — тц, Ким, — едва уловима шепчет, рассматривая омегу перед собой. И нет в нем ничего особенного как говорят, пахнет только вкусно, но это потому что тот «омега» под прикрытием, верно? Если бы с помощью глаз можно было увидеть свой собственный мозг, то Чонгук обязательно бы увидел его именно в этот момент, потому что закатил глаза настолько, что сквозь полуоткрытые глаза, обрамленные пушистыми черными ресницами, были видны только белки его глаза. На лице ноль эмоций. — Какая встреча, прокурор Чон. — скучающе тянет омега. — Какими судьбами? Сопровождаешь кого-то? — Да. — Стреляя глазками, почти мурлычет рыжий: — Со мной, я член IC. Чонгук уверен в двух вещах: Тэхен не в курсе, что он слышал весь разговор Кима с У Юком часом ранее и ему лучше не знать, что он, собственно говоря, тоже член АйСи, с которыми Вороны все никак не могут наладить отношения. Хоть слух о том, что эти две крупные группировки должны стать одной, имеет место быть очень давно. Третий, неоспоримый факт, Чон не знал, что рыжий Минхо тоже был там. А это на многое бы повлияло. — Он, кстати, тоже с АйСи. — успевает уронить Минхо раньше, чем Чон сообразил, что происходит. — Мы коллеги, там и познакомились. Густые брови Тэхена ползут вверх; теперь он не выглядел скучающим, его злость почти что физически ощущалась. И Чонгук готов поклясться, что старые раны заныли настолько сильно, словно были получены не неполный год назад, а пятью минутами ранее. Страшно; не думалось альфе, что он вновь ощутит на себе какого это, столкнуться с голодным, опасным зверем вновь. — Как же так. — Пожимает Тэхён плечами, смотря прямо в глаза волка. Скрывать то, о чем думает — не может, а уж тем более если это Чонгук. — От этого неудачного прокурора, что не смог разобраться в подтасованных показаниях, пользы как от козла молока. Больно. Каждое слово, соскользнувшее с губ, режет острее ножа. Сейчас перед Чоном не злой альфа, что он встретил при первой встрече. Перед Чоном высокий, чуть ниже его ростом, омега с густыми темно-каштановыми волосами, что лишь слегка вьются на самых кончиках возле раковины ушей. У него аккуратные черты лица, глубокие глаза цветом тягучего мёда и родинки, что придают шарм его образу — он словно принц — этого все же у Кима не отнять и Чон признает. Признает, что парень перед ним действительно обворожительно красив, но настолько же опасен, что и ранее. От слов, что снежной лавиной льются из его рта, в жилах закипает кровь, доводя сначала до немого шока, от чего брюнету остается только открывать рот, как выброшенная на берег рыба. Чонгук хмурится — его темные, пушистые брови собираются мелкими морщинками на переносице и лицо его становится на миг, действительно, устрашающим. Вокруг собирается тяжелая аура и он, пропустив горячий воздух сквозь плотно сомкнутую полоску губ, покрытых ванильным бальзамом, гордо выпрямляется, разрывая затянувшийся взгляд и, сверкнув темными глазами хищника, расслабляется. Он становится похож на надменного богатенького ребенка, с слегка приподнятым к небу носом и видом полной брезгливости к своему собеседнику. — За свою жизнь я твердо усвоил одну вещь: в любой игре всегда есть соперник и всегда есть жертва. Вся хитрость — вовремя осознать, что ты стал вторым, и сделаться первым. — он скрещивает руки на груди. Имен не называет, но даже Минхо, наблюдавший за всей сумбурной игрой слов с приоткрытым ртом, понял о ком заговорил Чонгук. Он всегда удивлялся как альфе удается так быстро меняться в своем лице, оставаясь невозмутимым и посылать старших, не используя свой матерный запас слов. — Истина не для средних умов, как говорится. Вы-то у нас «богатенькая» овца в скучающем стаде, господин Ким. — он обводит глазами Тэхена, смотря сверху вниз, продолжая, — Да и не волнует меня мнение непосвященных. Чонгук согласен — немного перегнул. Но человек, не знающий его и того, чем он жертвует, не заслужил более мягкого ответа. — Сомневаюсь, что это можно назвать таким громким словом как «истина». Но вот «дерьмо» идеально подходит. И, уж извините, такое познать я не в силах. Чонгук чмокает, слизывая остатки бальзама со своих губ. Он слушает, хитрым зверем всматриваясь в глаза напротив, и ловит себя на мысли, что ему хочется вымыть этот грязный кимов рот с мылом — показать этому надменному мальчишке кто в этом доме главный. Заткнуть поток безобразной информации, что правильно назвать сумбурной речью обиженного младшеклассника; растоптать его самого и его карьеру, что он построил. Чон хочет вернуть этого лже-принца с небес на землю и обратно в то болото, с которого он прибыл на этот праздник вечной жизни с красивыми канделябрами и свечами с танцующими в них огоньками. В несколько минут общения новость об конфликте, случившегося, на самом деле, совершенно случайно и не запланировано, распространилась по всему банкетному залу. Вокруг них стали собраться зеваки, желавшие посмотреть самолично на спор двух юношей — толпа перешептывалась. Заметив это, Чон расслабился, мысленно сосчитав до десяти, лишь краем ухо расслышав последние кимова слова. Следом на его рубашке совершенным случайным образом, в чем альфа крайне сомневается, расползется противное пятно из-под вина, что ему так благородно оставил Тэхен, случайно задев плечом, когда уже уходил. В зале повисает секундная тишина с негромким и затяжным «у-у-у» девушки-омеги, что стала свидетелем. И это то, что действительно не стоило делать Тэхену, потому что это очевидное объявление войны, а воевать Чонгук научился. Эффект, произведенный событием, был необычен. Брюнет зол и к великому сожалению, такой Чон для всех здесь находящихся — редкое исключение. И так просто эта игра отныне не закончится, хоть сейчас он планирует гордо удалиться, оказав по-истине все свое могущество и превосходство. Он не опустится до уровня Ким Тэхена, не сейчас. — Оставишь все так? — интересует Минхо, закрывая дверь в просторной спальне Чона, что уже давно успел обжить, стоило ему присоединиться к АйСи. Те всем своим подопечным в «гнезде» выделяли комнаты. — Думаю этому альфе надо показать с кем он связался. — Он так на тебя сильно влияет, что ты аж кипишь. Рыжий омега касается шеи альфы тонкими пальцами, втягивая запах. Ни-че-го, кроме резкого аромата парфюма. Обуреваемый злобой, Чонгук несколько раз выкрикнул проклятия, скрежетал зубами, разжигал двадцать раз свою потухающую сигарету и ломал при этом спичку за спичкой. Через несколько минут он вышвырнул поломанную сигарету в угол комнаты, стул — в противоположную сторону и в ярости сбросил с каминной полки большую антикварную статуэтку. Альфа пытался не разбудить волка, что негодовал внутри, но холодная вода, стекающая по его вискам вниз к воротнику испачканной рубашки, сделали только хуже и он меняется местами. Через добрых полчаса он возвращается, где во всю шумит вечер, спускаясь с витиеватой лестнице. На нем шикарный красный кимоно, прозрачная леопардовая блуза из китайского шелка и в тон подобранные брюки с массивной пряжкой ремня; его волосы аккуратно уложены и вновь в считанные секунды он в центре внимания. Он любезно общается с гостями, что чуть успокоились после недавнего инцидента, лишь одними глазами высматривая чернильную макушке в этом бесконечном потоке снующих людей. И — бинго, Чон находит омегу в стороне от основной массы людей и, мастерски воспользовавшись этикетом, удаляется. Не уж то Ким решил, что так просто отделается от этого парня? Нет, охотник любит играть со своей жертвой. Тэхеновой внешности подошёл бы даже благородный блонд — определенно услада для глаз. Среди этого гула толпы Ким выглядел слишком нереально и Чонгук засматривается, но так же быстро приходит в себя и хмыкает. — Мальчик, — приторно сладко улыбается Чон, — Если твой рот дырка, — он касается самыми кончиками пальцев кожи щеки, после чего, аккуратно схватив подбородок, притягивает кимово лицо к своему, от чего их носы почти соприкасаются, и отворачивает его от себя в сторону балконной двери, — это не означает что из него должно выливаться такое «дерьмо», — альфа выделяет каждое слово, с каждым разом произнося все тише и тише, пока не отпускает чужой подбородок. За окном вновь пошел дождь. — Не понимаю, как ты вообще уродился альфой. — Тэхен допивает шампанское в своем бокале, отставляя его в сторону. Скрещивает руки на груди и, облокотившись о стену позади себя, сверлит тигриным взглядом спину Чонгука. — Даже собственная мать бросила, поняв какой ты бесполезный. Тот уходить собирался, но слова тысячью мелких игл впиваются в спину, заставляя напрячься. Внезапно ворвавшейся сквозь приоткрытые балконные двери ветер принёс на себе сладковатый запах петрикора: пахло сырой землей, немного асфальтом и разряженным воздухом перед начинавшейся грозой. И удушающими жасминами, что щедро цвели в каждом из волчьих снов. Из-за чего сразу же захотелось вдохнуть немного глубже и насладиться совсем растаявшим запахом природы. От смеси ароматов, что уже смешался с чьими-то дорогими духами и алкоголем, начало щекотать ноздри; хмельным пахнет не только в помещении украшенного банкетного зала. Альфа оборачивается, впиваясь пронзительным взором в златую радужку глаз. Он эти глаза видел в каждом из своих снов, где его укрывало ванилью. У Тэхена, который смотрит слегка снизу вверх на Чонгука и почти не моргает, пунцовый румянец на щеках от принятого алкоголя. — Тэхен-а, — вырывается из полуоткрытых губ Чона, и тонкие нити, натянувшиеся между ними, со звоном обрываются, оглушая. Сначала Чонгуку кажется, что он ослышался и всех тех слов, что выливались из Тэхена бурной рекой, что вышла из берегов разума под воздействием алкоголя, были адресованы вовсе не ему, и всё вокруг происходящее лишь кем-то подстроенные интриги мадридского двора и пацана кто-то просто вынудил сказать ему. Кто знает, может спор проиграл или желание. Все же о жизни Кима он знает лишь вскользь — из обрывков газет и информации в интернете можно предположить, что тот богатенький наследник четы Ким, но той, как потом оказалось, не существовало и это лишь медиа-игра для репутации