━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
На экране электрокардиографа отображаются волны - неровное сердцебиение; к руке подведена капельница, а на прекрасное лицо Чимина, раньше такое живое и солнечное, легли поцелуи смерти. Тело Тэхена тяжелеет, словно в ботинки залили раскаленное олово, он с адским трудом переставляет ноги, украдкой подходя к чужой койке, вглядывается в измученное лицо и ахает: клубничные яркие губы сомкнулись тонкой бледной полоской. Цыпленок казался безжизненным, лишенным своего солнечного света и от этого становится ещё тяжелее. Проводит кончиками пальцев по чужому лицу, убирая со сомкнутых глаз упавшую челку. — Я буду рядом с тобой, Мини, столько, сколько надо будет, — и целует альфу в лоб. Целомудренно, как мать свое дитя. Закладывая совершенно иные чувства и эмоции нежели Юнги, покинувший палату лишь с приходом Кима, оставляя их один на один. Омега обходить кровать с левой стороны, где не было подключённых приборов и игл, протыкающих бледную кожу. Он снимает с себя верхнюю одежду, откидывая её куда-то в сторону кресел, садится на край койки, чтобы затем аккуратно лечь под чужим боком: Тэхен, укладывая голову на Пака грудь, вслушивается в слабое сердцебиение и закрывает глаза, плотнее прижимаясь к холодному телу. Пытается поделиться, полученным от цыпленка, солнечным теплом, согреть своим телом, в момент засыпая. Теперь его очередь оберегать покой своего Чимина.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Чонгук и Юнги встретились в коридоре, когда тот разговаривал с медсестрой. — Я хочу, чтобы вы оказали ему лучшую помощь, самые лучшие лекарства. — Тон Мина надменный, высокий - словно охватившей паники никогда и не было. И почти часовой истерики, пока кровь оставалась на его руках, тоже. — Счёт выставить можете на имя Мин Юнги, — смотрит в глаза женщины-омеги: — Все обязательства над документами, разговор с врачами и полицейскими я беру на себя. — Хорошо. — Женщина удаляется, обещая передать все документы, как только те будут готовы, оставляя мужчин наедине. — Юнги, с тобой все хорошо? Что произошло? Старший альфа качает головой, устало падая на первые попавшиеся софы вдоль стены. Недолго массирует переносицу носа и, зачесав пятерней волосы назад, упирается головой в холодные больничные стены. — Знал бы я сам. — Очень тяжело все переварить, осознать. И главное не поддаться чувствам, которые контроль забирали по щелчку пальцев: — Мы были на вечере, обедали. Чимин сказал, что раздобыл любопытную информацию, связанную с нашим делом, а потом мы поехали домой. Я подвез его, а когда уже был дома меня разбудил его звонок. Он лишь сказал, что на него напали и где находится, — альфа несколько раз бьется затылком о стену: — Сука. — Тш. — Почти шепотом тянет Чонгук, когда своей рукой смягчает терзания старшего. Проводит рукой по его волосам и затем прижимает к себе, потому что знает, что значит этот солнечный комок бесконечной энергии, полной жизни и светлых чувств, для того хмурого и проклявшего мир альфы. Чимин показал Юнги, что значит жизнь несмотря ни на что. Ни на боль прошлого, ни на потери, ни на не разделенную любовь. Словно взял и лишь одной своей улыбкой поселил в нем некогда забытое, трепещущие и живое. Чимин научил Юнги заново жить. Старший несколько раз всхлипывает на дружеском плече, полностью отдавшись чувствам. И пускай для Чонгука Пак не значил так много, он тоже проникся к этому альфе поистине теплыми чувствами. Многих пошатнуло случившиеся и, пока Намджун беседовал с оперирующим хирургом, Сокджин занимался бумажной волокитой в своем кабинете: ему, как официальному опекуну, предстоит о многом поговорить с представителями власти - несмотря на совершеннолетний возраст, он все еще являлся единственным членом семьи для этих двоих непутевых детей. Сердце старшего Кима болело не меньше, чем сердце альфы и Тэхена. Он рушил в своем кабинете стеллажи с книгами, кричал и напугал добрую половину персонала своего отделения, коим не повезло проходить мимо его кабинета в эту самую секунду. А когда сил и кричать не осталось, падает на колени, бесшумно роняя горячие слезы на свои колени. Страх потерять своего ребенка, которого вырастил - не описуем и даже самые изящные пытки в адском кругу не сравнятся с тем, что сейчас испытывал райский омега. Это ночь самая тяжелая из всех, что когда либо были в Вороновом гнезде.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Тэхен задремал, кажется, на каких-то пол часа, но мир вокруг него словно кружил со скоростью в миллионы лет вперёд. Когда он раскрыл глаза, а рука затекла, в палате собрались все: Юнги сидел на стуле с противоположной от него стороны и держал Чимина за руку, не сводя глаз с монотонно пищащего монитора, Сокджин и Намджун устроились на небольшой софе и очем-то едва ли тихо переговаривались. Чонгук и Хосок что-то внимательно изучали в ноутбуке рыжего, продолжая работать даже сейчас. Никто не забыл о том, что сделавший это обязан поплатиться. Ким подскакивает со своего места, стоило только девушке в медицинском халате открыть дверь, чтобы пройти в палату. Омега в момент становится раздражительным, его пушистые брови собираются на переносице, а презрительный взгляд прищуренных глаз останавливается на лице вошедший. Она держит в руках документы, на шее болтается фонендоскоп. — Господин Мин, необходимо, чтобы Вы проверили все данные и оставили свою подпись и печать, — кладёт документы на стол и подходит к койке. Юнги отвлекается, вчитываясь в имя на бейдже — Лия, что-то ещё? — Я послушаю тоны сердца, это необходимо впервые часы после операций. Молодой специалист прислоняет холодную мембрану стетоскопа и, вглядываясь в часы на своём запястье, прослушивает сердцебиение. Она не смотрит на мужчин, которые продолжали безмолвно оставаться на своих местах и следили за каждым ее движением. Перед своим уходом ничего не сказала, проверила повязку и, убедившись в том, что капельница ещё не закончилась, удалилась за дверь. — Я думал Тэхену сейчас ввалят, что он забрался к нему на кровать. — Они знают, что Тэхен - омега и что между ними крепкая связь. — Отзывается Сокджин, подходя к койке: — Они же с подростковых времен в этих стенах тусуются, как родные уже всем здесь. Старший проводит рукой по расслабленному личику Пака, улыбнувшись совсем горько, и, потрепав омегу по волосам, присаживается рядом. — Так это Вы тот самый благотворительный фонд? — Уточняет Намджун. — Что-то вроде… От блеклого света болели глаза, Тэхен падает обратно к пакову телу, ещё ближе придвигаясь к нему. Грудная клетка тяжело вздымалась, а сердце отмечало ритм быстрее секундной стрелки. — Мы позаботимся о тебе, только возвращайся скорее, цыпленок, — оставаясь наедине со своими мыслями, шатен проваливается в резкую темноту, выдыхая сквозь сомкнутые губы.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
В палате Чимина часто было тихо. Однако в коридорах порой становилось слышно тревожное позвякивание тележки о ребристую кафельную плитку, уличные звуки, казалось, усилились светло-голубыми стенами, а сейчас словно звуки обрубило, стоило шагнуть за арку. Пак все слышал, хоть и не мог открыть глаза. Он чувствовал чье-то присутствие в палате, даже догадывался, кто это мог быть. Пахнет мятой, зимнем лесом и, немного, чем-то сладким и цветочным. Альфа не очень разбирается в запахах, но ему кажется, то, что так пахнет, должно быть красным и молочным, может быть. Наверняка очень красиво. Ножки койки, на которой он лежал, плотно привинчены к полу, она слишком мягкая, даже непривычно. Больницы он вообще не любил из-за одного раза, когда впервые слег, как сейчас помнит: жил тогда в Термитнике, помнил что в палате было достаточно прохладно. В клинике ребёнок проводил трое суток без сна и даже не знал отчего. Попав именно в ту палату, он перестал чувствовать себя комфортно. Действительно, что можно отыскать успокаивающего в комнате с высоким облупленным потолком, украшенным сетью рыжих подтеков, потресканных стен, с которых от одного дуновения осыпалась краска, такая же мрачная, где лампочки без плафонов то и дело дребезжали от очередного порыва ветра, врывающегося сквозь открытую форточку. Голова трещит, не жалея Чимина, любой тихий звук сейчас становился невероятно громким в такой тишине. Ладони непривычно холодные, кажется что действительно умереть успел за вчерашний день. Счёт времени точно потерян. Хлопковые простыни приятно холодили разгоряченное тело. Голова пульсировала от невыносимой мигрени, и он чувствовал каждый капилляр, который находясь под давлением, раздражал нервные окончания. Его одновременно тошнило и хотелось пить, но больше всего хотелось умереть от совокупности ощущений. Веки были словно налиты свинцом, но альфе удалось разлепить их только на третьи сутки. Яркий свет после проведённых часов без сознания заставил альфу сощуриться, пытаясь открыть непослушные глаза, слишком болезненно отреагировавшие на свет. Он ощущает тепло рядом и поэтому голову поворачивает. Видя чужое личико, заставляет взбодриться, но и от боли поморщиться. Воспоминания прошедшего дня отпечатались в голове, перед глазами все ещё маска мерещится, её он точно не забудет. Стоило бы как можно скорее схватиться за листок с ручкой. Пак поднимет собственную кисть и ведёт указательным пальцем по щеке Юнги, что занял место Тэхена, которого с боем увезли старшие, наконец замечая трубочки от капельниц на тыльной стороне своей ладони, хотя, чего он ещё ожидал? Бархатная кожа под подушечками пальцев заставляет себя вновь почувствовать живым. Кажется, отвергнутое сердце альфы, нашло своего личного бога и ангела-хранителя в одном лице.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Время летело, огибало пространство и удалялось ближе к горизонту. Юнги снился темный лес: старенькая квартирка бабушки, крик воронов и мужчина, стоящий за спиной - его монотонный голос повторял «стреляй, пролей её кровь»; мальчишка готов поклясться, что грабитель скалился. Голова седовласой омеги падала из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, а из глаз текла чёрная кровь. Паника, неконтролируемая дрожь — маленький Юнги умоляет не убивать связанную перед ним бабушку - его бабушку, но выстрел, заглушенный собственным истошным криком, падает стёклами куда-то в пропасть. Там кости зверей мешаются с человеческими, а багровые реки льются откуда-то сверху, Мин тонет в крови, захлебываясь отчаянием и руку ему не протягивает никто, пока с чужих губ не слетает «Чимин». Мужская рука тянется откуда-то с облаков, а золотистый свет солнца разгоняет тьму вокруг. Альфа тянется в ответ, пытается ухватиться, и не миражом слышит басистый голос со стороны. Зловонная жижа из гнили и поднявшиеся трупов топит, борьба с жизнью и отчаянием. Кончики пальцев соприкасаются: спасатель и утопающий. — Как же я рад тебя видеть, — Едва слышно произносит Пак, голос явно охрип, но это сейчас совершенно не волнует. Чимин жив, Юнги рядом, что ещё нужно для счастья? Старший мычит, чувствия уже наяву чужие прикосновения, и лениво разлепляет глаза, вслушиваясь в четкие слова сверху - он узнаёт хриплый голос из миллионов. — Господи, ты так всех напугал, — Мин вскакивает с кровати, — Я боялся, что тебя потеряю. Перехватывает ослабшую руку и, обняв ее обеими руками, целует кончики пальцев. Смотрит ласково, с облегчением, благодаря своего Бога, врачей о спасение близкого человека - он атеист, но с Паком и в высшие силы поверит. У того лицо измучено болью, он сильно ослаб, но главное здесь: не умер, остальное вполне поправимо. Юнги улыбается, отходя ото сна, и сразу же припадает к чужим губам, нежно, без прыткого желания - этот поцелуй особенный, наполненный чувствами искренними. Он не углубляет, лишь слабо скользит и отстраняется быстро, зацеловывая каждый сантиметр бледного лица: глаза, кончик носа, щеки и лоб. Вместо паники у Чимина сейчас непонимание всего, ведь что и как делать - не знает совсем. Он вслушивается в бархатный голос старшего, давит из себя улыбку, когда слышит нотки волнения. Ему безумно приятно, что сейчас о нем кто-то заботится, переживает и надеется, что все будет хорошо. Альфа чуть ежится, когда лапы ветра из приоткрытого окна достают до его спины, вызывая табун мурашек. Он совсем тихо вздыхает и смотрит на свою руку, тут же вспоминая о рубашке, рукав которой был в крови нападающего, блять, отправить все в лабораторию как можно скорее, быть может даже найдёт незнакомца. Но ему бы сейчас в объятия желанного человека, оставить на его губах поцелуй такой долгий, чтобы от нехватки воздуха легкие болеть начинали, а голова кругом шла из-за прекрасного аромата. Сердце лишь при воспоминаниях трепетать начинает, а все внутри будто порхает, напоминая, что все еще живой, а до смерти ему еще далеко. А с поцелуями Юнги и сам справляется, заставляя блондина в улыбке расцвести, когда губы касаются лица. — Все ведь обошлось, ангел, я бы не помер из-за такого, — Подмигивая произносит. — Жаль конечно, что все происходит вот так. И даже несмотря на угрожающую опасность, с Мином теперь хочется всего добиваться постепенно. Внутри желание горит прошептать все милости на неродных языках, что только ему известны, поставить кучу отметин и оставить после своих прикосновений жгучие ощущения. Но для этого нужно время. Правда, неизвестно сколько ждать. Поцелуи старшего слаще меда и всех сладостей в мире, а Чимин для Юнги - самый бесценный в мире бриллиант, который в самой красивой и надежной шкатулке хранить хочется, чтобы никто дотронуться не смог. Тот несколько раз громко чмокает в губы и, отпуская чужую руку, мигом несётся в коридор, подзывая врача и медсестёр: им необходимо осмотреть пациента. Совсем голову потерял. Ангелом, конечно, Мина не назовёшь: он крепкий, пусть и не высокий, и достаточно ловкий мужчина тридцати лет, но нежные слова, скользящие с чуть порозовевших губ младшего альфы, заставляли чувства внутри клокотать подобно горячему гейзеру, норовящему вырваться из-под толщи земли и взмыть вверх, к темнеющему небу над головой. В уголках его глаз залегли мелкие морщинки усталости, а тяжёлые веки спешили закрыться - как только Пак очнулся, облегчение за чужую, уже ничем не угрожающую, жизнь свалилось камнем куда-то под ноги, принося облегчение. Теперь казалось, что вся дневная рутина, выматывавшая и выбившая из сил, обернулась против него в стократ, так и желая наконец-то погрузить обратно в царство Морфея. И, несмотря на непродолжительный сон под чужим, но приятным боком, от титанового наития в груди избавиться не удалось. По венам пустили ртуть, она отравляла и окрашивала бронзовую кожу землистым, присущем разве что мертвецу холодным, безжизненным оттенком. Мин чертыхается, касаясь самими кончиками пальцев бледной кожи ладони Пака, всматриваясь в его пронзительно карие глаза, рассматривает пушистые брови и родинку на шее. Палата скоро заполняется врачами, Чимин слышит вопросы о собственном самочувствии, отвечая с неким нежеланием, уж больно громкие они, действуют на нервы. Но блондин благодарен, из-за этого и не выделывается, порой улыбаясь чужим словам, при этом сжимая в собственной руке ладонь Юнги, уж очень не хочет его отпускать, тем более сейчас, хочет увалить обратно на постель и полежать уже вместе в сознании. — Мне нужен лист бумаги и карандаш. Сразу же спохватился, садясь на кровати и тут же морщась от боли неприятной под ребром, главное избегать уж очень резких движений, иначе шов точно разойдется и Паку придётся слишком много времени провести в этом месте. — У него маска была, Юнги, я помню как она выглядела, а ещё рукав рубашки, там на правом должна быть его кровь, нужно отправить в лабораторию. Единственное о чем сейчас мог думать старший, так это о том, чтобы поскорее найти подонка, отважившегося напасть на то, что заведомо принадлежит самому влиятельному человеку в городе. Глупец даже не подозревал, как и на какую мучительную смерть он себя обрёк. Лицо, сначала налитое кровью и здоровым румянцем, бледнеет до цвета постельного белья - белоснежного, а разбухшие зрачки, пожравшие весь мягкий оттенок чёрного, задрожали: на Чимина напал один из людей группировок. Страх и злоба смешались в нем, кто-то бессмертный, лишённый чувства самосохранения, попытался сломать систему, избавив его и мир от человека, который в короткие сроки стал очень важным лидеру одной из банд. Нет, конечно, мужчина мог предполагать, что такое случится, но не в течении двух недель, которые те провели вместе, сближаясь. Проеб оказался сильным и осознать то, как теперь Мин выглядит в глазах остальных представить не тяжело. — Ты сможешь нарисовать его маску? — невзначай спрашивает, вставая с кровати и оставляя легкий поцелуй на чужой макушке. Медсестры быстро предоставляют лист бумаги, обещая найти рубашку. Юнги быстро найдёт человека по маске, стоит только увидеть ее. Полиция не успеет пробить имя по анализу крови. Хотя этот вариант и так был маловероятным, потому что в системе имеются только ранее полученные и занесённые туда образцы, а ребята из группировок, не станут добровольно оставлять свою ДНК. Будь они такими глупцами, то весь их бизнес давно бы разваливался. И пока люди правопорядка безуспешно пытаются соединить концы с концами, гоняясь за призрачными образчиками крови, люди «мафии» сами принесут голову виновного на блюдце к их дверям. Это будет предупреждением для всех в Сеуле - не стоит переходить дорогу тем, с кем вы не сможете совладать. Вороны и Коты не позволит вершить самосуд, подставлять членов группы риску из-за личных неприязней. Мин выглядит слишком устало, хочется дать ему расслабиться в полной мере, позволить наконец выспаться и вдохнуть полной грудью, он слишком переживает из-за Пака, это было заметно и внешне: в таком состоянии темноволосый видели парня только после его панической атаки, видимо, сейчас они просто поменялись местами с этими переживаниями, на месте страдающего временно оказался младший. Стыдно немного из-за этого становится, но приходится опустить все свои эмоции и наконец начать думать рационально, Пак принимает лист и карандаш из рук медсестры, пытаясь сначала вспомнить внешний вид маски. В голове была пара царапин на краске яркой, тоже нужно будет вписать как-нибудь. Для того, чтобы сосредоточиться на рисунке полностью, Пак просит всех левых личностей (в том числе врачей) покинуть палату, оставаясь наедине с Юнги.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Тэхен врывается в палату ураганом. Он сносит на своем пути стул, небрежено кинутый альфой на самом проходе. И даже больно ударившись об острый, деревянный уголок, не останавливается. Чимина от неожиданности вздрогнул, но от своего занятия не отвлекся. — Привет, тигренок. — Говорит совсем невзначай, одарив пришедшего легким взглядом и воздушной улыбкой пухлых губ. — Ты-ты. — Заикается. Тэхен хочет высказать все, что думает. Наругаться, что цыпленок был так беспечен, но получается лишь всхлипнуть и упасть тому в ноги, заливаясь слезами: — Я тебя ненавижу, Пак Чимин, я думал, что мне придется прыгнуть в Ад, чтобы вернуть тебя и накостылять тебе по твоей жопе! Чимин смеется, отвлекаясь. Запускает руку в волосы, перебирает кудряшки и, потрепав тигренка за ухо, вновь продолжает рисовать. — Эй-эй, сейчас же все хорошо. Не реви. — Вслух раздумывает, в то время как в изящной руке держит карандаш, вычерчивая линии маски, которая все голову то покинуть не могла. — Я от тебя теперь ни на шаг не отойду! — Вопит совсем как ребенок, вытирая мокрый нос о больничную койку. — С этим без тебя отлично справляется Юнги, даже в туалет без него не отпускает. Так что все хорошо! — Отшучивается, но слова греют до невозможного. — Что бы я делал, если ты там умер? — Но я же не умер! — Прекрати, Чимин. — Встревает Юнги, входя в палату. — Не беспокойся, Тэхен, я сам от него теперь ни на шаг не отойду. Только представить смерть страшно, а осознать, что настолько близок к этому был Пак - невозможно. Как вообще теперь можно отказаться от этого солнца? Что делать, если уже так привык к чужом теплу. Мысли от чего-то начали путаться, разрывая Юнги, и он обессилено упал на стул возле койки, всматриваясь в медленно падающие капли в системе. Когда остаётся только последний штрих, блондин в углу листа делает некоторые пометки: светлые волосы, слегка кривоватые зубы, с выпирающими клыками, однако губы были ухоженными, ни единой трещинки, увлажненные по максимуму, точно следил за собой. Достаточно удивительно для убийцы, который точно состоит в одном из кланов: в голове лишь краткое описание от свидетелей и бывших членов, которые хотели скоротать себе срок или хотя бы избежать пожизненного. Да и те в скором времени оказывались случайно убитыми в своей камере: даже там их настигали собственные же люди, мстящие за неверность. — Настолько хочешь меня под своим крылом держать? Юнги, я бы может и бросил работу, но ещё со многим не разобрался, как доберусь до истины - так сразу на пенсию, только будьте рядом, большего не нужно, для меня все вы как стимул для жизни. Чимин усмехается, но выражение его лица было максимально серьёзным, он с таким никогда не шутил. Пока карандаш оставляет тонкие полосы очертания маски, омега встаёт со совего лежбища в ногах и подходит к большому окну на всю стену. Через его прозрачные, чуть отзеркаливающие палату стекла, видны огни засыпающего города. Солнечный диск окончательно закатился за горизонт, сменился ещё один день, приближающий ночь расправы и страха. Думать об этом, конечно, хотелось меньше всего, но теперь все будет напоминать о том, как хрупка чужая жизнь и о том, что один альфа не готов потерять другого альфу. Тэхен рассматривает блеклый силуэт Чимина, чьи волосы ласково перебирает старший, улыбается краешком губ и вновь фокусирует взгляд на пейзаже: по дороге, стуча колёсами, несутся машины, вывески баров включаются одна за одной - остывающий город продолжают свою жизнь, радуя ночных жителей. Сеул город хороший, с прекрасными возможностями и красивой природой, но прогнивший и опасный. — Я не хочу, чтобы ты пострадал, — Мин укладывает подбородок на чужое плечо, вдыхая запах волос: самим Чимином почти не пахнет, — Мир очень жесток к таким, как мы. А я с полной уверенностью могу сказать, что потерять тебя я не могу, потому что… — и замолкает, продолжить не может, потому что сам не понимает своих захлестнувших чувств, — Если я могу заботиться о тебе, то буду делать это и, даже если ты возразишь, не перестану. — А я и не знал, что Вы, господин Уличный кот, такой романтик. — Смеется Тэхен, наконец-то возвращаясь к койке. — Чимин, я должен вернуться к Хосоку, мы многое откопали. Но я вернусь как только закончим, нас ждет очень серьезный разговор! — Уже страшно, мамочка. Блондин саркастично кривится в улыбке, но замолкает, когда теплые губы омеги касаются его лба. — Ты очень важен для меня, Мини. И я не прощу никого, кто посмел хоть единожды причинить тебе боль. — Спасибо.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Тэхен покинул палату полные пол часа назад, а альфы так и продолжают молчать, раздумывая над все произошедшим в полной тишине. Глядя сейчас на свой же рисунок, голову что-то посещает и блондин, охнув, взгляд переводит на старшего, — Я видел его силуэт ранее, но где не помню. — Измученно произносит и, поднявшись наконец, подходит к Мину, двигая за собой в одной руке штатив для капельницы. Вставать нельзя, но разве он похож на человека, которого подобное волнует? Он протягивает лист с маской альфе: — Отдашь копам, когда они придут? Мне бы ещё это дело под тебя подвернуть, смогу помочь со всем разобраться. Юнги отвлекается от лицезрения пейзажа, стоя там же, где ранее стоял Ким, когда слышит за своей спиной копошение и стук колесиков. Смотрит на приближающегося Пака и делает несколько шагов к нему на встречу, заключая в робкое кольцо рук. В сложившейся ситуации, наверное, радует только то, что блондин не позволяет себе унывать и пытается поддержать перепуганного Тэхена, не распаляя произошедший инцидент ещё сильнее. От бодрого вида получается немного себя успокоить, хотя тяжести совершенного поступка это не отменяет и брюнет обязательно добьётся своего. Это уже как кодекс собственной чести: подонка найдёт, чего бы это не стоило, а с нынешним положением дел из самого дорогого, чем можно пожертвовать, это время. Его хотелось бы потратить с пользой на более приятные дела, планируемые изначально - теперь и с этим придётся повременить. Чимин с дырой семь на три не позволяет себе лишний раз пошевелиться, резкие движения теперь под запретом до полного выздоровления, как и излишние физические на грузик (и, да, работа тоже сюда относится). И нет, Мин не то чтобы расстроился, что с продвижением отношением - широкий шаг, придётся повременить, просто желание искусить сладости чужой кожи было настолько велико, что контролировать себя было сложно: картинки менялись в голове быстро, подталкивая к мужским объятиям окончательно и бесповоротно. Стремительности возникших чувств, которые отрицать не имеет никакого смысла, альфа не понимал; как и принимать их, и уж тем более оповещать об этом самого Чимина. Слишком опасно, много подводных камней, а с чужой способностью находить себе неприятности, тех было в сотню раз больше. Ещё никто не отменял того факта, что Мин Юнги чертов трус - выстроить с таким человеком серьезные, плодотворные отношения невозможно изначально. Пак - благородный, бесстрашный, Юнги - снедаемый прошлым. Они по разные стороны баррикад. Блондин приоткрывает глаза и заглядывает в пленительные очи напротив, опуская руки на талию. Очертания тела его хочется рассмотреть без этой ненужной ткани. Но младший не позволяет себе большего, лишь ближе тело старшего к себе прижимает, носом по чужому проводит и улыбается слабо так, чтобы Юнги это заметить мог. Сейчас избегать реальность кажется одной из больших ошибок. Чимин и не совершает ее, остается в ней рядом с прелестным человеком, весь мир которому подарить хочется, как бы банально это не звучало. Мужчина болен им, а это болезнь даже лечить не хочется, ведь она не является смертельной, жизни никак не угрожает. Лишь сердцу, что сейчас так сильно бьется. Раньше для Юнги работа являлась приятным способом игнорирования жизни и всего того, что крутится вокруг него. Но не сейчас. На данный момент закрывать глаза на все происходящее ему не хочется совсем, а все благодаря Паку, который помог мужчине разомкнуть плотно закрытые веки, открыл взор на потрясающего себя, пленя лишь одним взглядом шоколадных очей, утонуть в которых бездумно хочется. Мин готов отдать всего себя полностью в любимые руки, чтобы их хозяин сам как вздумается ворошил альфой, делал все, что только заблагорассудится, ведь доверяет ему на все сто процентов, а это уже показатель любви. Любви, которая с каждой секундой вселенских размеров становится, окутывая собой все, что только попадается на глаза. Мин хочет дарить свои искренние эмоции, жаркие поцелуи и крепкие объятия, что в себе чувство защищенности несут. И не кому попало, а Паку, что помог в трудную минуту, помог оставить произошедшее за порогом своей тьмы, позволяя насладиться спокойствием и своей любовью. Благодарен ли ему Юнги? Да, даже больше, чем просто сильно. Не описать всего того, что в душе происходит, все его эмоции и чувства, которые лишь одному Мини сейчас принадлежат. Тёплые чувства разливается по всему телу, от волнения кончики пальцев колят, в животе Пака рой смертоносных пчёл жжужит так, что стоять почти не возможно. Волнение, паника, влюбленность - все мешается в одну кучу без возможности быть разобранными на отдельные составляющие. Все происходит так быстро, что трезво оценивать ситуацию не получается. Только низкий и бархатистый голос Юнги спасает. — Конечно передам, а ты скорее возвращайся обратно, — Старший принимает из рук листок, рассматривает пометки, маску: — Я схожу до ресторана за едой и отдам в отдел твой рисунок, а ты постарайся заснуть. Оставляет на виске блондин легкий поцелуй, мягко приобнимая за здоровый бок и покидает палату, быстро спускаясь к выходу из больницы. Все-таки отпустить приходится, взглядом проводя Юнги, когда тот к выходу идёт. Дальше в мысли погрузиться просто невозможно, следом в палату вновь входят врачи, заставляющие Пака на койку больничную лечь, при этом что-то говоря о соблюдении режима постельного. С врачом Чимин устроил серьёзный разговор о необходимости раннего выхода из больницы, наплел про больную омегу, которую нельзя одну дома оставлять надолго, про котов голодных и ещё про кучу проблем на работе. — Я понимаю: Вы торопитесь, Господин Пак, но покинуть больницу выйдет только под расписку и сделать это из-за вашего спутника будет достаточно проблематично, он подписал многие документы… — И со словами о спутнике все становится предельно ясно, смех заполняет палату, а альфа только качает головой. — Хорошо, я дождусь Юнги и уже решу все с ним, спасибо за посвящение.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Спортивная машина так и осталась кинута на парковке в приемное отделение все это время, в ней все ещё пахнет страхом, а металлический привкус крови оседает на кончике языка: тошнотворный смрад, возвращающий в обитель прожитого беспокойства. Юнги не позволяет панике завладеть собой, и, хоть руки подрагивали, справляется с ключом зажигания, крепко вжимаясь ими в оплётку руля. В зеркале заднего вида мужчина видит свои уставшие глаза, наполненные чем-то диким и не привычным, и, брошенные впопыхах, вещи Чимина — документы, пиджак; в общем все то, что лежало рядом с ним на земле. Ознакомиться хочется, рассмотреть детальнее тоже, но время и так катастрофически мало, не хотелось оставлять его одного надолго. Бурная фантазия подкидывала новые эпизоды, как этот «кто-то в маске» под видом врача заходит в палату и вколет смертельную дозу барбитурата, заканчивая то, что не смог сделать в переулке. Рассматривая лист в руках, детально вчитываясь в дополнительные пометки, Мин отмечает: нападающий либо совсем новичок в преступном мире, либо полный дилетант и ничего общего с жизнью группировок не имеет совсем; каждый участник подкован в убийствах на столько, что не лишить жизни человека, на которого точили зуб, просто напросто не могли. А значит, складывая имеющиеся знания, нападавший спешил, был не уверен в своих действиях и никогда раньше не убивал людей; у мафии удар поставлен, они знают как моментально избавиться от жертвы, не оставив ей ни единого шанса выжить. Машина наполняется тёплом, горячий воздух кондиционера лижет лицо альфы, зависшего над листком белой бумаги, собственные сомнения не дают покоя. Он хватает лежавший на панели телефон и со вспышкой фотографирует материал. Рассылает своим людям: Арчеру, Розе, своему заместителю и оставляет весьма яркое послание: «Срочно найти обладателя маски и доставить живым или мертвым к дверям полицейского участка.» Смартфон оказывается где-то на соседнем сиденье и машина трогается с места, стремительно уносясь от больницы. По пути Юнги все же выполняет просьбу Пака, оставляя в полицейском участке «улики», даёт недолгие показания и, вновь расписавшись в документах, возвращается домой.━━━━━━━━》𖤍《 ━━━━━━━
Голова беспощадно раскалывалась на миллионы маленьких осколков хрусталя, и тишина отдавалась неприятным звоном в висках, отчего с вишнёвых губ то и дело срывались судорожные выдохи отчаянной усталости. Черти на дне глубоких светящихся глаз уж не так активно плясали, прячась под водой, даже искорки потухли, отчего взгляд казался мутен, как утренний серебристый туман, отступающий от ещё спящего города. Пусто. Совершенно ни единой мысли, даже самой мимолётной и прозрачной, только эхо голосов над головой, ничего не разобрать; а внутри все так приятно бурлит и кипит, будто в жерле Подземного Царства, на коим мучаются грешники за свои деяния, отдаваясь терпкой перчинкой алкоголя где-то на кончике языка. Блядская кромешная мгла окутывала тело склизкими щупальцами, нагоняя одиночество, и даже кокон из огромных черных крыльев зла с золотистой кромкой не спасал. В этом истлевшем мире никому нет дела до кого-то, кроме самого себя. Все вертится бумерангом вокруг трех всадников: зависть, тщеславие, гнев; увильнешь с проложенной дороги своими предками социума, и тебя тут же четвертует общество, оттого то люди и одиноки, что привыкли все контролировать и мнить себя Богами на троне из увядшей земли смерти и с короной слепоты на висках. Звучит нелепо, будто неправильно написанная сказка-антиутопия, где каждый сам за себя, у каждого в запасе хранится несколько отравленных клинков в рукаве и единственная пуля из льда, на тот случай, если кто-то заберется тебе в больную душу. Моральные калеки. Поднимаясь с постели вновь, Чимин подходит к окну во всю стену и глядит на город спящий, только изредка мелькают где-то снизу яркие фары машин. Хотелось избавиться от катетера, сбежав наконец из больницы, хотелось домой. И к Юнги в объятия.