В объятиях врага

Голова гудела не то от вчерашнего события, не то от скользивших, вызывающих страх мыслей. Девушка посмотрела в зеркало и удивилась от увиденного. Гермиона Грейнджер, прошедшая настоящую войну и испытавшая невозможную боль от пыток сильной, темной волшебницы Беллатрисы, превратилась в желеобразную фигуру. Конечно, не в буквальном смысле. Но вчерашний разговор, если его, конечно, можно так назвать, между ней и этой тупоголовой слизеринкой, дал понять, что она быстро сдала позиции. На ум пришло понимание того, что вчера она оплошала. Имея в голове огромный запас заклинаний и знаний, как обезоружить врага, она просто растерялась, когда ее душили, просто позволила почти убить себя. Кто ты? Трусливая девчонка или смелая и сильная гриффиндорка? Появилась злость. Злость на саму себя. Ты позоришь имя своих родителей, Гермиона Грейнджер! Тебе должно быть стыдно за свою беспомощность! Ещё вчера она хотела просто пойти к Астории и поговорить с ней на весьма спокойных тонах. Но теперь, ощущая униженную и задетую честь, она знала, что разговор будет коротким. Эта уродина Астория забыла с кем имеет дело! Я покажу ей, как нужно разговаривать. В отличии от слизеринки, которая поступила в Хогвартс благодаря чистоте крови своей семьи и огромному количеству денег, Гермиона была просто дочкой своих магглов-родителей. Ей удалось заслужить уважение со стороны преподавательского состава, она считалась лучшей во всем среди четырёх факультетов. Сама добилась всего. Она заслужила хорошее отношение, и если этой выскочке Астории невдомек, Гермиона призовёт ее к порядку. Сейчас хотелось кинуть в неё Империо. Рука чесалась прямо на глазах у всех, заставить ее пить в воду из унитаза. Гермиона сразу повеселела. Озорно хихикнув, она начала умываться. Но три заклинания так и остались непростительными, и использовать их – значит купить себе билет в Азкабан. И никто не посмотрит, что она повлияла на окончание битвы и что считается лучшей ученицей, уж тем более. Пройдя коридор и миновав двигающиеся лестницы, она пошла в сторону подземелий. Невольно уши уловили еле слышный, непонятный разговор. Она остановилась и прислушалась. Не то, чтобы Гермиона так часто подслушивала чужие разговоры, но сейчас она отчётливо слышала имя «Драко» и ей хотелось узнать, о чем говорят эти двое. Девушка, словно змея, неслышно опустилась на корточки и проползла поближе к ним по стене. – Астория, где были твои мозги? Почему ты не использовала скрывающее заклинание? – ругался звонкий, тоненький голосок. Это определённо была Дафна. – Отец убьёт тебя! Это же такой позор! И с кем? С этим чертовым Забини! – девушка замолчала, будто ждала какой-то очень важный ответ. – Нет! Нет! Нет! Больше не говори ничего, не говори, что ты забыла противозачаточное заклятье? Тишина повисла над этими двумя. Гермиона не могла видеть лица, но пауза могла означать только одно – Астория просто превзошла себя в тупости. – О нет... – тихо процедила Дафна. – Ты просто... о нет, Астория! Что ты натворила? А как же Драко? Что теперь будет? Тебя исключат из школы! – Дафна, закрой рот! Мне не четырнадцать лет, чтобы за секс исключали. Ещё точно ничего не ясно. Я могу быть и не беременна, прошла всего неделя с небольшим. За это я переживаю меньше всего, умоляю тебя! А вот что делать с Драко, я просто не представляю. – Ты должна поговорить с Забини! – кричала старшая сестра. – Пусть он перестанет лапать тебя, трахать или ещё что-то, чем вы вдвоём занимаетесь! Астория, по-видимому, поднесла указательный палец к губам, воспроизводя звук «шшш», как бы успокаивая сестру. Ещё чуть-чуть и их услышит вся школа. – Нет, я не могу тише! Ты портишь и мою жизнь тоже! Отец будет зол на тебя, а значит в немилость попаду и я! И он не разрешит нам с Ноттом пожениться. Этот жирный, прыщавый Крэбб так и ждёт, когда наш отец придёт к его родителям с прошением взять меня в жены. Ты это понимаешь? – Дафна горько заплакала. Вот оно что! У них строгий отец. Вот откуда у Астории эти странные, жестокие замашки. Вот откуда столько злости в ней самой. И дело совсем не в том, что она на факультете Слизерина. Все, кто учился в Хогвартсе, думали, что если человек на Слизерине, это значит только одно – он подлый, мерзкий змееуст. Дафна же, напротив, напоминала больше Когтевран. Она была умна не по годам, отменно воспитана, знала на отлично светский этикет. Ее забавы с Ноттом во время больших перемен никогда не заходили слишком далеко. Она знала, что ему можно довериться, но при этом знала и цену своей чести. Что нельзя было сказать об Астории. Если она так бесстыже трахалась на протяжении долгого количества времени с Блейзом и сейчас даже не испытывала чувства отвращения к самой себе, это могло значить только одно – она ужасный человек. Гермиона резко накрыла рот ладонью, чтобы ни один звук не смог вырваться наружу. Ее удивлению не было предела. А знает ли Драко? Знает, что его невеста его предала? Вот так гнусно, с лучшим другом? Она не могла поверить собственным ушам. И то, что эта девка может быть беременна от Забини, повергло ее в ещё больший шок. Она уже не слышала дальнейший их разговор, просто шла, наверное, даже потеряв нужное направление. Она забыла, куда и зачем направлялась. Мысли в ее голове метались, отбиваясь от твёрдых стенок черепной коробки и не находили выхода, решения. И она уже давно забыла о том, что хотела задать этой несчастной охринительную трёпку. Это казалось таким бессмысленным в данной ситуации. Должна ли она рассказать об этом Драко? Каким будет его лицо, когда он услышит о предательстве? Она шла в Слизеринскую гостиную. Точно. Но только теперь не ради разборок с этой предательницей, а для чего тогда? Поддержать его? Что? Поддержать? Ты глупая! Глупая Гермиона Грейнджер. И затея твоя – тоже глупая. Проще сказать тупая до мурашек по коже, до сдавливающей боли в груди. Одно только представление о том, что он сделает с тобой, когда ты расскажешь. И почему он должен верить тебе? Кто ты такая, чтобы он тебе верил? Немного пошатнувшись, налетая на портрет, который пропускает в гостиную Слизерина, она остановилась. Что теперь делать? Она начала вспоминать, могла ли она когда-то услышать нужный пароль, но в голову ничего не шло. И правильно. Здесь она находится впервые, не считая того раза – с Малфоем. Никогда за восемь лет, что она училась в этой школе, она не была в этом крыле. Оно всегда ей казалось каким-то скользким, мрачным и немного сырым. А ещё тут было ужасно холодно. Ну очевидно же. Это же подземелья! Она съёжилась от холода, который пропитал верхний слой ее кожи, и решила тихонько постучать. Это было самое верное решение, ведь если никто не откроет – это означает, что ей не придётся встречаться с этими холодными, такими бездушными глазами. – Ты здесь что-то потеряла, Грейнджер? Она резко подпрыгнула на месте. Внутри все скомкалось, а дыхание прервалось. Как у него это получается? Как он появляется там, где находится она? Боже, кажется, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, побежит в сторону Гриффиндорской гостиной и будет громко вещать, что Гермиона Грейнджер сейчас стоит в крыле Слизерина. Она осторожно поворачивается, думая о том, что может сказать ему сейчас. Его глаза ей показались не слишком расстроенными. Похоже, он не знает. Он, от удивления, приподнял левую бровь и облизал нижнюю губу. Многозначительно скрестил руки на груди, будто выжидая ответа. – Я... я... эм... просто... ааа... это бред... – она стукнула по чему-то невидимому, разрезая воздух перед собой кулаками, и уже хотела уходить. Что это было? Страх? Ненависть? Что, твою мать, Грейнджер с тобой происходит? – О, ну да. Очень развёрнуто ответила. Я все понял, Грейнджер. Ты пришла сюда для того, чтобы я опять тебя потискал. Другого я и не ждал! – дразнящим смешком ответил на ее мямлянье Драко. Она, не поворачиваясь к нему лицом, все-таки выдавила из себя слова сожаления: – Что? Какой ты... Я вообще-то поддержать тебя пришла! Я все знаю про Забини и Асторию. Откуда она знает? Что вообще она здесь делает? Любопытные грейнджеровские ушки опять подслушали то, что ее не касается. Зрачки мгновенно расширились, он немного сморщился, от чего лоб разделило на две части. Засунув руки в карманы пиджака, он неспешно обогнул ее и встал прямо перед ней. Она поняла, что он зол. Слишком зол, и кажется, его что-то сдерживает, чтобы не ударить ее сейчас. Гермиона начала ругать себя за то, что вообще пришла, что стоит опять так близко к нему, что смотрит на его сухие, тонкие губы. Они кажутся слегка припухшими. Кожа на лице такая белая, чистая, без единого изъяна. Его руки тянутся к ней. Длинные пальцы, аристократичные. На них сияет серебряная печатка. На ней какой-то нелепый рисунок. Это что-то устрашающее, что-то зловещее. В глазах помутнело. Он положил руки на ее плечи. Кажется, они дернулись. – Мне не нужны твои соболезнования. Шла бы ты отсюда, Грейнджер, – спокойно сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Слизеринское крыло – не для таких, как ты. Что это? Какой-то чертов магнит тянет ее к этому дрянному засранцу. Гермиона потеряла счёт времени. Казалось, что она стоит тут вечность. Стоит, и как дура пялится на него. Разглядывает каждый холодный кусочек его тела. Вот сейчас она тыкнет в него пальцем, а он разлетиться на тысячу ледяных осколков. Лёд тоже нуждается в заботе. Кто-то должен заботиться о температуре в помещении, чтобы тот не расстаял. Неужели он уже все знает? Тогда почему так спокоен? Почему не грубит, как всегда? – Почему ты не пришёл тогда? В библиотеку? – она решила воспользоваться его милостью, и несмело задала вопрос. Он резко убрал руки, будто обжегся, и быстрыми шагами пошёл к картине. – Я не обязан перед тобой отчитываться! Не пришёл – значил был слишком занят, чтобы тратить время на твои глупости! – На мои? По-моему, снятие метки никогда не было моей прихотью или я что-то недопоняла? – взвизгнула Гермиона. Он улыбнулся. Впервые за долгое время он улыбается. И его улыбка настоящая. Не задиристая, не с сарказмом, совсем не про это. Она какая-то другая. – Эй, а кто тебе сказал, что я не имею право передумать? Ведь ты не хочешь быть моим другом, и я решил тоже передумать насчёт тебя. Мне совершенно не нужна твоя дружба. И метку я могу снять, без твоей великодушной помощи. Черт, как мне нужна твоя херова дружба! Я сорвался. Ещё немного, и я стану зависим от твоих карих, ебаных глаз и нелепой застенчивости. Уйди. Из моей головы. Из моей жизни. Из моего сердца... Пока я не разбил твоё. Девушка настолько разозлилась, что цвет кожи превратился из нежно-розового в пунцовый. Щеки были такими горячими, что можно было прямо сейчас ее поставить посередине Слизеринской гостиной, вместо обогревателя. Гнев начал разливаться по ее телу, а голова совершенно отказывалась думать. И это в самый важный момент, когда она так нужна?! Почему он вызывает в ней эти чувства? Почему все, что связано с ним, ее колко задевает? – Заметь, я не предлагала тебе себя! Бледное лицо изменило выражение, и появилась его фирменная, нахальная улыбочка. Он медленно подошёл к ней и пристально вгляделся в ее глаза, будто искал там ответы на все свои вопросы. – Себя? Грейнджер, что ты делала на каникулах? Чем ты занималась? Кому ты себя предлагала ещё? Он одним резким движением схватил ее за талию так, что их губы оказались в сантиметре от друг друга. Волны его раздражения куда-то улетучились. Горячим дыханием обжигает ее лицо, она опять смотрит на его губы. Как можно быть таким...таким извращенцем? Ее тело бьют электрические разряды от его ледяных пальцев, она сопротивляется, хочет что-то сказать в свою защиту, дать отпор этому нахальному слизеринцу, но вместо этого получается что-то вроде: «Я... Драко... эм...» О нет... Гермиона! Что ты за мямля? Она выставляет впереди себя руки, касаясь его тёплой груди. Это ее последнее оружие против него, но она снова чувствует этот сладкий запах и медленно тает.Тает в его сильных руках. В этих холодных глазах. Они кажутся ей сейчас безумными. Словно из океана вся вода вышла на сушу. – Я не предлагала тебе себя в друзья, – прошептала она так тихо, что можно было и не услышать совсем, но он все понимал. И без слов все было ясно. Драко пытается сфокусироваться, но все его попытки испаряются, стоит ему только посмотреть в ее глаза. Они такие карие, шоколадные, настоящие, живые. И она – такая маленькая, худенькая, испуганная, сейчас полностью в его руках. В Слизеринском крыле царит тишина, и только горячее, громкое дыхание этих двух отлетает едва слышным эхом от стен. Спустя несколько секунд молчание становится невыносимым, и он одним движением тянет ее на себя и неприлично врывается в ее влажный рот. Горячий, дразнящий язык изучает каждый миллиметр, он хочет большего. Он проходит по острым кончикам ее зубов и неожиданно встречается с ее языком. Драко удивлён. Эта девчонка совсем не недотрога. Их языки будто ведут скрытую войну, трогают друг друга, играют. И этот интимный звук, издаваемый поцелуем, такой громкий, заставляет ее дрожать. Кажется, что без ее губ мир перестал существовать. Черт! Из его груди вырывается тихий стон, больше похожий на рык, и она интуитивно выгибается ему навстречу, обхватывает холодными руками шею. В горле все пересохло. Его руки ловко оказались под ее кофтой, на талии. Она чувствует, как он дрожит. Его руки уже не кажутся такими холодными, они неспешно двигаются по ее спине. Это от злости или от предвкушения? От чего они такие горячие? Сейчас она должна остановиться! Остановить его! Разум включился, но сердце его быстро отключает и падает куда-то в область живота. Оттуда доносится это знакомое, ноющее чувство. Она определённо сдалась ему. Утонула в бездонных серых глазах. И ей не хочется выплыть. Пусть воронка утопит ее, но только вместе с ним. Он по-дикому хватает ее кудри одной рукой, так больно, что она вскрикивает. – Зачем ты пришла? Зачем? – выдыхает он и целует шею, впиваясь губами до боли. Сейчас он не выдержит и трахнет ее прямо здесь. Прямо у входа в его обитель. Он движется вдоль шеи, оставляя влажные, липкие следы. Ей так нужно это...как никогда... прямо сейчас... Она невольно запускает руку в его волосы и начинает тихо постанывать. – Ты сраная грязнокровка! Мерзкая, отбитая на всю голову, – он не отрываясь, заигрывает с ее затвердевшими сосками. Она в той белой кофточке. В той самой, которую он так хотел разорвать в Главном зале, а потом посадить ее саму на Слизеринский стол и взять, чувствуя, как дрожит вся ее гриффиндорская сущность. И сейчас его отделяют от этого доли секунд. Давай, Драко! Хватит играть в детский сад. Он накрывает ладонями ее полную, возбужденную грудь, и рычит. – Пожалуйста, Драко... Драко... Прекрати, – едва слышно простонала Гермиона. – Ты же сама этого хотела. Сама пришла. Мерзкий Уизли, наверное, совсем плох в постели, раз ты пришла ко мне, – сквозь поцелуи, победно и очень быстро проговорил он. Зачем ты это говоришь? Для чего? Показалось, что она только что упала с небес, сильно ударившись о каменный пол. Гермиона быстро оттолкнула его со всей силы так, что он впечатался в стену, которая находилась позади него. Воспоминания о Роне заставили ее вернуться в реальность. – О, какой же ты урод, Малфой! – поправляя кофту, крикнула она. Проведя рукой по волосам, парень отвёл глаза в другую строну, потом взгляд снизу-вверх, будто оценивая тело Грейнджер, и неожиданно, даже для себя самого, засмеялся. Так громко, заливисто. – Ты здесь увидел что-то смешное? Сначала ты унижаешь меня, спасаешь, потом зажимаешь во всевозможных углах. Как это расценивать? – девушка развела руки в разные стороны, упорно глядя на этого идиота. – О нет! Что ты? Я просто пытаюсь понять... А о чем вы говорите, когда трахаетесь? Ты тоже ему шепчешь его имя? Или фамилия Уизли тебя возбуждает больше? Или может ты шепчешь мое имя? Грейнджер? А в тот вечер что было? Это у вас такая ролевая игра была? Ну признайся, что тебя тянет ко мне. Ты же у нас честная, храбрая! Черт! Скажи им, своим дружкам! Что застыла? Хочешь вернуться? – мерзкая улыбка добивала с каждый секундой. Вот сейчас все рухнуло. Она подорвалась с места и залепила ему жгучую пощечину. Секунды две она стояла как столб, будто ждала ответной реакции, но, так и не дождавшись, быстрыми шагами пошла в сторону Гриффиндорского крыла. – Не забудь рассказать Поттеру и Уизли, чем мы здесь занимались! Я думаю, им понравится! А ещё, напомни этого рыжеволосому недоразумению, что я смог тебя возбудить, в отличии от него,– вдогонку крикнул ей Драко, который до сих пор держался ладонью за правую часть лица. Там все горело... *** Какой идиот! Ну просто урод! Да что он себе позволяет?! Думала Грейнджер, пока шла к себе. Единственное, что ей было не понятно во всем этом – это то, почему она не может воспротивиться этому наглому мерзавцу? Почему руки и мозги в один момент отказываются с ней сотрудничать? Сердце до сих пор билось, как бешеное, не успокаиваясь ни на секундочку. В ушах до сих пор стоял звук этих злосчастных поцелуев, а на шее остался его запах. Что-то знакомое. Точно! Бинго, Гермиона! Это мята и зелёные яблоки, и представь, так пахнет твоя Амортенция! Драко в сладком ощущении победы свалился на кровать, закинул руки за голову и закрыл глаза. Перед ним все ещё маячила эта Грейнджер. В одно время она была такой грязной, противной, а в другое – манящей, чувственной и ласковой. А ее грудь. Это нечто. Она просто шикарна. Повезло же ублюдку Уизли. Только вот его фразы по поводу Рона показались ему самому слишком обидными. Ему стало стыдно. В первый раз. И перед кем? Как можно ненавидеть человека так? Так, чтобы срывало крышу от этих ебаных поцелуев? – Помирился с Асторией? – аккуратно спросил Нотт, заглядывая за балдахин кровати Драко. – Нет, и не собирался. При чем тут вообще она? – Она заходила недавно, спрашивала, где ты. Слушай, я хотел поговорить с тобой о Забини. Может вы все-таки поговорите? Он правда раскаивается, говорит, что все осознал, – присаживаясь на кровать, продолжил Теодор. Драко сел рядом и положил одну руку на плечо Нотта. – Раскаяние – это замечательно, но видишь ли в чем дело, мой дорогой друг, он трахал мою невесту, и, возможно, даже мне на зло. Но я ведь никогда об этом не узнаю? Правда? У меня было много времени, чтобы подумать и что-то решить. И мой ответ – нет! – резко встал и пошёл в сторону двери. – Она сама полезла ко мне в штаны, Драко! И ты, вроде, уже не скучаешь, как я слышал. Грейнджер и правда так хороша? – откуда-то послышался голос Блейза. Малфой сразу понял, что тот сидит на своей кровати, и двинулся к ней. Резким движением руки он отдернул балдахин, увидел друга в беспомощном и жалком состоянии. Блейз даже не смотрел на него. Наверное, было стыдно взглянуть в глаза того, с кем провёл все детство и с кем вот так глупо все закончилось. – Тебя никак не касаются мои дела с Грейнджер! Знаешь, мне не нужны твои дешёвые оправдания и гнилое раскаяние! И сейчас я не хочу обсуждать ни эту шлюху, ни друга-предателя. Мог бы и промолчать после содеянного. И не нужно больше подговаривать кого-либо поговорить со мной о тебе. Эта тема навсегда закрыта! Я всем предельно ясно объяснил, надеюсь? – перейдя на крик, он будто спросил у всех, кто был сейчас в этой комнате. Не услышав ни единого ответа, он продолжил: – Так-то лучше, друзья! А теперь прошу меня извинить, но я должен откланяться, так как очень хочется спать! – язвительно закончил Драко. Никто не стал больше задавать вопросы или как-то препятствовать его решению. Драко Малфой не тот человек, который меняет свои принципы, он не способен испытывать понимание или жалость, и слизеринцы это прекрасно знали, поэтому больше не осмелились что-то добавить от себя к сказанному блондином. После такого омерзительного разговора, Драко все никак не мог уснуть. Подушка казалась слишком твёрдой, одеяло было колючим и под ним было жарко. Укладываясь то на один бок, то на другой, он глубоко вздохнул и лег на спину, разложив ноги и руки в разные стороны. Мысли о его бывшем друге уже давно улетучились, и на смену им пришли воспоминания о словах матери. Разве можно вот так просто в кого-то влюбиться? Вот так глупо, безответственно? Все эти розовые сопли, слюни не для него. Что может быть сильнее любви матери к своему ребёнку? Неужели и правда существует такая хрень, от которой трясутся руки и разлагается мозг? Он совершенно не хотел верить во что-то, что нельзя купить или добиться собственными усилиями. Иногда, бывая в маггловском Лондоне, он не один раз замечал этих придурковатых влюблённых. Они поправляли друг другу шарфы, шептали на ухо непристойности и смотрели в глаза так, что казалось, будто влюбившись в эту чудаковатую девчонку, ты выиграл миллионы. В жизни Слизеринца было все, что пожелает его душа: деньги, уважение, неизмеримое количество девушек, которые готовы были по первому зову прыгнуть к нему в постель. А вот той самой, которой бы он поправлял шарф или думал о ней 24/7... Нет, такой точно нет. Если не считать заучки Грейнджер, от которой едет крыша. И не понятно, когда это закончится. Вон из моей головы, грязнокровка!Вон! А может стоит попробовать? Может стоит изменить своим принципам, всего лишь один раз. Все ведь не так страшно, как кажется сначала. Это всегда так. Просто иногда так хочется, чтобы кто-то положил твою тяжёлую от мыслей голову себе на колени и зарылся руками в светлые волосы. Хочется иногда просто поговорить, излить душу, как говорят магглы. Магглы... И опять на ум пришла непутевая заучка Грейнджер. Нет, ее тело было более, чем привлекательным. Драко хотел ее так, как никого и никогда. Она приходила в подземелья, чтобы посочувствовать ему или таким образом поиздеваться? Почему так сложно поверить, что эта магглорожденная девочка может прийти и поддержать его? И она на протяжении стольких лет оставалась ему самым верным врагом, самым чутким, который всегда знал, куда можно ударить, чтобы это было охрененно больно. На самом деле, после каждой их встречи,сердце словно обматывала шелковая лента, которая вела к сердцу Грейнджер. Противны были мысли о том, что она спит с этим рыжим остолопом. Как она стонет под его грязным, потным телом, как шепчет его имя. Драко и сам не заметил, что одеяло внизу живота не совсем культурно приподнялось, и там внутри так яростно и зовуще пульсировало. Если быть честным, хотя бы перед самим собой, ему очень хотелось посмотреть на ее лицо, когда она кончает. Когда радуется. Когда мирно спит со своим вороньим гнездом на голове. Ее взгляд, когда она возбуждена, взволнована. Что он мог в нем увидеть? И это здорово заводило его, но, повернувшись на бок, он закрыл глаза и дал себе обещание, что попробует. Попробует все исправить. Попробует стать другим... Черт с тобой, Грейнджер! Кто не рискует, то не...тот не спит с грязнокровкой! *** Гермиона проснулась от ярких лучей солнца, которые как прожектора светили в глаза. Немного прищурив их, она перевернулась на живот и посмотрела на кровать Джинни. Та была аккуратно заправлена, и на ней красовался лиловый, плюшевый мишка, которого ей подарил на день рождение Гарри. Тут она широко открыла глаза и поняла, что опоздала на первый урок. О нет! Нет! Как вообще такое может быть? Гермиона Грейнджер, лучшая на потоке ученица, уже второй раз опаздывает! Какой стыд! Она быстро побежала в ванную в поисках расчески, но они не увенчались успехом. На ходу одеваясь, она успела схватить сумку и палочку, совсем забыв о том, как выглядят ее волосы. Запыхавшись и выбившись из сил, ей оставался всего лишь один пролёт до кабинета Зельеварения, но добежать было не суждено. БАМ! Книги и тетради вместе с сумкой летят на пол. Она присаживается и замечает блеск знакомых, мужских туфлей. Поднимает голову и видит его. – Прости, гряз... Грейнджер, – извинился Малфой, натянуто улыбаясь. Собирая свои учебники и где-то внутри проклиная себя за неуклюжесть, она пропустила мимо ушей извинение. – Малфой! – удивленно прикрикнула она. – Разве в твоей чистокровной семье тебя не учили, что врезаться в девушек и опаздывать на уроки – это не хорошо? – На себя посмотри, – тихо ответил он, помогая собирать книги. – Я все поняла. Ты меня преследуешь, – сделала вывод Гермиона и застыла в ожидании очередной, сказанной им ерунды. – Даже не думай. Оправдываться – не в моём стиле. Иди куда шла. Она подняла свои карие глаза и встретилась с его ледяными, серыми. И зачем она это делает? Они обладают таким магическим магнетизмом, что бороться порой очень сложно. Бороться с колотившимся сердцем, которое вот-вот выпрыгнет из груди. С руками, которые не хотели ее слушаться, и с телом, которое замерло в ступоре. Драко и сам застыл на мгновение. Черт, опять ее глаза! Ее ебаные глаза! Что в них было? Что эти глаза видели до него? Он нежно убрал прядь ее волос за ухо и сказал с лёгкой ухмылкой: – А вот с волосами нужно что-то делать, они похожи на воронье гнездо. Медленно поднявшись, он, не оглядываясь, зашёл в кабинет, а Гермиона, взяв свои вещи, смотрела на ушедшего Малфоя и не могла понять, что только что здесь случилось. Что с ним произошло за ночь? И эти паршивые фразочки уже не воспринимаются сердцем так тяжело, словно выработался своеобразный иммунитет. Все это ей казалось очень странным и пугало тем, что она совсем была не готова к такому повороту. Легче воспринимать его таким, каким он был в самом начале. И опять это чертово влечение...