Высокомерных преследует месть Божья

Жизнь Люцифера неожиданно для его окружения и — что важнее — для него самого расцвела новыми красками. Демона, конечно, по-прежнему приводили в злое отчаяние постоянные негромкие появления Гериона и Вики в его доме, однако, сидя однажды в соседней от них комнате, он с ужасом заметил, что они порой благотворно могут отвлечь его от круговорота тяжких дум. Эти двое бесцеремонно шелестели своими сильными крыльями под его ухом, вечно толкуя о пустом, но моментами Люцифер обнаруживал себя прислушивающимся к их долгим разговорам. Он находил себя невольным слушателем чужих наивных тайн… Он десятилетиями не покидал своё отчуждение, поэтому чувствовать присутствие других существ было для него дико и безумно странно… но всё же на самую толику — уж будет он честен — занимательно. Непризнанная и властитель Восьмого Круга неожиданно нашли друг в друге отдушину. Близко они сойтись не могли в силу своих неравноправных положений в обществе, однако каждый смог и захотел приоткрыть завесу своих душевных тайн и подарить друг другу несколько искренних дружественных чувств. Они встречались случайно, часто — совсем без причины. Вики продолжала жить в доме Люцифера, а Герион отличил в нём минимальную, но всё же смягчённость, и моментально обратил её в своё оружие против стального жестокосердия брата. Он видел: изредка ему удавалось увлекать его разговорами, а значит надежда на их сближение всё же не сводила глаз с горизонта. Герион, по его недавнему и чистосердечному признанию Вики, страдал от чудовищного одиночества, поэтому, идя на самообман, он пытался притвориться, будто у него появляется семья и с упорством малого дитя собирал свою химерическую мечту по крупицам. Вики пронзительно запомнился случай, когда она вернулась после немого визита к болеющей Мими. Люцифер в полутьме сидел, раскинувшись на кресле, а старший брат старательно выводил ему небесной кистью узоры, навечно въедающиеся в плоть. «Ещё один узор, — подумалось Вики. — А значит, ещё одна тренировка». Младший одобрительно кивнул старшему, увидев результат проделанной работы: — Совершенствуешься. Люцифер устало выпрямился и скрылся где-то в дальних комнатах. — Тебе часто доводилось работать с кистями? — поинтересовалась девушка. — Да, я нахожу в этом своё успокоение. Отец в детстве заставлял меня стоять за плечом Франциско Де Гойи, когда тот рисовал свои знаменитые шедевры… Вижу по твоим глазам, что не имеет смысла вдаваться в подробности, ты всё и без того знаешь, радость моего сердца. В процессе выполнения своего задания я наблюдал за техникой художника и впоследствии забрал у него две кисти. С тех пор я считаюсь здесь творцом. — Творцом, — улыбнулась девушка. — Творцом… До чего приятное слово, правда? Творец боли, творец страдания. Творец милосердия и муки… — И сколько же у тебя кистей теперь? — Ровно шестьсот двадцать пять штук. Но эта… — демон с любовью провёл по золотому стержню. — Эта — мой излюбленный инструмент. — Отчего же? — Я всегда пишу ей на теле своего братца. То, что я тщетно пытаюсь там закрасить, может испугать. А может восхитить… — глаза Гериона блеснули торжеством. — Я пытаюсь закрасить боль его необратимой многолетней пытки. — Я вижу и без ваших объяснений, что Люциферу уготована другая участь. Более масштабная, уж прости мне мою дерзость… Почему, ответь, ты никогда не рвался к Девятому Кругу? — О, я не великий мазохист, Вики. Люцифер многое пережил: больше, чем мы все, его братья и сёстры, взятые вместе. В моем распоряжении Восьмой Круг, и я вполне им довольствуюсь. Но то, что я пытаюсь закрасить на этих едва затянутых ранах — свидетельство его отлитой в сталь решимости. Это место, принадлежащее ему по праву, и никто с этим никогда не станет спорить. По мере произнесения этой речи тон Гериона приобрёл решительность и некоторый оттенок назидательности. Однако он моментально смахнул этот не подходящий его вечному ампула настрой и весело воскликнул: — Ах, жаль, что ты не можешь попросить людей на Земле изображать меня в более пристойном виде! — Герион? — С древности они приписывали мне изрядное количество конечностей, несколько туловищ и совершенно не уместные громоздкие крылья. Я выгляжу куда обаятельнее, не находишь? — демон провёл по своим шелковистым волосам, заглаживая их назад, и от него повеяло какой-то неестественной притягательностью. Девушка подошла к властителю Восьмого Круга и интимно поправила ворот его рубашки. — Я была художницей на Земле… — Забываешься, я знаю всю твою биографию и без твоих снисходительных напоминаний. — Тогда могу ли я?.. — Можешь, — демон с лёгкостью предупредил её вопрос и протянул позолоченную кисть. — Благодарю, Герион. Когда она уже намеревалась оставить собеседника, он серьёзно её окликнул: — Стой. — Да? — не выдавая заинтересованности, обернулась девушка. Герион стремительно приблизился к ней, взглянул на неё выпытывающим взглядом, присмотрелся ещё пристальнее и произнёс: — Я открою тебе секрет, и ты не станешь его никому рассказывать. Не спрашивай, что я с тобой сделаю, если ты нарушишь данное мной за тебя обещание. Вики не стало лестно от этих слов, но она выжидающим молчанием позволила ему продолжить. — Тебе ведь многое известно про историю внеземного мира? Я знаю: ты делаешь прекрасные успехи в мировой истории. — Я не знаю, насколько должны быть заточены мои знания, чтобы понять то, о чём ты сейчас станешь со мной говорить. — Всё лелеешь свою девичью неуверенность… Говори со мной тверже, и даже если не знаешь ничего, о чём я стану с тобой говорить, сделай так, чтобы я поверил, что ты можешь преподавать этот предмет стоя за кафедрой. — Говори, — прервала Вики. — Для тебя абсолютна ясна суть первородного греха, и тебе известны все последствия этих эпохальных событий. Вики, ответь: почему отец здесь? Почему он здравствует и процветает и благоденствует в своём величии? Вопрос поставил девушку в крайний тупик. Она и помыслить не могла об алогичности положения Сатаны, но у неё никогда не возникало подобного вопроса… — То-то же я твержу вашим скудоумным преподавателям, что они и понятия не имеют о том, чтó должно заставлять задумываться вас по-настоящему. Вики думала. Во взгляде она железно сохраняла безразличие, хотя в нём хотело полыхать страстное любопытство. — Существо, совершившее самый большой грех в истории света… Существо, которое заставило половину Рая дрогнуть под натиском злодеяния и возглавило их на пути восстания… А теперь оно процветает, владея половиной мироздания и пересчитывая в своих сокровищницах несметные богатства истории. Ответ — на поверхности, Вики, но как бы ты ни билась, ты не поймёшь очевидную истину. — Как давно он спустился с Небес? — Ни твоё сознание, ни — что важнее — моё не в силах осознать этот временной отрезок. Не так давно я слышал, что единственная дочь Мамона по неосторожности заглянула в сад Адама и Евы… Только она может поведать тебе, сколько вечностей минуло с того момента, но плата её познанию слишком высока… Что важнее: он не пал с Небес один. Кто-то ведь сопровождал падение его триумфа? — Не мучь меня мольбой ответа. — Он долго, слишком долго не мог оправиться после падения. Он не мог поверить, что столь горячо любимый им создатель так просто навсегда разъединил их связанные навечно сущности. Но речь не о том… С отцом пали многие ангелы. Кто не медлил, того ожидала роскошь славы. Согласившиеся разделить участь Сатаны сразу попали в его самую большую милость и сделались монархами греховности. Среди них Мамон, предки Адмирона Винчесто, немногие другие родовитые лица… Кто дольше медлил, занимали уже более низкие посты. А самые слабовольные обернулись в Аду чертями — низшими прислужниками тьмы. Таких большинство, их используют здесь как самую последнюю чернь. Герион внимательно следил за отсутствующей, на первый взгляд, реакцией Вики. Однако демону его положения всё было и без того досконально ясно. Он медленно, с упоением продолжал: — Миллионы чёрных душ, завидовавших славе Шепфа, он смог убедить отправиться в неизведанный мир. Он лишил создателя половины верных прислужников и — очень часто — добрых друзей. Так почему, ответь, Вики, предатель, познавший самое большое счастье и пользовавшийся самым добрым расположением, теперь владеет бóльшим количеством слуг и пользуется бóльшей славой, нежели его создатель? — Я не дам тебе ответа, — безразлично оповестила Непризнанная. — Да потому что он дал ему время, Вики, самое большое, самое ценное, самое грандиозное преимущество даже для могущественных бессмертных, — затрясся в приступе восхищения Герион. Вики прекрасно усваивала грубые уроки Люцифера и стояла ровно, гордо приподняв подбородок — давая снисхождение собеседнику, чтобы он мог насытить её разум внятными объяснениями. — Время, Вики… Самый непреодолимый враг. Ни для Сатаны, ни даже для самых могущественных ангелов. Что говорить о нас, смертных в разной степени песчинках мироздания. Слушай меня! — едва ли не сорвался на крик демон. Герион входил в своё привычное состояние нездоровой нервности, которую питало подобострастие к загадкам небесной истории. — Он сослал его в изгнание — в изуродованное, ледяное и полыхающее, убогое место. Шепфа знал и знает его душу наизусть: ведь отец был создан именно им с большой любовью и вниманием. Создатель знал, как Сатана честолюбив, поэтому проклял его на уродливость. Он изо дня в день полирует свои покои и одевается в безукоризненно благородные наряды, но, спустись он в Ад — и всему его блеску наступает полный крах. Он глубоко страдает, утопая в отчаянии от собственного внешнего вида. Минерва говорила, запредельное количество раз он был близок к тому, чтобы выколоть себе глаза и лишить себя зрения навсегда. Герион прервался, наслаждаясь тем, как Вики отчаянно пытается заставить уголки своих губ не скривиться от болезненного непонимания и отвращения. — Отец также проклят на тяжёлое безумие. Счастье, довольство, радость, элементарное чувство спокойствия он не испытывал с тех пор, как пал сюда с Небес. Любое колыхание внешнего мира может разъярить, привести его в гневливый припадок. Покоя ему нет ни в одном уголку Ада. А вырваться отсюда он боле никогда не сможет… И что же ты думаешь, смертный феникс, почему грандиозные песочные часы, отсчитывающие годы жизни моего отца здесь, но не в глубине Ада, напоминают ему о том, что его наказание неминуемо? «Люцифер, Девятый Круг… — судорожно пыталась понять Вики, свысока смотря на Гериона с большой долей надменности. — Отец, время…» — Я не знаю, — послужило пустым ответом на столь пламенную и вдумчивую речь демона. Однако он был к нему готов — он знал этот ответ ещё до начала их разговора. — Он дал ему время вырастить детей, Вики. Осознанно идущих на эти мучения существ. Мы обладаем огромным интеллектом, все мы безукоризненно точно владеем мировым знанием, и у каждого из нас — один Круг. Это входит в рамки разумной и мудро рассчитанной нагрузки. — Твой отец был низвергнут с Небес за отступничество и неумеримую гордыню… — А Люцифер сам избрал её основным смыслом своего существования. — Он будет правителем осознаннее. — Вся его жизнь — подготовка к этому дню. Отец пробудет здесь до определённого момента и отправится пожинать плоды своего предательства на самые глубины Ада, где сейчас он проводит время лишь иногда. Никому неизвестно, как он чувствует, что настало время спускаться — об этом он просто никому никогда не рассказывал. А после его запрут там навечно, в самой жестокой темнице мироздания, и порядок восторжествует даже в Аду. Поверь, дорогая, таких пыток, которые будут его казнить, мир не видел ещё никогда. — Он будто мертвец… — Да он и есть мертвец. Всё это пространство — одна огромная для него могила, а все живущие и страждущие здесь существа — лишь напоминание, что их муки не будут длиться вечно и они уйдут в небытие, получив прощение, отпущение или вечный покой. А он останется распятым своей гордыней навечно в ледяной пещере своего отступничества. Весь Ад создан в одно отцовское мучение. — Тебе ведь жаль его, Герион, — с пронзительной проницательностью и до крайности изумлённым голосом, вмиг увидев это, обронила Вики. — Это так, — не сразу ответил собеседник, несколько стыдливо отведя глаза в сторону. — Это моя природа, и я не могу и не хочу её менять. Он творил надо мной страшные злодеяния, но знать, какое хтоническое отчаяние тяготит его душу, так же не может оставить меня до конца равнодушным. В конце концов, он дал мне жизнь… А в моём и твоём мирах это, по сути, одно и то же чудо. Вики физически ощутила, насколько тяжело для Гериона толковать об этом. Он продолжал отяжелённым тоном: — Я вижу его истерические припадки, вижу его бескрайнее жестокосердие, но ведь в этой отраве не может жить ни одно живое существо, Вики. Он знал счастье, а последние вечности ведает только горесть и питается лишь собственным страданием. — И цель жизни Люцифера — сделаться таким намеренно, за исключением, пожалуй, лишь того факта, что он должен быть более разумным правителем… — всё правильно заключила собеседница, приобретя какой-то нечеловеческий оттенок лица. — Рад, что мы друг друга поняли, Вики. Ты, конечно, не должна это знать. Однако я не хочу, чтобы ты рассуждала наивно, находясь рядом с таким демоном, как мой брат. Это не сделает чести ни тебе, ни его положению в обществе. Герион вскоре покинул дом брата, заявив, что его ждут неотложные обязанности. Вики ещё не знала, что обязанности эти — в умелых ласках Тисифоны и её обезоруживающих и даже заботливых объятиях. Непризнанная обессиленно упала в кресло — конечно, после того, как собеседник оставил помещение, и тяжело обдумывала всё между ними сказанное. Вынеся для себя несколько важных пластов информации она, предварительно залетев в столовую и выкрав оттуда два больших печенья с миндалём, отправилась в одинокую палату своего единственного друга на Небесах. Там, притихши, сидел Сэми, молча молясь за выздоровление Мими. Увидев, как зашла Вики, он смутился, неестественно дёрнулся и кивнул, посчитав, что улыбнуться сейчас будет несколько неэтично. — Здравствуй, Сэми, — обдало парня холодом её отстранённого тона. — Привет, Вики, — невесело ответил ангел. Непризнанная прошла, без былой трепетности поправила подушку и одеяло лежащей в постели, легко кинула печенье на прикроватную тумбочку. Она делала вид, что не замечает Сэми — или же в самом деле его не замечала. Он с горькой внимательностью наблюдал за её холодными движениями. — Скажи: она скоро поправится, Вики? Что говорят врачи? — Она обязательно поправится, это известно точно. Но несколько недель для её же безопасности она должна провести здесь. — Славно, — энергично закивал ангел. — Ты идёшь сейчас на занятия? — Не припомню, чтобы я когда-нибудь пропускала их, Сэми, — однозначно закончила разговор девушка. — Ты никогда их не пропускала, — очнулась от тяжелой дремоты Мими. — Оттого не валяешься здесь, как живой труп. Это я наказана за свои прогулы… Демоница не договорила, зайдясь в тяжелом приступе кашля. Вики положила руку ей на грудь, физическим касанием слегка облегчив её кашель, и у Мими тотчас закатились глаза. Однако из последних сил она продолжила: — Сэми, что ты здесь выжидаешь столько дней подряд… — Я испытываю чувство стыда, если не навещаю тебя, — признался ангел. — Лучше становится — наблюдать такую беспомощность? — Не будь со мной так жестока, прошу. Я молю Шепфа за твоё восстановление. — Лицемерные, пропащие душонки… — не слышала его демоница. — Донесите до меня вести про отца. В остальных случаях вы мне здесь не нужны. — Мамон в относительном порядке, — оповестила Вики. — Он срывается на других. — В относительном порядке… Что ты можешь знать про его безопасность в этом месте… — На других он срывается много хуже, — ещё жёстче парировала Вики. — Ах да… Теперь ты приносишь из Ада самые первые вести, — ещё раз закашлялась Мими. — Прости, забыла, где теперь проводят своё время самые многообещающие ангелы. Ей было тяжело говорить, но вслух она неустанно припоминала Вики о её поступке и всячески её за это корила, когда было особенно плохо. Быть может, сказывалось постоянное присутствие Вики и постоянное напоминание о её неприятном сейчас для Мими существе. Встретив в палате холодность и никоим образом ей не удивившись — в традициях Вики теперь было обитать в такой атмосфере — Непризнанная отправилась на занятия. Теперь из списка её повседневных дел исключалась всякая леность, поэтому она рано вставала, чтобы новые обстоятельства её жизни никоим образом не мешали процессу её обучения. Сэми проводил опечаленным взглядом её след в коридоре, и в течение этого и всех последующих учебных дней они больше не встречались взглядами. Занятие по теории Равновесия в тот день состоялось для непризнанных. Вики сидела в отдалённом углу класса, безукоризненно точно выполняя задания Геральда, который теперь обращал на неё минимальное внимание. Преподаватель знал, что для того, чтобы делать огромные успехи в обучении, Вики теперь не требовался контроль или советы старших бессмертных. Её осознанность преодолела всякий предел, а такая радикальная смена мировоззрения на достаточно высокой степени обучения заставила преподавательский состав проникнуться к девушке глубоким уважением. От неё теперь ждали заслуг не меньших, чем у её прославленной матери. После занятия Вики в царской манере самообладания прошествовала к дверям аудитории. Её провожало множество подобострастных взглядов. Теперь на неё взирали снизу вверх самые выдающиеся непризнанные, пребывающие на небесах уже очень много лет. Что говорить о новоприбывших, которых одно только упоминание Вики теперь заставляло переходить на восхищённый шёпот. Ей не было до этого абсолютно никакого дела. Она сосредотачивалась на себе, открывала границы своих душевных сил, познавала и изучала собственное естество. Пример перед её глазами — гордая, холодная, чёрная фигура Люцифера — был слишком для неё значим. Поэтому она, порой сама того не ведая, в точности повторяла его поведение, и хотя иногда выходило достаточно неуверенно, она возносилась над массой учеников школы на больших, сильных и чёрных крыльях славы, которая теперь на устах звучала синонимом её имени. Вики спустилась в неприглядную, безлюдную, бескрайнюю лавовую пустыню и принялась за учебные занятия в своих комнатах — она отвела себе несколько в доме, и Люцифер немым согласием подтвердил, что она может их занять. Девушку теперь не пугали ни темнота, ни одиночество, ни тишина. Эти спутники жизни Люцифера очень благотворно сказывались на её учебном процессе. Она была наедине с собой — познавала, изучала и постигала. Хозяин дома посетил её несколько позже. Он не имел привычки регулярно заходить в её часть покоев, но всё же иногда наносил спорадические визиты с целью убедиться, что его эксперимент удаётся во славу его тщеславия и девушка не сходит с намеченной им тропы. Хотя они и жили в одном доме — больше времени Вики проводила с Герионом, ибо тот намеренно искал встреч. Люцифер же сохранял очень благородную самодостаточность и не рвался к их общению — всё же выдерживал ту холодность, которая влекла девушку к его персоне. Демон негромко вошёл в её учебное помещение, притворил за собой дверь. Взглянул на девушку строгим взглядом и подошёл ближе. Перед ней пласты качественного пергамента тяжело покрывали поверхность стола. Здесь и там мелькали выдержки из древних писаний, прославленных речений, несколько земных картографических проектов и два измождённых долгой каллиграфией пера. Но сейчас взгляд Люцифера привлекло то, что раньше он упорно не замечал в этой девушке. То, что он никогда не думал в ней открыть, что оставалось для него вечно незримым… Это слегка оголённое плечо, схваченное на самом конце шелковым бантиком из двух нитей. Люцифер с ухмылкой принялся разглядывать её силуэт, подрагивающий в нервном свете утомлённой свечи. Её кожа на приоткрытом плече казалась бархатом от мягкого свечения. По зримым ощущениям она напоминала благородный эфир, в каком — вдруг вспомнилось Люциферу — любили принимать ванны древние женщины благородного происхождения. И неосторожная прядь волос, едва касающаяся этого манящего бархата… Вики сидела отвернувшись. Люцифер знал: она, конечно, не поприветствует его визит и не подаст ни единого знака отзывчивости. И от этого только сильнее хотелось показать, что владеть этим обворожительным плечом, владеть всеми прелестями её цветущей молодости — полностью его привилегия. Мужчина приблизился, мягко ступив по дорогому паркету, и заглянул ей в глаза через плечо. Вики, не подняв взгляда, вопросила: — Что ты намерен здесь найти, Люцифер? Он не ответил. Кончик указательного пальца положил на открывшуюся часть плеча и медленно приложил все оставшиеся к её тёплой коже. Накрыл ладонью плечо, несколько грубо проведя ею до затылка — будто испытывал на благородство породы недавно привезённого ко двору скакуна. Вики не шевелилась, заблаговременно позволяя делать ему всё, что ему захочется с ней делать. В этих покоях она не могла принять другую роль, кроме как подчинённой, поэтому не выказала ни взаимного желания, ни резкого отказа. Она сама не знала, чего хотела. Последними остатками её человеческих желаний оставались обретение покоя и целительная тишина вдалеке от всех бьющихся сердец мироздания. Однако Люциферу неведомы были её думы. Его сейчас ничего не занимало, кроме интереса, как она отреагирует на его искусные, бесконечно умелые и выведенные многолетним опытом касания. «Попросит ли себя поцеловать? Вскричит ли, захочет вырваться?.. Она живёт здесь далеко не первый месяц. Боялась бы — и духу здесь давно не было. А здесь не вздохнёт ли глубже?..» Люцифер с видом крайней заинтересованности сдвинул её мантию на спине и мягкими, тянущими движениями обвёл сильными руками нежные лопатки. Резко вернулся к ключицам, чуть сжал пальцами эти выступающие кости. Пальцем провёл до подбородка и, едва приказывая, приподнял её взгляд на себя. В нём он не нашёл никакого отклика. Лишь сухое покорение… «Нет, это не оно…», — возрадовался внутри Люцифер. Это было… «Вселенское равнодушие». Мужчина в душе зашёлся демоническим хохотом. «Неужели ты так глубоко пережила эту потерю? Неужели его уход стёр в прах всю твою чувствительность и женское похотливое начало? Нашёл же что-то в тебе этот ангельский выродок…», — записывал в свой дневник Люцифер крайне важную для изучения человеческого разума информацию. Ему стало интереснее. Обследовав её мягкие плечи, мужчина не обнаружил там признаков присутствия нижнего белья и улыбнулся, уже отпустив её подбородок. Его ладонь, никогда не знавшая стеснения, опустилась ниже, и предрекла Вики, что эта самая ладонь может владеть ею, как только захочет его демоническая душа. До сих пор же в ней просто не нашлось никакой заинтересованности… Что более — в заледенелое, не знающее пощады сознание Люцифера закралось одно нелестное его себялюбию воспоминание. Это аккуратно выведенные губы этой девушки, выскользнувшие из-под его властного внимания так скоро и так ловко, что впервые за века колкое негодование из-за женского отказа обнаружило своё присутствие в его душе. Он ведь не знал отказов. Не знал ласки к уже отдавшимся, не ведал милости к ещё не павшим. Вся его любовная биография насчитывала исключительную послушность — посредством ли насилия, угроз или запредельного, сжигающего в чёрный прах интереса. С уверенностью оракула можно было заключить, что Люцифер познал до крайней степени все грани плотской, лишённой всякого чувства любви. Он тогда отпустил Вики в морозный воздух горной вершины и не напустил на неё океанский ураган своей жестокосердной мести. Он отпустил её — без всякого наказания, совершенно неповинную — но в душе сберёг для удачного случая чувство яростно гнетущей неудовлетворённости. Люцифер в акте безупречной театральной игры убедил тогда эту безвольную Непризнанную в том, что добиваться её поцелуя для него было бы презренным, несмываемым позором, но на деле не допускал всё это время, живя с ней под одной крышей, и мысли о возникшем желании — дабы и помысла у него не возникло об унизительном положении рабского акта предложения. Он всегда брал то, что хотел, не вопрошая. Он ещё непродолжительное время с интересом наблюдал за решительной выдержкой Непризнанной, как вдруг заметил содрогание свечи от её скрытого, бесшумного, но судорожного выдоха. Люцифер не сразу остановился, убрав руку и медленно вложив её в другую, принявшись совершенно безразлично к ситуации растирать свои ладони, будто перебирал в руках снятый с её плеч бархат. Вики до боли сжала зубы, дабы не проронить ни одной эмоции и, смиренно прислонившись к спинке стула, указала ему на соседнее кресло: — Быть может, ты хочешь со мной побеседовать. Люцифер, зримо для девушки, открыто и нагло улыбнулся этому маленькому этюду в багровой комнате и удивлённо заключил: «Как она выучилась скрывать эмоции… До последнего бы не подумал, что она сдерживает такой глубокий вдох». — Да, хочу. Я также хочу посмотреть, как далеко зашёл прогресс твоего познания. Демон представил Непризнанной крайне мудрёное задание на размышление и перевернул золотые песчаные часы на её рабочем столе. Он знал — недостаток времени крайне неблаготворно влияет на сообразительность девушки. Поэтому в последние месяцы все её задания заключались в жёсткие хронологические рамки. Люцифер находил её слабые места, заливал их раскалённым маслом, и они теряли свою чувствительность, исчезая из девушки навсегда. На их месте же возводились новые достоинства, так нужные ей для планомерного развития и становления как бессмертному существу. Вики закончила, удовлетворив его результатом, и оповестила: — Герион хотел провести вечер вместе. — Кажется, я никогда не запрещал вам видеться, — даже с лёгким удивлением ответил демон. — Вместе. Ты, я и он. Хотя он говорил так, что у меня создалось ощущение, будто он намерен пригласить кого-то ещё. — Мне известно, кто этот четвёртый, — слегка соскалившись, сказал Люцифер. — Впрочем, тебе не помешает поглядеть на подобное поведение… Он взглянул на Вики взглядом, каким прежде не смотрел, и задумчиво сказал, больше обращаясь к голосу собственного разума: — Брат хочет поужинать вместе… Не боясь, он предлагает это, что более — через посредника… Неужели я стал столь радушен как хозяин, ответь? — Не спешу тебя с этим обрадовать. — И я так думаю, Вики… Прими приглашение, и если брат не намерен обсуждать что-то деловое, мы не станем растягивать эту пустую затею надолго.