Долго и счастливо?

— Не сомневаюсь в ваших талантах по части пиздежа. Вы реально всегда что-нибудь да придумаете. Почти правду, да, Блейз?! Для тебя всё просто и понятно. Мы ж не раз делили девочек на двоих. Твоя совесть чиста? — Драко, спокойно. Всё не так… Договорить Блейз не успел. Его сшиб с ног мощный удар. Забини упал на колени, закрыл лицо руками, простонал: — Мерлин! Ты сломал мне челюсть… Увидел, что Драко медленно приближается к Грейнджер: — Друг, дай сказать! — Друг? — Малфой ненавидел сейчас даже само это слово, — Ты перестал им быть в момент, когда решил развлечься с моей девушкой. Бывшей, конечно же. Надеюсь, вам было ДОСТАТОЧНО весело для такого финала. А ты… — в глазах Драко отразилась такая боль, что все слова и оправдания в момент вылетели у Гермионы из головы, — тебя я понимаю ещё лучше. Когда долгие годы нависаешь над учебниками и вдруг, в одни прекрасный момент, приобщаешься к радостям секса, конечно, тебе становится мало. Хочется новых ощущений, да? Попробовать другого мужика. А, может, и не одного. Ведь это так распаляет и возбуждает. — Малфой, что ты несешь??? Крам чуть не изнасиловал меня, а Забини спас! — О! Ролевушечки. Респектую. Молодцы, фантазия хорошая. Блядь, я бы даже посмотрел. Если б это были не моя девчонка и не мой единственный друг. И, как я и подозревал, ёбанный Крам. Я просил тебя сидеть здесь?! И ждать меня! Драко вздохнул. Запал на убийство пропал. Его сменила тянущая пустота и усталость. Эти двое были для него никем. И даже ничем. Кроме презрения, никаких чувств не осталось. Он развернулся и быстро зашагал прочь.  *** Гермиона думала, что за свои годы она познала все оттенки одиночества и печали. Но она ошибалась. Самая умная и рассудительная студентка Гриффиндора рыдала третий день подряд и не могла успокоиться. С одной стороны, её терзала совесть — ведь она первоначально обманула Драко, проигнорировав его слова, с другой стороны, она не понимала, почему она постоянно должна ему подчиняться, у неё были и свои планы на жизнь. Неприятны были воспоминания о поведении Крама и подлости Пэнси. Крам просто тупой и здоровый качок, а вот гадина Паркинсон неспроста затеяла эту интригу, рассчитала всё чётко. Один раз она пыталась решить вопрос с Драко. Выбрала момент, когда он, по своей старой привычке, практически пробегал мимо неё, схватила его за рукав мантии. Он так дёрнул рукой, что она чуть не впечаталась в него по инерции. Нехорошо сузив глаза и презрительно глядя на неё, процедил: — Пошла на хуй, грязнокровка! Никогда больше не трогай меня своими ручонками! Гермиона пыталась что-то оправдательно пропищать, но увидела только спину уходящего парня. Хуже всего были ночи — одно страдание. В чем-то Малфой был прав — секса хотелось ужасно. Но только с ним. Стоило ей закрыть глаза, как она чувствовала его руки, губы, входящий в неё член. Одно только воспоминание о том, как он проводит в задумчивости языком по верхней губе, делало её трусики влажными. Гермиона не могла найти другого способа, как, возбуждая саму себя, кончать раз за разом, выкрикивая его имя. «И тут Драко не обманул, — печально улыбалась она, — действительно, теку по нему как сучка». Раньше он часто обижал её своими злыми словами, но равнодушие оказалось гораздо худшим наказанием. Забини, конечно, пытался утешить. По-мужски, своеобразным способом. Говоря, чтоб не расстраивалась, Драко и его на хуй послал, да ещё и челюсть пострадала, так что Гермиона ещё легко отделалась, не валяясь на полу под Круциатусом. Когда-нибудь Малфой обязательно всех поймёт и простит. Может, для этого и понадобятся десятилетия… На этом трогательном моменте Гермиона резко начинала плакать и убегала в свою комнату, чтобы страдать там ещё больше, споря мысленно с Драко и убеждая его не быть таким жестоким говнюком. Только учёба немного отвлекала её. Последний курс был непростым, и девушка полностью окунулась в усовершенствование своих знаний, стараясь забить голову до такой степени, чтоб не осталось посторонних мыслей и осознания того, что они никогда не будут вместе. *** Драко страдал недолго. Он внезапно решил, что не доставит своим бывшим такой радости. Уж он-то точно не сделал ничего ужасного. Очень хорошо, что эти предатели проявились сейчас. Чем раньше, тем лучше. Надо идти дальше и жить на полную катушку. Первой об этом решении узнала Паркинсон. Она стояла около озера и восхищенно рассматривала своё отражение, меняя позы и выискивая ракурс, с которого выглядела наиболее сногсшибательно. — Скучала? Этот голос она узнала бы в любой ситуации. Более того, она с затаённой надеждой ждала Драко. — Я знала, что ты вернешься, малыш, — с улыбкой потянулась к нему, задорно встряхнув чёлкой. «Красивая, — не мог не отметить Драко, — но такая шалава! Зато честно признаёт это, и я всегда знаю, чего от неё ждать. Главное здесь — отрабатывать программу минимум по ночам». Не теряя времени, Драко притянул её к себе и, схватив за зад, начал просовывать язык в её рот. Сопротивления не почувствовал. Наоборот, её язык отправился прямиком в его гланды. Это было не очень приятно, но терпимо. Быстро опустилась на коленки, расстегнула ширинку и отсосала так, как могла только она — жадно захватывая опытными губками его пенис. Проглотила до капли всю сперму. Лицо было довольным и самоуверенным. Хорошая кошка, ручная. Если надо — вылижет ему и ботинки, лишь бы он был с ней. Вот нового друга было завести сложней. Точнее — невозможно. По Блейзу Малфой скучал сильно. Но простить не мог никак. Просто эту пустоту в душе заполнить не мог никто. А Гермиона стала ненужной. Жалости к ней он не испытывал, хотя видел, что она стала похожей на подобие себя, на тень. Не трогало почему-то. Сам удивлялся. Отрезало. И к лучшему. *** Гермиона вяло ковырялась ложкой в своём обеде, есть не хотелось, хотелось опять укрыться в своей уютной норке и не вылезать оттуда как можно дольше. На стол перед ней упал свёрток, завёрнутый в красную парчовую ткань. Одновременно, в воздухе завис свиток, с хлопком раскрылся. «Громовещатель, только его и не хватало!» —  Гермиона, к счастью, давно научилась затыкать подобные штуки. Но это было не совсем письмо-кричалка, а что-то похожее по виду, но совершенно другое по содержанию и изложению. Голос Дамира с легкой хрипотцой ласково и весело начал: — Любимая Гермиона… Взмах палочкой — письмо стихло и упало ей в руки. Но по рядам сокурсников прошел веселый шепоток. «Любимая Гермиона» вспыхнула, ожидая привычного подъёба от Малфоя, но слизеринец молчал. Его одного, казалось, совершенно не заинтересовало послание из Омана, он задумчиво пялился в противоположный угол. Девушка развернула ткань, вынула украшенную золотой арабской вязью коробочку и открыла её. Народ ахнул. Внутри засияло изумрудное колье, веселые огоньки заиграли на потолке, отразились в изумленных глазах девушки. Она быстро захлопнула крышку и, схватив подарок, выбежала из зала. Слушая в ванной слова Дамира, опять плакала. Но теперь уже от ностальгии, поняв, что очень хочет увидеть его. Он бы никогда не предположил, что она хоть в чём-то может быть виновата. Он знал её душу. Парень говорил, что недавно почувствовал её горе, как своё, спрашивал, не случилось ли чего, не нужна ли его помощь и предлагал приехать к нему на Родину, если она нуждается в защите. «Случилось, Дамир, нужна твоя помощь, очень хочу тебя видеть, обнять, заслонить твоей лаской весь этот серый мир, забыть». Она надела колье, посмотрела в оконное отражение. Сверкая и переливаясь, оно красиво оттеняло её карие глаза и рыжеватые волосы. Колье как будто жило своей жизнью. Неожиданный стук заставил вздрогнуть, развеяв мечты о далёкой стране и близком человеке, друге. На пороге стоял Гарри. — Какая ты красотка. Улыбаешься уже. Зашёл позвать тебя на улицу. Хорош сидеть в духоте. Выбежали под лёгкий, пуховый снежок, прошлись по скользкому школьному двору. Гермиона не застёгивала верхнюю одежду, глубоко вдыхала грудью свежий воздух. Драко выскочил, как всегда, неожиданно. Упёрся взглядом в украшение на её шее: — Взяла, шлюха! Не сомневался. Дамир тебя переоценивает. Скрылся в ночи. Гермиона даже повеселела. Задело Драко Малфоя, на секунду снял свою надменную маску, показал чувства! Драко злился на себя, снова злился на Гермиону, на Забини, даже на Гарри. Хотя он-то тут был причём? «Этот всегда причём! Крутится рядом, шары свои подкатывает, наверняка. Может, и подкатил. Не зря же они почти ночью прутся в неизвестном направлении. И радость такая невротебенная на лице! Быстро она отошла от горестных страданий. Только изумруды подкинул Дамирчик. Бабы! Что тут ещё скажешь». Если до этой встречи Малфою неплохо удавалось скрывать своё отношение к случившемуся, то тут он как с цепи сорвался. Был злой, никто не мог сказать ему даже слова поперёк. Реакция следовала незамедлительно. Начал орать на учителей. Приобрёл нехорошую привычку психовать без видимого повода. Мать твою, Грейнджер, он не мог найти себе места. Успокаивался только во время секса с Пэнси, который становился всё более жёстким, садистским. Иногда он чувствовал, что Паркинсон уже не столько получает удовольствие, сколько испытывает боль, но не останавливался. Ему нравилось видеть страдания людей. Почти потеряв свою человеческую натуру, он гасил боль, которая, в другое время, заливала его душу волнами. Крики девушки были слышны на весь Хогвартс. Но никто не решался на замечания. Даже Аргус Филч, делая вечерние обходы, шаркал чуть быстрей мимо комнаты, где бушевал Малфой. «Ну, его на хрен, этого долбанутого извращенца. Кто его знает, что у него на уме, там вся семья — нелюди», — и плотно прижимал к себе притихшую кошку. До Гермионы долетали отголоски этих сумасшедших оргий. Она затыкала уши. Ей было страшно, но хотелось видеть, как они там развлекаются, какого Годрика Пэнси так верещит??? А развлекаться Драко умел: использовал различные приспособы и приблуды. Подвязывал Пэнси за руки к перекладине на потолке, поднимал её тело повыше и полосовал её плетью до того, что рука уставала, а кровь начинала капать с её тела на пол. Потом жёстко брал, используя все дырки, не позволяя ей кончить, пока она уже не начинала молить его, глотая слёзы, чтобы он дал ей хотя бы отдохнуть. Она уже не могла терпеть постоянное возбуждение и отсутствие разрядки. В ответ на эти просьбы, Драко просто вставлял ей в рот кляп и продолжал делать то, что считал нужным, доводя её практически до обмороков. Днём он мог принудить её заниматься сексом на публике. В любое время, когда и где он хотел. Задирал ей юбку и просто имел. Так весело и плодотворно проходили его дни и ночи. И даже себе он не хотел признаваться в том, что в самые мрачные моменты его любовных помутнений перед глазами стояла одна картинка: Блейз — Крам — Гермиона. Терзая тело своей любовницы, он наказывал Грейнджер.