Орландо БЛИН!

                    Сначала подумал, что ослышался, что пить меньше надо… Разговор не продолжил, тем более что Роман как-то рядом оказался и уволок Алинку выковыривать семечки из перцев. Но слово не воробей, насрало — так просто не смоешь…              Укладываю спать Алинку и решаюсь заговорить на запретную тему.       — Алин, а у тебя есть ваши семейные фотки?       — Немного.       — Покажешь?       Она радостно выскакивает из-под одеяла и залезает в ящичек своего девчачьего секретерчика. Достаёт альбомчик, садится рядом со мной и листает:       — Вот это, я когда родилась! …Вот это меня из роддома выносят. …Это мне много уже, полгода! Вот зачем голых-то фоткать? Ужас! Не смотри! …Вот это тоже я, вот я с папой. Смотри какой он смешной был! …А тут мы с мамой и папой в зоопарке, я рыдаю, испугалась мартышек… это мы с мамой в старой квартире и вот мы втроём… Да… и втроём и нет больше вроде.              Я осторожно забираю альбом и вглядываюсь в женщину на фото. Узнаю сразу. Со мной никакого сходства. С Орландо Блумом тем более. Да, блондинка… и всё! У неё щёчки с ямочками, губки бантиком, маленький носик, зелёные глаза, круглые брови, родинка над верхней губой… Красавица, хотя сегодня выглядит иначе. Пополнела, покрасилась и сменила выражение лица на уверенно-высокомерное. Это та женщина, которая привозила Алину.       — Алина, твою маму Юля зовут?       — Да, как и тебя.       — Они развелись?       — Да, мне было лет пять… я и не понимала тогда ничего. Живу у папы — он настоял…       — А как же мама?       — Езжу к ней! На каникулах вместе… и у неё новый муж, новый ребёнок, — Алина тяжело вздыхает, — мальчик, Максик.       — И как ты?       — Привыкла уже… Юли, ты не отравился сегодня? Какой-то ты бледный и сморщенный.       — Да… мне нехорошо...       — Тогда укладывать тебя буду я.              Алинка по-деловому берёт меня за руку и ведёт ко мне в комнату, расправляет кровать, велит переодеваться, нарочито отвернувшись, укрывает одеялом и рассказывает мне сказку про волка и трёх поросят. Я делаю вид, что заснул. Слышу, в комнату заглядывает волк, и Алинка его выдворяет:       — Тс-с-с! Юли спит, не буди!       — Спит? Уже? — расстроенным голосом говорит Роман. И темнота, и тишина, я типа сплю… глупый поросёнок. Поросёнок Нах-нах… Я с открытыми глазами всю ночь. Не реву. Думаю. Составляю план. Терзаю себя. Обзываю. Простыня в ком. Сижу на полу. Стою у окна, прижавшись лбом к стеклу. Глубокой ночью иду на цыпочках в комнату Романа. Смотрю на спящего. Изучаю. Сжимаю зубы. Иду в гостиную. Достаю из бара какую-то бутылку. Пью. Блюю. Но не реву. Жду утра.              Утром улыбаюсь. И даже целую Романа в губы. Он отправляется на работу, Алинка опять куда-то, а я после них отправляюсь реализовывать свой план.       Первое, беру алинкины таблетки. Еду в институт в медпункт, Раиса Михайловна, хорошая знакомая, может, скажет, что за лекарство.       Второе, в институте нахожу Жоржика, общаюсь. Беру на понт, удаётся сразу.       Третье, ищу Лапшу, выясняю, как звали его свинтившего во время пожара соседа. Вася? Ага!       Четвёртое, еду в дом к Бараевым, припираю к стенке Василя.       Пятое, иду в запомнившийся мне дом, вызываю Матея. Разговариваю с ним, получилось даже по-дружески.       Шестое, еду в офис «Trade up». На их этажи не поднимаюсь, спускаюсь сразу в подземный гараж-парковку. Вижу, там Андрей. Он мне рад, болтает и показывает свои автомобильные владения. Спрашиваю у Андрея, куда он Алину отвёз, вернее где живёт Юля. И добиваю себя тем, что отправляюсь к ней…              Когда весь план реализован, сижу без сил на скамейке в парке. Вечер. Куда мне идти? Некуда! Нет ни квартиры, ни вещей, ни друзей — из общаги все разъехались по домам. Ехать к Роману? Не могу. Даже денег нет на билет до дома! Сидеть в парке? Холодно.              Звонит Роман. Не беру. Звонит ещё, и ещё, и ещё. СМС: «Ты где? Что-то случилось?» Терплю холод, но сил нет. Звонит Роман, отвечаю:       — Ну наконец-то! Не могу тебя найти! Ты где?       — В парке, за площадью Революции.       — Что за голос? Что случилось?       — Я умер…       — Юля! Я еду, сиди там!              Он приезжает на такси. Он бежит ко мне через аллею, я вижу это. Он хватает за плечи, вынуждает подняться, смотрит в глаза долго, копается в них:       — Всё это ничего не значит! — вдруг заявляет он, значит, нашёл, что искал в моих глазах… — Мы едем домой!       — Роман Вольфович…       — Мы на «ты»! — орёт он на весь парк, но мне в лицо. — Едем!       Тащит меня к такси, а я и не упираюсь особо. Я замёрз, мне всё равно.              Едем молча, под заунывные звуки шансона.              Дома Роман тащит меня в гостиную, наливает водки:       — Пей!       — Может, на брудершафт? — устало отвечаю я.       — Тогда говори! У тебя такое лицо, как будто… ты действительно умер... Или ты меня разыгрываешь?       — Разыгрываете только вы, Роман Вольфович. Великий актёр! Вам бы на «Мосфильм». А лучше в Голливуд сразу!       Он осекается, выпивает водку, налитую мне, садясь в кресло, шепчет:       — Что ты узнал?       — Наверное, всё.       — Всё? Всё — это что конкретно?               Я отхожу к окну, отворачиваюсь, чтобы не видеть, чтобы не дрогнуть, чтобы не верить, и обвиняю его:       — То, что ваша жена жива и здорова. Вы с ней развелись с большим скандалом, так как она узнала, что её обожаемый муженёк никогда её не любил, но добился её подлым путём. Узнал, что я совсем не похож на Юлию Николаевну, и предположил, что та фотография — тонкая работа компьютерщика, я бы и сам так смог отфотошопить. Я узнал, что Матей ходил в институт по вашей просьбе и вы заплатили ему за спектакль с «увольнением», а сами обменялись охранниками с вашим знакомым. Причём Василь — сын Матея. И именно Василь поселился с Лапшой и поджёг квартиру, ничем не рискуя. Пожарные были наготове, Лапшу из душа вытащил сам Василь, чтобы тот не сгорел. Я узнал, что наш препод — Георгий Ильич — ваш одноклассник, он по дружбе разыграл сцену моего исключения, а вы — сцену моего спасения. Но самое жуткое — это история с Алиной, таблетки, которые я так упорно ей скармливал — безобидные витамины и биодобавки. Просто очень не наши, из-за бугра привезённые, так что не определить сразу их предназначение. Вы с лёгкостью убивали свою дочь! Но ведь, я вижу, вы любите её.       — Не с лёгкостью, ты заблуждаешься!       — Ах, вот как! Монстра всё же мучили угрызения совести? Но себя-то вы убили точно с лёгкостью! К вашему «лечащему врачу» я не пошёл. Вряд ли со мной стали бы разговаривать. Но ваш «майбах» я видел, он целенький и невредименький, сверкает без единой царапины! И свой пластырь снять можете, костюмированный бал закончен! Могу себе представить, как сложно было не заржать надо мной, который прибежал в отчаянии, который говорил о любви, который — просто лох!       — Юля, мне было трудно, но «не заржать»...       — Ой! Не надо новых сцен только! Я приехал сюда с вами, так как мне некуда идти. Завтра утром я уезжаю домой, навсегда. Купленные вами вещи я оставлю здесь.       — Юля… всё это… я делал из-за любви!       — Ложь! Из-за похоти, из-за авантюризма, из-за эгоизма! Мальчик понадобился? Добьюсь, обыграю, заломаю…       — Ты не понял, из-за любви…       — Не верю! И не поверю ни-ко-гда!       — Что ты хочешь, скажи, я всё сделаю, только останься…       — Я не хочу видеть вас, слышать и знать! — я разворачиваюсь, выпаливая эту фразу, и встречаюсь с его глазами, он почти вплотную подошёл ко мне. — НЕ ПОДХОДИ КО МНЕ!       Он прищуривается, его нос опять по-волчьему дёргается, он наступает ближе:       — Ты боишься себя? Ведь ты хочешь меня, тебе понравилось! Не уходи! Я признаю, что я подонок. Я заигрался, я просто не ожидал, что влюблюсь, я думал, будет маленькая пьеса, а вышло…       — Хуево у тебя вышло, Шекспир! Не придумывай сейчас новую концовку к своей пьесе. Всё сложилось, как ты хотел! Убери от меня руки!               Он схватил, зажал в кольцо рук, придавил к стене, захрипел в ухо, в губы, в глаза жарко:       — Ты любишь меня, поэтому не можешь уйти, тебе же самому будет больно! Юля, прости! Я знаю, что подонок, но я люблю тебя и это не розыгрыш, это правда!       — Не трогай меня!       — Буду! Не отпущу, пока не простишь.       — Значит, сдохну у тебя под носом!        Мы сражаемся, мы боремся. Я отталкиваю, я пинаю, но Роман обезумел, он не чувствует, вцепился и не отпускает. Я ещё что-то кричу, я пытаюсь отодвинуть, а у него надуты шейные вены, я вижу как пульсируют виски, его лицо становится мокрым. От пота? Нет…       — Я не верю! — ору я. — Я не пожалею! Ты, может, и сильнее, но заставить меня не сможешь!       — Но ведь ты любишь меня. Любил!       — Я ненавижу тебя. И это сильнее!              И он молчит, не отпускает, сжимает, дышит мне в ухо. Мы стоим, плечи онемели от его хватки. Я понимаю, что он отчаянно соображает, что он может сделать, он готовит новый план? Не получится. Я выжгу все чувства к нему, все воспоминания, все имена и пароли! Вытравлю кислотою, пусть будет дыра!              — Юля…       — Не начинай. Не придумывай новую пьесу!       — Послушай, тебе некуда идти, ты сказал сам. Маме твоей — не до тебя. Я узнавал.              Я дёргаюсь.       — Тихо-тихо, Юля, просто поживи у меня, побудь рядом, я не буду приставать, не буду даже говорить с тобой. Я устрою тебя на работу. У нас есть вакансия. Поживи, останься, ведь Алинка…       — Не смей! Не смей опять приплетать девочку к своим интригам!       — Но она искренне привязана к тебе. И я! Я тоже не смогу… Но это не важно, поживи здесь! Всё образуется. Вот увидишь! Я обещаю.       — Нет, я уеду завтра. И денег обещанных не возьму, ты и так потратился на меня…       — Ты жестокий!       — Хорошие учителя были!              Наконец, Роман бессильно отпускает руки. Наливает себе водки ещё и выпивает. Потом прикладывается к самой бутылке и пьёт из горла. Не допив, резко разворачивается и швыряет её в стену.       — Ты будешь мой всё равно! — рычит он. — Я смогу вернуть тебя!       — Нет, — тихо говорю я и ухожу из комнаты. Иду в Алинкину комнату, закрываюсь на запор. Сплю спокойно. Наутро не выхожу из комнаты. Слышу, что Ромашка не пошёл на работу. Караулит. Ходит около двери. Но не рвётся внутрь. Чего я жду? Почему не ухожу? Жду Алину, когда она приедет от матери.       В четыре часа Роман поехал за дочерью сам. Вернулся на «майбахе». Я ждал Алину внизу.              — Юли? Ты куда-то собрался?       — Мне пора уходить, Алина. Я прожил здесь месяц, и даже больше. Мне пора уходить…       — Как!..       — У тебя есть мама, есть папа, они тебя любят, всегда помогут. А обо мне просто вспоминай. И не вздумай влюбляться в какого-нибудь очередного гарри поттера. Взрослей! Люби реальных людей! Хорошо?       — Неужели я тебя больше не увижу?       — Вряд ли. Я уеду далеко…       — Ты меня совсем не любишь!       — Что ты! Я очень люблю тебя! Но сейчас нужно, чтобы я уехал. Прощай.              Я целую её в обе щёчки, она виснет на мне, не отпускает…       — Папа, — шепчет ему, — сделай что-нибудь, ты же можешь!       — Я верну его, — говорит Роман.              — В этот раз не получится. Заклятье перестало действовать.