Орландо БЛИН!

                    Я пробыл дома всего неделю. Мама второй раз вышла замуж, делала дома ремонт, ей было не до меня. Она раздражалась, когда видела моё мученическое лицо на фоне своего счастья. А лицо действительно не соответствовало. Плохо мне было, думал о Романе и об Алине. К Алине привязался, Романа полюбил, но вернуться не мог. С Алиной попрощался, Романа возненавидел. Не могу простить ему, не хочу потакать воспалённому сознанию. Я для него был игрушкой, марионеткой, а он мастерски дёргал за верёвочки, укладывал куколку под себя, не прощу!              Через неделю договорившись с однокурсником о квартире, приехал обратно. Буду искать работу на лето. Что-нибудь типа официанта. Но для этого нужно привести в порядок голову, в прямом смысле слова. Звоню Вадиму и требую снять накладные волосы. Он назначает время. Я являюсь.               Вадим с шутками-прибаутками усаживает меня в кресло и надевает на меня какой-то чехол, начинается мучение: дёргание волос под идиотские жалобы стилиста. Я даже глаза закрыл, чтобы хотя бы не видеть его, пусть и в зеркало. Закрыл и лучше бы не открывал.              Чувствую, что стилист от меня отошёл и долго не возвращается, открываю глаза, и прямо передо мной на столике с зеркалом сидит Роман. Неважно выглядит, пил, что ли?       — Я прошу, прости меня и вернись! — без предисловий заявляет он.              Я верчу башкой, ищу стилиста, где он, падла?       — Вадим! Ты всё закончил, что ли? Ты где?       Вадим не отвечает, вместо него опять Роман:       — Юля, поговори со мной, Вадим ушёл…       — Значит, и мне пора, — я делово высвобождаюсь от чехла, аккуратно вешаю его на спинку кресла, но уйти мне не дают. Роман хватает меня за руку и дёргает на себя, я падаю прямо в его руки и в его запах.       — Отпусти, урод! Мы уже всё выяснили, обо всём поговорили! Отпусти…       — Юля, пойми, я хочу видеть тебя каждый день, я хочу трогать тебя, любить тебя каждый день, я хочу быть рядом! Вернись ко мне.       — Я не хочу ни видеть, ни слышать, ни трогать, ни любить! Я забыть всё хочу, поэтому давай разойдёмся и никогда больше не будем вместе!       — Юля, я не могу! Я люблю тебя!       — Ну и люби! Могу фотку свою тебе подарить, хотя у тебя километры съёмки должны быть из видеонаблюдения. Вот и дрочи на них! А меня оставь в покое!       — Не могу! И ты не можешь! Ты другой стал, ты под меня перекроен! Тебе только со мной хорошо будет! Ладно, я, но ты себя наказываешь!       — Ты несёшь бред.       — Ты знаешь, что это не бред.              Я знаю, что это не бред. Он действительно приручил меня к себе, «перекроил». Но это касается только тела! Хочу его, хочу просыпаться рядом, хочу чувствовать его взгляд, хочу забираться в его жёсткие волосы. Но не хочу быть объектом и добычей! И знаю, что Роман — большой мальчик — его не перевоспитать, не исправить, он будет лгать всегда — профессиональное.       Я высвобождаюсь от его рук:       — Рома, я справлюсь с собой. Моя привязанность не смертельна. Поэтому отвали!       — Пойми, всё, что я наворотил, получилось спонтанно. Чтобы оставить тебя в доме тогда, мне пришлось сочинять на ходу, сам рассуди — ты бы не остался! А потом как ком. Поверь, никакого особого сценария не было.       — Да плевать! С аварией не могло получиться спонтанно, ты переборщил!       — Иначе ты бы никогда мне не признался, что любишь. А перед лицом смерти похеру все эти гомофобские идеи и сомнения. Я тебе помог.       — Да ты экзистенциалист! Вот теперь помогай себе сам!              Пытаюсь уйти, волчара вновь хватается за меня, через спину прижимает к себе. Не вижу, что он шарит там одной рукой? Пытаюсь, скосив глаза, посмотреть в зеркало. Роман, обхватив меня левой рукой, прижав к себе и к дверному косяку, правой рукой что-то вынимает из кармана своего плаща, встряхивает, чувствую странный запах. Роман резко закрывает мне носоглотку какой-то тряпкой, но не душит, я вдыхаю через неё… и шибает в мозг, остро, рвотно, спазм в горле спускается в лёгкие. Чёрт, слабость, мозг поплыл, не могу стоять, не могу… гаснет.              Мне что-то снится, какая-то бурда. Настя ревёт и орёт на меня, убегает, я за ней бегу, но ноги ватные, не слушаются, Настя всё дальше, я понимаю, что это уже не Настя. Это Алина. Я кричу ей: «Стой, вернись!» Вижу, что она бежит не от меня, а к какому-то человеку, присматриваюсь, бред — к настоящему Орландо Блуму. Я начинаю реветь, мне обидно, я кричу: «Я лучше, я лучше! Возьми меня! Будь со мной!» Задыхаюсь, кружится голова, а Алинка поворачивается и мужским голосом отвечает: «Конечно, ты лучше! Буду с тобой, возьму тебя, обязательно…» И меня тошнит от этого контраста — черноглазая, худенькая девочка и глубокий мужской голос с хрипотцой. И чувствую, что тошнит натурально…              Неведомая сила приподнимает меня, нагибает, и я выплёскиваю весь свой сон в какой-то тазик… Уже не сплю, вижу паркетный пол и тазик, свою рвоту, меня полощет беспрестанно. Когда чуть отдышался, меня откидывают назад, вытирают лицо, открываю глаза — Роман. Где я? Выдавливаю из себя почти стон:       — Что со мной?       — Прости, прости… — шепчет Роман, горестно сдвинув брови. — Выпей вот это, должно помочь…       Пью из его рук, какая-то кислятина. Вновь спазм, но не до рвоты. Болит затылок, сухо во рту, шум в ушах. Не могу вспомнить, что со мной было?       — Отдыхай, — заботливо шепчет Роман, — я рядом!        Отдыхаю, но не сплю. Валяюсь с закрытыми глазами. Ощущение, что тебя качает на волнах. Напрягаю сознание. Начинаю вспоминать. Вадим. Зеркало. Роман. Его руки. Я тебя люблю. Отвали. Тряпка. Алина. Чёрт! Он меня чем-то обнёс, и я потерял сознание! Неисправим.       Потом всё-таки засыпаю.       Проснулся, и за окном яркое солнце, утро. Рядом в постели с голым мной лежит Роман, он-то как раз одет. Спит. Разглядываю его. Выражение лица детское какое-то! Губки надул, щёку сплющил, брови расправлены. Одна рука под щекой, другая между коленок. Ну просто идиллия. Я ищу глазами, где моя одежда. Понимаю, что в комнате её нет. Хм, надену его! И уйду. Осторожно спускаю ноги, выпутав их из одеяла, встаю… Чёрт! Пол куда-то побежал! Сила земного притяжения есть! Сейчас будет больно... Но нет! Меня ловят и подтаскивают к постели. Заботливо смотрят в лицо и ласково шепчут в ухо:       — Ты куда, дурачок?       — Домой, — вяло отвечаю я.       — Ты дома. Лежи, ты ещё слаб.       — Зачем ты это сделал?              Роман пристально смотрит на меня и отвечает просто:       — Затем!       — Ты меня похитил?       — Да.       — Зачем?       — За этим…              Он наклоняется ко мне, целует, поглощает меня, но при этом нежен. Слышу чей-то стон, понимаю, что мой. Я уже успел соскучиться по нему? Да. Ощущения обострены, так как лежу расслабленный. А Роман спускается по шее, ставит отметины на ключицах, целует грудь, лижет соски, залезает в подмышки, дышит там, кусает кожу на боку, направляется в живот… Чувствую, что хотя организм и слаб, один орган бодр и весел, запел заунывно, заколотил от основания.       — Рома, не надо, я прош-ш-шу…       — Надо.       Спускается к ногам. Роман выцеловывает, вылизывает дорожки и орнаменты на коже, а я только способен вцепившись в его волосы умолять:       — Ты опять, опять меня унижаешь! Прекрати…       Он не отвечает, ест меня, причмокивая, заражает своим аппетитом, обнюхивает и пробует мои бёдра, коленки, пятки и пальцы. Добавляет руки, и я понимаю, что уже ничего не понимаю, я слышу только своё дыхание, в мозгу рефреном звучит: «Ещё, ещё, ещё…» Слышу, как кто-то разговаривает совсем рядом, какой-то радиоспектакль:       — О-о-оу… ещё, хочу тебя.       — И ты меня получишь!       — М-м-м… не могу терпеть.       — Я вижу, иду туда…       — О-о-оу, ты так хорош! Мне так хорошо! Р-р-р-рома…       — И ты хорош.              Роман наконец достигает паха, и мне становится жарко в его рту, расплавляюсь, истекаю. Уже не слышу голосов, только хлюпание, стоны, дыхание. Уже нет слабости в организме, весь напряжён и выгнут навстречу своему лгуну. Он выпускает мой член, останавливает руки на окаменевших яйцах и спрашивает:       — Ты любишь меня?       — Да, да, да… не мучай. — Я ищу его голову руками, пытаюсь склонить её к паху.       — Останешься со мной?       — Да, да, да… не останавливайся.              И он склоняется и поглощает. Меня же затрясло, забило и закружило, кончаю в него, ору. Чёртов ублюдок… Как он мастерски делает минет, я просто никакой, а Роман ещё и вылизывает меня, не даёт спать, подползает ближе к лицу, тормошит:       — Юленька, я люблю тебя, тебе хорошо со мной?       — Да-а-а, — хриплю я.       — Так будет всегда… ты останешься?       Но я уже в реальности, я отвечаю:       — Нет.       — Что ж, давай повторим…       — Не-е-ет…              Но он меня не слышит, начинает заново. А я как безвольная тряпка, он вертит мной, как хочет. В сознании пульсируют мысли: «Он меня хочет привязать к себе крепче, хочет, чтобы я был его рабом, чтобы я умолял его губы и руки быть на мне… Он хочет, чтобы я не уходил… Нет, я выдержу. Надо думать о плохом, о том, как он по-свински поступил со мной, нужно абстрагироваться, обесчувстветь, сопротивляться…» Он переворачивает меня на живот, исследует спину, поясницу, сидя на мне верхом. Это массаж, как приятно! Гад! Целует в спинную ось, прозванивает каждую косточку, водит волосами, щекочет, гладит. Мнёт чёртовы ягодицы, и ладно бы просто мял! Идиот, придурок, извращенец! Залезает лицом в мою щель, это же ужасно стыдно, и щекотно, и прия-а-а-тно! Надо настроиться, нельзя возбуждаться, надо быть сильным! Роман гудит в меня:       — Можно я войду? Ты согласен?       — С-с-ссогласен, — это я ответил? Не-е-ет, не может быть! Где же моя воля? Где же моя сила? Вся сила в той башне, что в паху вновь выстраивается. Остальная крепость сдалась, тянется навстречу победителю, и только в этой башне жизнь, страсть, бой…              Пальцы Романа победно и нагло врываются в мой проход, вертятся, растягивают. Заставляют меня стонать снова и снова. А когда ворвался главный «воин», проталкиваясь короткими толчками, я даже дышать перестал. Чёрт, я побеждён! Победителю достаётся всё: и мой хуй, толкающий белый флаг наружу, и мой стон, молящий о пощаде, и мой позвоночник, изогнутый в экстазе, и мои слёзы… счастья. Я их не контролирую.              Победитель тоже кричит (ладно, хоть не «ура»). Валится на меня сверху. Выходит, оставляя пустоту. Сгребает под себя, и мы спим. Он на мне, я в луже спермы — своей и той, что из меня щекотно просачивается. Мне жарко и мутно. Но не хочу, чтобы он слез. Пусть!              Когда проснулись — а времени нет, есть только пространство этой комнаты, его спальни, — Роман меня обтирает, хихикая над моими потугами злиться на него.       — Это насилие! Это статья! Ты похитил меня и насилуешь!       — Ну-ну!       — Ты не сможешь меня приручить к себе!       — Ну-ну!       — А если и сможешь, то я всё равно уйду. Секс — это не самое главное в жизни!       — Монахом станешь?       — Не лезь ко мне! Я не могу, я устал…       — А покушать?       — Да…              Кормит меня из ложечки, из рук — кусочки колбасы, фруктов, сыра — всё вперемешку. Что-то ласково говорит, мурчит в ухо. Чаю не даёт! Вливает в меня вина. Слизывает с губ и с подбородка красные капли. Я опять задремал, что за пансионат для сексуально озабоченных! На задворках сознания возникает грустная мысль: «Я, скорее всего, профукал собеседование на работу… гадство!»              Когда просыпаюсь — в комнате один. Несколько минут соображал, где я и что со мной. Встаю. В заднице зуд. Пошатываясь, рыщу по комнате в поисках одежды. Нахожу банный халат. Напяливаю. Но… чёрт, чёрт, чёрт! Дверь закрыта! На ключ! Он запер меня, изверг. К окну — так там ажурные решёточки! Пусть изящные, но всё же чугунные! Блядь! Я действительно в плену! Но ведь это его дом! Буду орать! Прибежит Алина! Пусть узнает батюшку во всей красе!              Барабаню в дверь и ору:       — А-ли-на! А-ли-на! Открой мне! Это я — Юля! А-ли-на!              Открывает! Но не Алина, Роман. Улыбается:       — Ты забыл, Алина уехала к бабке, в Лондоне уже три дня.              Чёрт!       — Рома, отпусти меня! Мне нужно на собеседование! Всё, что ты делаешь — несерьёзно!       — Очень серьёзно! Работать тебе не нужно! Никаких собеседований! У тебя каникулы! И я тебя не отпущу! Ты хотел честности — получи!       — Рома, пожалуйста! Я не могу быть с тобой, это меня уничтожает!       — А я не могу без тебя! Это тоже меня убивает! Я не отпущу…               Я застонал. А он злобно зыркнул и велел:       — Живо в постель, и нехер мой халат надевать!       — Нет! Рома! Только не секс!       — Именно он!              Я даже побежал от него по периметру комнаты, по кровати, защищаюсь стулом. Но тщетно, стул у меня отобран, брошен в угол, а я схвачен, облапан, смят. Шипит мне в ухо:       — Признайся, что я — то, что надо! Я необходим тебе!       — Да, ты мне нужен…       — Говоришь без страсти, милый!       — Потому что вру!       — Ах, так!              И опять обдирает меня от шелухи жалкой защиты, опять заставляет пищать и задыхаться. Опять ртом всасывает мой член, и я уже готов. Сколько можно? Но вдруг останавливается и отваливается от меня, я в ярости ору:       — Заканчивай, урод, раз начал! Ты не смеешь остановиться!       — А ты сам попробуй! — слышу его напряжённый голос. Смотрю, он лежит рядом на животе, зад отклячил, положил под себя подушку. — Юля, разрешаю тебе! Попробуй со мной!       — Что? — не то чтобы я тупой, но в состоянии предоргазма как-то не соображается!       — Трахни меня! — орёт Роман. — Отомсти, давай!       — Я… я… не умею!       — Нечего уметь! Я смазал всё, смелей!              Я аж затрясся. Я пальцами в него не полезу! Целовать в анус не собираюсь! Но член ноет уже от похоти, не рукой же заканчивать! Ублюдок! И я пристраиваюсь за ним, между его широко раздвинутых, волосатых ног. Пробую вставить, но это разве возможно? Узко! Чуть не реву!              — Смелей, дави, я готов! — кричит мне Роман, ну, я и давлю! Хоп! И я внутри, чёрт, что за хрень! Даже больно, так узко! Нужно было рукой! Надо вытаскивать, толкаюсь, и вдруг становится свободнее, Роман расслабился, толкаюсь ещё! Я уже настолько на взводе, что не думаю о Романе, у меня просто звёзды в глазах синенькие! Хлюпаю, долблю, изливаюсь, ору… На пике замечаю, белые костяшки пальцев на его руках, он вцепился в простынь, замечаю, что он сжал одеяло зубами, что брови сведены и залом на лбу, невыносимая скорбная трещина! Падаю! Но помня, что нужно вынимать член, делаю это с противным звуком. Блядь! Я в крови! Роман в крови! Я порвал ему анус к такой-то матери!       — Рома! Чёрт! Ты как?       — Как больно!..       — Прости! Я… я… ! Ты сидеть-то сможешь?              Он не отвечает на этот супер-вопрос! Он берёт тайм-аут. И я лежу рядом, меня грызёт изнутри. Лихорадочно соображаю, что, наверное, какое-то лекарство нужно найти! А он через пару минут молчания говорит:       — Юля, ты доволен?       — Чем тут быть довольным? Ты идиот, что ли?       — Ну… мне больно! Ты отомстил!              Ушам не верю! Он всё это затеял, чтобы установить некий статус-кво. Типа я больно сделал тебе, а ты мне! Вот и квиты! Начнём снова истязать друг друга!       — Роман, ты идиот!       — Но ведь ты любишь меня?       — Люблю!       — Ты останешься со мной?       — Рома, давай я хоть обезболивающее принесу! Где оно?       — На кухне, в маленьком ящике подвесного шкафа. Найдёшь?              Я спрыгиваю голый с пятнами крови с кровати, несусь на кухню. Ищу шипучее обезболивающее, растворяю, иду обратно. Переворачиваю жертву моего насилия на спину и вливаю в него жижу.       — Спи! Потом сходишь в душ!               Целую его ласково в губы, и Роман умиротворённо вздыхает и улыбается:       — Значит, ты мой?       — Твой! Спи!              Он закрывает глаза. Видимо, он думает, что победил, обыграл, приручил. Нет, Роман… Я тоже найду какое-нибудь лекарство, что-нибудь обезболивающее, и уйду. Я не могу быть с тобой! А ты сделал ошибку: дверь оставил открытой. Тихонечко выхожу, иду в свою бывшую комнату. Одеваюсь. Благо одежды накуплено прорва! Нахожу лист бумаги, ручку и пишу:              «Роман! Я ухожу. Прошу тебя, не ищи меня, не возвращай, не гонись! Ты — суперлюбовник, я просто с ума схожу от секса с тобой, но ты не человек! Ты — волк! А я зоофилией не занимаюсь! Мне придётся уехать из города, я переведусь в другой вуз. Мне будет тяжело. Без твоих рук и ласк, да и без твоих денег, без твоих прибабахов. Но я выживу, я буду жить НОРМАЛЬНОЙ жизнью! Какой бы пресной она тебе ни казалась! Прости, но мне придётся уйти. Ты многому меня научил, я уже не буду так доверять людям, как я уже никогда не смогу доверять тебе! Я правда тебя любил. Прощай!       PS. Я взял на память одну вещь».              Оставляю записку на кухонном столе, прижав ножом. Ухожу. Беззаботно разговариваю с Василем, который решил, что я ненадолго сгоняю в город. Он даже вызывает мне такси, и я за счёт Бараева качусь в будущее, в котором Романа НЕТ! Я плакал полдороги, чесал кулаками глаза, чтобы таксист не вывернул шею и не упал в кювет, как это сделал я в последний месяц жизни.