***
— Так, Роман-Роман, — бормотала Тоня, щелкая мышкой по вкладкам отцовского ноутбука, который-таки смогла выудить из комнаты Эраста так, чтобы ни брат, ни Валерия (преданно служащая господину Розенбергу-старшему) ни о чем не догадались. Слева от нее, накрыв толстовкой колени, присела Мстислава, сонливо следя за движениями подруги. — Ни одного подходящего по возрасту мужчины, — раздраженно буркнула она, захлопывая крышку ноута так, что Смирнова дернулась, выходя из легкого транса. — Ты уверена? — уточнила Слава, потирая красные от перенапряжение глаза, и, взглянув на экран монитора, нахмурилась. Действительно, что ни «Роман», то обязательно с проседью. Шел третий час ночи. Ковер вокруг был щедро усыпан пачками от чипсов, разнообразие которых было словно бы магазинным; кучей банок из-под лимонадов и энергетических напитков; и множеством исписанных и исчерканных бумажек, лишь десятая часть которых украшала стену, соединенная алыми нитями. — Мда-а-м. — Абсолютно. То был голос довольно молодого человека, припоминаешь? Точно до сорока лет, а тут все деды какие-то! — возмутилась Розенберг, заваливаясь спиной на пушистый ковер и тут же вскакивая, так как приземлилась точно на яркую банку, треснувшую под весом Тони. Эту ночь, как и пару предыдущих, девочки проводили под одной крышей: Эраст уехал в другой город по делам, а Тоня, чтобы не умереть от одиночества (компания служанки Валерии доставляла мало удовольствия) позвала Мстиславу жить у себя некоторое время, пока брат не вернется. С большим желанием, Тоня оставила бы Мстиславу у себя навсегда, но у той была своя семья, да и Эраст довел бы обеих до нервного срыва на раз-два. — Мы уже вторую ночь ищем этого Романа, почему бы не сделать перерыв на что-то другое? — Мстислава подавила чудовищный зевок и поглядела в окно, за которым опять лило как из ведра. Такая осенняя меланхолия начинала надоедать, хотя, пожалуй, полностью описывала ее настроение. А как вернуть те летние дни, теплые и живые - никто не знал. — Например? — Тоня приоткрыла один глаз и требовательно уставилась в ответ. — Ты хотела учить меня стрелять из пистолета или самообороне, — напомнила Слава, скрещивая руки на груди не то по старой привычке, не то от холода, хотя в доме у Розенбергов было довольно тепло, несмотря на внушительные размеры дома. — Или твой брат на нас за это настучит? — Не парься ты так, не настучит. Да и стучать-то некому, — Тоня пожала плечами и мотнула головой на фотографию Константина Розенберга, перекрытую черной ленточкой. — Эрасту по-барабану. Думаю, ему было бы только на руку, если бы я случайно застрелилась во время этих «уроков». Наследство делить он не хочет, а мне, собственно, и не надо. Пусть удавится, раз так надо. — Слушай, я все спросить хотела, а чем занимается твой брат? — спросила Мстислава, снова подавив зевок. Две бессонные ночи, которые организм держался чисто на кофеине и честном слове (а также на ряду других стройматериалов из той же серии), дались обеим нелегко. — Вроде отцовский бизнес продолжает? — Нет-нет, не совсем, — затараторила Тоня, замахав на подружку руками. — Конечно, по наследству ему и, не факт, что мне, перейдет и часть дома, и часть бизнеса, но сейчас у Эраста свои дела. Не знаю, убьет ли он меня, если я тебе расскажу, но когда нашему Растику было всего семь лет, его выкрала неизвестная, но очень профессиональная банда наемников для главы какой-то там компании, обосновавшейся в другой области; вроде как у братца пытались выпытать информацию про отца. Но, боже, ребенку семь лет, у него только недавно зубы молочные выпали, он вон свистел на все шипящие, как чайник, а они его про бизнес-планы отца спрашивали, при чем запытали так, что едва всего непопереломали, глаз подбили чуть не до слепоты, зуб выбили, благо, на тот момент молочный. Он красится с того дня; судя по словам Валерии, там у него там все ужаснее некуда. Ненавидит свою внешность, сам сотни раз говорил, хотя, тут я вынуждена согласиться; видела бы ты его тело — все в шрамах! А он говорит, шрамы ему удовольствие доставляют. Совсем крышей поехал после того дня. Сам даже резался, однажды даже до заражения крови дело дошло. Отец с ума сошел от злости, когда узнал, что Эраст сам себя травмирует. Да и мне тогда страсть как прилетело, что не доследила за этим идиотом. Вот, и, получается, он теперь вроде как ищет тех людей, которые его за сотни миль от дома везли без еды и воды, только чтобы использовать в качестве боксерской груши. Злится, говорит, осталось чуть-чуть, а все никак не выяснит, кто заказ сделал. Даже плачет иногда… В такие моменты и правда начинаешь жалеть этого знойного парнишку. Мы же его тогда насилу вытащили из той заварушки; отцу моему колено прострелили даже, до самой смерти прохромал. Тут еще и внезапная его смерть, так что Эраста от дел все отвлекает, вот он и раздражается по пустякам, — нехотя оправдала характер брата Тоня, хотя понимала, что делает ему медвежью услугу. — Но по жизни он та еще мразь, если честно. Лучше ему не доверять, так как любая твоя тайна позже обернется тебе же огромной проблемой, но я с детства лелеяла надежду, что он добрый в душе и любит семью, хотя год от года я начинаю убеждаться в обратном. — Ой, жуть-мурашки, — с легким отвращением передернула плечами Смирнова. — А куда его увезли-то? — Я тогда не родилась еще, так что всех подробностей не знаю, — тихо протянула Тоня, задумчиво шкрябая подбородок. — Но вроде как куда-то в глушь Смоленской области. Не помню, как называлось место, прости. — Ого, далековато, — Мстислава мысленно представила себе карту и едва не задохнулась: вот так совпадение, там же когда-то находилась и ее родная деревня. Вспоминать ужасы детства вновь до скрежета зубов не хотелось, а потому девочка живо сменила тему. — Так, получается, у вас с ним разница в-? — Восемь лет, — подсказала Тоня. — Эрасту двадцать пять лет. — Мой Велес всего на два года младше твоего, забавно, — Слава улыбнулась. — Кстати о нем, ты никогда не рассказывала о Велеславе, — заметила Розенберг. — Или это тайна какая? — Да нет, не тайна вовсе. Велес сейчас учится в институте в другом городе. Заочно. Говорит, хочет в философию погружаться, очень уж ему эта наука интересна. Мы с ним очень разные, хотя детство было у обоих одинаковое, — Мстислава спрятала прядку волос за ухо и, почесав зудевший нос, потрясла головой. — А мой приемный отец руководит несколькими художественными галереями. И, по крайней мере по его словам, является прямым потомком Павла Третьякова, уж его ты обязана знать. — Вау, вот это я понимаю родственничек! — Тоня резко приняла сидячее положение и во все глаза уставилась на Мстиславу. — Так почему же ты Смирнова, а не Третьякова, раз живешь в новой семье? — Ну, если честно, мне моя фамилия больше нравится. Она простая и звучная, хотя и является самой популярной в России. Это Велеслав в благодарность решил взять его фамилию, так что он теперь Третьяков Велеслав Романович, а я, как была, так и осталась — Смирнова Мстислава Германовна. — Мстислава Германовна? — с трудом переспросила Тоня, вскинув обе брови едва ли не на макушку от удивления. — Тебе в учителя явно не стоит идти, знаешь ли. Ученики тебя проклянут, выговаривая твое имя, помяни мое слово. Мстислава громко рассмеялась. — Да я и не собиралась. Я мечтаю играть на барабанах в какой-нибудь крутой банде неформалов, чтобы выходить на сцену под сверкание софитов и громкие аплодисменты зрителей, — Мстислава обвела глазами комнату, словно бы представляя концертный зал и широко улыбнулась. — Вот это жизнь! Катаешься по миру, подписываешь открытки многочисленных фанатов и живешь, не зная горя! — Вот это я понимаю мечты, — протянула Тоня. — Вот лично мне хочется просто свалить куда подальше и спокойно закончить там жизнь. Знаешь, где-нибудь на берегу моря, с родным человеком, кошкой и гитарой. Чтобы выходить утром на балкон, вдыхать аромат моря, чувствовать ветер в волосах, — она мечтательно глянула на одноклассницу. — Понимаешь? — Да, — улыбнулась Слава, с восторгом отмечая мечтательный блеск в глазах Розенберг, и тут же широко зевнула. — Давай-ка спать, хотя бы сегодня, — предложила она, падая головой на плед. — Спокойной ночи, — пожелала желтоглазая, ложась рядом с Мстиславой и, судя по размеренному дыханию, почти сразу засыпая.***
— Слава! Слава, проснись! — услышала Смирнова и тут же почувствовала на своих плечах крепкие руки подруги. Сквозь беспокойный сон, она пробормотала что-то вроде: «Отвали». — Миса, блин! — ее еще раз тряхнули за плечи, и через мгновение Мстислава подскочила. — Да что случилось? — завопила она, раздражаясь. — Чшш! — тут же зашипела на нее Тоня, закрывая рот подруги мокрой ладошкой. — Заткнись и иди за мной, если жить хочешь, — дрогнувшим голосом прошептала девчонка, и только сейчас Мстислава заметила в ее глазах немой ужас. — В доме кто-то есть. Система охраны дала сбой. Давай за мной, — она потянула Мису за собой на выход из комнаты и, на секунду остановившись у порога, выглянула в коридор. Едва разноцветная макушка Тони высунулась из проема, раздался грохот. Пуля просвистела рядом с девичьей щекой, разнеся дверной косяк в щепки. Не успела Розенберг и слова сказать, как воздух прорезал свист пуль. Взвизгнув, Тоня захлопнула дверь. — Ты жива?! — крикнула Мстислава, хриплым от страха голосом. Тоня не ответила, она молча схватила Смирнову за ворот толстовки и потащила к окну, сильно хромая на левую ногу; распахнула настежь форточку и, повернувшись на Мстиславу, заговорила самым сиплым голосом, который только Слава от нее слышала: — Прыгай, — приказала она, возвращаясь к двери, чтобы прикрыть ту чем-либо тяжелым. — Что? — поперхнулась Мстислава, замирая возле окна. — Прыгай, твою дивизию! — заорала Тоня, пытаясь перекрыть свист пуль. Дверь тряхнуло. Мстиславу заколотило мелкой дрожью. Взобравшись с ногами на подоконник, она глянула вниз и обомлела. Второй этаж… А из-за болезненного оцепенения кажется, что сто второй. А прямо под окнами открытый бассейн, огражденный небольшим выступом. В последний раз она оглянулась назад, чтобы увидеть, как Розенберг торопливо достает что-то из верхнего ящика шкафа, балансируя на носочках одной ноги. Голова закружилась от ужаса, и в следующую же секунду Мстислава соскользнула с подоконника вниз. Камнем ударившись о воду, с такого расстояния казавшуюся тверже камня, Смирнова тут же ушла на дно вопреки попыткам всплыть, утянутая тяжелой толстовкой, пропитанной массами воды. Животный страх вмиг отступил, когда она случайно в панике втянула носом воду. Как жаль, что Тоня не знала, что Слава не умеет плавать, когда толкала ее к окну… Коснувшись лопатками дна бассейна, Мстислава чуть приоткрыла глаза, тут же залившиеся хлоркой. А тут так спокойно, что даже вылезать не хочется. Раздался приглушенный всплеск воды, и Слава, казалось бы, через вечность преодолев поверхностное натяжение воды, вдохнула полные легкие желанного воздуха, закашлявшись. Вода вокруг была алой — это первое, что девочка осознала, когда зрение наконец-то сфокусировалось на окружении. Второе, что она увидела, была Тоня, тяжело дышавшая и державшая в руках пистолет. Хлорированные струйки ледяной воды стекали с ее побледневшего и искаженного от боли лица. — Быстрее! — неестественно уверенно прохрипела она, подплывая к каменному бортику и вытаскивая Славу на бережок и сама выползая за ней. — На выход, сей час же! — рявкнула она, увидев растерянность Мстиславы, а затем вскочила на ноги, едва заметно шатнувшись, и, направив дуло пистолета в окна, выстрелила вслепую. В комнате кто-то вскрикнул. Розенберг перезарядила пистолет и вновь направила его вверх. — Шевелись, Миса!!! — не выдержала Антония и что есть силы пнула подругу по ягодицам, тут же взвыв от боли в ноге. Мстислава, не помня себя от ужаса и боли рванула по насыпи и, оказавшись в десяти минутах бега за пределами дома Розенбергов, упала в сухую траву. Дыхание сбилось; Слава хрипела водой и задыхалась, пытаясь избавиться от влаги в легких. Звездное небо перед глазами плыло, будто на карусели; Мису тошнило. Она перевернулась на живот и вся затряслась. Подавив приступ рвоты, она осела на колени, а затем без сил рухнула на спину. Полежав так пару минут, она приподнялась, огляделась и закричала имя подруги в кромешную тьму вокруг что было сил. Ответа не было. Смирнова едва шевелясь, вскочила на ноги, сделала пару шагов и снова упала, выплевывая из легких воду. Холод пробирал жо костей, а мокрая одежда тяжеленным мешком висела на теле, испачканная опавшей листвой, веточками и грязью. — Тоня! — Слава дыша замерла, услышав хруст сухой листвы позади себя. — Да тихо ты, — раздалось метрах в пяти от нее. — Если будешь так орать, эти головорезы и до нас доберутся. — Тоня! — затряслась Мстислава. — Т-ты… Что ты натворила?! — Да не пищи ты! — Розенберг закрыла уши ладошками, в одной из которых был зажат пистолет. Ладони у Тони были все запачканы запекшейся кровью, но вот чьей Славе знать вообще не хотелось. — Разоралась тут… Неплохо бегаешь, кстати. Я никогда бы не подумала, что такая хилая девчонка сможет так быстро удирать, — выплюнув последние слова, Розенберг упала в траву и отшвырнув оружие в сторону, начала вздрагивать, толи от боли, толи от слез. — Ты, что, убила их? — пробормотала Мстислава, чувствуя ком в горле. Тоня не ответила. Она прикрыла лицо руками и громко всхлипнула. — Ты убила человека?! — срываясь на вопли повторила Слава. — Ответь! Немая истерика Розенберг начала жутко нервировать, а потому Смирнова подползла к подруге и что было силы ударила ту по ноге. Антония взвизгнула и схватилась за коленку, прижимаясь к ней лицом. — Тоня, не молчи!!! — Да, убила! Одного уж точно! Возможно. Скорее всего ранила только, — взорвалась Тоня, задыхаясь от слез. — А если бы не выстрелила, ты бы уже была на полпути в лес в разных мешках. — Уж лучше так, чем слыть убийцей! — Слава вскочила на ноги, взбешенно сверкнув глазами в полумраке занимавшегося рассвета. — В случае чего убивала я, а не ты! — парировала Тоня, так же резво вскакивая на ноги, но тут же без сил падая обратно. — Я была рядом! — Мстислава не считала это аргументом, просто была настолько зла и напугана, что за языком не следила вовсе. — Так и вали на все четыре стороны, раз так боишься! Без сопливых разберусь, — негодующе зарычала Тоня, бросая гневный взгляд на мокрую до нитки Славу, похожую на зашуганную мышку, ярость которой могла дать фору любому бешеному хищнику. Мстислава замерла, с легкой безучастностью наблюдая за гневной тирадой одноклассницы. Она металась от желания помочь Тоне до желания просто взять и рвануть прочь; однако здравый смысл ярким фонариком маячил впереди, не давая совершить глупости, которая могла убить их обеих: во-первых, Слава была без малейшего понятия, как выбираться из района, где жила Антония, во-вторых, все ее вещи остались в доме Розенбергов, включая телефон и кошелек, так что вызвонить полицию или брата возможности не было, ну и в-третьих, судя по состоянию Тони, ей прострелили колено, вот почему она хромала, вот почему нагнала Мстиславу спустя лишь минут семь после побега самой Смирновой. Мстислава с жалостью посмотрела на трясущуюся на земле подружку, чьи короткие волосы слиплись от крови и воды. Она ведь и правда спасла ей жизнь, выстрелив тогда; а ведь и выстрел был вслепую, но попал ведь. Не стояла бы сейчас здесь Мстислава, если бы эта милая девчонка не вытащила ее со дна бассейна, если бы не оттащила тогда от лестницы, чтобы сошедшая с ума от страха за Пономарева Слава не бросилась в пекло, если бы Тоня не оттащила ее от двери… Если бы не Тоня, она бы уже была похожа на решето, в любом случае… Досада и стыд нахлынули, как цунами, и девчонка смущенно потупила взгляд на босые ноги и тихо прошептала: — Тонь, прости… — Иди в пень, — тоскливо отозвалась Тоня. Нет, она не злилась, просто момент недопонимания заставляла ее сильно нервничать. — Или помоги мне встать, нужно вызвать скорую и полицию. Только бы добраться до соседей… Или, если, дай бог, те головорезы убрались, домой… Слава молча подала той руку и, взвалив ту себе на плечо, шажок за шажком вернулась на дорогу. Злость на саму себя давила. Смирнова всхлипнула, подтаскивая Тоньку, пытающуюся хоть как-то идти самостоятельно, но все попытки оказывались тщетными, да и волочить высоченную Розенберг по насыпи было трудно. — Хочешь, я потащу тебя на закорках? — предложила Мстислава, присаживаясь на корточки. Тонина губа мгновенно поползла вниз, словно бы она вот-вот готова была разрыдаться. Она плюхнулась на спину Мстиславы, крепко обнимая ту за шею. — Оп… — Спасибо, — едва слышно прошептала прямо в ухо подруги Тоня и, едва не теряя сознание от боли указала дрожащей рукой прямо. — Нам туда. — Не за что, расслабься и просто указывай мне дорого по мере необходимости, — сочувственно улыбнувшись через головную боль, Слава подтянула подружку повыше, чтобы было удобнее тащить ее слабеющее с каждой секундой тело. — Как ты так умудрилась-то? — Когда выглянула, эти сволочи начали стрелять, вот и не успела увернуться, — все так же ослабленно ответила Антония, слегка уязвленная своей беспомощностью. — Прости, что накричала… — Я сама виновата, — с теплотой возразила Мстислава, не в силах повернуть голову на одноклассницу и взглянуть ей в глаза. — Спасибо, что спасла мне жизнь, я бы уже точно откинулась, еще тогда, в школе… — Не за что, это всего лишь рефлекс, — отчужденно ответила Розенберг, утыкаясь носом в мокрый хребет Славы. — Ты теплая, — умиротворенно прошептала она тоном человека, явно теряющего сознание. — И дождем пахнешь!.. — Не говори, — отрезала Смирнова, — и, это, отдыхай, — со вспыхнувшими ушными раковинами Мстислава покосилась на отключавшуюся девчонку и истощенно вздохнула. Почему этот проблемный месяц так долго тянется? Вечный октябрь, что по факту, что на душе: дождь, холод и странное чувство безысходности, преследовавшее каждого по пятам, словно тень…***
А меж тем от дома Тони отошли двое мужчин, один повыше, другой пониже. Тот, который был повыше немного шатался, а другой явно пребывал в ярости. Когда парочка добралась до припаркованной недалеко огромной машины, оттуда вылез третий. — Что случилось? — Сбежали, — бросил низкий, садясь на переднее сиденье. — Этому, вон, плечо пробила девчонка с зелеными патлами… Ты не говорил, что эти детки Пономаревские такие смышленые, Олеж, — обратился первый к третьему, медовые глаза которого тут же расширились от удивления. — Это на твоей совести, родной… — Что я могу сделать, чтобы исправить свое положение и доказать вам, что я все еще ваш покорный слуга, Роман? — скованно начал Олег, поправляя тканевую маску на лице, скрывающую нервозную мимику. Тихвинский наклонился вперед, изучая бледное лицо, брови, каждую веснушку и мелкий шрамик на лице коллеги. — Пожалуй, можешь. Раз уж ты дал нам ложные показания насчет девчонок, то поможешь ты в другом. А учитывая, что сейчас ты работаешь бок о бок с Пономаревым, поможешь весьма, — сухо протянул Роман, наклоняя голову набок. — Я так устал бегать за этим стариком, которого ни огонь, ни пули не берут… Так устал, Олеж, — говорил Тихвинский, вглядываясь в коллегу. — Но для начала скажи, на чьей же ты стороне? — лицо Романа было также скрыто под тканевой маской, и видеть Олег мог лишь его холодный взгляд кобальтовых глаз, прожигающих душу насквозь. — На стороне справедливости, — ответил Олег, косясь на раненного сообщника. Тот ничего не говорил, упрямо изучая мутным взглядом землю. — Я на вашей стороне, Роман, — ответил Олег, и его теплые глаза заблестели. — Хорошо, — рука Тихвинского потрепала беднягу по щеке, поощряя словно бы домашнего питомца за выученную команду. — Тогда вот твое задание, — Роман наклонился к самому уху бледного, как смерть Олега. — Убей Пономарева… — Есть, — ответил Олег, прикрывая глаза. — Кажется, все идет согласно плану! — улыбнулся Тихвинский и похлопал Олега по плечу. — Удачи, старик! Олег в панике огляделся. Нет, все точно идет не по плану!